Черный снег. Операция «Тайфун». Удар по оси

Словом, в образцовой германской армии такое случалось редко. Вернее, не случалось вовсе. Генерал-полковник и генерал-фельдмаршал (оба родом из Польши) «собачились» в течение недели. Их язвительные разговоры по каналам ВЧ были недопустимы. Дошло до формально вызова. Перчатку первым бросил Гудериан. Всё дело было в выборе оружия. Как два «фенриха» они собирались либо обнажить палаши, либо стреляться из личных пистолетов системы «Вальтер». Но дальше планов дело не дошло. Вмешался фюрер, который расставил все точки над «i». Гудериан и Клюге остались в живых. Даже не покалечили друг друга. Кто знает – состоялся бы поединок, как бы сказался его исход в боях под Вязьмой и под Москвой!

24-й моторизованый корпус без существенных потерь захватил Орёл. Был готов двигаться на Тулу и далее – на Москву. Но тут произошло НЕЧТО! Фюрер, всегда мнивший себя великим (на пару с рейхсмаршалом Герингом) стратегом, замахнулся на Северную Пальмиру большевистской России. А именно – бывший Петербург. Специально для этих целей из Прибалтики была переброшена 4-ая панцерная группа генерал-полковника Гота, которую планировалось задействовать в дальнейшем «дранг». Но без её танков и бронемашин «дранг» явно откладывался. Тем более, явным идиотизмом было изматывать военную технику, двигатели которой были порядком изношены! Моторесурс «роликов» вермахта без русского бездорожья не превышал 150 км/час. Особенно быстро изнашивались пулемётные танкетки, чехословацкие танки и прочая сопутствующая им автомобильная мелочь. Русское бездорожье только ускоряло коррозию двигателей. Так, Pz IV имел запас хода по шоссе 200 км/ч, а по бездорожью, каковым в России никого не удивишь, всего 130 км/ч. Скорость его по шоссе составляла 40 км/ч, тогда как по колдобинам и ухабинам России этот панцер «пёр» за один час едва на все двадцать. Прочая техника имела ещё меньший запас хода и скоростные данные. После разгрома киевской группировки, по настоянию генерала Йоделя часть «роликов» (20% от числа потерь!) пришлось ставить на полевой ремонт. Выручили бы трофейные русские панцеры. Однако трудность состояла в том, что не хватало как механиков и водителей, освоивших эту технику, так и эвакуационных средств. В составе 2-й панцерной группы насчитывалось всего десять «руссише панцерс», в числе которых были КВ-1, КВ-2, БТ-5, БТ-7, Т-26. Триста танков Т-34, захваченных в цехах танкового завода в Харькове необходимо было не просто освоить, устранив конструктивные недоделки. К ним полагались запчасти и дизельное топливо, которого в рейхе попросту не было. Большая часть германского транспорта и танков работало на карбюраторных двигателях и не было знакомо с изобретением Рудольфа Дизеля.

* * *

Приступив к комплектованию танковой бригады 1-го гвардейского стрелкового корпуса, Катуков схватился за голову. Даже заматерился. Так, что у бывалых танкистов уши запылали. Войска были собраны, что называется, с бору по сосёнке. В составе корпуса числились следующие подразделения: мотоциклетный полк со 150 мотоциклами – майор Танасчишин, Тульское артиллерийское училище (152-мм гаубицы, 76- и 45-мм пушки), 34-й пограничный полк НКВД – подполковник Пияшев, 6-я гвардейская стрелковая дивизия – генерал-майор К. И. Петров, 4-я и 11-я танковые бригады, 201-я воздушно-десантная бригада – подполковник С. М. Ковалев. Сколачивать и обучать войска не было времени. Надо было сразу воевать. Первым существенным соединением, прибывшим на позиции 4 октября 1941 года, была 4-я танковая бригада. В своём составе она имела: танковый полк из 49 БТ-7 М, БТ-5 и БТ-2 – майор Еремин, 3 танка Т-34 из резерва бригады, мотострелковый батальон, зенитно-артиллерийский дивизион (16 орудий), транспортную и ремонтную роты, а также другие специальные подразделения.

Полковник обошёл строй вверенного ему воинства. Осмотрел не первой свежести танки, над которыми потрудились мастера-механики. Вглядывался в лица танкистов. Молодые, безусые мальчишки. Лет 18—20… Ему вспомнился умирающий германский танкист под Клеванью. Тому было не меньше. Если пойду с ними на лобовую – панцеры Гудериана нас сомнут и опрокинут. Но если сделаю то, о чём говорил с Вольским из автобронетанкового… У немцев, коих мы фрицами стали обзывать, таких, как тот панцер-гауптман, что работал на нашу военную разведку, похоже хватает.

– Да, навоюешь тут с вами, – в сердцах молвил полковник. После смотра он вызвал командиров батальонов в штаб. – С нами, я хотел сказать. Ваши предложения, мужички-славяне? Как будем гадов бить? – видя, как молодые, ершистые парни-лейтенанты переглядываются, продолжил: – А что вы пялитесь друг на друга, как девки на выселках? Перед нами – целая танковая армия герра Гудериана, из которого нам партия и правительство поручили сделать хера. Что б ни хера у него не вышло, значит, – все заулыбались. – Неужто не понятно? А у нас пока – полный или частичный некомплект. По всем статьям, – он посмотрел на портрет товарища Сталина, что был вырезан из передовицы «Правда», вклеен в рамочку и водружен на стену. – Предложения, мысли? Всё готов выслушать. Молчания не потерплю.

– А ты особо не печалься, командир, – выступил вперёд рослый лейтенант Лелюшков. Командир 1-го танкового батальона, которому предстояло стать «истребительным». – Во-первых нам скоро подкрепление обещали. Во-вторых, – он провёл карандашом по расстеленной по столу карте, где кудряво зеленели леса, – у нас явное перед ними преимущество. Не в численности, конечно. Пока…

– Ну, не тяни, – оборвал его философствования полковник.

– Товарищ командир! Местность на нашем участке фронта очень лесистая. Много оврагов. Все дороги проходят через лесные массивы. Враг не сможет придерживаться традиционной тактики: совершать массированные броски в развёрнутом состоянии. Здесь можно двигаться только в походном строю с боевым охранением. Они так и поступят, если не дураки. А мы вот что сделаем, – карандаш Лелюшкова вычертил на танкоопасных направлениях вокруг Мценска «решётки» танковых позиций. —Рассредоточим наши коробочки на пути движения ганцев. Оборудуем с десяток замаскированных полевых позиций. Благо, что сверху их авиаразведка нас не заметит. Как только покажутся их колонны, огня не открывать. Пусть окажутся в перекрестье наших секретов. Как только это произойдёт – огонь на поражение. Причём от смены позиций в ходе боя зависит – сохраним мы наши танки или нет…

– Делить силы? – возмущённо протянул кто-то. – По-моему, это не разумно. Атаковать надо сплочённо, создать мощный танковый кулак…

– Ну да, – хмыкнул Катуков. – Чтобы противник грамотно выстроил противотанковую оборону и расщелкал нас как семечки. Проходили уже! – он стиснул зубы. Воспоминания заволокли его душу. – Как мыслишь вести огонь по вражеским машинам? – обратился он к юному комбату.

– Да очень просто, – улыбнулся Лелюшкова. – Их надо парализовать в движении. Что б колонна забуксовала на месте. Миной этого не сделаешь. Вызовут сапёров, разминируют путь. Повреждённый танк или транспортёр отбуксуют в тыл. А главное – мы их предупредим! Огонь мыслю таким образом: первая группа при заходе врага в систему наших засад отвлекает всё на себя. Обстреливает головные машины фрицев. Тут же вступает в бой арьергард. Уничтожает тылы. Те, что по флангам расстреливают скученные на дороге танки, автомашины с пехотой и тягачи с артиллерией. Они и развернутся не успеют на нашем бездорожье! Не то, что атаковать! Так мы их и побъём.

– Их боевое охранение мои ребята примут на себя, – выступил вперёд начразведки в чёрном ватнике, перекрещенном ремнями. – Дадим проследовать вперёд. Сыграем в «театр». Ребята якобы сдаются в плен. Фрицы с этого дела сомлеют. Передадут по радио, что мы, то есть противник, деморализован. «Пленные» отвлекут их внимание, а основная группа уничтожит боевое охранение.

– А не подорвёт ли такой сценарий веру бойцов и командиров… – начал было комиссар, но Катуков показал ему кулак.

Особист, взиравший на происходящее из своего угла, только усмехнулся. Был он человеком не глупым и полагал, что в дела стратегии и тактики лучше не лезть. Можно поскользнуться, упасть и больно расшибиться…

Первый бой превзошёл все ожидания. Молодые танкисты удивлялись: отчего-то немцы даже не выслали ни дозора, ни боевого охранения! Отчего-то, почему-то… Катуков только весело улыбался и загадочно теребил пальцем мочку уха под шлемом. В своей командирской «тридцатьчетвёрке» он получал с мест засад непрерывные радиосообщения. Немецкая колонна численностью в сто единиц средних и лёгких танков, а также транспортёров с пехотой, грузовиков снабжения, противотанковой и зенитной артиллерией выдвинулась по прямой к Мценску. Как только передовые панцеры прошли авангард засады и вся колонна оказалась в перекрестье наших прицелов, началось побоище. Командир 2-го батальона майор Рафаилов вывел свои «бэтухи» из лесу. К тому времени, головные панцеры уже были подожжены меткими выстрелами танкистов Лелюшкова. Позади работали танки, скрытые в своих капонирах. Из окопчиков, что отрыли по периметру всей дороги, технику с белыми мальтийскими крестами разила полевая и противотанковая артиллерия, бронебойщики из ПТР. Снайперы уничтожали германских офицеров, артиллеристов, что пытались развернуть короткостволые Pak 35\36. БТ-7 М, вооружённые 45-мм пушками, со скоростью 80—100 км\час не давали скученным панцерам никакого шанса. Пытаясь развернуться в грязи на узкой колее, те лишь сталкивались друг с другом, калеча оптику. Командирские Pz III, как правило, были снабжены макетами орудий. Кроме этого по трансмиссии и заднику башни их покрывал алый стяг с паучьей свастикой в белом круге. Это было как мишень! Их уничтожали в первую очередь. Pz I с пулемётными башенками поражали бронебойно-зажигательными «желтоносиками», что были в подсумке каждого бойца, а также из тяжёлых пулемётов ДШК. Немногочисленные Pz IV Ausf A-D с 75-мм короткостволыми пушками (75мм KwK 37 L/24) не могли составить серьезную конкуренцию «руссише панцерс». У них был медленный поворотный механизм в башнях. К тому же короткостволые пушки, напоминающие окурки, были изначально приспособлены для стрельбы на короткие дистанции: имели низкую полётную дальность и высокую траекторию выстрела. Вёрткие БТ-7 им были явно не по зубам. Орудия тех давали в среднем 15 выстрелов в минуту. Стреляя на виражах, «бэтухи» поражали скучившиеся панцеры в корму и борта, рвали снарядами гусеницы. Благо, что броня гитлеровских «коробочек» не превышала 10—30 мм. Состоящие на вооружении панцерваффе уникальные боеприпасы (Pzgr.39 – подкалиберный бронебойный снаряд, Pzgr.40 – бронебойный снаряд с вольфрамовым сердечником) с проникновением в броню 90—100 мм не сыграли никакой существенной роли.

Несколько дней танки и мотопехота Гудериана предпринимали тщетные попытки пробиться сквозь узкое, поросшее лесом дефиле у Мценска. Но танкисты, пехотинцы и артиллеристы 1-й гвардейского корпуса воспрепятствовали этому удовольствию. Катуков таким образом навязал противнику свою тактику. Он уже мог тренировать из танковых засад молодое необстрелянное пополнение. Так в разгар страшных боёв октября 1941 года, после уничтожения киевской группы войск и пяти советских армий под Вязьмой и Брянском, силами одной танковой бригады и приданных ей немногочисленных подразделений была остановлена целая танковая группа. Исходя из численности 2-й панцерной армии, что вступила в операцию «Тайфун» в составе 600 танков, подвиг танкистов-истребителей и танковых снайперов бригады Катукова отдавал чем-то запредельным. В отчётах командира уничтоженной 4-й панцердивизии, оставшейся почти без «роликов», появились строки о «летающих по воздуху русских танках», что «скачут по холмам, перепрыгивая на широких гусеницах каналы и ямы». Снаряды «отскакивали от покатой брони». Причём, во всех документах, оправдывающих трагедию под Мценском, фигурировали лишь «62-тонные Кристи», то бишь исключительно Т-34. Хотя все стенания фон Лангерманна побивались одним: он не выставил, подобно русским «толстовцам» на Ладожском направлении, в феврале 1940-го, боевое охранение на флангах и авангарде. Не провёл должным образом войсковую разведку. Почему-то…

В ходе скоротечного боя 4-я панцерная дивизия генерала фон Лангерманна фактически перестала существовать. А 4-я танковая бригада полковника Катукова из 1-го гвардейского корпуса потеряла 33 танка БТ. Безвозвратно сгорели лишь семь. Остальные 26 машин были восстановлены. Серьёзные потери понес мотопехотный батальон. Его пришлось срочно пополнять новобранцами. Наградами были отмечены все командиры и наводчики. Особенно обласкан был Лелюшков – одним из первых был удостоен звания «танковый снайпер»…

* * *

Из воспоминаний полковника М. Катукова:

«Всё, чем я располагал, – это два батальона – 46 танков, включая батальон танков БТ-7 со слабой броней и вооружением.»

«По штату нам полагались танки последнего выпуска Т-34 и КВ. Их обещали поставить в июле сорок первого. А пока весь наш парк состоял из 33 учебных подержанных и побитых БТ-2, БТ-5. Другие части дивизии тоже были недоукомплектованы. В артиллерийском полку имелись только гаубицы. Мотострелковый полк вообще еще не получил артиллерию, а понтонный батальон – понтонный парк. Батальон связи располагал лишь учебной аппаратурой. Словом, дивизия еще была далеко не укомплектована людьми и техникой.»

«Бригада формировалась из экипажей 15-й танковой дивизии. Незадолго до меня в лагерь прибыла специальная комиссия из Москвы, в задачу которой входило отобрать наиболее опытных и проверенных механиков-водителей, башенных стрелков, радистов, командиров и политработников. Вскоре бригада стала получать материальную часть со Сталинградского Тракторного завода. Первый батальон получил тридцатьчетверки.»

«…Продолжавший сопровождать меня полковник Богданов жаловался, что дивизия оснащена только устаревшими и сильно изношенными танками. Половина из них может быть использована лишь в качестве учебных. Большинство имеет на вооружении 45 миллиметровые пушки, но у некоторых остались 38-миллиметровые пушки «Гочкиса» или только пулеметы.

– Бронебойных снарядов очень мало, – продолжал он. – В экипажах по одному – два бойца из запасных. Опытных танкистов при формировании дивизии поставили на должности среднего комсостава, командиры танков стали командирами взводов, механики-водители – помощниками командиров рот по технической части. Штабы полков еще два месяца назад были штабами батальонов.

– По вашему докладу можно сделать вывод, что танковая дивизия стала слабее танковой бригады, из которой она развернулась, – заметил я. – Между нами говоря, так оно и есть, – доверительно сказал Богданов. – Ведь если бутылку вина разбавить тремя бутылками воды, это будет уже не вино…»

Из докладной помкомандующего ЮЗФ генерал-майора Вольского о причинах поражения танковых войск ЮЗФ от 05.08.1941 г.:

«1. С первого же дня войны мехкорпуса были неправильно использованы, ибо все были приданы армиям…

2. Все боевые действия мехкорпусов происходили без тщательной разведки, некоторые части совершенно не знали, что происходит в непосредственной близости. Авиационной разведки в интересах МК совершенно не велось. Управление мехкорпусами со стороны общевойсковых командиров было поставлено плохо, соединения были разбросаны (8 МК) и к моменту наступления были оторваны друг от друга. Штабы армий совершенно не были подготовлены к управлению такими крупными механизированными соединениями, как мехкорпус…

3. Штабы армий совершенно забыли, что материальная часть имеет определенные моточасы, что она требует просмотра, мелкого ремонта, дополнительного пополнения горючим и боеприпасами, а технический состав и начальники АБТО армий не подсказали им этого, и вместо того, чтобы после выполнения задачи отвести мехкорпуса, предоставив им время, необходимое для этой цели, общевойсковые командиры требовали только давай и больше ничего. Не было совершенно взаимодействия с воздушными силами. Мехкорпуса совершенно не имели прикрытия как на марше, так и на поле боя, особенно плохо обстоял вопрос об одновременной обработке переднего края артиллерией и авиацией.

4. Информация сверху вниз, а также с соседями была поставлена из рук вон плохо. Война с первого дня приняла маневренный характер, противник оказался подвижнее… Крупнейшим недостатком было то, что приказы очень часто наслаивались, в них подчас конкретные задачи не ставились, а частая смена обстановки подчас приводила к тому, что штабы армий совершенно теряли управление МК».

Из мемуаров Д. И. Рябышева, командира 8-го мехкорпуса:

«Примерно за десять дней до начала войны у нас побывал начальник этого управления (автобронетанкового —Авторы) генерал-лейтенант танковых войск Я. Н. Федоренко. Я просил у него разрешения провести учения на новых боевых машинах, чтобы механики-водители попрактиковались в вождении своих танков, но он не разрешил и намекнул, что в ближайшем будущем могут возникнуть условия, когда практики у всех будет с избытком. Для этого и надо приберечь моторесурс.»

* * *

…На рассвете, Гудериан, подчиняясь директиве штаба группы армий «Центр», отдал приказ о переходе в наступление. Его 2-ой панцирной армии надлежало захватить Тулу. Выйти на Коломну и Каширу, охватив Москву в кольцо. С левого фланга подобную задачу выполняла 3-ая панцирная армия генерал-полковника Эриха Гепнера, наступавшая на Волоколамск. Получив приказ от командования «группы «А», он был невероятно раздасован. Даже зол. Во всяком случае, ни кого ни таясь, он связался с Гейнцем Гудерианом по полевой связи высокой частоты:

– Гейнц, дружище! Ты веришь мне, старому солдату, что Москва – слишком крепкий орешек, чтобы разгрызть его? Если мы сломаем все наши стальные зубы?

– Думаю, что ты прав, – тактично подтвердил версию друга Гудериан. – Ты прав в одном: русские друзья будут сражаться стойко. Так, как они ни сражаются на танковых полигонах…

Операции «Тайфун», которую «быстроходный Гейнц» возненавидел всем сердцем и душой, предшествовала (как нельзя кстати) ещё одна досадная неудача. Используя незнание германских солдат и офицеров, а также специальные оперативно-технические приемы, «русские друзья» уничтожили две реактивные установки, которые называли «катюшами», что были брошены при отступлении.

Дело было так… Вступившие в Мценск Panzer Grenadiers (после злосчастного побоища) играли на губных гармошках. Фотографировали друг друга на фоне русских церквей. (Возможно, в объектив попал тот дом, где по преданию, злобная купчиха извела мужа, удушила свое дитя, чтобы быть брошенной любовником на этапе в Сибирь. Во всяком случае, читавший «Леди Макбет Мценского уезда», Гейнц Гудериан допускал такую возможность.) Развлекались тем, что город пал к их ногам безо всякого сопротивления. Несколько русских Т-34 атаковали зазевавшихся героев. Как и прежде, прямые (то есть лобовые) попадания германских противотанковых пушек, прозванных в вермахте «армейскими колотушками», не причинили им никакого вреда. Тем временем «тридцатьчетверки» преспокойно распластав своими широкими гусеницами машины ЗИС-5 с «рельсами» (именно на них крепились реактивные снаряды), убрались восвояси. Будто их и не было в помине… Шести и девяти ствольные реактивные минометы Вернера фон Брауна еще не были запущены в серийное производство. А русские применили свои БМ-13 уже 6 июля 1941 года под Оршой (Смоленском). Тогда, от залпового огня, покрывшего все небо струями огня, черно-красным дымным пламенем, понесла серьезные потери танковая часть 2-ой панцирной группы.

Хотя на вооружении частей химических миномётов вермахта состояли 158-мм шестиствольные пусковые установки 15 cm Nobelwerfel 41, запустившие реактивные снаряды ещё 22 июня 1941 года, их применение оставляло желать лучшего. Радиус действия этих «машинок» был крайне низок. Установки приходилось выдвигать к передовой, где они были уязвимы для огня вражеской авиации и артиллерии. Русские вскоре окрестили шестиствольные миномёты «ишаками», а позднее «ванюшами», выразив тем самым своё отношение к детищу талантливого германского инженера, что, начитавшись трудов Циалковского и романов Жуль Верна, мыслил создать болид для полётов в космос. Однако, будучи штурбаннфюрером SS, фон Браун вскоре создаст на секретной базе Пенемюнге иное детище – ракетные снаряды V – I и V – II.

Гудериан сам прибыл в Мценск. Критически осмотрев пробоины на Pz-III и Pz-IV, он сделал жестокий, но правдивый вывод. Если у «русских коллег» будет хотя бы тысячу Т-34 на каждом участке (пусть и Сибирского) фронта, дела вермахта будут портиться на глазах. Не говоря уже о БМ-13, танках КВ…

Даже если ему удастся, пользуясь временным превосходством, соединиться с панцирными клиньями генерал-полковника Гепнера. О капитуляции большевистской столицы нечего было думать. Гудериан как никто другой знал характер русских. Коммунистический дух крепко укоренился в местном населении. Большинство жителей воспринимали германцев как оккупантов. Они слышать не хотели ни о каком «освобождении» от комиссаров и евреев, а также об установлении германского Ordnung. Скорее всего, доктора Геббельса ввели в заблуждение его русские друзья при имперском министерстве пропаганды, с подачи англичашек и их американских покровителей…

При этом его память оживила некоторые картинки. Под Слонимо (Западная Белоруссия) летом 1941 года штабная колонна 2-ой панцирной группы двигалась под усиленной охраной мотоциклистов и бронетранспортеров. С обоих сторон горел лес, подожженный бомбами люфтваффе. Воронки разной величины, брошенное русскими оружие и снаряжение, тяжелая техника… Его внимание привлекли одиноко бредущие по обочине женщина в берете с двумя малышами. Мальчики в шортах с подтяжками, на голое тело. У одного на головке была тряпка, пропитанная кровью. Они брели по этой обугленной, горящей земле босыми, сбитыми в кровь ногами. Сердце Гейнца Гудериана сжалось. Он толкнул плечо водителя своего «Мерседес – Бенц» – вездехода на усиленном ходу. Вся колонна замерла, как вкопанная. Солдаты-жандармы с начищенными бляхами поверх мышисто-синих прорезиненных накидок рассыпались вдоль шоссе. Хлопнула стальная, окрашенная в извилистую линию дверка… Гудериан до конца своей жизни (так ему казалось) будет помнить этот разговор. Присев на корточки перед двумя испуганными детьми, он протянул им плитку шоколада. Они еще плотнее прижались к матери. Обняли ее за ноги, что были скрыты обгоревшим шелковым платьем. «Простите, фрау… Вы говорите по-германски?» – обратился он к женщине. «Говорю, – сказала она с ужасным произношением, не глядя. – Я жена батальонного комиссара. Вихров Николай Ильич, мой муж, погиб 22 июня под бомбами, – прошептала она сквозь запекшиеся губы. – Вам нужна моя жизнь? Возьмите ее… – она пронзила Гудериана взглядом своих постаревших, но прекрасных, голубых глаз, обведенных сеточкой морщин. – Пожалейте детей…» Ему потребовалось многих усилий, чтобы успокоить эту несчастную вдову. (По всей 2-ой панцирной группе он отменил приказ фюрера, который предписывал уничтожать комиссаров-политработников. К русским пленным его солдаты и офицеры относились гуманно.) Она наотрез отказалась занять место в штабном автобусе. Мальчик нерешительно, склонив забинтованную головку, взял из руки генерал-полковника вермахта плитку шоколада. В его маленькой руке Гудериан рассмотрел смятую синюю листовку с германским текстом. «Русские жители! Германские войска пришли к вам с великой миссией – освобождение от кровавой сталинской тирании…» В конце значилось: «…Помните, что лес может быть заминирован большевиками по указанию еврейских комиссаров. Не заходите в него. Дождитесь германских саперов…»

В конце того же дня у самого города два «красных Кристи» (так в вермахте называли танки БТ) атаковали его штабную колонну. Объятая пламенем и дымом, взлетела на воздух бронемашина с радиостанцией, украшенная по стальному радиатору белым мальтийскими крестом. Он был в двух метрах от взрыва. Прижавшись вместе с другими офицерами к земле, Гудериан едва остался жив. Два маленьких, юрких танка с красными звездами на круглых обрешетчатых башенках, поливая огнем из 45-мм пушек все живое, стремительно двигались по шоссе к городу. Таранили и опрокидывали автомашины и мотоциклы, сминая их своими широкими гусеницами. Их удалось уничтожить лишь в самом Слонимо…

Уже, будучи в Ясной Поляне (имении покойного графа Льва Толстого), просматривая оперативные документы, Гудериан наткнулся на приказ по 1-ой панцерной группе, подписанный генерал-полковником Эвальд фон Клейстом. Тем самым, что по-человечески обошелся с пленным майором Гавриловым, «последним» защитником крепости в старинном польско-белорусском городе Брест-Литовске. По его приказу, «героя Красной армии» (со слов самого Клейста) положили в германский военный госпиталь. Позднее в «Volkicher Beobaxter» появилась статья Ганса Фриче, помощника рейхсминистра пропаганды доктора Геббельса. На первой полосе был опубликован снимок изможденного советского офицера и стоящего рядом с ним Эвальд фон Клейста. Подвиг «красного героя» был описан во всех подробностях… Подобно Гудериану, командир 1-ой панцерной группы запретил начальникам охранных и полицейских частей SS, состоящих при его штабе, уничтожать советских политработников, коммунистов, а также евреев. Приказ, который «быстроходный Гейнц» держал в руках, свидетельствовал о поражении третьего рейха в начале «русского блицкрига». Сарказм и неприкрытый смысл, повествующий из этих строчек, были суровым предостережением для вермахта и всей Германии. Гудериан перечитывал этот документ вновь и вновь: