Чужое черту не продать

Малкут опять лишь кивнул.

Взобравшись обратно на повозку, он обернулся к женщине.

– Глая, – голос мальчика был тихим и сипловатым, лицо исказила гримаса – горлу явно было непривычно вновь издавать звуки, слова кошкой царапнули по нему.

– Да? – женщина уже забралась на козлы рядом с мужем.

– А где Берк? – задал мальчик единственный волнующий его вопрос.

Женщина едва заметно напряглась, но быстро улыбнулась, он увидел это по морщинкам, залегшим у ее глаз.

– Он отдыхает, Малкут. Все подробности на привале. Сейчас нам дорога каждая минута.

Хотя на сердце было тревожно, мальчик не стал спорит. Он столько был без сознания – сможет подождать встречи с другом еще полчаса.

– Малкут, – раздался из-за почти опустившегося тента голос Глаи.

Мальчик высунул голову.

Лицо женщины стало сероватым, но она все еще тепло смотрела на ребенка.

– Это, кажется, твое, – она указала на место, где он стоял минуту назад. Там бесформенным пятном лежала… тень.

Самая настоящая, может только слегка более темного цвета, чем обычно, корчащаяся под лучами солнца.

– Это точно моя? – испугано пролепетал Малкут, совершенно не зная, как на происходящее реагировать, но боясь показаться невежливым.

Греманн хмыкнул. Глая кивнула.

– Вне всяких сомнений. Наши тени, знаешь ли, сами по себе не гуляют.

Мальчик осторожно мотнул головой, как бы подзывая тень за собой. Та легонько дрогнула и послушно перетекла в повозку. Малкут нервно сглотнул и задернул полог.

Привал удалось устроить только через полтора часа. Греманн не щадя гнал яшуров, и их тяжелые, свинцовые копыта гулко бились об иссушенную беловатую землю. Они остановились только когда у одного из быков подломились ноги, и он просто завалился на бок, тяжело дыша и закатывая огромные золотистые глаза с узкими горизонтальными зрачками. К тому моменту беглецы как раз достигли кромки леса Семи, и Пустая земля оказалась позади.

Шатры разворачивать не стали, только развьючили быков, да запахнули плотнее хансулатскую холщевку на телегах, чтобы сохранить хоть какую -то прохладу внутри. Вагоны загнали под редкий навес сосновой рощи, и расположи по кругу. Опушка стала похожа на небольшое разноцветное солнце с шестью лучами. Седьмую повозку с раскладной перевозной клеткой, в которой отдыхали яшуры, спрятали глубже в лес, затянув тентом практически наглухо. Сейчас лучшим лекарством для огромных животных были сон и прохлада. Бронебойные быки могли восстановиться достаточно быстро, но только в условиях полного покоя.

Малкут, неуверенно отогнул раскрашенный желтой пастелью полог вагончика, принадлежащего руководителю цирка и его супруге, и спрыгнул на землю. Солнце зависло далеко на западе и редкие обжигающие лучи пробивались сквозь кроны корабельных сосен. На этих светящихся нитях висела пыль, бесцеремонно поднятая колесами телег.

Малкут окинул взглядом округу. Бродяги разбивали лагерь в абсолютно тишине. И хотя они работали в команде, каждый был занят своим делом. Теперь, когда в благодатной тени путники скинули лишние одежды – хансулатские плащи и накидки – Малкут смог их хорошенько рассмотреть.

Высокий – за два метра ростом – абсолютно лысый мужчина, с вязью причудливых татуировок на затылке, весь состоящий из узлов бугрящихся мышц с темной, блестящей от пота кожей, таскал к синей повозке плоские и гладкие булыжники, отрывая много килограммовые камни от земли так, словно те были легче тополиного пуха. Ему явно подходила не каждая глыба, потому что сперва он внимательно осматривал каждую из них, проводя большой раскрытой ладонью и почти касаясь глади, и только если удовлетворенно кивал, осторожным, выверенным движением закидывал себе на плечо и нес ближе к лесу.

– Это Йерги, – мальчик с любопытством наблюдающий за действием, развернувшимся на унылой опушке, вздрогнул от неожиданности, когда к нему бесшумно подошла Глая. Женщина тоже сняла платки и теперь Малкут увидел добродушное светлое лицо, полные бледноватые губы и глубокие морщинки в углах голубых глаз.

– Йерги дрессировщик, – продолжила женщина, – который научил нас обращаться с быками. Он присоединился к нам на самом севере Асханны – почти на границе с Годро – вместе со своими «питомцами».

Малкут восхищенно следил за тем, как силач, натаскав необходимое ему количество камней, достал из синей повозки, в которой лежал весь скарб, ковшики, несколько поварешек, большую бадью, наполненную родниковой водой и принялся готовить обед.

Глая расхохоталась, видя неподдельное удивление на лице мальчика, Малкут смущенно улыбнулся в ответ.

– Да- да, он еще и повар, – женщина смотрела на Йерги, которому едва достала бы до солнечного сплетения своей белокурой макушкой, с нескрываемой нежностью, – до его появления в нашей труппе мы питались всякой походной дрянью, а в телеги впрягали варгардских тяжеловозов. Ты их когда-нибудь видел?

Мальчик покачал головой.

– Они больше похожи на маленьких кучерявых ослов, но жрут за троих. В одну повозку приходилось запрягать пару, а стадо в четырнадцать голов кормить было тяжеловато. Яшуры изрядно облегчили нам жизнь, так как вдвоем тащат целую колону.

Силач тем временем налил в алюминиевые кастрюли воды и поставил на булыжники. За день те раскалились до такого состояния, что жидкость начала весело булькать уже через минуту.

Малкут восхищенно ахнул и Глая снова улыбнулась.

– Это особая порода камней – каю, огненные камни. Даже в месяц синего пламени и ранней осенью она впитывают солнечное тепло, как губка, и еще очень долго хранят этот огонь. В такую пору готовить на них, конечно, не получается, но Йерги выкладывает их вокруг лагеря и ночь мы проводим в тепле.

Из чащи на опушку тем временем вышли трое. Рядом с крепким, коренастым Греманном, который тоже снял многочисленные платки со своего тела и остался в светлых штанах и просторной походной рубашке, шел высокий, светловолосый и кареглазый мужчина. Его нос был озорно вздернут, а приветливое лицо украшено россыпью веснушек. Справа был второй – немного пониже, и старше, с волосами цвета воронова крыла, заплетенными в косички и забранными в хвост на затылке и внимательными бархатными глазами цвета крепкого кофе.

– Влат и Кхан, – коротко ответила женщина, блондин приветливо махнул рукой и улыбнулся.

Греманн отдал мужчинам какое -то молчаливое распоряжение, и они, кивнув – Влат размашисто, а Кхан хмуро и коротко – двинулись его выполнять.

– Они акробаты. Плюс помогают Йерги следить за быками, – медленно говорила Глая, – чистят клетку, поят и кормят самих животных.

По очереди мужчины проверили каждую из шести повозок. Влат пробегал пальцами по колесным парам и буксам, осматривая обтянутые кожей грубой выделки тормозные башмаки, убеждаясь в надежности и прочности креплений, добавляя техническое масло в движущиеся части и подкручивая при необходимости винты небольшой карманной отверткой. Кхан инспектировал повозку, на половину туловища исчезая под каркасами телег, затем вылезал и внимательно осматривал боковые рамы на предмет трещин и сколов. Кроме того, каждая повозка была по периметру обхвачена стальными поручнями. Сверху – почти по крыше, и по основанию. Не успел Малкут спросить, для чего, как Влат легко впрыгнул на нижний поручень и придерживаясь за верхний прошел по каждой повозке. Так можно было передвигаться между вагончиками, не касаясь земли и не останавливая движения, а после такой основательной проверки если надо будет срочно отправляться в путь, повозки будут к этому готовы.

Пока каждый занимался своим делом, Глая неторопливо представила Малкута Бродягам и рассказала, наконец, что произошло, пока он был без сознания.

Харот встал на уши. Сержанты армии Наместника переворачивали вверх дном каждый дом в каждом кольце столицы. Дворцовое кольцо прочесали меньше, чем за час и труппа, которая расположилась у самых ворот, соединяющих Ярморочное кольцо и площадь, приняли решение бежать. Дальше события развивались со скоростью лавины, спускающейся в месяц тревожного потока с Архарсских хребтов. Шатры умудрились свернуть быстро и не привлекая особого внимания. Солдаты разогнали зевак по домам и по Кольцам был объявлен комендантский час, поэтому улица перед трактиром «Сам пришел» опустела. Солдаты схлынули вниз по Ярморочному кольцу и теперь проверяли торговцев и ремесленников, продвигаясь вглубь.

Яшуры, запряженные в тонкую кожаную упряжь с серебряными клепками нетерпеливо переминались на своих мощных ногах, пока Бродяги обсуждали последние штрихи слепленного на скорую руку плана. Спустя еще пару минут повозки неслись к южным створкам трех колец. Это был самый старый и плохо охраняемый выезд из столицы, упирающийся прямо в Пустые земли, на которых не было ничего живого уже много лет и до самого Рубинового моря тянулась иссушенная, больше похожая на песок почва. От южных земель Асханны Мертвая земля была отрезана горной грядой – Цепью Саила – которая вытянула свой хребет почти до леса Семи. В былые годы, после Войны Драконов и Разлома, когда страны немного встали на ноги, через южные створки уходили только, чтобы никогда не вернуться. Еретики, предатели, шпионы – их участь была страшнее смертной казни.

Два огромных бронированных быка на удивление изящно летели по узким улочкам. Ярморочное кольцо удалось пересечь за пару десятков минут. Дальше было сложнее. Здесь кварталы были разлинованы хаотично и на резких пересечениях повозку заносило, темп приходилось сбавлять.

Сидящий на козлах Йерги уверенно давал команды животным, выбирая самые темные и безлюдные подворотни. Семь разноцветных и одинаковых по размеру повозок, не скрипя и почти не кренясь поворачивали по узким улочкам, словно шли по невидимым рельсам. Яшуры, взявшую хорошую скорость, смели бы любого, попавшегося на их пути, но редкие зрители, которые могли встретиться в этот час, увидели бы только порыв буйного ветра, невесть откуда взявшегося в черте города. Фоукс не только скрыл беглецов под мороком, но и наворожив себе иллюзию из семи разноцветных повозок и двух яшуров рванул в противоположную от южных ворот сторону, и в то время, как настоящие повозки беспрепятственно проскочили последнее Кольцо города и уверенно понеслись вдоль горной Цепи Саила. Фоукс, Лиска и Алания забрали преследование на себя. Бродяги шли без остановок много дней. Выносливости яшуров, казалось, не было предела, а извозчики сменяли друг друга почти через сутки. Греманн, Йерги, Глая. Снова Йерги. И только сейчас, когда Малкут пришел в себя, Харот остался далеко позади, а Цепь Саила сменилась холмистой местностью и уперлась в лес Семи, Греманн разрешил, наконец, сделать привал

На поляне уже был накрыт импровизированный стол и сытная мясная похлебка разносила по округе чарующий аромат свежей баранины и тмина, когда на горизонте появилось размытое, плывущее в вечернем мареве пыльное пятно. Двое всадников гнали коней по направлению к лесу Семи. Греманн, наводящий порядок в желтой повозке, спрыгнул на землю и приложил ладонь козырьком ко лбу.

Спустя пару мнут уже можно было различить ярко- алые плащи незваных гостей и золотые уздечки тонконогих скакунов. Позолоченные копыта сверкали в лучах закатного солнца.

Руководитель труппы нахмурился и дал короткую команду левой рукой. Это даже командой назвать было сложно, однако те, кому она предназначалась среагировали моментально. Уже через мгновение в руках Йерги оказался внушительного размера композитный лук. Тонкий, с резным костяным грифом и древком, покрытым эластичными и прочными сухожилиями дикого вепря. Великан легко установил грозное оружие, а Влат закрепил на нем стрелу с ярким оперением, и замер, ожидая следующую команду.

Греманн кивнул и болт оттолкнулся от тетивы с резким, высоким звуком разрезая воздух. Малкут затаив дыхание следил за смертоносным полетом, но, когда до всадников осталось всего несколько метров, стрелу окутал сиреневый дым, и она разлетелись роем бирюзовых и желтых бабочек. Морок, закрывающий всадников все это время, дрогнул, обнажая обычную, изрядно запачканную походную одежду, хансулатские накидки и убирая золото со сбруи и лошадиных ног. Всадников неожиданно стало трое.

Греманн усмехнулся в усы и удовлетворительно кивнул.

– Наши, – тихо выдохнула стоящая рядом с Малкутом Глая.

Напряжение, все это время висевшее над опушкой грозовой тучей, растаяло, как дым, сменившись звенящим ожиданием.

– Слава Дракону, – шепнула женщина, погладив мальчика по плечу.

Вблизи путники оказались еще более перепачканными, чем издалека. Мужчины осунулись и, несмотря на неровный загар, были бледны. Лицо Фоукса закрывала мягкая замшевая маска, некогда белая, но сейчас потерявшая свой ослепительный цвет. Греманн крепко пожал мужчинам руки и Малкут увидел, сколько благодарности таило это молчаливое рукопожатие.

Алания был высоким, светловолосым и светлоглазым мужчиной, одетым в черную, запылившуюся в дороге монашескую рясу северного кроя, в жестком воротничке которой сияла вставка из тонкого, ограненного аквамарина. Черты его лица, начиная с тонкого носа, заканчивая упрямым волевым подбородком, заросшим жесткой щетиной, были резкими, а взгляд зеленых глаз цепким, как гарракские гончие.

Третьим всадником, когда путник скинул платок с головы, оказалась девушка. Смуглокожая, с огромными серебристо- серыми глазами, густо подведенными сурьмой и игривыми иссиня-черными кудряшками. Волосы запачкались с дороги, а усталость выбелила полные губы, но она при всем при этом она оставалась невероятно красивой.

Малкут уже знал, что с труппой путешествует некая Лиска, но не знал, что девушка была самой настоящей цыганкой. Он неуютно поежился, но не успел ничего сказать, как вдруг полог одной из повозок – той, что была запахнута плотнее всех и имела нежный бежеватый оттенок кофе с молоком – отогнулся и на землю немного неловко и грузно спрыгнул бес. На его плече гордо задрав облезлую голову восседал Зорька. Сердце Малкута прыгнуло к горлу и он, издав не то вздох, не то стон порывисто бросился к другу, не обращая внимание на весь окружающий мир, и обнял.

Берк поморщился, едва устояв на ногах, а Зорька, гаркнув что -то с негодованием, спорхнул на землю с грацией подстреленного индюка. Хлопая давно не используемыми по назначению крыльями, он рассказал собравшимся все, что думал о человеческой импульсивности, но Малкуту было совершенно все равно. Мир плыл перед глазами, и ему пришлось уткнуться другу в плечо лицом, часто моргая.

– Не реви, – голос беса был слабым и глухим, но очень довольным.

– Я и не реву, – всхлипнул Малкут.

Отпустив, наконец, беса, мальчик вытер нос рукавом своей рубахи и смахнул предательские слезы.

– У меня Тень, – гордо сообщил он, ткнув пальцем в землю, где, мешаясь с сумраком деревьев, у его ног лежало темное, бесформенное пятно.

Берк рассмеялся, помогая Зорьке забраться обратно на его плечо.

– Знаю. Сам шил.

Идиллию прервал неопределенный звук, вырвавшийся у Алании. Клирик ни то фыркнул, ни то кашлянул и, смерив мальчиков холодным взглядом, молча пошел прочь – куда -то к клетке с яшурами.

– Не берите в голову, – подошедший к мальчикам светловолосый мужчина улыбнулся и по- братски похлопал их по плечам, – у нашего святоши премерзкий характер. В отличие от меня. Я Влат, – он пожал им по очереди руки, – давайте знакомится, наконец.

Спустя пару часов, когда импровизированный стол был собран после сытной трапезы, солнце окончательно скрылось за неровной линией горизонта, а Фоукс развесил вокруг лагеря непонятные, пушистые комочки, излучающие мягкий, рыжеватый свет, Берк с Малкутом остались вдвоем. Привалившись спиной к колесу переданной им в полное распоряжение бежевой повозки, бес чесал крупный слегка слоящийся клюв Зорьки. Птица распушила нищее оперения и, прикрыв глаза от удовольствия, издавала тихие мурчащие звуки. Малкут отрешенно наблюдал за ними, сидя на уже остывшем до приемлемой температуры камне каю. За неполный день сын наместника познакомился с большим количеством людей, чем за всю свою жизнь и от этого голова шла кругом. Бродяги оказались приятными людьми. Влат и Йерги были добродушными весельчаками, хотя рост темнокожего великана сперва напугал Малкута, а длинный, пересекающий широкий нос рубец заставил судорожно сглотнуть и позволил разгуляться фантазии. Кхан хмурился и не сорил словами, но он так общался со всеми, поэтому поставившие на уши весь Харот друзья могли не принимать это на свой счет. Фоукс сейчас казался еще более изящным, чем в их первое знакомство, с хорошими, едва ли ни княжескими манерами, и он очень открыто принял ребят, с упоением описав во всех красках их с Аланией и Лиской уход от погони. Цыганка вызывала у мальчика неописуемый восторг вперемешку с суеверным ужасом. Даже он, при всей своей нелюбви к книгам, знал, что кочующий народ – опасное племя. Не принадлежащие ни одному Дракону и отлученные от его Храма эти люди были единственные, кто обладал исходной – первозданной – магией, поэтому им не нужно было благословление Дракона, чтобы творить волшбу. Они не обращались к сущности стихии в своей груди, потому что считалось, что ее у них вообще нет. Несмотря на это о мощи их колдовства ходили легенды. Цыгане не подчинялись наместникам, избрав своего Короля, в подчинении которого находились все семь существующих по эту сторону разлома таборов. Говорили, что Королевский табор почти не кочевал, а сидел где -то на севере Асханны в лесах Мадея. Остальные свободно путешествовали по свету – чаще всего по собственному тракту, на который не решались выезжать другие путники, выбирающие хорошо знакомый и достаточно безопасный путь Торгового союза. Племя даже ходило под парусами до ближайших островов Северного моря и было вне закона в нескольких провинциальных городах Баира, но кочевникам, правда, и самим не охота было совать туда свои смуглые носы. Греманн же с Глаей вообще напоминали родителей этой странной, разношерстной семьи. Только Алания отнесся к чужакам совсем холодно, но Берк, покачав головой, посоветовал Малкуту не думать об этом.

– Что мы теперь будем делать? – осторожно спросил мальчик друга.

Бес задумчиво вздохнул, втягивая свежий влажный запах хвойного леса, и кашлянул. Зорька, нежно поклевав его за пальцы, спрятал голову под крыло. Берк осторожно поднял птицу и, отогнув матерчатый полог бежевой повозки, запустил его туда, подтолкнув ладонью к бесформенной груде тряпья под которые он заранее положил несколько каю, чтобы Зорька не замерз ночью. Сокол удовлетворенно крякнул и, усевшись в импровизированное гнездо, уснул.

– В столицу мы не вернемся, – сразу отрезал Берк, возвращая тент на место, – но и циркачей обременять не станем. Как только лес Семи останется позади, их путь ляжет по обычному маршруту. Труппа посетит Хансулат и двинется его восточными землями прямиком к Годро. Там зазимуют и только в месяц новой земли соберутся обратно в Асханну.

Благодаря тому, как мастерски Фоукс обдурил воинов Наместника, позволив себя догнать только к исходу недели и обыграв все так, что ни у кого не заронилось и мысли о причастности Бродяг к пропаже наследника, труппа могла позволить себе вернутся на юг вполне спокойно. Чем и собиралась воспользоваться следующей весной.

– Мы с ними до северного княжества не дойдем, – продолжил бес, – примерно на полпути до туда возьмем восточнее, попадем к Разлому через оазисы Хансулата и перейдем по Мосту Сулатиллари на мою родную землю.

Малкут ахнул, глядя на друга широко распахнутыми глазами.

– На темную сторону? – воскликнул он и тут же поспешно прикусил язык.

Бес не обиделся, только хмыкнул.

– Не хочу вмешиваться в привычную для тебя картину мира, Малли, но та сторона не такая темная, как о ней принято думать.

– Разве не те существа развязали войну? – осторожно спросил мальчик.

Берк наморщил лоб и смущенно почесал затылок.

– Войну развязали Драконы. Те самые, что велением Сулатиллари должны были растить и оберегать вверенный им народ. Люди – орудие в их руках.

– Сулатиллари мог этому помешать, – жестко сказал Малкут, – а орудие отказаться воевать, отказаться убивать друг друга, восстать.

Берк тихо и совсем невесело рассмеялся.

– Я не говорил, что они умны и сильны духом. Стадом легко управлять. И еще легче управлять доверием. Крылатым Повелителям доверяли, как самому Сулатиллари, и, к сожалению, это не привело ни к чему хорошему. Люди могут быть бесхарактерными и глупыми, но это не делает их «темными». А судить Творца я вообще не берусь.

Малкут задумчиво сощурился, серьезно размышляя над произнесенными словами. Внутри его терзали все те же вопросы, что и в самом детстве. Как мог Творец допустить такое? Иногда ему казалось, что если бы все люди на земле были такими, как его «нечестивый», жизнь стала бы куда лучше.

– А там куда? – через какое -то время спросил он друга.

– Там у меня… семья… – извиняющимся тоном ответил бес.

– Семья, – эхом ошарашено повторил Малкут.

Он никогда и не задумывался, что у беса могла быть семья. И не та, что ждала его возвращения за Последней Чертой в виде полыхающей адовым пламенем крысы, а настоящая – с родителями, сестрами и братьями, возможно любящим дядюшкой или ворчливой, но доброй бабушкой.

– Ты никогда не говорил, что у тебя есть семья, – шепотом произнес Малкут.

– Ты никогда не спрашивал, – рассеяно объяснил бес, – я не самый положительный персонаж в твое жизни, Малли, мне казалось, чем меньше ты знаешь, тем лучше.

Мальчик закусил губу, скривив рот в недовольной гримасе.

– Что ты имеешь в виду? – решил уточнить он.

Берк устало вздохнул, предвкушая неприятный и очень долгий разговор, не без труда опустился на землю перед повозкой и сказал:

– Такие, как я, не обитают среди живых. Мы приходим ненадолго, как бестелесные духи, пакостим, пугаем народ, несем весть смерти, но после возвращаемся обратно в преисподнюю, не задерживаясь в этом мире. Однако мой случай слегка отличается от описанного. Знаешь, чем?

Он и так предполагал ответ на этот вопрос, но дождался пока друг сядет рядом с ним и отрицательно покачает головой.

– Я появился, как живое существо. Я родился, случайно затерявшись в Пластах мира. Это редкость, но так происходит. Когда такое случатся, огоньки души нечестивого ищут приют в мире живых. Нужна пустая, самая незащищенная от вторжения извне, не освященная оболочка. Тело умершего при рождении ребенка – идеальны сосуд. Огненная сущность нечистого вспыхивает в мертвом теле, запуская сердце по новой и толкая кровь бежать по венам. Сначала это воспринимается, как чудо, но при наречении, когда ребенку дают имя в Храме Дракона, то, что было ребенком превращается… в меня… когда так происходит нас, чаще всего, уничтожают, в храмах для этого стоит специальная чаша – Пасть Дракона – с Чистой Силой крылатого Повелителя. Ребенка просто швыряют туда, и телесная оболочка сгорает, а дух беса изгоняется обратно в Хода Огненной Крысы.

Малкут слушал, затаив дыхание, и Берк тяжело вздохнув, продолжил:

– Но мать ребенка, чье тело я занял, не смогла так поступить. Вместо того, чтоб кинуть меня в Пасть КрАс’каята, она бежала с наречения, и отнесла меня в единственное место, где мне сохранили бы жизнь. Через весь стан она шла к своей цели и оставила меня на крыльце Храма Дракона Металла.

Монахи этого Дракона не оставили храм даже после смерти своего Повелителя. Они ценят любую жизнь, пришедшую в подлунный мир и убийство для них – самый страшный грех.

Когда я подрос, сам понимаешь, жизни мне не было. Все меня боялись, как самой смерти, так что старый храм я почти не покидал. Изредка ночью убегал украсть что-нибудь съестное. Большинство монахов металла приняли голодовку, на их пайке из родниковой воды и пресного хлеба мне было не прожить. В одну из таких ночей я столкнулся с Тарой. Мне было четыре, наверное, и я подкараулил ее, когда она возвращалась с полевой работы. Как сейчас помню, Она несла домой корзину свежих овощей, прикрытый двумя ветками бузины. Но меня светлое дерево не отпугнуло.

Если Тара и испугалась, то вида не подала. Когда я потребовал отдать корзину, она только спокойно спросила зачем.

Берк улыбнулся, вспоминая.

– Я был так удивлен ее выдержкой, что вместо угроз, ответил честно. Сказал, что голоден.

Она пожала плечами, ответив, что дома ее ждут такие же голодные дети. И добавила, что одними овощами я сыт не буду, а если пойду с ней – она сможет накормить меня еще и мясом. Живое существо впервые не только не отвернулось от меня, но пригласило в свой дом. Я был так шокирован, что последовал за ней. Мы шли по Плотской, миновав знакомый мне поворот к храму и свернули в противоположную сторону. Булочная осталась по левую руку, а мы уходили все дальше от центра к окраине. Дом Тары располагался за внешним кольцом городских стен, потому что ее семья была очень бедной и не могла себе позволить ничего кроме сбитой на скорую руку, покосившейся от времени лачужки. Муж-кормилец умер пару лет назад, и она осталась совсем одна с пятью маленькими детьми. Я стал часть этой семьи. Риксу и Дэри – двум старшим сыновьям – было по десять лет, и они уже работали на угольном заводе. Хорошо, в «белом» отсеке, куда не попадала гарь, газ и угольное крошево.