Русская идея. Бороться с мировым злом

Достоевский, похоже, окончательно решает, что русская идея заключается в стремлении ко всемирному общечеловеческому единению. Это некий идеальный финал, к которому должно прийти человечество.

1877 март. «Мы, Россия, действительно необходимы и неминуемы и для всего восточного христианства, и для всей судьбы будущего православия на земле, для единения его. Так всегда понимали это наш народ и государи его… Одним словом, этот страшный Восточный вопрос – это чуть не вся судьба наша в будущем. В нем заключаются как бы все наши задачи и, главное, единственный выход наш в полноту истории. В нем и окончательное столкновение наше с Европой, и окончательное единение с нею, но уже на новых, могучих, плодотворных началах. О, где понять теперь Европе всю ту роковую жизненную важность для нас самих в решении этого вопроса! Одним словом, чем бы ни кончились теперешние, столь необходимые, может быть, дипломатические соглашения и переговоры в Европе, но рано ли, поздно ли, а Константинополь должен быть наш, и хотя бы лишь в будущем только столетии! Это нам, русским, надо всегда иметь в виду, всем неуклонно. Вот что мне хотелось заявить, особенно в настоящий европейский момент» [25]

1877 ноябрь. «С Востока и пронесется новое слово миру навстречу грядущему социализму, которое, может, вновь спасет европейское человечество. Вот назначение Востока, вот в чем для России заключается Восточный вопрос». [26]

Федор Михайлович пишет, что с запада может прийти, и уже идет социализм (который назван «грядущим», то есть приближающимся, наступающим). Иными словами, мир стоит на пороге больших изменений. И Россия, по его мнению, может предотвратить это, и «вновь спасти Европу». Для этого России нужно решить Восточный вопрос. Возможно, он был прав. Но произошло иное.

Катастрофа 1878 года

Россия встала на защиту балканских славян и объявила войну Османской империи. Весь народ загорелся идеей помощи братьям славянам. Еще до объявления войны на Балканы отправились тысячи добровольцев. По всей России люди жертвовали на благое дело. А потому, когда царь объявил войну Османской империи, эта новость была встречена ликованием.

Русские писатели и мыслители принялись обсуждать будущие судьбы проливов и Константинополя, а также будущее устройство новых балканских славянских государств. В обществе возникло всеобщее ожидание глобальных изменений.

Достоевский, как и большая часть русской интеллигенции, как и весь русский народ, внимательно следит за происходящим. Но его увлекает не столько политика, сколько её идейная подоплека: русская идея, панславизм, решение Восточного вопроса, будущее России и человечества.

Русские, проявляя чудеса героизма, сражаются на Балканах, продвигаясь к Константинополю. Но европейские государства, не желая усиления России, начинают тайно поддерживать Османскую армию. Германия поставила туркам современные орудия, а Англия передает современные скорострельные винтовки, использование которых привело к огромным потерям русских войск при штурме Плевны (до 35 тысяч убитыми и ранеными).

В Дневнике писателя Достоевский даже пишет о необходимости изменения тактики ведения войны из-за появления многозарядных скорострельных винтовок. Но Плевна взята, вражеские войска опрокинуты, и русские доходят до Константинополя.

В это время Англия и Австро-Венгрия грозят вступить в войну на стороне Османской империи, в случае если русские зайдут в Константинополь. И царь дает приказ остановиться.

Русские войска останавливаются под стенами Константинополя.

По итогам войны в местечке Сан-Стефан Россия и Османская империя подписывают мирный договор. Однако европейские державы требуют пересмотра мирного договора! Удивительная дерзость. Но ещё удивительнее то, что власть соглашается на это и идет на пересмотр итогов войны. Как? Почему? Откуда такая покладистость?

В июне 1878 года в Берлине собираются страны, не участвовавшие в войне, которые фактически навязывают России новый мирный договор, постаравшись максимально умалить результаты нашей победы. А некоторые страны даже приобрели новые территории! Так Англия получила право оккупировать Кипр, а Австро-Венгрия – Боснию и Герцеговину!

По итогам нового мирного договора урезана сумма контрибуции, которую должна выплатить побежденная сторона. Но, пожалуй, обиднее всего было то, что Болгария не получила независимость, оставшись данником Османской империи.

Катастрофа! Унижение! Позор! Многие в России видели это именно так.

Вот что писали Московские ведомости в 1878 году:

7 июля. «Наши противники торжествуют великую победу. Английские министры возвращаются с конгресса триумфаторами и в упоении своего торжества забыли всякое приличие». [27]

8 июля. «Лондонская публика узнала о содержании Берлинского трактата ранее других… Английская печать радуется безмерно, что заключенный конгрессом трактат устраняет опасность для мира. … Но кому бы вы думали обязана Европа сохранением мира? России? О нет! … князю Бисмарку, затем французским уполномоченным потом графу Андраши… наконец, всех более самому лорду Беконсфильду. А Россию не благодарят даже ради приличия…. Что касается немногих неблагоприятных суждений в английских газетах о Берлинском трактате, то они двоякого рода. Одни недовольны, что еще слишком мало сделано против России». [28]

10 июля. «Лорд Солсбери потешается и над нашим военным вознаграждением [которое было снижено с почти 1,5 миллиарда до 300 миллионов рублей. – А. С.]. В силу специальных английских деклараций, занесенных в протокол, Порте де вовсе нечего беспокоиться об уплате контрибуции <….> лорд впадает в тон игривой иронии, говоря о „бесконечно отдаленном периоде“ в течение коего России придется ожидать уплаты этого вознаграждения». [29]

12 июля. «Лорд Беконсфильд <….> досадует на то, что за Россией все-таки остались Батум и Карс; «но что же было делать? Воевать? Но это крайне убыточно, да, пожалуй, и не отвоевали бы. А мы лучше приняли меры, чтобы впредь Россия более не воевала с Турцией, заключив с султаном оборонительную конвенцию. Уступив России.. мы крикнули ей: «До сих пор, и ни шагу далее». [30]

Наши противники понимают, что главная цель России, ради которой мы и начали эту компанию, – освобождение славян, освобождение Болгарии. И они прилагают максимум усилий, чтобы именно это достижение отнять у России.

20 июля. «Единственный по важности вопрос, от коего зависело всё остальное соглашение, был именно вопрос о Болгарии… Россия могла бы без ущерба своему достоинству и интересам отказаться от всех прочих своих приобретений, если бы в этом вопросе она вполне достигла предложенной цели. Россия имеет в нем интерес, пред которым ничтожны все оставшиеся за нею приобретения. Не для них и начала Россия войну, а за „святое дело“ с которым отождествлялась традиционная цель русской политики, за освобождение родственного и единовернаго ей племени. Это отлично понимал и главный враг наш, Англия, предвидя как достижением той цели должно было возвыситься значение России. На уничтожение именно этого результата нашей войны и были направлены все ея усилия. Мы видели, что с нашими приобретениями Англия легко примирилась, а из-за оставления забалканской Болгарии под властью султана она будто бы готова была на войну. … Торгуясь с нами по всем пунктам, Англия более всего заботилась уничтожить главную цель бывшей войны и закрепить лучшую часть Болгарии более чем прежде под турецким владычеством». [31]

У нас отнимают победу. Россию показательно и принародно унижают. Одновременно с этим территориальные приобретения получили страны, не участвовавшие в войне.

Общественность обращается к царю с просьбой: не подписывать унизительный мир. И. С.Аксаков, выступая (22 июня 1878) в Московском Славянском Благотворительном Обществе, произнес пронзительную речь.

И. С. Аксаков: «Скажите вы все, здесь собравшиеся: неужели все это не сон, не просто страшныя грёзы, хотябы и наяву? Неужели и впрямь на каждом из нас уже горит неизгладимое клеймо позора?… Не мерещится ли нам все то, что мы будто видим, слышим, читаем? … Ужели хоть долю правды должны мы признать во всех этих корреспонденциях и телеграммах, которыя ежедневно, ежечасно, на всех языках, во все концы света разносят теперь из Берлина позорныя вести о наших уступках и, передаваясь в ведение всего народа, ни разу не опровергнутыя русскою властью, то жгут его стыдом и жалят совесть, то давят недоумением? <….> Ты ли это, Русь-победительница, сама добровольно разжаловавшая себя в побежденную? Ты ли на скамье подсудимых как преступница, каешься в святых, подъятых тобою трудах, молишь простить тебе твои победы?… Едва сдерживая веселый смех, с презрительной иронией, похваляя твою политическую мудрость, Западныя державы, с Германией впереди, нагло срывают с тебя победный венец, преподносят тебе взамен шутовскую с гремушками шапку, а ты послушно, чуть ли не с выражением чувствительнейшей признательности, подклоняешь под нее свою многострадальную голову!» [32]

И в отчаянии обращается Аксаков к царю: неужели этот позорный мир будет подписан? Не может быть, чтобы власть пошла на это:

И. С. Аксаков: «Но каких бы щедрых уступок, во вред России и к выгоде наших врагов, ни натворили русские дипломаты, – разве Россия, в лице своего Верховного Представителя, сказала свое последнее слово? Не верим, что все эти щедроты на счет русской крови и чести были одобрены Высшею властью; не верим и не поверим, пока не появится о том официальное правительственное извещение. Но даже и предположить подобное извещение было бы преступлением против достоинства власти! <….>

И в самом деле, мыслимо ли, чтобы весь этот колоссальный абсурд, эта ошеломляющая нелепость решений конгресса, это сплошное надругательство над Россией могло когда-либо стать совершившимся фактом?

<….>

Из-за чего возгорелась война, из-за какого ближайшего повода? Из-за турецкой повальной резни, совершенной над населением Южной Болгарии. Какая главная возвышенная задача войны? Вырвать Болгарское племя из-под турецкого ига. Никогда никакая война не возбудила такого всеобщего на Руси сочувствия и одушевления, не вызвала столько жертвоприношений любви, не заслужила в такой полной мере названия «народной», как именно эта война, благодаря именно этой священной задаче. По переходе наших войск через Дунай, Императорская прокламация объявляет Болгар свободными <….> После исполинских усилий, русские войска преодолевают Балканы; русские власти водворяют новый строй и по всей Южной Болгарии. Сан-Стефанским договором, скрепленным подписью Императора России и подписью самого Турецкого падишаха, вся Болгария <….> возводится в княжество <….> Поверила наконец несчастная страдалица-страна своему избавлению… и вдруг… с соизволения той же самой… избавительницы России, как по живому телу распиливается Болгария на две части, и лучшая, плодороднейшая ее часть, Забалканская, та именно которая наиболее истерзана, изъязвлена, осрамлена турецкими зверствами, возвращается в турецкое рабство!… вновь закрепостить их побежденному извергу <….> на лютую турецкую месть за то, что верили в русскую власть, за братское сочувствие к русским!

<….>

И осмелится кто-нибудь поверить, чтобы такие результаты конгресса были освящены согласием русской власти!… Да, что же такое случилось? Не потерпели ли мы поражения, страшного, поголовного…? Ничего не случилось, никаких боев не было. Только притопнул лорд Биконсфильд, да Австрия пригрозила пальцем… Русская дипломатия, пожалуй и могла испугаться, но только она одна, и никто больше.

<….>

Одним словом, что весь конгресс ничто иное как открытый заговор против русского народа. Заговор с участием самих представителей России!!… И мы отважимся поверить, что на все это последовало одобрение Верховной Власти? <….> Никогда!

<….>

Австрийские войска вступят в Боснию и Герцеговину. С умилительным единодушием все державы, исключая Турции, но не исключая России, благословили Австрию на оккупацию, …двух славянских земель, а потом на подчинение себе, в той или другой благовидной форме <….> и независимой Сербии и независимой Черногории, и всей продольной полосы Балканского полуострова вдоль западных границ Болгарии, плоть до Эгейского моря!

<….>

Нет таких и слов, чтобы заклеймить по достоинству это предательство, эту измену историческому завету, призванию и долгу России. Согласиться на такое решение – значит подписать свое самоотречение, как Главы и Верховной Представительницы Славянского и всего Восточно-Христианского мира, – значит утратить не только свое обаяние, не только сочувствие, но и уважение славянских племен <….> Русский народ <….> для того только и пролил ты свою драгоценную кровь, принес в жертву сотни тысяч твоих сынов, для того ты и разорялся и временно обнищал, стяжал себе поистине венец страстотерпца и мученика, чтобы собственными победами унизить себя как славянскую державу, расширить владения, умножить силу врагов твоих и всего славянства, и подчинить православных славян господству немецкой и католической стихий! Напрасный мученик, одураченный победитель, полюбуйся на свое дело!

<….>

Нет, что ни происходило бы там на конгрессе, как бы ни распиналась русская честь, но жив и властен её венчанный Оберегатель, Он же и Мститель! Если в нас, при одном чтении газет, кровь закипает в жилах, что же должен испытывать царь России, несущий за нее ответственность перед Историей? Не Он ли сам назвал дело нашей войны «святым»? Не Он ли, по возвращении из-за Дуная, объяснил торжественно приветствовавшим его депутатам Москвы и других русских городов, что «святое дело будет доведено до конца»?

…

Несокрушим и непобедим русский царь, если только Он, с ясностью исторического сознания, с твердой верою в предназначение своего народа, отложив в сторону попечение об интересах Западноевропейских держав, интересах своекорыстных и нам враждебных, возденет, по выражению наших древних грамот, «высоко, грозно и честно» в своей длани знамя России – оно же знамя славян и всего восточного христианства!» [33]

Сколько боли в этих словах! Без сомнения, Аксаков стал выразителем чувств, боли всего многомиллионного русского народа. Но, несмотря на приходившие из Берлина известия, сохранялась надежда на царя, который всё понимает и не согласится с этим позорным договором. Увы, чуда не произошло. Все решения Берлинского конгресса были приняты Россией.

Это стало позором, но одновременно и приговором власти. Некоторые историки полагают, что именно после так бесславно закончившейся Русско-Османской войны в стране усилились бунтарские настроения и историческая судьба России была решена. Не использовав свой пусть зыбкий и неясный, исторический шанс, как писал Достоевский, «войти в полноту истории», страна погружается в полусонное состояние апатии, которое Александр Блок позже назовет «безвременьем». Российская история разворачивается в сторону революции.

События, происходившие в Берлине, воспринимаются как предательство, унижение, катастрофа. Именно как о катастрофе стали говорить о событиях 1878 года. Ниже приводится выдержка из политико-этнографического очерка «Восточный вопрос», изданного в 1898 году.

«Отступление от Константинополя и эта боязнь пред Англиею чрезвычайно повредили России в нравственном отношении, доказав всему миру ея безсилие и своего рода неуверенность бороться, отстоять свое дело. И, в сущности, что могла бы сделать Англия со своим флотом только? Он ведь рисковал быть запертым в проливах и достаться целиком русским, как приз, и это вполне вознаградило бы те потери по берегу Чернаго моря, которыя могли случиться при бомбардировке англичанами некоторых русских городов, что также не обошлось бы даром англичанам…

Итак, Россия, благодаря своей же политике внутри и извне, развиваясь не в меру с ростом своего населения, не веря в себя и боясь катастроф 1856 и 1878 годов, утратила идею Петра и Екатерины II и, судя по тому, как теперь двигается ея дело, она едва ли может помышлять об обладании проливами и Константинополем и тем более о каком бы то ни было клочке земли на Балканском полуострове». [34]

Хочется верить, что Россия помнит историю и крепко выучила её уроки. Враги-то помнят наверняка.

Катастрофа 1878 года стала крахом и для Достоевского. В январе 1881 года, за месяц до своей смерти, Достоевский говорит о Восточном вопросе в прошедшем времени. Хотя еще недавно (сентябрь 1877) он писал, что отказаться от него равносильно гибели России («Оставить славянскую идею и отбросить без разрешения задачу о судьбах восточного христианства – значит всё равно, что сломать и вдребезги разбить всю Россию, а на место ее выдумать что-нибудь новое, но только уже совсем не Россию»).

28 января 1881 года по старому стилю, или 9 февраля по новому – григорианскому стилю – в возрасте 59 лет ушел из жизни великий русский писатель и философ Федор Михайлович Достоевский. Диагноз: туберкулёз лёгких, хронический бронхит.

В марте 1881 года членами тайной революционной организации «Народная воля» убит Александр II.

Источники

[1] Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: в 17 т. М.: Воскресенье, 1996. Т.11. С.40.

[2] Полное собрание сочинений Ф. М. Достоевского изд.6 том 7 «Идиот». С. Пб. 1904 С.524–525 https://viewer.rsl.ru/ru/rsl01003975973?page=527

[3] Там же С.524

[4] Там же С.525–526

[5] Там же С.526–527

[6] Там же С.527

[7] Там же С.526–527

[8] Там же С.527

[9] Достоевский, Фёдор Михайлович (1821–1881). [Сочинения] Т. 29, кн. 1. Письма [1869–1873] С.260.

https://viewer.rsl.ru/ru/rsl01005431157?page=256

[10] Полное собрание сочинений Ф. М. Достоевского Т13 «Братья Карамазовы. Роман в четырех частях с эпилогом» Том 1 СПб1904 С. 277–278 https://viewer.rsl.ru/ru/rsl01003975967?page=284

[11] Там же С.274–275

[12] Там же С.273

[13] Дневник писателя за 1876 год Ф. М. Достоевского, СПб, 1879 С 160 https://viewer.rsl.ru/ru/rsl01003591983?page=170

[14] Ф. М. Достоевский. Дневник писателя. 1876. Июль и август. Глава первая. II. Нечто о петербургском баден-баденстве. // Достоевский Ф. М. Собрание сочинений в 15 томах. СПб.: Наука, 1994. Т. 13. С. 219–221 https://rvb.ru/dostoevski/01text/vol13/181.htm

[15] Полное собрание сочинений Ф. М. Достоевского издание шестое Том 12 Дневник Писателя за 1877,1880–81 гг СПб 1906 С 81 https://viewer.rsl.ru/ru/rsl01003975968?page=84

[16] Там же С.291

[17] Там же С.357

[18] Дневник писателя за 1876 год Ф. М. Достоевского, СПб, 1879 С. 164 https://viewer.rsl.ru/ru/rsl01003591983?page=174

[19] Там же С.165–166

[20] Там же C.331–333

[21] Там же C.168

[22] Там же C.216

[23] Там же C.242

[24] Полное собрание сочинения Ф. М. Достоевского издание шестое, Том 12 Дневник писателя за 1877, 1880–81 гг СПб, 1906 С. 21–23 https://viewer.rsl.ru/ru/rsl01003975968?page=25

[25] Там же С 81–82

[26] Там же С.358

[27] Собрание передовых статей Московских ведомостей 1878 год / М. Н. Катков. – Москва: Издание С. П. Катковой, 1897 С. 297 https://viewer.rsl.ru/ru/rsl01003946871?page=306

[28] Там же С.298–300

[29] Там же С.303

[30] Там же С.306

[31] Там же С.317

[32] Сочинения И. С. Аксакова 1860–1886: Т. [1] -7. – Москва: тип. М. Г. Волчанинова (бывш. М. Н. Лаврова и К°), 1886–1887. – 7 т.; 23. Славянский вопрос: Статьи из «Дня», «Москвы», «Москвича» и «Руси»: Речи в Славянск. ком. в 1876, 1877 и 1878. – 1886. – VIII Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывш. Н. Н. Лаврова и Ко). 1886. «Речь И. С. Аксакова, произнесенная 22 июня 1878 в Московском Славянском Благотворительном Обществе. С 298 https://viewer.rsl.ru/ru/rsl01003911002?page=307

[33] Там же С.299–307

[34] «Восточный вопрос. Политико-этнографический очерк», СПБ 1898 года, типография В. Д. Смирнова.» С.8–9 https://viewer.rsl.ru/ru/rsl01003682104?page=10

1.3. «Братья Карамазовы» – роман пророчество. Предсмертное послание Достоевского

Рассмотрим роман Достоевского «Братья Карамазовы», написанный им за несколько лет до смерти (время написания 1878–1880 гг.). Этот роман называют величайшим романом писателя. Думается, не будет преувеличением сказать, что это своего рода роман-пророчество, роман, ставший предсмертным посланием гениального писателя.

Эпиграф

«Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода». (Иоанн. 12:24).

О какой смерти хочет сказать писатель? Ведь эпиграф является своеобразным прологом и заключает в себе смысл, раскрываемый текстом романа, который читатель сможет понять по прочтении всего произведения. Иногда эпиграф используется для того, чтобы весь последующий текст читатель воспринимал в его свете. В любом случае, мы видим указание на смерть, без которой не будет воскресения и плода.

Мы уже понимаем состояние автора, писавшего роман после катастрофы 1878 года, явившейся, наверняка, и личной трагедией писателя, крушением его надежд. Возможно, Достоевский духовно прозревал то, что эта катастрофа приведет Россию к революции (мы помним его мнение, что отказ от решения Восточного вопроса равносилен разрушению России). Позже русский философ Н. А.Бердяев назовет революцию прохождением через смерть. Впрочем, не только о смерти, но и о неизбежном возрождении говорит данный эпиграф.

Братья

Роман строится на описании судеб, характеров и взаимоотношений братьев семьи Карамазовых: Дмитрия, Ивана, Алексея и внебрачного сына Федора Павловича – Павла Смердякова.

Можно предположить, что, используя образы братьев, Достоевский хочет сказать нечто о русском народе и судьбе России. Разные по характеру братья Карамазовы символизируют различные психотипы или даже разные слои русского общества, или, если можно так сказать, разные черты характера народного. Судите сами.

Старший – Дмитрий – самая трагичная фигура романа. Он легко переходит от восторга к гневу, от ненависти к любви; склонный к кутежу и разврату в юности, укоряет себя за это всю остальную жизнь; человек чести, готовый скорее прослыть убийцей, чем вором, кающийся в крови слуги своего отца. Дмитрий может символизировать буйную сторону русского человека, широту души и необузданность мучающих его страстей. А может означать и некоторую часть русского народа, буйного, мечущегося, ищущего и не находящего успокоения в мире. Именно Дмитрию принадлежат слова:

«Широк человек, слишком даже широк, я бы сузил. Черт знает что такое даже, вот что! Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой. В Содоме ли красота? Верь, что в Содоме-то она и сидит для огромного большинства людей, – знал ты эту тайну иль нет? Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». [1]

Другой брат – Иван – ученый, вольнодумец, отрицающий Бога. Именно ему принадлежат слова, которые в упрощенном и немного измененном виде звучат так: «Если Бога нет, то все позволено». Иван представляет образ современной писателю прогрессивной, безбожной, увлеченной Западом интеллигенции.

Самый младший – Алеша Карамазов – послушник в монастыре. Это образ христианской России, богомольной, ищущей Христа, готовой идти за Христом, стремящейся всех понять, примирить между собой. Он произносит известное: «Не могу я отдать вместо „всего“ два рубля, а вместо „иди за мной“ ходить лишь к обедне», – что представляет собой размышление над словами Христа: «Раздай всё и следуй за Мной» (Мф 19:21).

Алеша символизирует ту часть русского народа (ту часть характера русского народа), которая, если поверит, то непременно почувствует влечение раздать имение и уйти в монастырь.

Алеша Карамазов – центральный герой, о чем писатель говорит в самом начале романа. И это весьма показательно, ведь основные события связаны с другими братьями. Алеша вызывает у всех симпатию, всех соединяет, примиряет. Его доброта, сердечность, открытость преображают людей.

Четвертый Карамазов – внебрачный сын Федора Карамазова – Павел Смердяков – лакей, живущий в доме своего отца. Именно он в итоге убивает своего папеньку ради 3000 рублей.

На Смердякова производят сильнейшее впечатление слова Ивана: «Все позволено». После убийства Смердяков говорит пораженному до глубины души Ивану:

«Вы убили, вы главный убивец и есть, а я только вашим приспешником был, слугой Личардой верным, и по слову вашему дело это и совершил». [2]

Смердяков символизирует всё самое низменное, что, безусловно, присутствует в русском, как и в любом другом, народе.

Не забудем еще одного Карамазова – отца, Федора Павловича. Это очень неприглядный персонаж: блудник, кощунник, не верящий в Бога, скряга, наживший состояние сомнительными сделками, державший питейные заведения в городе. Он совершенно не занимается детьми и даже более того, предпочитает сбыть своих малолетних детей в чужие руки.