Холодная комната

– Пошли отсюда! Не знаю я, куда Женька делся! Миллион раз твердили вам, идиотам: брать разрешение, брать, брать, брать!

– Вот жопа, – вздохнул Алёшка, также покинув свою палатку, – и Женька, сволочь, исчез!

Медленно проехав через полрынка, автобус остановился. Из него вышли восемь сержантов, прапорщик и старлей. Они были экипированы таким образом, будто им предстоял захват Усамы Бен-Ладена с его гвардией.

– Шестьдесят второе, – сказал Алёшка, который знал весь личный состав ближайших отделов внутренних дел, – вот суки!

– А тот – невысокий, тощий, тоже оттуда? – спросил Матвей, имея в виду старлея, – я в первый раз его вижу.

– А его к ним недавно перевели. Говорят – нормальный, поэтому неуживчивый. А вот прапорщик – сука.

– Это я знаю.

Прапорщик и старлей подошли к палатке, в которой сидела Ирка. Та сразу вышла и повела их за угол магазина. Торговцы, утихомирившись, разошлись по своим местам. Сержанты стали бродить по рынку и болтать с ними. Один сержант подошёл к Матвею с Алёшкой. Посмеиваясь, спросил:

– Как дела, барыги?

– Дела идут, – ответил Матвей, – а вы с чем явились?

Сержант вздохнул.

– Спроси что-нибудь полегче! Я – человек служебный. Ежели что – без обид.

– А мы не успеем слиться?

– Попробуй. А, нет, уже не успеешь!

Прапорщик, Ирка, старлей и Женя, найденный ими в полуподвальном кафе, за рюмкой ликёра, шли вдоль рядов, обсуждая что-то. Смеялись. Ирка затем свернула к своей палатке, прапорщик влез в автобус, а Женя и офицер, прошагав весь рынок, пересекли переулочек, затем – скверик вдоль ювелирного магазина, и, взяв в ларьке около подземного перехода пару бутылок пива, пошли обратно. На ходу пили. Их разговор становился всё веселее. На рынке весельчаки разошлись – старлей присоединился к прапорщику, а Женя собрал торговцев у дверей магазина и объявил:

– Ну, господа, добились вы своего. Начальнику отделения час назад позвонил секретарь управы. Сказал, что на сорок мест мы берём двадцать разрешений. Я много раз вас предупреждал, что это не шутки. Начальник просто не вправе не реагировать на такие звонки. Поэтому тем, у кого разрешений нет, придётся сейчас проехаться в шестьдесят второе. На полчаса. Простая формальность. Начальнику всего-навсего надо поставить галочку на бумаге.

– Женька, не ври! – прокричал Вадим, брат Лариски, – ты всё устроил!

– Вадим, заткнись, – огрызнулся Женя, – я тоже еду!

– Какой герой! – возмутился Ромка, один из группы фанатов «Локомотива», которые представляли на рынке скорее партию любителей пива, – у тебя, Женька, везде продавцы стоят! А нам – всё бросать?

Тут Женя взорвался. Оскалив зубы, расколотил об асфальт пустую бутылку и заорал:

– Да мне-то какое дело? Я вообще могу никуда не ехать! Я вас предупреждал, уродов? Предупреждал! Вот теперь торчите хоть до утра в обезьяннике! Мне плевать!

И, плюнув, он сломя голову зашагал к кафе. Его настигали крики:

– Сволочь ты, Женька!

– Ещё один такой выкидон, и нас тут не будет! Пусть к тебе, сука, хачей подселят!

Ещё и деньги собрал для тех же ментов!

– Отдай быстро деньги!

Женя остановился и повернулся. Выкрики стихли.

– Валерка, иди сюда! Я тебе отдам твои деньги, – предложил Женя. Так как ответа не прозвучало, он усмехнулся и пошёл дальше.

Стражи порядка сразу взялись за дело. Вслед за Матвеем к его палатке подошли прапорщик и сержант. Другой. Они стали наблюдать, как он собирается.

– Где напарник твой? – спросил прапорщик. От него несло перегаром. Впрочем, слегка, так как он стоял с подветренной стороны.

– В управу поехал, брать разрешение, – был ответ.

– Не ври! Думаешь, я Борьку не знаю? Скорее он за смертью своею поедет!

Матвей лишь пожал плечами.

– Так значит, нет разрешения? – смекнул прапорщик.

– Значит, нет.

Оглядев товар, разложенный на столе, прапорщик решил снизойти до почти приятельской интонации.

– Слушай, как ты выживаешь на таком хламе? Разве нельзя нормальный товар набрать?

– А этот чем плох?

– Да тем, что это – дерьмо!

– Так ведь дерьмо тоже имеет право на некоторое значение, – возразил Матвей, – а иногда даже на автомат.

Сержант рассмеялся, хоть упомянутый шутником предмет болтался и у него на шее. Прапорщик усмехнулся, но усмехнулся так, что бедный Матвей поспешил прибавить:

– Я не про ваш автомат, а про игровые, возле метро! Вчера я на них просадил всю выручку.

– А ну быстро сгрёб своё барахло, и – марш с ним в автобус! – пролаял прапорщик, у которого всё равно почему-то слегка испортилось настроение, – ты у меня, сучок, ещё поторгуешь на этом рынке!

Матвей решил промолчать, хоть ему хотелось как-то загладить свою неловкость перед вторым милиционером. Но, кажется, тот всё понял. Поорав матом, прапорщик перешёл к Денису.

– Что, и рулоны тащить в автобус? – спросил Матвей у сержанта.

– С ума сошёл? Возьми ты любую дрянь, какую не жалко! Нам до …, на что оформлять изъятие. Сигаретку дай!

Спустя четверть часа Матвей сидел в холодном автобусе и держал на коленях фанерный ящик, только что найденный на помойке. Он был наполнен пустыми банками из-под пива, которое Матвей и Денис хлестали с утра. Палатку, стол и товар Матвея взялся снести на свой склад Алёшка. Хоть у него разрешения не имелось, он отбрехался. Он умудрялся всегда от всего отбрёхиваться. Денис подобным талантом не обладал, поэтому сидел, злой, напротив Матвея. Прочих задержанных набралось около пятнадцати. Это были почти все локомотивщики, брат Лариски Вадим, грузин Витька-Винтик с двумя девчонками-продавщицами, тут же, впрочем, слинявшими из автобуса под каким-то хитрым предлогом, Володька с Сашкой и ещё два неразлучных друга чуть старше школьного возраста, Димка с Ванькой. Про этих двух говорили, что они трахают всё, что движется и пьют всё, что горит, плюс пиво с креветками. Торговали они исходя из того же принципа, всем подряд. Для краткости их называли просто: смешные. После этих самых смешных, которых пришлось водворять в автобус пинками, к задержанным присоединились сержанты, прапорщик, и, к всеобщему удивлению – Женя. Он снова был в спокойном и снисходительном настроении. Старлей сел в кабину, рядом с водителем. С лязгом хлопнулись одна о другую дверцы. Зарокотал мотор.

– Могло бы быть хуже, – заметил Женя, закурив длинную Иркину сигарету.

– Например, что? – с вызовом поинтересовался Вадим.

– Например, ОМОН.

Автобус тронулся в путь по скользкой дороге. Через пятнадцать минут он въехал во двор небольшого здания, затерянного в глухих переулочках Соколиной горы. Задержанных вывели. Осмотревшись, Матвей увидел сталинские дома, гаражи, детскую площадку, помойку, двух бультерьеров в комбинезонах и их хозяек в норковых шубах. Обе дамы курили.

– Опять бомжей набрали с помойки, – громко проговорила одна из них, взглянув на Матвея, – делать им не хера!

– Это точно, – отозвалась другая, – в Чечню бы их, сук поганых!

Никто не отреагировал, хоть все слышали. В отделении Женя начал что-то шептать на ухо старлею, бодро жестикулируя. Остальным торгашам велели сложить ящики и коробки перед столом, за коим сидел, разбирая бланки, сержант с вялой и унылой физиономией. Из дежурной части, напоминавшей аквариум для пираний, слышались крики дежурного лейтенанта в три трубки сразу. Кто-то орал на кого-то и в коридоре, за санузлом.

– А что ж вы так мало их привезли-то? – спросил унылый сержантик своих коллег, доставивших торгашей, – у меня тут клетка почти пустая!

– Она такой и останется, – бросил Женя, и, подмигнув товарищам, побежал на второй этаж. За ним устремились прапорщик и старлей. Едва они скрылись, из-за угла сотрясаемой воплями лейтенанта дежурной части вдруг вышли двое: майор – высокий, с усами, и капитан – небольшой, в очках.

– Давай, давай, оформляй, – приказал майор сержантику за столом, после чего оба, миновав зал, исчезли во мраке длинного коридора. Сержанты, ездившие на рынок, придвинули торгашей вплотную к стене с облупленной краской, велели им стоять смирно.

– Нас что, расстреливать будут? – вслух подумал Матвей.

– Конечно, – сказал Вадим, – ведь Женя довольно ясно выразил пожелание, чтобы клетку не наполняли.

– А ну, заткнуться! – рявкнул сержантик. Задержанные слегка даже испугались. Как следует отругав их матом, сержантик начал записывать их фамилии и домашние адреса. Тем временем, двое других сержантов ушли в один коридор, четверо – в другой, а двое оставшихся увлечённо рылись в коробках. К этим двоим вскоре присоединился и лейтенант, с недовольной рожей покинувший помещение с унитазом. Этого лейтенанта Матвей не знал, но мгновенно понял, что он – блестящий знаток розыскного дела. За полминуты все шесть карманов его бушлата с верхом наполнились импортными розетками, выключателями и частями польских смесителей. Двум сержантам, хотя они рылись дольше, досталась одна лишь дрянь. Внезапно вернулся прапорщик. Взгляд у него был злой. Подойдя к коллегам, опустошавшим коробки, он проорал:

– Вы что, охамели?

– Нет, мы всегда были хамами, —возразил лейтенант и скинул картонку, которая прикрывала ящик Матвея. Матвей зажмурился. Он услышал звон банок и смех сержантов.

– Так! Это чьё? – спросил лейтенант, пихнув ногой ящик в сторону торгашей.

– Моё, – признался Матвей и призвал на помощь всю свою смелость, чтоб встретить смерть если не геройски, то философски. Лейтенант двинулся на него, но всё тот же прапорщик, находившийся к нему ближе, опередил сослуживца. Схватив Матвея за воротник, он начал трясти его, будто яблоню, и дышать ему прямо в нос какой-то огнеопасной смесью химических элементов.

– Ты самый умный? … твою мать! Скажи мне, ты самый умный?

– Я не тот ящик взял! Перепутал! – кубарем покатился Матвей с вершин философии. Это не помогло ему.

– Хочешь сесть, сучок? – орал прапорщик, скаля зубы, – хочешь, чтоб у тебя героин нашли? Или пистолет, палёный на ограблении с тремя трупами?

– Это что здесь за шум? – спросили вдруг с лестницы. Все стремительно повернулись к ней. На первый этаж спускались: серьёзный Женя, невозмутимый старлей и толстый майор – первый заместитель начальника отделения. Матвей сразу же был отпущен, и смесь химических элементов вместе с её источником отодвинулась от него метра на четыре. Не дожидаясь ответа на свой вопрос, дородный майор весело продолжил:

– Ну что, барыги, попались? А сколько раз вас просили не выставляться без разрешений! У нас из-за вас проблемы!

И, посмеявшись, свернул в коридор направо. Старлей прошёл в дежурную часть, а Женя, вздохнув, сказал торгашам:

– Через полчаса вас отпустят. А мне пора.

С этими словами он поплотнее надел картуз и вышел на улицу. Как всегда, никто не поверил ему. И точно – после того, как вялый сержантик переписал торгашей, их препроводили по полутёмному, длинному коридору в камеру для административно задержанных. Её дверь представляла собой решётку с двумя замками. Глядя, как лейтенант сдвигает засовы, Матвей подумал, что их не выломать. Усмехнулся. Как будто если можно было бы выломать, он бы выломал! Где ему! От страха перед какой-то пьяной скотиной руки ещё до сих пор тряслись.

С потолка сквозь прямоугольный плафон просачивался неяркий, но едкий свет. Лампа почему-то гудела. До водворения торгашей в тесном обезьяннике находились восемь мужчин, трое из которых были бомжами, и две молодые девушки. Все стояли или прохаживались, насколько позволяло пространство. Сесть было некуда, кроме как на каменный пол, холод от которого ощущался сквозь подошвы ботинок.

Едва шаги лейтенанта стихли, торгаши вновь начали ругать Женю.

– Сволочь! Скотина! Ирка сейчас ему отсчитает на казино и на бар со шлюхами!

– До утра здесь будем торчать!

– Он ведь выживает нас с рынка!

– А какой смысл? Эти же менты устроят ему проблемы, если уйдём! Бандиты – тем более. Они просто его убьют!

– Да за один день вместо нас другие найдутся! Из них полегче будет верёвки вить. А начнут роптать – он и их ментами затравит.

Поспорив так, торгаши тревожно задумались. Остальные задержанные безмолвствовали. Смешные – Димка и Ванька, запели песню про тополиный пух. Денис, который на рынке всегда орал на них, чтоб заткнулись, теперь молчал и грыз ногти. Одна из девушек начала подпевать. Матвей, сняв верхний бушлат, сложил его вчетверо, положил так на пол и сел. Сокамерники взглянули на него с завистью.

– Ишь, запасся бушлатами, – проворчал один из бомжей, – в следующий раз надевай их штук двадцать пять, чтобы всем хватило!

– Двадцать пять презиков он наденет, чтоб осчастливить тут всех, – прервал Ванька песню, – даже менты сейчас прифигели от его щедрости!

Все немножко развеселились – не потому, что шутка у Ваньки вышла бог весть какая, а потому, что она всех сблизила и от этого как бы стало чуть-чуть теплее. Девчонки, впрочем, через минуту вновь приуныли. Одна из них была белобрысая, не особенно примечательная, одетая как торговка с рынка, другая – видная, стройная. На ней были замшевые ботинки, джинсы, пальто и стильная шапочка с отворотами. Эта шапка Матвею очень понравилась, и он стал на неё глядеть, чтобы хоть маленько отвлечься от грустных мыслей.

Вскоре во мраке длинного коридора возникли две расплывчатые фигуры. Звук их шагов апокалиптически нарастал. Потом зазвучали и голоса:

– Ах, … твою мать! Я ключи забыл!

– Ты чего, дурак? Они у меня!

– А! Теперь понятно, зачем ты со мной пошёл.

К решётке приблизились лейтенант – тот самый, с шестью карманами, и сержант. Последний, звеня ключами, стал отпирать засов. Тот не поддавался.

– Что ты, …, возишься? – специально для девушек подчеркнул своё положение офицер.

– Я не каждый день отпираю клетки!

– Каждый день будешь, если ещё хоть раз семьдесят шестым машину заправишь, понял?

В конце концов, засов сдвинулся.

– Стебенкова, на выход! – крикнул сержант, распахивая решётку. Блондинка очень обрадовалась и вышла.

– Иди за мной, – скомандовал лейтенант, и они вдвоём зашагали обратно по коридору. Сержант, тем временем, запирал решётку.

– Я хочу пить, – беззубо, но настоятельно заявил один из бомжей.

– А бабу не хочешь?

– Баба тут есть, – со скрипучим смехом ответил бомж. Матвею вдруг неожиданно захотелось встать и со всего маху влепить его в стену мордой. Сержант ушёл, но вскоре опять вернулся, грубо таща за собой всё ту же блондинку. Впихнув её, после ожесточенной возни с засовом, обратно в камеру, произнёс:

– Здесь тебе не рынок, чтоб торговаться! Ишь ты, растявкалась!

– Что не так? – спросила блондинку вторая девушка, когда страж порядка вновь удалился.

– Сотку хотели. А у меня полтинник только остался.

– Я дал бы тебе полтинник, – сказал Матвей.

– Да пошли они! Перетопчутся. Всё равно отпустят к утру.

С этими словами блондинка грустно прижалась спиной к стене. Опустила голову.

– Я дам семьдесят, – сказал Димка, – Матвей живёт далеко, а я живу близко. Контрацептивы есть.

– Да отстань, мудак, – огрызнулась девушка, – ты достал! Ещё хоть один намёк с твоей стороны прозвучит в мой адрес – я за себя не ручаюсь!

– За каждое своё слово будешь ответ держать в день суда, – сурово взглянул на Димку Матвей, – так сказано в Библии. Понял, тварь?

– Ты хочешь сказать, что контрацептивы – грех? – обрадовался смешной, – я тоже так думаю! Слышь, блондиночка? Я согласен!

– А у меня совсем денег нет, – вновь подала голос вторая девушка, не дав вклиниться в разговор второму смешному, который был готов это сделать. И разговор сам собой замялся. И это было неплохо. Все успокоились. Матвей начал наблюдать за красивой девушкой. Та внезапно присела на корточки рядом с ним, приподняв полы своего длинного пальто. Он искоса глянул на её профиль и осознал, что она – постарше, чем показалось ему сначала. Ей было лет двадцать семь.

Витька снова начал вслух вспоминать о подлостях Жени. Все его слушали.

– Парамонова, выходи, – внезапно раздался из-за решётки голос сержанта, который подошёл тихо. Девушка в пальто вздрогнула, поднялась. Матвей её удержал. Достав из кармана ворох десяток, он протянул их ей.

– На, возьми! Иначе не выпустят.

Она долго смотрела ему в глаза – ну, секунды три. Потом взяла деньги.

– Спасибо тебе большое!

И сразу вышла из камеры, благо что сержант на сей раз совладал с решёткой довольно быстро.

– Вперёд, – скомандовал он, выполнив обратное действие и тем самым вроде бы исключив возможность идти назад. Девушка пошла, изящно покачиваясь. Сержант, следуя за ней, не отрывал взгляда от её правой ноги, как будто она чем-то отличалась от левой.

– А что же нас-то всё держат? – разволновался Вадим, когда они скрылись за поворотом. Его нервозная интонация сбила с мысли смешных, которые приготовились к зубоскальству насчёт Матвеевой щедрости.

– Пробивают по ЦАБу, – объяснил Витька, – такой порядок у них.

Через пять минут к решётке подошли четверо – высоченный, широкоплечий майор с усами и три сержанта сходной комплекции. Один быстро отпер засов, распахнул решётку.

– А ну-ка, иди сюда, – произнёс майор, уставившись на Матвея. Матвей опешил.

– Я? Почему?

– Сейчас всё узнаете.

Матвей встал. Его руки долго не попадали в просторные рукава бушлата. Никто, однако, не торопил его. Милиционеры следили за ним без всякого выражения, а товарищи по несчастью – с большой тревогой. Ещё бы! Надев бушлат, он покинул камеру. Засов лязгнул.

– Руки назад!

Матвей подчинился. Конечно же, он не знал, что и думать. На один миг в мыслях у него промелькнула злобная морда прапорщика.

– Идём!

Майор шагал первым. Матвей – за ним, держа расстояние где-то полтора метра. Один сержант дышал ему на затылок, а два других шли с боков, на полшага сзади. Не столько страшно было Матвею, сколько досадно. За двадцать три года жизни он сделал много такого, за что его могли посадить, и всё сошло с рук. А тут – поганый язык сгубил! Что стоило промолчать, не лезть на рожон и не банки взять, а пар пять перчаток да упаковки две скотча?

В зале стоял почти весь личный состав шестьдесят второго – лейтенанты, сержанты, прапорщик, другой прапорщик, капитан в очках, другой капитан и толстый майор – заместитель начальника отделения. За столом сидела вместо сержанта женщина в штатском, очень красивая. Перед ней лежали чистые бланки. Когда Матвей подошёл к столу, она опустила глаза на них, но он всё же успел заметить в глазах её дикий ужас. Спутать его с чем-нибудь другим было невозможно. Поняв, что это – именно он, Матвей обвёл взглядом всех остальных и очень отчётливо ощутил себя вдруг ходячей атомной бомбой. Да, ровно так на него смотрели. А ещё он заметил двух посторонних, гражданских – женщину и мужчину. Они стояли возле дверей.

– Подойдите ближе, пожалуйста, – обратился к ним усатый майор. Когда они подошли, он сказал Матвею:

– Прошу вас выложить всё из своих карманов на стол.

– А что происходит? – спросил Матвей. Ему не ответили. Покачав головой – дескать, ну и ну, творят что хотят, он начал опустошать карманы. На край стола из них перекочевали семьсот рублей, зажигалка, пачка презервативов, дамские часики, сигареты, ключи и паспорт. Последний женщина-секретарь взяла и открыла одной рукой, другой заполняя бланк протокола. Потом она отложила паспорт и начала переписывать выложенные на стол предметы, перечисляя их вслух. Пока это продолжалось, Матвей смотрел на дамские часики. Смотрел дико. Он представления не имел, откуда они взялись в боковом кармане его бушлата.

– Так почему это ты ругался матерной бранью? – опять раздался голос усатого. Матвей вздрогнул. Поднял глаза на него.

– Кто ругался? Я?

– Ну конечно, ты! За это тебя на рынке и задержали.

– Можешь обжаловать в течении десяти суток, – сказала женщина, завершив писанину и пододвинув лист вместе с авторучкой Матвею. Отдёрнув руку, дрогнувшим голоском прибавила, – распишитесь.

Матвей взял ручку и расписался.

– Штраф – пятьдесят рублей, – объявил майор. Матвей потянулся к своим деньгам, чтобы положить обратно в карман шестьсот пятьдесят. Но в эту секунду другой майор, подскочив к нему, чрезвычайно ловко защёлкнул на его высунувшихся из рукавов бушлата худых запястьях наручники. Тут Матвею стало совсем уж не по себе. Его большие глаза, которыми он ещё раз обвёл десятки собравшихся, вдруг увидели вместо лиц какие-то пятна. Он безропотно дал двум рослым сержантам себя охлопать, потом – взять под руки и стремительно вознести на второй этаж. Там ждал лейтенант.

– Сюда, – сказал он, открывая дверь в кабинет начальника отделения. Два сержанта втолкнули туда Матвея, после чего дверь была захлопнута и на два замка заперта.

Матвей огляделся. Кроме него, в кабинете никого не было. Горел свет. На стене тикали часы. Широкие окна, забранные решётками, дребезжали от ветра, чернели мглой унылых дворов. Постояв, Матвей сел за стол с двумя телефонами, положил на него скованные руки. Напротив был ещё один стол, с компьютером. Часы тикали, представлялось Матвею, громче и громче. Он стал следить за минутной стрелкой, пытаясь поймать движение. Он не думал, что видит сон, потому что руки сильно болели.

Глава вторая

Минутная стрелка дошла до самого верха, а часовая пересекла восьмёрку, когда дворы огласились воем сирены. Он приближался к зданию и под самыми окнами оборвался. Матвей затаил дыхание, но услышал только хлопки дверей. Точнее, щелчки. Машина была хорошая. И ещё грустнее стало Матвею.

Спустя несколько минут за дверью вдруг раздались шаги четырёх-пяти человек и тихие голоса. Пришедшие, слышно было, остановились около кабинета. Оба замка по два раза щёлкнули. Дверь открылась. Вошёл мужчина. Немолодой. И даже не средних лет. Но красивый. В костюме. С кейсом.

– Здравствуйте, – сказал он, оглядев Матвея с порога.

– Здравствуйте, – не особенно дружелюбно, однако и не враждебно бросил Матвей. За четыре года торговли он научился говорить с теми, кого судьба вознесла над простыми смертными – генералам и прокурорам не сбавлял цену, даже когда они совали ему в лицо свои удостоверения. Но вошедший, пожалуй, не был ни генералом, ни прокурором. Он походил, скорее, на дипломата правительственного уровня. Выглядел на шестьдесят лет. Рост имел немножко за метр восемьдесят, сложение – атлетическое, вид – бравый. По крайней мере, его густые, зачёсанные на пробор волосы были мало тронуты сединой. Усы – чуть поболее. Сволочизм во взгляде его присутствовал, но культурный: прежде чем в морду даст – извинится. Словом, Матвей поймал вдруг себя на том, что очень хотел бы выглядеть так же лет через тридцать пять.

Стоя на пороге, таинственный незнакомец очень внимательно осмотрел кабинет, потом сделал шаг к его середине, и, ещё раз взглянув на Матвея, властно сказал:

– А ну-ка, снимите с него браслеты!

Эта команда адресовалась трём офицерам, оставшимся за порогом. Один из них – тот самый майор с грозными усами, за один миг оказался возле Матвея и столь же быстро освободил его руки.

– А теперь выйдите и закройте за собой дверь, – последовала вторая команда. Майор поспешно выполнил и её. Легко взяв тяжёлый стул, который стоял у стола с компьютером, незнакомец поставил его к первому столу, напротив Матвея. Затем он положил кейс на угол стола, так как пол был грязен, сел и сказал:

– Не улицы, а каток! Сейчас на моих глазах на Яузской набережной сшиблись четыре автомобиля. Если бы я оказался там парой минут позже, попал бы в мёртвую пробку.

Матвей молчал, потирая ноющие запястья.

– Что ж вы так мало наторговали сегодня? – спросил мужчина, пристально глядя ему в глаза.

– Да торговли не было.

Важный чин сочувственно хмыкнул.

– А когда она есть, какая примерно сумма за день выходит?

– Тысячи две, – слукавил Матвей, пытаясь понять, чего от него хотят.

– Вы кто? Продавец?

– Я – частный предприниматель.

– Расходов много? Я не имею в виду налоги.

– Двести рублей – директору магазина, рядом с которым располагается рынок. Ментам и мафии – по полтиннику.

– Это в день?

– Конечно, не в год же! Вы – из налоговой?

Незнакомец с ответом не торопился. Матвей скопировал проницательную улыбку Шерлока Холмса из своего любимого фильма. Но прозвучавший ответ вынудил его заменить её на растерянную ухмылку Лестрейда.

– Да нет, Матвей. Я не из налоговой. Я – старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Российской Федерации. Мальцев Сергей Афанасьевич. Вот моё удостоверение.

Документ, раскрытый перед глазами Матвея, показался последнему приглашением на его же собственную кремацию. Разумеется, он не стал особенно вчитываться в него – просто неподвижно смотрел, совсем как баран на ворота смотрит. Но по его взгляду можно было подумать, что он придирчиво изучает каждую букву, каждый значок, каждую деталь фотографии. Вероятно, Мальцев так и подумал, поскольку долго не убирал документ. Наконец, убрал и сказал: