Двадцатый год. Книга вторая

Тадеуш Борковский с любопытством разглядывал новых знакомых. В сухощавом Высоцком штабс-капитан ощущался в большей степени, чем поэт в грузноватом Мацкевиче, с другой стороны, однако, Мацкевич был не просто поэтом, но футуристом. Мацкевич, в свою очередь, без стеснения, свойственного штатским, принялся расспрашивать поручиков о фронте. Охоцкий отмахнулся: на фронте мы были давно, Тадеуш ранен, он же, Охоцкий, всё никак не получит предписания, командировка затянулась, но порядок есть порядок, велено быть в Варшаве, он в Варшаве и торчит.

– Кстати, Фелек, ты человек информированный. Что с Антверпеном? Олимпиаду не отменят?

Спортивные новости были последним, что интересовало Мацкевича, но как человек информированный он уверенно назвал день открытия, 14 августа, и перечислил страны-участницы.

– Королевство СХС – это что? – переспросил смущенно Борковский. – Мне очень стыдно, но…

– Географическая новость. Королевство сербов, хорватов и словенцев. Вроде Чехословакии.

– Ах да. Мне, бывшему австрийскоподанному, следовало бы знать. Подумать только, среди участников – Финляндия, Эстония, Бразилия. А мы…

– А мы на коне, Тадеуш, – утешил товарища Охоцкий. – Ты на гнедом, я на сером. Прозит! Отлыниваем от фронта. Не ты, конечно, у тебя рука, а я.

– В отличие от Фелека, – хмуро заметил Высоцкий.

– В самом деле? Феликс, ты… записался добровольцем?

Мацкевич, чего с ним сроду не случалось, покраснел.

– Вовсе нет, – принялся оправдываться он. – Просто собрался в командировку. Стыдно. Сижу в Варшаве, наращиваю вес, а вы…

– А мы тут пьем с тобой «Пино Нуар», – успокоил его Охоцкий, – и заедаем телятиной. Фелек, поверь, на фронте нет ровным счетом ничего интересного. Если ты не собираешься писать «Войну и мир» и «Пармскую обитель», держись от этих мест подальше. Анджей, объясни ему!

– Я говорил. Но Фелек не верит. Имеет право. У нас с тобою опыт, у Фелека опыта нет. Простите, пан Борковский, вас не задевают наши не вполне… стандартные суждения? Мы друг друга знаем с детства и потому не очень-то стесняемся.

Во взгляде Борковского отразилось нечто, сразу же позволившее понять, что и его стесняться не стоит. Чуть помедлив, с трудом разжав зубы, Борковский заговорил. Быстро, словно бы стремясь избавиться – от мучительного, давящего, болезненного. Подобного Мацкевич не слышал даже от Высоцкого.

– Я ненавижу. Ненавижу эту войну. Ненавижу себя на ней. Я не должен так говорить, я офицер, но это правда. Я видел многое, но такого позора, такого стыда… Австрийское войско для меня было всё же, несмотря на мое австрийское военное образование, чужим. Я мог воображать, что смотрю на вещи со стороны. Род самообмана, вполне успешный. Это, дескать, затеяли венские немцы, тогда как мы поляки… на чужой войне… вынужденно. Теперь же… Нами начатая война, наша польская армия, и мне так просто не отговориться, что я не немец, я тут ни при чем. Томаш знает это чувство слишком хорошо. Простите, господа. Если вы не против, давайте закажем еще.

(Читатель, верно, изумится. И это офицер кавалерии? Польский улан? Да что с ним, собственно, произошло? Мойсак в Казатине в конце апреля убил из пулемета любимую лошадку, и одного несчастья, личного, оказалось достаточно, чтобы взгляды пана Тадеуша радикально переменились? Где эволюция, где процесс осознания? Где отрицание отрицания, диалектика души?

Автор будет краток: всё было. Но описывать данный процесс – безмерно удлинять нашу повесть. Ограничимся констатацией. Еще в казатинском рейде Тадеуш, о чем мы писали, стал свидетелем ряда убийств. Кровью и ужасом дело не ограничилось. Он понял то, чего он, возросший в лоне польской культуры, с ее романтической ложью на темы польской Руси, не понимал, да и не мог понять раньше: польской Руси не существует. Русь была и остается русской, не только по названию, но и по сути. И поляки составляют на ней меньшинство, внутри которого имеется еще одно, совсем уже малое меньшинство. Активное, наглое, крикливое, и от этого еще более мерзкое. И этих поляков, наглых, крикливых, самовлюбленных, меньшинства в меньшинстве, русская Русь, прямо скажем, не любит.

Но почему, подумает читатель, он не понял этого прежде, ведь в империалистическую войну он был на фронте. И самостоятельно выдвинет гипотезу: должно быть, он был на других участках. И окажется прав. Тадеуш побывал под Люблином и в Сербии – где тоже ничего хорошего не видел, – но на Волыни и тем паче на Киевщине Тадеуш не бывал.

Не только у поручика Борковского в дни киевской кампании изменились представления о нашем Юго-Западном крае. Но многим, если не большинству, метаморфоза не мешала. Напротив, дразнила и подзадоривала: пусть же склонится русский хам перед своим природным паном. У Тадеуша, однако, оставались и другие представления, неизменные и для обычных людей забавные – о справедливости, о чести, о добре, о зле. В известных обстоятельствах мешающие жить. Усвоенные всё из той же польской литературы. Смешно? А ведь Taddeus Graf von Borkowski еще и Толстого читал, и Гюго, и прочие мировые бестселлеры.)

Мацкевич обвел офицеров глазами.

– Meinе Herren, aber das ist Pazifismus. Я тоже пацифист, но я лицо, так сказать, цивильное. На что ж надеяться тогда? На перемирие? На милосердие Троцкого? На Луначарского? Луначарский – это их министр просвещения. Говорят, невероятно образован и культурен.

***

К КРАСНОЙ АРМИИ, К КРАСНОМУ ФЛОТУ РСФСР

Второй всемирный конгресс Коммунистического Интернационала горячо приветствует Красную армию, которая в настоящий момент борется на Западном и Юго-Западном фронтах против белых польских панов, посланных буржуазией Антанты, чтобы задушить рабоче-крестьянскую Российскую Советскую республику.

Братья-красноармейцы, знайте: ваша война против польских панов есть самая справедливая война, какую когда-либо знала история. Вы воюете не только за интересы Советской России, но и за интересы всего трудящегося человечества, за Коммунистический Интернационал.

(…)

Знайте, товарищи: Красная армия есть сейчас одна из главных сил всемирной истории. Знайте: вы уже не одни. Трудящиеся всего мира – на вашей стороне. Близко время, когда создастся международная Красная армия.

Да здравствует великая, победоносная Красная армия!

Да здравствует армия Коммунистического Интернационала!

К ПРОЛЕТАРИЯМ И ПРОЛЕТАРКАМ ВСЕХ СТРАН

Второй всемирный конгресс Коммунистического Интернационала собирается в момент, когда под мощными ударами Красной армии русских рабочих и крестьян падает белогвардейская Польша, твердыня мировой капиталистической реакции. То, чего пламенно желали все революционные рабочие и работницы всего мира, свершилось.

(…)

Рабочие и работницы!

Ваша солидарность с Советской Россией есть в то же время и солидарность с польскими пролетариями. Польский пролетариат неустанно боролся под руководством коммунистической партии против войны с Советской Россией. Польские тюрьмы заполнены нашими польскими братьями, коммунистами Польши. (…)

Блокада Польши – прямая помощь освободительной борьбе польских рабочих, это – путь к освобождению Польши от цепей, которыми она прикована к колеснице победоносных капиталистов Лондона и Парижа, к тому, чтобы она сделалась независимой республикой польских рабочих и крестьян.

(…) Прекратите всякую работу, остановите всякое движение, если вы увидите, что капиталистическая клика всех стран, несмотря на ваши протесты, готовит новое наступление против Советской России. Не пропускайте ни одного поезда, ни одного судна в Польшу. Покажите, что солидарность пролетариата существует не только на словах.

Да здравствует Советская Россия!

Да здравствует Красная армия русских рабочих и крестьян!

Долой белогвардейскую Польшу!

Долой интервенцию!

Да здравствует Советская Польша!

***

15 июля 1920.

Смоленск, Реввоенсовет Западного фронта, секретно, только Уншлихту.

Сообщите Вашу и других польских товарищей оценку такой тактики.

1. Мы заявляем очень торжественно, что обеспечиваем польским рабочим и крестьянам границу восточное той, которую дает Керзон и Антанта.

2. Мы напрягаем все силы, чтобы добить Пилсудского.

3. Мы входим в собственно Польшу лишь на кратчайший срок, чтобы вооружить рабочих, уходим оттуда тотчас.

4. Считаете ли Вы вероятным и как скоро советский переворот в Польше.

Ленин

***

Из «Курьера Варшавского», июль 1920.

По причине вступления в армию продаю:

АВСТРАЛИЙСКОГО СТРАУСА,

журавля, гнездо с орлятами, мелких птиц, три пары рогов, дорожный письменный столик (антик), мужской и спортивный костюмы, белый гребцовский и теннисный, пару новых шнурованных желтых ботинок, золотые мужские часы. Обращаться: ул. Хожая, 21, кв., 13, со двора, правый флигель, третий этаж. Тел. 86-33.

АРЕСТЫ

Коммунисты не дремлют. Недавно мы сообщали о раскрытии коммунистических организаций в Торуне и Грудзёндзе. Вчера же вечером, благодаря бдительности нашей полиции, удалось раскрыть и арестовать штаб большевиков в Варшаве, собравшийся в еврейской больнице в Чистом 25 .

Когда полиция окружила больницу и провела обыск, в жилище сиделки Саломеи Глазер (парт. псевдоним «Юлия») были обнаружены книги и квитанции исполнительного комитета Рабочей коммунистической партии в Польше, большое количество брошюр и журналов на польском, французском и немецком, а также очень подробная карта Польши. Арестовано 11 человек, которые находились в тот момент в квартире Глазер; в их жилищах проведены тщательные обыски, давшие обильные плоды.

Найдены записные книжки со счетами за «Красное знамя», «Знамя коммунизма», значительное количество брошюр о земельной реформе и воззваний против «белого террора», т.е. мобилизации в армию, революционные песенники варшавского «красного полка», фальшивые больничные удостоверения и т.п.

Арестованы кроме Глазер: Ян Хрустик, Юзеф Чарнецкий, Лейба Фридлянд, Казимеж Ковальский, Вильгельм Мархнер, Ян Пашер, Казимеж Рогаля, Юлиан Сталинский, Болеслав Сливинский, Александр Садовский и Мартин Викторович.

ГУЛЯНИЯ В АГРИКОЛЕ

Вчера после полудня в нашей очаровательной Агриколе состоялись гуляния для французских офицеров и солдат, а потом – представления и спортивные игры. Наши союзники весело провели свой праздничный вечер.

Всеобщее восхищение вызвали спортивные дисциплины, требовавшие сноровки и ловкости.

Если бы не тяжкие времена, которые мы ныне переживаем, мы бы, несомненно, приняли более живое участие в развлечениях наших французских друзей, но увы, трудно заставить сердца веселиться, когда на душе печаль.

ИДЕЯ ЧЕРЧИЛЛЯ

Христиания, 2 августа (ПТА). Радио. Из Лондона сообщают, что статья Черчилля, пропагандирующая идею соглашения с Германией в целях общей борьбы с большевиками, была встречена довольно холодно. Либеральные газеты протестуют против такого проекта. «Таймс» называет идею союза с Германией страшной. «Дейли Мейл» сохраняет сдержанность, так же как вечерняя «Ивнинг Ньюс» и вся коалиционная и союзная пресса.

СМЕРТНЫЕ ПРИГОВОРЫ В РОССИИ

Кёнигсвустерхаузен, 2 августа (ПТА). Радиотелеграф. Председатель революционного трибунала в России сообщает, что со 2 мая до 26 июня с.г. было приведено в исполнение 600 смертных приговоров. 273 человека расстреляно за дезертирство, 42 за уголовные преступления, 45 за беспорядки, 38 за измену, 35 за контрреволюционные преступления, 99 за убийство, 33 за должностные преступления.

В ВЕРХНЕЙ СИЛЕЗИИ

Сосновец, 4 августа. «Обершлезишер Курьер» подтверждает, что в Верхней Силезии, особенно в Катовицах, Бытоме, Мыслевицах, укрывается значительное число дезертиров-евреев и что через немецкую границу продолжают пробираться мужчины призывного возраста. (…)

АРЕСТЫ БОЛЬШЕВИЦКИХ ДЕЯТЕЛЕЙ

Сосновец, 4 августа. По распоряжению местных и с ведома центральных властей произведены многочисленные обыски и аресты среди коммунистических деятелей, агитировавших против записи в добровольческую армию. Аресты находятся в связи с раскрытием г-ном Сволькеном коммунистической типографии в Варшаве. Одновременно произведен ряд арестов в районе Погонь 26 среди укрывающихся там дезертиров.

ОТ ОБЩЕСТВА ПОПЕЧЕНИЯ О ЖИВОТНЫХ

Правление Общества попечения о животных передает в пользование командования польских войск свою лечебницу для лошадей на улице Млотинской, 4, в которой будет безвозмездно предоставлять услуги ветврач А. Хантовер с 8 до 10 часов утром и с 5 до 6 пополудни. Лекарственные и перевязочные средства бесплатно предоставит Общество попечения о животных.

ДАМЫ, желающие обучиться НА ШОФЕРОВ

и после экзамена получить работу, приглашаются подавать заявления под рубрикой «Женщина» в Бюро объявлений Теофиля Петрашека, Маршалковская, 115.

РЕВОЛЬВЕРЫ

«Браунинг» и «Баярд» с патронами поступили в Варшавское охотничье общество, Крулевская, 17.

К сведению отправляющихся на фронт.

***

Далекому от жизни покажется невероятным, а киносценаристу неправдоподобным – однако с кавалерией в семье Котвицких столкнулась в те дни не только созревшая Маня. Браздами, саблями звуча, конница вторглась и в жизнь ее старшей сестры. Но поначалу Барбара столкнулась кое с чем и кое с кем другим.

«Кое-чем» была газетная заметка из раздела «На красном фронте». В ней среди многого другого – наступления Тухачевского, подвигов Конармии, группы Якира, червонного казачества – упоминались отважные рейды некоего броневого поезда, в которых отличились… Барбара не могла дышать. Барбара упала бы в обморок, будь Барбара из числа падающих в обмороки барышень. Словом, в рейдах отличились «тт. Круминь, Ерошенко и Мерман».

Три товарища фигурировали без имен и без инициалов, и мало ли в России Ерошенок, но рядом с Ерошенко стояла другая известная Басе фамилия – Мерман. И хотя в России сыщутся и Мерманы, тесное соседство двух имен не оставляло, почти не оставляло сомнений. Неужели тот самый комический Оська из Волгубчека? Стало быть… Не верилось. Они воюют? Вместе? На бронепоезде? «Против независимой, свободной Польши», – уточнил ехидный голос. «Против Трэшки и Стахуры», – оборвала Барбара, жестко и решительно.

Конечно, Барбара была готова к тому, что когда-нибудь Костя отыщется. Но первое известие, еще неопределенное, повергло ее в полнейшую растерянность. Настолько сильную, что Бася оказалась не в силах прочесть до конца интереснейшую статью об освобождении Баку – три месяца назад, в те самые апрельские дни, когда Пилсудский захватил Житомир. Ей не вспомнился даже ее спор с Ерошенко – о нефти, когда Костя, пусть в шутку, заклеймил ее империалисткой. Буквы газеты прыгали перед глазами, глаза туманились, мысли скакали как через барьеры. Она пыталась заставить себя порадоваться – вместе с закавказскими тюрками, с армянами, вместе с восставшим пролетариатом, вместе с командами бронепоездов 11-й армии, вместе с Азревкомом, вместе с советской республикой, прорвавшей хозяйственную блокаду и овладевшей сокровищницей нефти. Не получалось. Возможно, будь у нее хоть бы один знакомый мусаватист, ей бы сделалось отрадно, что эту публику прищучили, однако мусаватистов, к счастью или несчастью, среди Барбариных знакомых не водилось. Равно как не водилось среди них эриванских дашнаков и тифлисских меньшевиков, каковых, судя по тону статьи, уловленному Басей сквозь хлынувшие, несмотря на усилия, слезы, ожидала сходственная участь. И пес с ними, сепаратистами и разжигателями войн! Vive la Commune! Vive la République, unie et indivisible! Что, Антанта, утерлась? И еще не раз утрешься, сука гадская.

Когда на следующий день Барбара собралась перечитать статью о кавказских событиях внимательнее – предварительно она раз пятнадцать прошлась повлажневшими глазами по волшебным строчкам о бронепоезде тт. Круминя, Ерошенко и Мермана, – словом, на следующий день ей этого сделать не дали. Кто? Вот этот самый «кое кто».

Кое-кто выглядел на редкость по тем временам респектабельно. Среднего роста, худощавый, в относительно нестарой пиджачной паре, с тонким профилем эстета, эспаньолкой жизнелюба и острыми глазами прожженного филолога.

– До меня доходят слухи, что вы из Москвы, – лукаво улыбаясь, сказал кое-кто Барбаре.

Вежливая Бася улыбнулась в ответ.

– В некотором роде.

Кое-кто, а был это гражданин Карандашов Леонид Олегович, магистр Петербургского университета, позавчера записавшийся в библиотеку, продолжил выяснение Басиной личности, о которой знал подозрительно много.

– Специалист по французской революции?

Не удивившись вопросу – Трэшка и Стахура отучили Басю удивляться, – прекраснейшая из библиотекарей Наркомпроса УССР признала:

– Весьма относительный. Я только закончила курс.

– Но чем-то уже занимались, – предположил, и вполне логично, магистр.

Как нам известно, Бася занималась много чем и даже метко стреляла по людям из браунинга. Но магистр, несомненно, имел в виду науку.

– Пожалуй, да. Переводила из Робеспьера.

– Стало быть, вы робеспьеристка, – удовлетворенно заключил гражданин Карандашов.

Пришлось признать и это. С оговоркой.

– Исключительно в профессиональном смысле.

– Вот я и говорю, – обрадовался гражданин, – профессиональная робеспьеристка. А я, – небольшая риторическая пауза, – профессиональный садист.

И вперил взор в ожидании реакции. Не столько, правда, в глаза, сколько в Басин нежный подбородок. И заодно в деликатную грудь, пусть и надежно укрытую глухим темно-синим платьем, но для глаз, изощренных в исканиях, приметную.

Сообразительная Бася нисколечко не испугалась.

– Изучаете творчество маркиза де Сад?

На лице гражданина отразилось разочарование, впрочем наигранное.

– Вы кошмарно проницательны. С вами неинтересно. О да. Я перевожу «La Philosophie dans le boudoir»27. Вы читали?

– Стыдно признаться, нет.

– Как специалист по революции вы обязаны. Семьсот девяносто пятый год. Я дам вам собственный экземпляр, нелегальное брюссельское издание. Куда вам занести? Где вы живете? Мы могли бы обсудить ряд серьезных научных проблем.

Ложных отговорок дочь профессора придумывать не стала. Сказала честно, как на исповеди.

– Я практически всё время здесь. Дома только сплю. Жду мужа.

Гражданин Карандашов задумался. Решал, что именно сообщила прекрасная библиотекарша. Что у нее есть муж и потому домогаться ее бесполезно – или что мужа нет на месте и потому ей грустно спать одной?

Барбара внесла уточнение.

– С нетерпением.

И тут уже задумалась сама. В самом деле? Не боится ли она этой встречи?

Задумался и переводчик маркиза. Так сильно ждет, что никогда, ни с кем и ни за что? Или до того изголодалась, что отдастся прямо здесь, за полками с Брокгаузом, красиво выгнув спину и сдерживая крик?

– Я безумно его люблю, – произнесла с нажимом Бася.

На челе магистра отразилась работа мысли. Ученый решал дилемму. Безумно любит его и только его – или безумно любит мужчин и ни минуты жить без них не может? Бася внутренне вздохнула. До чего же тяжело с де садами и казановами.

– Он в Красной армии, – терпеливо объяснила она филологу. – Командует бронепоездом. – В этом месте Бася приврала. – Прекрасный и суровый человек.

В целом подействовало. Карандашов удовлетворенно – научная задача решена, и лучше отрицательный ответ, чем неизвестность, – удалился за полки с Брокгаузом. Что-то долго там выискивал. Вышел спустя четверть часа. С новой идеей, бесстрашной и сугубо творческой. Предложил заняться переводом. Совместно. Порядочного куска из десадовой «Философии». Кусок назывался интригующе: «Французы, еще одно усилие, если вы желаете стать республиканцами». Одиночество Барбары было для магистра, законченного альтруиста, невыносимым.

Басе вспомнился московский профессор и разговор о памятнике Робеспьеру.

– Нерукотворный памятник де Саду?

– Точно так! – окрылился надеждой садист. – Русский читатель революционной эпохи должен знать великих предшественников.

Пыл его был моментально остужен.

– Я сомневаюсь, что издание поддержит Наркомпрос. К тому же у меня работа. Надо репетировать «Марсельезу». Через несколько дней концерт.

Бася действительно репетировала «Русскую Марсельезу», с ребятишками из школы по соседству, по поручению наробраза. Миссия, поначалу ее смущавшая, вскоре ей как ни странно понравилась. Но она не понравилась магистру. Магистр возмущенно фыркнул.

– Не Марсельезу, а «Отречемся». Как вы можете сравнивать? – В голосе садиста звякнула обида. – И вообще, прошу покорно, это саботаж. Буржуазное, обывательское, контрреволюционное ханжество.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Конные состязания (фр.).

2

Ага (фр.).

3

Stowarzyszenie Samopocy Społecznej – Объединение общественной взаимопомощи (пол.). Штрейкбрехерская организация, созданная летом 1920 г.

4

До последней капли крови (пол.).

5

Граф Алексей Орлов был основоположником русского племенного коневодства. Знал ли об этом маршал? Наверняка. Как минимум, он знал орловскую и орловско-ростопчинскую породу лошадей.

6

Конь, коня, мужской род… конница… стадо верблюдов… порядки пехоты (лат.).

7

Официальное название западной части Южной России с 1918 по 1991 год.

8

Rada Obrony Państwa. Орган был образован первого июля – спустя трое суток после освобождения Конармией Новограда-Волынского, то есть перехода нами линии, с которой в апреле началось пилсудовское наступление.

9

Ровно находится в излучине Горыни, поэтому Конармия, наступая на него, переходила реку с востока на запад, а оттесненные к северу части 2-й польской армии, перейдя в наступление, переправлялись с севера на юг.

10

Всероссийский еврейский общественный комитет помощи пострадавшим от погромов. Киевская райкомиссия Евобщесткома начала работу в июне 1920 г. Всеукраинский Евобщестком функционировал в Харькове с августа.

11

Туман войны (нем.). У Клаузевица – Nebel des Krieges.

12

Отважных борцов за свободу и независимость (пол.).

13

Запомни, Ежий, вот она, их пресловутая рыцарская честь. Непомерное презрение к тебе и непомерная забота о себе (пол.).

14

Я в четырнадцатом, пятнадцатом защищал Варшаву, а вы… (пол.).

15

С повышеньем, гражданин (пол.).

16

Одеться. Стыдно на вас смотреть. Гражданин подпоручик, отвести подразделение к вагону. Кому я сказал? Выполнять! (пол.).

17

Слушаюсь (пол.).

18

Я тоже защищал Варшаву. В четырнадцатом, пятнадцатом. И знаю, что такое честь (пол.).

19

Прощай (пол.).

20

Его честь называлась верность. Не правда ли? (нем.)

21

«Jeździec i Myśliwy».

22

Григорий Янчевецкий – отец писателя Василия Яна.

23

Я воспитываю (для себя), ты воспитываешь (для себя), он воспитывает (для себя), мы воспитываем (для себя), вы воспитываете (для себя), они воспитывают (для себя) (древнегреч.).

24

По-польски рыжая масть называется kasztanowata, поэтому имя Каштанка можно с польского перевести как Рыженькая.

25

Чистое – часть варшавского района Воля.

26

Западная часть Сосновца.

27

Философия в будуаре (франц.).