Болгарская неожиданность. Книга 5

На всякий случай решил привлечь к делу филина, который все кружил над моей головой.

– Филя! Поговорить надо.

Филин спланировал мне на плечо.

– Вампир один пришел, или еще кто по лесу крадется?

– Никого больше нет, – проклекотал летающий охранитель. – Я его давно приметил, потому у тебя над головой и кружил. А когда нетопырь за тебя же и цепляясь, к твоему горлу стал вверх карабкаться, я его с лету в лоб клювом и когтями ударил, откинул немного. Тут твоя собака вампира на землю сдернула, а я вверх взлетел. Следом твой друг в зеленом балахоне прискакал, с коня спрыгнул и взялся кровососа саблей рубить, а в скором времени и молодой из кустов выскочил. Других врагов поблизости нет. Я полетел?

– Лети, охоться, – успокоился я.

Разожгли два костра, большой и маленький. В большой свалили туловище вместе с конечностями, хотя Ваня и предлагал нарубить кусков помельче, в маленький кинули голову – невелик котелок, на него огонька и поскромней хватит.

Мы присели, и начали беседовать, не забывая поддерживать огонь. Первым начал говорить я.

– Вспомнилось мне, как в первый вечер в корчме Гуца орала на Пламена, что он накануне потратил много времени на болтовню с каким-то бледным монахом с белесыми волосами. И беседовали они как раз о проезжающих болярах.

А ведь это был Мирча. И он выяснял, не проехал ли я уже мимо. А когда выяснил, что еще нет, то где-то затаился в ожидании нашего приезда.

Сегодня с утра для вампира было слишком светло, и он был не в силе, а вот после обеда небо посерело, сгустились тучи и наступил для кровососа благоприятный момент. Теперь расскажи, откуда ты взялся, и почему так странно одет.

– Я еще с вечера подумал, что вы поедете небольшой компанией, и вурдалак может напасть. Вдобавок твои сопровождающие не вызовут в его подлой душонке тревоги: явно неопытный парнишка и колченогий старик не покажутся кровососу опасными. Вот я вас и провожал.

– Что-то мы тебя не видели, – усомнился я в его словах.

– Хорош бы я был в свою пору в воеводах Засадной дружины, если бы меня видел кто хотел, когда я прячусь! – хохотнул Богуслав. – А я далеко не сразу Главным воеводой стал, повоевал во всяких чинах и званиях.

– А чего нам не сказал? – решил пообижаться я.

– Оно и к лучшему, – заверил меня Слава, – а то станете крутить головами, меня высматривать, обсуждать, где я прячусь – спугнете вампира. И после ожидай его козней черте когда и черте где.

Подумав, я согласился, в этих словах был резон.

– А одежонка позеленела тоже для скрытности?

– Знамо дело!

– А где взял? Неужто с Руси вез?

– Это нет. Ванча ее из какой-то холстины сшила, а я у нее мяты надрал, хозяйка ее для разной еды почти круглый год выращивает, надавил соку и им и балахон, и рожу себе выкрасил. Почти всю ночь и провозились.

Да уж, а я тут гнусил на побратима, кары ему всякие придумывал… Кровь прилила к лицу – хоть и мысленно, а опять обделался!

Процесс сожжения опасных останков длился около часа. На пепелище, кроме золы, практически ничего не осталось, даже обугленных остатков от костей. Растаптывая для верности следы от костра, Богуслав заметил:

– Я ж говорю – не человек!

Вдруг он нагнулся, вынул из золы что-то обугленное, повертел вещицу в руках и расхохотался.

– Кровосос на тебя тратиться не пожелал! Кухонный ножик приобрел – спер где-нибудь небось, да и припрятал в своей рясе. На кинжал не расщедрился. Хотел, видать, тебя просто зарезать, чтобы лишнего не возиться, а ты его огорчил – кольчугу одел. Вот ему и пришлось действовать по старинке – к горлу добираться. Хорошо филин твой вампира в лоб, как молния ударил, и все кровососанье ему обломал.

Говорил я тебе, коротка кольчуга, горло полностью не закрывает, а ты – и так сойдет, я врага раньше убью, чем он до меня доберется. Уж где умник-разумник, а где такую дурь сморозишь, что только диву даешься! Боевого опыта у тебя нету. Походил бы под крепкой рукой десятника годок в моей дружине, мужики бы тебя быстро всему, чему надо, выучили.

Я, повесив неразумную голову, виновато сопел. Ну не воевал, что ж тут поделаешь! Да и войны в наших веках совсем иные – простые бойцы кольчуг не надевают, а бронежилеты это для элиты всякой, вроде спецназа или группы «Альфа».

– Жаль филин легковат, его удар не очень чувствителен, – продолжил Богуслав, – да и зубов у него нету. Такие бы крылышки Марфе твоей вырастить, вот она бы уж вдарила, так вдарила! И загрызла бы еще потом.

Марфуша вскочила и завиляла обрубком хвоста, коротко пару раз гавкнула. Весь ее вид говорил: давай! Расти мне крылья! Я готова!

Богуслав тоже это понял и ответил моей неутомимой охраннице:

– Уж не взыщи, тут я не ловок.

А мне строго наказал:

– Щенки от нее будут, одного мне оставь!

Тут поинтересовался любопытный Ваня:

– Мастер, а что у филинов зубов нету?

Богуслав поглядел на меня с интересом, тоже видать в этом вопросе был не очень сведущ. А может ожидал каких-нибудь замысловатых историй про отловленную в далеком будущем зубастую птицу Рух?

Мой ответ жителей 11 века слегка разочаровал.

– Ни у каких птиц зубов нет, и даже через тысячу лет не появятся.

Историями про археоптериксов и прочих летающих зубастых тварей, вымерших сто миллионов лет назад, я мозг слушателей засорять не стал.

– Ладно, ехать пора! – скомандовал Богуслав. – Смеркаться уже начинает, а взять факелы мы не озаботились.

– Это кто как, – не поддержал его мнение мой почитатель, или как сказали бы в будущем мой фанат Иван, – вот мастер озаботился.

Я раздал факелы – бывает и от меня иногда хоть какая-нибудь польза, мы их разожгли и до постоялого двора в Лесичарске доехали без лишних приключений.

Там нас встретили обрадованные женщины. Наина сразу повисла на Ваньке, Ванча с достоинством поклонилась Богуславу. Глаза у обеих сияли. Мы поставили лошадей в конюшню и прошли в дом.

Мои незначительные новости о задержке деда Банчо в Добра-Поляне вместе с телегой и лошадью, о приобретении магического кинжала, о победе над вампиром никого особо не заинтересовали. К женщинам вернулись любимые мужчины! А все остальное пустяки.

Ванча сразу пыталась нас накормить, но мы с Ваней пока были сыты и потому просто разошлись по комнатам. В корчму увели только побратима.

Через час Богуслав пришел ко мне сильно чем-то озабоченный. Присел на свободную кровать и сказал:

– Поговорить с тобой хочу, – тут он вздохнул и задумался.

Потом продолжил:

– На очень важную тему!

Опять пауза и вздохи. Этак мы, браток, будем в твоих задумках разбираться до морковкиного заговенья!

Я быстренько прокрутил в голове все животрепещущие вопросы. Кинжал добыт, вампир убит, кони есть, денег достаточно, дорогу во Францию отыщем без особого труда. Что же боярин так волнуется?

Ванча! Вот где камень преткновения для нашего доблестного смельчака воеводы! И остаться тут нельзя, манит юношеская мечта об Анастасии, и бросить Ванчу никак не получается. В общем, сердце будто пытаются разорвать на две равные части. Выход конечно есть, но тоже какой-то сомнительный…

Начинаем разговор!

– Хочешь Ванчу с собой увезти?

Богуслав опешил и перестал дышать. Вообще! Этакий эффект изумил и меня самого. Может у него обширный инфаркт случился, или побратима Кондратий хватил, как на Руси в 11 веке инсульт с выраженной парализацией зовут?

Быстренько проглядел всю его сосудистую систему. Все выше всяких похвал, бояться нечего. Так в чем же дело? Глянул еще раз. Дикий эмоциональный шторм, вот что Славу накрыло!

Бьется и рискует жизнью он привычно, занят этим всю жизнь, а вот любовные передряги, да еще и капканом сдавивший ему душу треугольник, напрочь вышибли Богуслава из наезженной колеи. При такой напасти его здоровье не убережешь. Вот черт, он же до сих пор не дышит!

– Слава! Отвечай, … твою мать!

Прорвало, задышал. Ну слава Богу, обошлось!

Затем пылкий влюбленный пару раз кашлянул, потом сглотнул и спросил дрожащим голосом:

– У тебя…, – он еще раз сглотнул, – дар прозорливца открылся?

– Это нет, – успокоил я Богуслава, – каким я был, таким я и остался. Просто это уж как-то совсем на поверхности лежит. И не ехать ты не можешь, и Ванчу бросить не в состоянии. Естественно встает вопрос: что же делать?

– И Ванча сегодня дала ответ! – заорал Богуслав. – Сказала: или забирай меня с собой кем хочешь и куда хочешь, или я завтра же удавлюсь, и ты совершенно свободен. Вот так! Взрослая баба, хозяйка дома и корчмы, мать взрослого сына, просто возьмет и удавится!

– Может пугает? – неуверенно спросил я.

– Кой черт пугает! Она не плачет, нюни не распускает, а взгляд… Я этот взгляд знаю, так глядят, когда наверняка и по собственному желанию на верную смерть идут! Когда люди остаются отход твоей дружины прикрывать против многократно превосходящего противника, и шансов спастись у них никаких нету!

Голос воеводы перестал дрожать и обрел прежнюю уверенность.

– Я и сам так же остался. Отец мне после самоубийства Насти повеситься не давал, двух ратников за мной приглядывать приставил, а жизнь мне была не мила. Я сделал вид, что успокоился и вернулся десятником, как и был, в княжескую дружину.

В первой битве все смерти искал, но ничего не получалось. Два отцовских ратника за мной хвостом шли, и мой десяток храбро бился. А тут вдруг сначала изогнулся, а потом и побежал левый край нашего воинства, потом центр, да и наш правый начал отступать – никому неохота, чтобы тебе в спину вражья сила ударила. Того и гляди, бегство повальным станет.

А для половцев любимейшее занятие расстроенное воинство, которое из убегающих людей состоит, догонять и рубить, не встречая организованного сопротивления. И потери у отступающих при этом страшные – из десятка дай Бог хоть один убежит. А эти горе-вояки уже не думают, они, охваченные паникой, как овцы гуртом бегут!

Надо было спасать народ. И я крикнул: прикроем наших! И мой десяток и два отцовских ратника встали за мной. А за нами остановилась вся наша сотня. Вот тут я и запомнил такой взгляд, взгляд мужественных людей, идущих биться насмерть.

Навсегда запомнил. И видеть такой взгляд у женщины… Она не пугает! Ох, не пугает… И сама уже ничего не боится! А мне она живая нужна. И потому поедет с нами!

– Все это, конечно важно, и хочет ехать пусть едет, – согласился я. – Коней выделим, в первом же городе еще троих купим, не обедняем, но что ты Анастасии скажешь? Как оправдаешься?

– Вот в этом-то и вся проруха! – треснул кулаком в стену Богуслав. – Ничего придумать не могу! Вот к тебе и пришел, ты ведь у нас мастер из всяческих дыр вылезать! Прямо так вылепить, мол прикипел всем сердцем к болгарской бабе, я не смог. Ну думаю, с хитрецой к тебе подойду: вот мол у одного местного человечка случилась этакая неожиданность…

– Балканская неожиданность! – не утерпел я.

– Ах да, мы же на Балканах, – отмахнулся Слава. – Вот мол, что ты посоветуешь сделать? Я еще даже не начал, а ты мне сходу в лоб: хочешь Ванчу увезти? Я и опешил.

– Ладно, – согласился я, – сейчас подумаем. Только ты мне сначала доскажи, как ты из той переделки живым выкарабкался.

– Да ничего интересного. Пока мы половцев сдерживали, бегущее войско остановилось, отдышалось, огляделось. Выбрали хорошую позицию, бойцы разобрались по десяткам и сотням, окопались, нарубили кольев и их воткнули в эту копаную землю.

Половцы нашу сотню перебили и продолжили погоню. А их вместо разрозненного стада встретило стоящее стеной войско. Они первым делом ноги передовым своим коням в свежевырытых канавах переломали, следующие, проскакавши по переломанным людям и лошадям, на колья насадились, а там уж и русские мечи, и копья в ход пошли.

В общем, теперь они побежали. Тут-то наши конные сотни их по степи и погоняли. Многие из них, включая и ханов, погибли, многих в плен взяли. Овладели и вражеским обозом, и их запасными конями. Освободили наших пленников, и на пять лет позабыли о половецких ордах.

– А ты, где же ты в это время был? Сдался?

– Вельяминовы не сдаются! – злобно сверкнул глазами Богуслав. – Потому мы и бояре, а не землепашцы какие-нибудь!

– А как же ты жив остался?

– Меня на другой день из-под завала мертвых людей и коней вытащили. Я весь в крови был и без сознания. Хотели уж хоронить, и тут я застонал. Нас от всей сотни всего трое спаслось: сотник Боголеп, он от полученных ран на другой же день скончался, отцовский ратник Власий, он воевать после этой катавасии больше не смог – кисти правой руки лишился, и после раны в грудь до сих пор дышит с трудом. Власий теперь уже совсем старенький стал, пасеку у меня возле поместья держит, а я каким-то чудом выжил.

Через полгода я раны залечил, и вернулся в княжье войско уже сотником Засадной дружины. Ты думай давай! А то у меня мозги от усилий аж горят!

– Да думаю я, не переживай. Ни с кем из женщин ты расстаться не в состоянии?

– НЕТ!!!

– Тебя понял, уже думаю.

Аж в ушах заложило! Вот ведь орать горазд! Тут я вспомнил отчество Богуслава – Гораздович, и в душе рассмеялся.

Ладно, действительно пора думать. Судя по рассказам Богуслава, Анастасия Мономах женщина была чересчур нравная и порывистая. Скорее всего, Полетта Вердье эти качества от нее унаследовала. Стало быть, никакую соперницу она возле себя терпеть не будет. Значит ее нужно на этапе возвращения домой просто обмануть, изобразить, что Ванча едет вместе с нами совсем по другой надобности, а вовсе не за Богуславом. А там, в поместье, мы ее какой-нибудь ключницей и пристроим.

Минусы этого плана:

Первое – болгарка ни шута не знает по-русски.

Второе – пойдет ли на это сама Ванча?

Тут же были измыслены доработки. Ванчу Полетте показывать, как мое новое увлечение, прилепившуюся ко мне, и только ко мне женщину.

Пойдет ли на это Ванча?

В общем, без нее мы ничего тут не решим. Я обратился к Богуславу.

– Вот что, брат, беседовать с Ванчей сейчас будем или после ужина?

– А про что?

Я изложил. Слава задергался и решил поиграть в настоящего мужчину.

– Да надо как-то без нее, а ее уже ознакомить с принятым мной решением…

Мне это не понравилось – сейчас порушит все планы, а я опять расхлебывай!

– Вот что, мил-друг, в эти игры иди с местными детками поиграй. Думаю, что с такими мыслями быстро найдешь себе оч-ч-чень достойную компанию. Меня больше со своими глупостями не тревожь. Завтра уезжаю в Новгород. Я обещал тебя только во Францию проводить, а не все твои неразумные решения разгребать.

– Не, ну чего ты взъерепенился? Я так, только свое слово пытался вставить…

Я в нецензурной форме ему объяснил, чего и куда он может себе с такими идеями вставлять.

– Да чего ты прямо как неродной! Ну давайте посидим втроем после ужина мирком да ладком, все и обговорим.

– Вот и ты давай, больше глупостей не затевай!

– Да хорошо, я и вообще помолчать могу, только ты больше не кипятись.

На том и порешили. Богуслав куда-то отправился, а я немножко вздремнул, наломался за день.

Поужинали спокойно, только еда была как-то похуже уже ставших привычными блюд от Ванчи. Потом молодые отправились на покой, а мы стали ждать. Я, между делом, выгулял Марфу, на улице мне теперь бояться было некого. Потихоньку разошелся народ, Пламен уже перетаскал всю грязную посуду на кухню, а хозяйка все не показывалась.

– Мы чего, всю ночь тут ее пережидать будем? – загноился я. – Можем ведь и завтра поутру потолковать с тем же успехом.

– Ты подожди, смуту не разводи. Она знает, что после ужина разговор будет, я ей сообщил. Поди брату напутствия на завтра раздает.

Смута нам была ни к чему, и я умолк. Наконец покинул корчму и Пламен, а к нам наконец-то вышла Ванча.

Присела, и мы начали беседы. Женщина согласилась спрятаться за мою не очень широкую спину, выдав себя за полюбовницу боярина Мишинича. Проблема, с ее точки зрения, была в другом.

– Мне наплевать, кем меня будет считать в походе французская девушка. Но ведь ты же потом уедешь, и под каким соусом я смогу остаться в поместье Богуслава? Должна же вроде за тобой податься?

Да, задачка не из легких…

Посидели, подумали.

– А что если мы с тобой поругаемся вдрызг, и я, разгневанный, ускачу в Новгород один?

– Неплохо! – оценила Ванча мою задумку. – Только должен быть весомый повод для ссоры.

Пришлось думать дальше.

– А что может быть лучшим поводом, чем ревность? – подал свой голос и Богуслав. – А уж кто кого приревновал, это разбирайтесь между собой.

Хорошая мысль! – оценил я.

А Ванча сразу же взяла инициативу в свои руки.

– Я выгляжу постарше тебя, болярин, значит мне и ревновать. Застукала тебя с какой-нибудь тамошней молодухой, и стала вовсю терзать. А ты не стерпел и уехал, бросив меня в Переславле.

– А ты знаешь, сколько мне на самом деле лет?

– Я-то знаю. И человек ты пожилой, и лекарь великий, и побратим любы моего – Славушка о тебе много чего поведал, а вот во Франции этого ведь никто не знает. И говорить им о твоем истинном возрасте совершенно незачем. А на вид тебе лет тридцать, и подманить какую-нибудь молодушку тебе вполне по силам. А я ревнючка в годах, ревность в глупую башку ударила, вот и пошла меж нами свара.

Я сижу жду, когда ты одумаешься, а Богуславу неудобно вытолкать бабенку друга. Под такие песни и проторчу в его усадьбе месяца два-три. Вот за это время мне и нужно показать себя необходимой для хозяйства. Глядишь, так и приживусь. А кем быть, мне все равно, лишь бы возле тебя, любимый, – и она погладила Славу по плечу. – Плохо только то, что я вашего языка не знаю. Значит буду усиленно учить, вот и все.

Мы с Богуславом переглянулись – умна хозяйка корчмы, ничего не скажешь. А вот с языками это конечно незадача. И тут я вспомнил про Полярника.

– Слушай, Слав, а ведь есть у меня знакомый, который хоть и не волхв, и вовсе не кудесник, а его толмач лучше наших с тобой переводит. Вон как с дельфинами удалось столковаться.

– Я рассказывал Ванче про инопланетянина, так что можешь не таиться. И к чему ты это толкуешь?

– А к тому, что если ему это поставили, так и ты можешь на наших попытаться. Волхв ты довольно-таки сильный, вон в Марфе какой ум развил…

– Марфа собака! – запротестовал Богуслав.

…а нам с Иваном богатырскую силу подарил. А мы с ним отнюдь не собаки. Значит ты и простым людям можешь помогать.

– Этого никто не делает!

– А ты сделай. И на других не озирайся.

– Даже Старшие волхвы на это не идут!

– Им не надо, они и не идут. А тебе это позарез нужно, вот и иди, ставь Ванче толмача.

– Чего-то я не решаюсь, нарушу еще чего в ней…

– И я тоже на любимых ничего опробовать при лечении не люблю. А ты на Иване вначале потренируйся, набей руку. А чего порушишь, я налажу.

– А Ване это надо?

– И даже очень, – заверил я неуверенного в своих силах волхва. – Вспомни, как он тут с Пламеном пытался столковаться. А уж сколько мы с Наиной горя приняли, пока Ваньку двум простеньким болгарским фразам обучали, так это просто ни в сказке сказать, ни пером описать. А нам ведь еще через много разных стран ехать, и с разными народами общаться. Думаю, денек-другой Ванча здесь свои дела улаживать будет, а ты пока на Иване и поучись.

Женщина согласилась.

– Надо будет кого-нибудь в корчме на кухне вместо себя оставить, Гуца еще неловка, да и Пламену кое-чего требуется растолковать, он пока за хозяина тут остается. Ты сам-то, поди, недоволен, тем, что я к твоему другу привязалась?

– Да как сказать, – возразил я, – ехать нам еще далеко, и кто его знает, чего этот многоженец еще по дороге откаблучит. Приглянется ему распутная бабенка какая где-нибудь в Сербии или Хорватии, так я тут до весны проторчу. А ты женщина очень порядочная, строгих правил, присмотришь за этим старым балбесом.

Ванча расхохоталась, а Богуслав показал мне увесистый кулак.

– Я побегу еще кое-что сделаю, а ты, – хозяйка строго посмотрела на любимого, – тут долго-то не засиживайся. Буду ждать с нетерпением! – и убежала.

Слава вздохнул.

– Попал я тут как кур в ощип! Мечусь между бабами, вдобавок и ты от всей души осуждаешь…

Я впал в глубокие раздумья. Как все было хорошо и спокойно до этих болгарских чудес! Развелся с неверной женой, отправился за любимой невестой, ну просто тишь и благодать. Славный женский роман, да и только. А сейчас? Черте что и с боку бантик! Все женщины были бы такой историей очень недовольны.

Только кто я такой, чтобы побратима осуждать? Не судите, да и не судимы будете. У меня у самого биография изобилует подобными темными пятнами.

А кто из людей уж очень белый ангел? Возьми вот мечту любого артиста – Гамлета, принца датского. Злодей? Ну что вы! А он между делом убил отца любимой, ее саму довел до безумия и самоубийства, отправил на казнь двух своих друзей, поспособствовал отравлению матери и заколол короля, своего родного дядю. На всякий случай извел и брата любимой, но тот сам нарывался. И остался бы и дальше декламировать:

Быть или не быть, кого б еще зарезать, – но тут и ему не повезло.

И все Гамлета знают, как чрезвычайно положительного персонажа.

А Богуслав не раз бился за Русь, защищал ее от половцев, не щадя собственной жизни, по собственной воле отправился участвовать в спасении Земли, а я его за мимолетное увлечение осуждать буду? Да ни в жисть!

Вдобавок, он сегодня и мою жизнь уберег, пока я после подлого удара вампира в себя приходил. А изловчился бы этот гад и Богуслава между делом тоже бы загрыз? Но не побоялся русский герой! Целый день в засаде простоял и успел почти вовремя. Так что пусть все идет, как идет, мое тут дело маленькое, в попутчиках ныне состою, а не в атаманах. И пусть он со своими бабами сам разбирается, мое дело сторона.

– Я тебя не осуждаю и ни в чем не виню. Как вышло, так уж и вышло. Против сердца не попрешь, от судьбы не увернешься, как ты не старайся. Ладно, пошли отдыхать.

По двусмысленной улыбке озарившей лицо Богуслава было ясно – кому-то отдыхать, а кому-то еще и ночью придется поработать…

Утро прошло спокойно. Ванча привела на кухню какую-то толстушку-хохотушку, и они теперь на пару весело бренчали посудой. Окрыленный перспективой вступить в управление хозяйством с соответствующим улучшением своего финансового положения Пламен быстро подал нам завтрак и унесся на закупки.

После ночи Богуслав был слегка вяловат, но от установления в Ване переводчика не отказывался. Наина не возражала. Для контроля за процессом, и в случае чего немедленного излечения от побочных эффектов, пошел и я. Отправились в мою комнату, так как у молодых усиленно воняло какими-то Найкиными духами и притираниями.

Иван не особо верил в нашу затею, все вздыхал и говорил:

– Где там мне…, не из кудесников я…, эх, не изловчусь на чужих языках балакать…

Сели. Ваня на свободную кровать, волхв на табурет возле него, а мы с Наиной устроились на моем топчане. Богуслав вгляделся в Ивана и очень жестко произнес, переведя глаза на нас:

– Всем сидеть молча! Глупых советов не давать! Не мешаться!

Потом сосредоточил свой взор на Наине и сказал:

– А кто будет лезть под руку, буду бить прямо по голове, прямо по нахальной курчавой головенке! – и его слова шуткой отнюдь не прозвучали.

Я задумчиво потеребил свои очень короткие волосы на голове: что-то совсем и не курчавятся… А Наина почему-то расценила эти слова как угрозу в свой адрес, и махом умелась гулять на улицу, негодуя вслух на притеснения еврейского народа. Все мы, в том числе и она, хорошо понимали, что долго она молча не высидит.

Богуслав приступил к процессу. Время текло неторопливо, и особых изменений в Ванином мозгу я не замечал. Он, правда, пару раз потер лоб, но на этом эффекты и закончились. Кстати, что-то я не припоминаю у себя никаких головных болей при включении переводчика. Впрочем, там и кудесник был посильней, и у меня все-таки вырисовывались хоть какие-то задатки волхва. А у Ивана ведь ничего нету, как хочешь, так эту целину и паши.

Длилось это около часа. Потом потный, как мышь, Богуслав согнал меня с насиженного места, упал на мою кровать и сообщил каким-то хрипловатым голосом:

– Если уж сейчас не получилось, значит не получится никогда.

Ваня горестно улыбнулся – он был уверен, что мрачные предчувствия его не обманули. Никакой новизны парень в себе не чувствовал. Кстати и у меня было также, махом стихи на шведском слагать не начал. А услышал пару фраз от Олафа, торгового гостя, приехавшего к нам с товаром с Готланда, и все пошло, как по маслу.

Пора приступать к проверке. И только опыт покажет, получилось или нет.

Я присел на дежурную табуретку и спросил:

– Вань, ты как, в силе?

– Да чего мне сделается…, – махнул рукой молодец.

– Давай потолкуем про болгарскую жизнь.