Королевские чётки. Зерно чужестранца

Король поморщился и холодно ответил:

– Чужестранка, чего уж хотеть. Да будет тебе известно: Бернард – это тронное имя. Каждый наследник считает честью назваться в день коронации в честь величайшего правителя – Бернарда Первого, мудреца и воина. А настоящее имя короля… иное.

Полный разгром. Горло сжалось, слова иссякли, как реки под палящим солнцем. Оставалось действовать.Я развернулась – на этот раз уже в правильном направлении.

– Напарник, новичок, подопечный…– К королевскому дворцу, говоришь? – сказала я вслух. А под нос пробормотала:

Обратно мы шли молча и почти вслепую. Стоило открыть рот или глаза— и разгулявшийся в Погорелом районе ветер тут же наполнял их песком и пеплом.

К счастью, «песчаная буря» принесла не только вред: когда мы добрались до оживлённых улиц, вызывающе-сиреневая мантия моего спутника стала пыльно-серой. Теперь он походил на обычного бедняка или пилигрима – что не могло не радовать. На всякий случай я свернула на соседнюю улицу.

Рабочий день подходил к концу. Продуктовые лавки закрывались, ремесленники грузили телеги – и тоже направлялись туда же, куда и мы: на Центральную площадь.

После полудня, когда светило пряталось за дворцом, а тот снисходительно покрывал половину города своей тенью, на площади собиралась вся столица. Одни – в надежде распродать остатки товара. Другие – развеяться после трудового дня. Для третьих на площади рабочий день только начинался.

Мы миновали белоснежный храм на углу, свернули с длинной улицы и спустились к караульной башне. В лицо повеяло теплом печей для выпечки – значит, мы приближались к цели.

Место, где мы встретились, теперь было не узнать.

Недавняя пустынная площадь превратилась в шумное море. Палатки, телеги, жаровни. Запахи корицы, карамели, садовых цветов и заморских масел кружили голову. От криков и смеха звенело в ушах.

– …что напрямую связано с отменой рабовладельческого строя! И каждый день мы видим новые законы, вроде этого, в защиту низшего класса. Но может ли защитить кодекс сам по себе?! Побойтесь Бога! Серенид никогда не был страной писаных законов… – донёсся до нас выразительный голос с ближайшей трибуны.

Ах да. Это же трибуна ордена Непринуждённых. В Серениде трибуны есть у каждой фракции.

Мой спутник кинул в сторону оратора строгий взгляд и пошёл дальше.

Я шагала рядом с ним, будто всё это привычно, будто я каждую неделю сопровождаю сбежавших монархов через рынок в их собственный дворец.

Казалось, на нас постоянно оглядываются – кто-то с любопытством, кто-то с раздражением, кто-то вовсе без интереса.

Вот продавец сладостей прищурился, будто узнал. Вот девочка указала пальцем – на меня или на него? Или вовсе не на нас?

Я постаралась смотреть вперёд, будто иду по важному поручению. Хотя у меня и впрямь было важное поручение. Чертовски важное. Почему же всё казалось таким нелепым?

– В прошлом году мои вазы победили на Баркийской выставке! – гаркнул торговец, когда мы проходили мимо уставленного посудой прилавка. Я вздрогнула и чуть не врезалась в мима с нарисованной широкой улыбкой.

– Таприканские масла, – подмигнула мне полная женщина с подносом, привязанным к шее.

Ясно, увидела во мне потенциального покупателя. Но тут же посторонилась: прямо на нас шагала колонна бродячих музыкантов. Выстроившись по трое, они дудели, бренчали, отбивали ритм. Их светлые наряды выделялись на фоне толпы.

Я кивнула своему подопечному, что выпучил глаза и обхватил себя руками – то ли замёрз, то ли испугался. Мы пристроились следом за музыкантами: они уверенно пробивали путь к широким вратам дворца.

А врата, как всегда, были распахнуты. Из них лился свет – тёплый, золотой, от сотен масляных ламп.

И уже в десяти шшагах от цели моё внимание привлёк дурманящий запах вафель. Горячих, хрустящих, с орехами, шоколадом, ягодами – аромат возносил в райские кущи.

Очередь уже вилась змеёй у маленького ларька. Ещё бы! Неслыханно – приехать в столицу и не поесть знаменитых вафель. Я замрла всего на долю секунды.

«Может, Его Величество сжалится? Позволит сделать перерыв и перекусить? В конце концов, ему тоже надо питаться, я полагаю…»

Но тут мои сладкие грёзы прервал резкий голос. Он нарушил вечерний гул, словно камень разбивший витраж:

– Что это вы делаете?!

Я обернулась. Слева за палатками четверо стражников избивали парнишку в рваной тунике.

– Что вы делаете? – повторил Его Величество. – Стойте!

Стражники не реагировали. Думаю, они и предположить не могли, что обращались к ним.

– Стоя-а-а-ать! – заорал король так, что голос эхом разлетелся по площади.

Стражники замерли. Люди, сбившиеся с ног в толчее, обернулись. Гул стих, как по мановению руки.

– Ты что, а? – вытаращился стражник в золотистом шлеме.

– Капитан, в чём вина этого молодого человека?

– Твоё какое дело? Иди куда шёл! И до тебя скоро доберёмся, – просипел стражник.

Остальные трое с готовностью загоготали.

– Значит, вы даже не знаете, – король ещё выше поднял подбородок и сложил руки на груди.

– Слышь ты, у тебя что, армия за плечами? – капитан сплюнул.

Вокруг воцарилась такая тишина, что стало слышно, как дышит избитый. Бернард Двадцать Четвёртый входил в свою роль:

– По закону вы имеете право лишь арестовать его, – звучал над площадью его сильный голос. Чётко выговариваемые слоги, отдавались эхом в моей груди, в груди всех слушателей. Притихли даже ораторы. – И только в случае вооружённого сопротивления, опасного для жизни одного или нескольких подданных, вам дозволено применить оружие…

Толпа одобрительно загудела, послышался шёпот. Стражники застыли в нерешительности, один из них бросил:

– Что-то он больно умный!

И тут избитый парнишка подскочил, будто поднятый с земли невидимой рукой. Он сгибался пополам, морщась от боли, но рванулся вперёд, сверкая босыми пятками. Его силуэт так стремительно скрылся в толпе из виду, что капитан стражи успел только всплеснуть руками.

Послышались смешки, но быстро смолкли – капитан положил руку на эфес меча. А король, кажется, не уловил перемену в воздухе и продолжал:

– Ну вот. Теперь вы его не найдёте, потому что в первую очередь вам стоило проверить его документы, но уверен, вы этого…

Лицо капитана исказилось, как в кривом зеркале:

– Иди сюда ты, отбросок! – проговорил он. – Сейчас я разберусь с тобой.

Он обнажил меч, остальные стражники повторили за ним.

Зеваки с воплем бросились врассыпную, мы остались одни перед четырьмя вооружёнными громилами. И только тут король осознал своё шаткое положение. Он побледнел, рука его метнулась к левому бедру – оружия нет.

Я кинулась вперёд, чтобы встать между королём и стражниками, отвлечь удар на себя. Что делать потом – одному Богу известно, но ещё пара шагов и Гредвару будет, кому заплатить за свержение монархии.

Но вдруг король вскинул руки, будто готовился к магической атаке. Я встрепенулась:

«Магия?! Но ведь королевскому роду не положено».

Тем не менее с его рук сорвалась вспышка, и вокруг нас вихрем закружилась дорожная пыль.

Словно по команде все четверо стражников застыли на месте, как злобные восковые фигуры. Капитану досталось больше всех: с поднятой ногой и мечом в руке он покачнулся и со всего роста рухнул на землю. Грохот спугнул стаю птиц у фонтана и заставил меня опомниться.

– Бежим! – закричала я и дёрнула короля за руку.

На полном ходу мы врезались в удаляющуюся толпу. Без особых жертв пробились вперёд и побежали по улицам, петляя по закоулкам. Остановились в конце дальнего квартала на каком-то старом дворе, когда перестало хватать дыхания. Я уселась на край перекошенного колодца, король опёрся спиной о ствол дерева рядом.

– Поверить не могу, – проговорил он. Голос его был преисполнен трагизма, достойного лучших сцен Серенида. Сбивчивое дыхание и взмокшие волосы усиливали эффект. – Я только что нарушил закон!

– Ты сошёл с ума! – констатировала я.

Он как раз принялся осматривать свои ладони, и теперь поднял на меня взгляд:

– Но ведь иначе, они убили бы меня!

Я дёрнулась так, что чуть не съехала на землю.

– Что?! Да ты бы ещё голову на плаху положил, а потом брыкался! Ты сам всё устроил! Никому… Никому, понимаешь?.. – нужных слов не находилось. – Никому не позволено мешать хранителям правопорядка! Тебе полагалось просто следовать за мной, заниматься своим делом, как все нормальные люди. А не устраивать сцены на виду у всей столицы! Ты публично унизил их! Поставил под сомнение их честь, помешал исполнению служебных обязанностей, а напоследок ещё кинул в них «Параличом»!

– Что? – он отслонился от дерева, подался вперёд, на лице одновременно заиграли злость и растерянность. – Да ты ведь тоже была там! Ты что, ничего не видела?! Честь? Служебные обязанности?

– А что?

– Что?! Да то, что ты чужестранка, которой дела нет до того, что творится в этой стране! Четверо вооружённых бойцов избивают сапогами несчастного полуголого парнишку – действительно, какое тебе дело?!

– Какое мне дело… – голос вовремя осип, не дал сорваться.

«Это он говорит мне, борцу за свободу и равенство?! Мне, рыцарю и герою его королевства?! Мне, что готова была кинуться на его защиту, рискуя своим положением?! Мне?»

Разумеется, он ничего этого не знал. Я выдохнула и сказала так спокойно, как только позволяли эмоции:

– Знай же, о патриот, что такое творится на твоей родине по десять раз за день!

– Что за вздор! – он стиснул зубы. – Хочешь сказать, что моя стража регулярно нарушает свои полномочия? Ты понимаешь, что говоришь? Да при таких беспорядках… Будь так, я бы… люди бы… не молчали!

Я скрестила руки на груди. Казалось, вот-вот одержу верх.

– А кому, по-твоему, они должны это говорить? Или может, они должны кричать на центральной площади, как ты? Да и что за повод? Стражи ловят нарушителей закона и наказывают их на своё усмотрение. Да, время от времени превышают свои полномочия, но какой нормальный человек полезет заступаться за преступника?

Король сжал кулаки:

– Не применяй к моему народу свою рабскую логику! – сквозь зубы проговорил он.

– Мою? Что это ты имеешь в виду?! – ком в горле перекрыл дыхание, я сглотнула.

«Не может быть! Я его неправильно расслышала».

Но он сказал всё с той же злостью:

– Таприкан!

– Да что ты знаешь о нём?! – руки мои задрожали, знакомый жар разлился по телу. Я не могу… я не владею собой, когда кто-то называет мой народ «рабским».

А он лишь насмешливо фыркнул:

– Знаю. Достаточно. Вы позволили сделать себя рабами.

Дальше сдерживаться я не могла:

– Да как ты смеешь такое говорить! Вот, значит, как? Да я… Я тоже много чего знаю… знаю, кто ты! Ты король всего этого балагана, от которого у тебя самого встают дыбом волосы. Сам не в силах приструнить даже собственную стражу! А таприканцы у тебя виноваты? Может, ты разрешил нам остаться только для того, чтобы было на кого сливать вину?!

– Ты… ты… ты… Да ты знаешь, кто я?! – выкрикнул он так, что даже закашлялся.

Ах, как шёл ему гнев! Глаза горели, щёки пылали – он просто был рождён для него! Так вот настоящее лицо правителя!

– Знаешь, кто я?! Знаешь и позволяешь себе вот это… всё?! Ах ты неотёсанная ограниченная… дикарка! – последнее слово отразилось насмешливым эхом в заднем конце двора.

– Ах! – я вскочила, впервые в жизни ощутив острое желание разодрать кому-то лицо ногтями. – А ты тупой, самонадеянный пустозвон! По-твоему, ты заслуживаешь другого отношения? Да, ты! Ты! И один лишь ты в ответе за всё, что происходит – и даже не способен это признать. Не могу поверить, что раньше…

– Наглая дрянь! Да как ты смеешь! – он почти плевался словами, на скулах играли желваки, кулаки побелели. – Твоё образование не позволило бы тебе управлять даже забегаловкой! Что ты можешь понимать в государственной политике?

Попробуй пережить хоть одну ночь на улицах собственной страны – с твоей утончённой политикой!– Ну так вперёд, с твоим великим образованием!

– Обойдусь без ваших масок и тотемов!

– Изувер!

– Людоедка!

– Да пошёл ты! – разворачиваюсь и иду прочь. Куда – не знаю, но рядом с этим тупицей находиться больше не могу.

– Правильно, исчезни с глаз моих!

"Нет, это слишком! Король виделся мне дерзким борцом с заплесневелой системой, новатором, справедливым правителем. А оказался – фанатичным националистом с комплексом неполноценности. Разрушает старые заблуждения, а у самого башка кишит новыми!

Не желаю связываться с узколобым эгоистом! И кровь его на моих руках мне тоже не нужна. Пусть сами разбираются со своим двадцать четвёртым прыгуном".

С такими мыслями я направлялась к дому Гредвара. Как бы там ни было, я обязана сказать ему, что отказываюсь от задания.

Глава 2

На этот раз я пролетела Погорелый район на одном дыхании, разодрала колючие кусты, и буквально кинулась на ворота. Однако они не спешили открываться.

Сердце тревожно сжалось. На всякий случай, я повторно прошептала секретные слова – тогда ворота дрогнули, и из них выглянул рогатый демон:

– Господина нет дома, – проговорил он голосом, напоминающим завывание ветра.

«Нет, Гредвар, ты не можешь так со мной поступить!»

Я выдохнула:

– Когда вернётся?

– Не раньше завтрашнего вечера.

Из своего опыта знала: проверять бесполезно.

Оставалось ждать, всяко покидать город было уже поздно. Тени удлинились, ветер поменялся, но дома и мостовые всё ещё дышали жаром после раскалённого дня – не самая типичная погода для начала серенидской осени.

В груди тоже донимал жар, то ли от злости, то ли от обиды…

«Год от года всё жарче! Чем больше вольности даёт король этим чёрным рабам, тем больше Серенид похож на их жалкую колонию!» – вдруг подкинула память ядовитые слова, недавно услышанные мною в одном из многолюдных клубов.

Слова, от которых кровь превращалась в кипяток!

Снова, после боли, пережитых потерь, жертв. Снова, после разгрома, реабилитации, спасения. Будто ничего не было, будто ничему не научились – ни мы, ни они.

Разве удивительно, что я вспылила от тех слов, кто бы не вспылил? И опозорила не только себя, опозорила всю Армаду Дракона. Хорошо ещё спасла репутация героя и кодексы, которыми Его Величество защищает нас: таприканцев и ретаньян. Бывших невольников. Бывших!

«Вы свободные люди, под защитой суверенного государства…» – это слова короля. Короля…

Только по его милости, благодаря его законам, я не под трибуналом, а во временной отставке. Он… Он же всегда заступался за чужестранцев!

Вот что кололо больше всего – разочарование. Я могла вытерпеть и понять и гнев, и крики, и необдуманные слова. Но упоминание рабства… Да точно ли это был король?!

Его образ такой справедливый и светлый. Образ короля-защитника, короля-освободителя, рушился с каждой секундой, вскрывая старые раны.

Я пошла короткой дорогой, придерживаясь окраины города. Мимо стиранной одежды и бегающих кур пересекла несколько дворов и через забор попала на знакомую узкую улочку. Пригнувшись, быстро пробежала под распахнутыми окнами – не хотелось повстречать старых приятелей будучи в таком состоянии духа. Нарочито срезала угол через старую мастерскую с двумя дверями под крик плотника "Мы не тоннель!", протиснулась меж домами и вскоре оказалась у трактира «Маретт-Рюсар».

Сюда редко наведывались случайные прохожие, густая крона деревьев скрывала старое двухэтажное здание от посторонних глаз.

Я отворила дверь, колокольчики у входа приветственно звякнули, но внутри царили тишина и покой. Погасший камин, нетронутые столы и пустая барная стойка. Если бы не чистота, которая ощущалась даже в полумраке, трактир можно было бы счесть заброшенным.

Жилые комнаты помещались в подземном этаже, среди оружейных, лабораторий и ещё многим другим, о чём не стоит рассказывать при первом знакомстве.

– Ах, моя дорогая! – послышался грудной женский голос. – Ну почему ты так редко заглядываешь? Ведь обещала отлучиться только на время!

Пышнотелая хозяйка трактира в старомодном, и от того стильном, селянском платье спускалась с чердака. Белый передник подпрыгивал в такт шагам.

– Маретт, я всегда здесь как дома благодаря вам! – проговорила я дежурную фразу. Из груди вырвался вздох – я вдь действительно собиралась сюда заглянуть, но в совсем другом расположении духа.

– Надеюсь на это, – хозяйка принялась ворошить угли в камине, затем взяла с полки кувшин и заученным движением плеснула туда искрящейся жидкости. Такими штучками бар снабжали алхимики: едва жидкость коснулась недогоревшие палений, как они вспыхнули, разгораясь, и бар озарился тёплым светом. Маретт повернулась:

– Так значит, – она понизила голос на полтона и подмигнула единственным глазом – второй всегда закрывала повязка, – комнату на двоих?

Я даже обернулась проверить, не стоял ли кто за спиной.

– Я одна, Маретт.

– Как же, как же! – женщина прижала кулак ко рту, плечи дрогнули. – Слышали уже. Ох, дорогая, нас мало, но мы шустрые, что не подглядим, то подслушаем.

– Маретт, я не понимаю.

"Ох, и устала я сегодня от странностей!"

– Да как же? Ведь тебя видели на площади с красивым и дерзким. А теперь вот остаёшься в городе на ночь. Ты что стесняешься-то? Я ж не священник.

Мне пришлось опереться о стену. Слова не подбирались.

– Ну вот, – Маретт вновь расплылась в улыбке. – Так и знала: всё-таки это была ты.

– Нет, то есть, да, я, но я… просто выполняла.... поручение Гредвара. Не более.

– И всё? – на лице хозяйки нарисовалось глубокое разочарование. – Как скучно! Значит, ты снова с Гредваром?

– Вроде того.

– Ладно, ладно, – она развернулась и зашагала к бару. – Не хочешь – не рассказывай. Не на дыбе!

Маретт вытащила из-под барной стойки мешок с фиолетовым порошком, насыпала немного в один из стаканов:

– Но знай, между вами была замечена… – она потянулась за кувшином и добавила в стакан воду, ярко-розовая пена с шипением поднялась над стаканом. – Алхимия!

"Да уж, в горле до сих пор осадок после этого… взаимодействия. Даже подташнивает".

– Больше слушай этих тюрбанов, – я постаралась улыбнуться и махнула рукой в сторону подземелий. – Целый день по городу слоняются, со скуки и не такого насочиняют.

– Ладно, – она протянула мне стакан. – Не знаю, что там за поручение, но силы тебе понадобятся, за ним надо приглядывать, он у тебя какой-то ненормальный. То на стражников кидается, то к озеру, на ночь глядя, попёрся. Из какой дыры он приехал, не слыхала про таких дикарей?

– Он не дикарь… Подожди! – я уже взяла стакан и начала присаживаться за столик, но тут меня словно кинули в холодную воду: – Куда "попёрся"?!

– К озеру. Около часа назад Эруна о нём расспрашивал.

– А он что, не сказал ему, что там…

– Да сказал, сказал, но твой только обрадовался.

Весь жар в груди, теперь обернулся холодом, меня пробрало от макушки до пят.

"Король! Король, жизнь которого мне доверили, отправился на верную смерть!"

Моя рука дрогнула, и розовая пена выплеснулась из стакана на стол. Я поставила его и кинулась к двери.

– Скажи ему, что это не выход, – крикнула Маретт. – Если проблема со стражей, то ты же знаешь, что делать.

Я неслась по городу, ветер свистел в ушах, а в голове звучало одно:

«Как я могла?! Ну я и рыцарь! Правильно меня, видать, в отставку отправили! Совсем с ума сошла – бросить короля одного! Развела драму, как капризный отрок. И когда стала такой импульсивной? Что я теперь буду делать, если он в беде?»

На пути уже виднелись ворота города, справа от них на лугу была стоянка возниц. Седые заросшие мужички круглый год жили в своих повозках, в основном спали, кутаясь в десятки одеял. Пробуждались только при виде заказчиков.

– К озеру Эральд, – выговорила я набегу, хватая ртом прохладный вечерний воздух.

– Э-э-э… нет, – уже поднявшийся возница плюхнулся обратно.

Я подошла ближе, достала из кармана несколько серебряных монет и показала ему.

– Да дело не в этом, – усмехнулся он из-под бортика повозки. – Ты не местная и, видимо, не знаешь. Западные дороги в это время года кишат разбойниками. Разбойничий сезон! Так что придержи монетки – шкура дороже.

– Ну тогда, довезите хотя бы до леса!

Он помотал головой:

– На запад не поеду. Ни за что! Знаешь, что с одним таким «смельчаком» стало?

– С Худапом, что ли? – из соседней повозки выглянуло одеяло, в котором белело заросшее щетиной лицо. – Так его Бог за жадность наказал. Ему побольше заплатили – он, оболтус, и поехал.

– Вот, – раздалось из третьей повозки. – Мы больше туда не возим и много не берём. Поищи другие дела, красавица, зимой съездишь. Зимой озеро ещё красивее!

Я сжала виски.

«Что делать, я не успею туда пешком! И время мне терять нельзя!»

Я неслась по городу в поисках лошади, готовая платить хоть золотом. Но, как назло – все загоны в клубах пустовали. Слишком рано!

Идущий навстречу таприканец натолкнул меня на одну мысль. Ну конечно, наша традиция с тех самых пор, как мы покинули Таприканский континент: помогать друг другу на чужбине, чего бы это ни стоило.

«Я знаю, где достать лошадь, и это совсем близко!»

Бегом миновав пару кварталов, я перемахнула через забор. Передо мной раскинулся огород размером с целое поле, и лишь вдали за деревьями притаился маленький домик.

Говорят, раньше домик служил сараем, а посреди участка стоял роскошный особняк, однако во время войны он сгорел дотла, а хозяева погибли. После этого имение досталось бывшему верному рабу – Йийи. Тот обожал земледелие и в большом жилье не нуждался.

Не без труда я разглядела и самого Йийи. Пожилой таприканец не обращал на меня никакого внимания и продолжал рыхлить землю каким-то орудием с длинной палкой.

– Йийи, это я Кеита! – крикнула я погромче, подбегая к старику. Он был близорук и глуховат.

– Кеита? – он растерянно развёл руками.

– Ну та, что до Бертуна подвозила.

– Кеита! – улыбнулся старик.

– Дело неотложное, Йийи, мне срочно нужна лошадь, одолжите, пожалуйста.

Старик поник, опустил голову, потом медленно повернулся в сторону конюшни:

– Моя Горлинка? Ну… – он снова глянул на меня.

Я нагло пользовалась его верностью традиции и благодарностью за дела давно минувших дней. Но другого выхода не видела.

– Бери, конечно, если срочно нужна, – наконец выговорил старик. Он помолчал, потом махнул рукой и наклонился, чтобы работать дальше.

Я ехала верхом и невольно любовалась прославленными серенидскими красотами. Передо мной раскинулась изумрудная долина, усыпанная синими и красными цветами, за ней, на горизонте, начинался осенний лес. Как гости на собрании серенидской знати, деревья пестрили красным, жёлтым, зелёным, оранжевым. На фоне лазурного неба то там, то там строгими стражами возвышались осколки серых скал – младшие сослуживцы Великого Белого плато, на котором стояла столица.

Я свернула в ущелье между двумя такими стражами, светло-серыми, как и само плато, а не белыми. Серенидцы не любят серое, равно как и не умеют называть вещи своими именами.

Впереди ждала развилка трёх дорог. Мне предстояло свернуть на запад к лесу. Я осматривалась, ведь вполне возможно, что король не успел уйти далеко. У развилки в тени дуба виднелся силуэт, но нет, он принадлежал не мужчине. Под деревом, обхватив колени, сидела девочка лет восьми. Заслышав стук копыт, она пугливо подняла глаза.

– Эй, привет! Ты что здесь делаешь? – обратилась я к ней.

– Я потеряла папу, – детский голос дрожал.

– Что случилось?

– Мы пошли в лес за грибами, но там пусто, – она кивнула в сторону леса. – Мы шли и шли, а грибов не находили, и тут из зарослей вышли какие-то люди и сказали, чтобы папа дал им денег. У нас не было денег, когда они это поняли, то достали оружие, – она со всхлипом опустила голову. – Я была в кустах, ловила большую жабу, поэтому они не заметили меня… Папа закричал так громко, что я испугалась и побежала. Я бежала, бежала… – она всхлипнула и прижала ладонь к глазам. – Так долго бежала!

– Как давно это случилось?

– Я не знаю точно, может, час назад.

– Вот чёрт! Ты помнишь место в лесу, где это произошло?

– Я очень хорошо знаю лес! – глаза глянули с надеждой, в них стояли слёзы.

Я усадила её впереди себя, мы поскакали на запад, следом за заходящим солнцем.

– Не стоит гулять в лесу в это время года, – сказала я.

– Вам легко говорить, мадам, – протянула девочка. И с чего взяла, что я дама, меч, что ли, заметила? – Вы богатая. А нас, что в пещерах живут, только лес и кормит. Вы знаете, что грибы появляются только осенью?

Это ужасно, но люди, живущие в лесных пещерах бедные, как храмовые мыши. Туда уходят те, чья последняя надежда умереть тихо. Так зачем же разбойники грабят таких? Не ради денег – просто чтобы помнить, что они власть. Или это уже не люди, а звери?