Яблочный пирог. Литературная реконструкция

Это более серьезный аргумент. А какие же головные уборы теперь в моде?

БРАТ

Лучше ходить вовсе без оного, чтобы не прослыть либералом и поклонником Боливара. Нынче мода на либералов прошла.

Указывая на обувь брата.

Да, и гусарские сапоги с кисточками – это вчерашний день. Нынче все носят панталоны навыпуск.

АЛЕКСАНДР

Мне страшно за мой гардероб.

БРАТ

Главное, не оказаться рядом с заправским франтом, таким как Чаадаев.[17]

АЛЕКСАНДР

Чаадаев не франт.[18]

БРАТ

Хуже, он сама безупречность.

АЛЕКСАНДР

Когда ты видел его в последний раз?

БРАТ

Месяца за два до его отъезда летом прошлого года. И знаешь ли, он заблаговременно разделил все имущество с братом. Так поступают люди, которые планируют прокутить все за полгода и застрелиться.

АЛЕКСАНДР

Или которые не намерены возвращаться никогда.*

* Чаадаев непременно появится в нашем рассказе собственной персоной. Но для этого нужно дочитать до конца.

СЦЕНА 7. ТРИГОРСКОЕ

Прасковья Александровна с дочерями. Они обсуждают прибывшего из молдавских степей и с южных морей соседа, словно невиданную заморскую диковинку, тщетно пытаясь отыскать в ней знакомые черты.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА

Как Вам показался наш сосед? Он изменился, возмужал, совсем не тот, что прежде.[19]

ЗИЗИ

Прежним я почти совсем не помню его. А нынче он какой-то невзрачненький, худощавый, роста невысокого, только зубы белые, красивые, когда смеется.

АЛИНА

У него манеры светского человека.

ЗИЗИ

Как это, светского человека?

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА

Этого словами не объяснишь. Сдержанность без высокомерия, простота без панибратства, безупречное чувство вкуса и четкое понимание, с кем и о чем говорить.

АННА

А мне он показался самодовольным и заносчивым. А его желание во всем походить на Байрона просто смешно. Что же до светского лоска, то это лишь в гостях, для посторонних глаз.

ЗИЗИ

А это правда, что наш сосед тоже боксирует?

АЛИНА

А это правда, что он читает по-английски?

ЗИЗИ

Я слышала, будто в подражание Байрону он по утрам в любую погоду купается в нашей речке, а она даже в середине лета теплой не бывает.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА

Почему бы Вам не спросить об этом его самого?

СЦЕНА 8. ЗУЕВО

Ночь. АЛЕКСАНДР и БРАТ пытаются заснуть.

БРАТ

Ты спишь?

АЛЕКСАНДР

Что ещё?

БРАТ

Есть ещё к тебе вопрос приватного свойства.

АЛЕКСАНДР

Час от часу не легче. Давай сразу к делу.

БРАТ

Все же «Гаврилиаду» ты написал или Барков?[20]

АЛЕКСАНДР

Конечно, Барков.

БРАТ

А вот и нет. Вильгельм Карлович нам со всею убедительностью доказал, что Барков не использовал таковых оборотов речи, как в «Гаврилиаде», и вдумчивое прочтение указывает на твое авторство.[21]

АЛЕКСАНДР

Черт бы подрал Вильгельма Карловича, так ему при встрече и передай!

БРАТ

Значит, он прав?

АЛЕКСАНДР

А может не Барков и не я, а кто-то третий?

БРАТ

Да кто же? Кому бы захотелось так высмеять поэтов Ключарева да Гамалею?[22]

АЛЕКСАНДР

Это было бы не по-братски. Поэтому ко мне это не имеет отношения.

БРАТ

Могу поклясться, что не Жуковский и не Гнедич. Баратынский для такого сочинения слишком молод, Козлов уже слишком стар, а Давыдов иль Глинка вряд ли вытянули бы столь крупную форму… Остается князь Вяземский.

И стиль его, и на несколько страниц стиха он способен.

Неужели это князь?

АЛЕКСАНДР

Оставь свои литературные изыскания при себе, умоляю. Князь нынче тоже в опале и тоже в деревне.

БРАТ

Значит, это новая мода – рассадить поэтов по деревням… Знать, Ивану Ивановичу по душе Буколики.[23]

АЛЕКСАНДР

Да замолчи ты, спать пора. Далась тебе эта дрянная поэма. (немного помолчав) И, слышишь, затащи ко мне сюда Вильгельма Карловича. Мы искупаем его по старой памяти в озере Кучане.[24]

СЦЕНА 9. ЗУЕВО

Днем.

АЛЕКСАНДР и его БРАТ в комнате Александра, которую они пока делят с братом, справа от входа в дом, с окнами во двор.

АЛЕКСАНДР

Лайон, а Лайон, сколько нужно денег, чтобы доехать до Парижа? * У меня неважно с математикой, цифры в голове так и прыгают.

* Лайон (lion), то есть Лев, Лев Сергеевич.

БРАТ

Минутку, сейчас найдем. Вот незабвенные «Письма русского путешественника».

В руках БРАТА появляется книжка.

Карамзин пишет, правда, это было тридцать лет назад, что шестьдесят верст обходятся в Европе в 17 рублей, это по три с полтиной за версту. До Парижа 2600 верст, а то и поболе. Умножаем на три с полтиной. Около тысячи червонных уйдет только на дорогу до французской столицы. Допускаю, что многое с тех пор поменялось, но вряд ли подешевело.[25]

АЛЕКСАНДР

А дальше? Во сколько обойдутся комнаты?

БРАТ

Обратимся к любезному Глинке.

В руках БРАТА появляется вторая книжка.

Недурные комнаты стоили в Париже пятнадцать рублей за день.[26] Если взять для скромного расчета десять рублей со столом, это дает триста рублей в месяц. На тысячу рублей можно нанять квартиру месяца на три с половиной.[27]

АЛЕКСАНДР

Итак, на дорогу и первые месяцы нужно не менее двух-трех тысяч рублей, да и того мало. Для спокойной жизни нужен стабильный годовой доходец тысяч в восемь.[28]

БРАТ

А лучше десять.

АЛЕКСАНДР

Таких денег у меня не будет никогда.

Лайон, а Лайон, что же делать мне? Писать быстро и просто один за другим романы для девиц в стиле Клариссы? В стихах и прозе?

БРАТ

Отчего же нет? Публике нравятся истории любви, особенно любви несчастной. Она более плодоносна в смысле барышей от барышень.

АЛЕКСАНДР

Стишки любимца муз и граций мы вмиг рублями заменим и в пук наличных ассигнаций листочки ваши обратим…

БРАТ

Что?

АЛЕКСАНДР

Ничего. Не меня ли называли надеждой русской словесности?

БРАТ

Тебя, конечно, спору нет.

АЛЕКСАНДР

И я должен разменять свой талант на дешевые слезливые истории, раскланиваясь перед уездными девицами, расшаркиваясь перед их кавалерами?

БРАТ

Позволь, чего же ты хочешь? Говори яснее.

АЛЕКСАНДР

Написать лучший русский роман в стихах, за который будет не стыдно перед Чаадаевым.

БРАТ

Тебе это под силу. Ты можешь и десять таких романов написать.

АЛЕКСАНДР

Но писать одновременно много, быстро и хорошо немыслимо. Либо писать мало, медленно и хорошо, либо быстро и плохо. Что лучше?

БРАТ

Лучше писать много, талантливо и очень-очень быстро, чтобы это приносило доход и славу.

АЛЕКСАНДР (усмехаясь)

Попал я в ловушку, Лайон. Чтобы писать талантливо, нужно писать свободно, чтобы писать свободно, нужна ясная голова, чтобы голова была ясна и не думала о хлебе насущном, нужны деньги, а денег нет и не предвидится.

Обходит брата кругом и продолжает из-за спины.

Наоборот, чтобы был доходец со всех букв алфавита, нужно писать то, что от тебя хотят услышать, то, что будет нравиться, то есть несвободно, а значит, и не талантливо. Круг замкнулся. Проще ничего не писать вовсе. Об этом говорит Гёте: в сей век железный без денег и свободы нет.

БРАТ (с негодованием)

Как может поэт, служитель муз, думать, как ты, только о деньгах? Это несносно, в конце концов.

АЛЕКСАНДР (с грустью)

Вот теперь и ты понял мою мысль: поэзия и жажда выгоды несовместны. Раньше я стремился опубликовать написанное, чувствуя гордость и тщеславное удовольствие. И вот теперь, когда я отдал для печати последние мои творения и первую главу, внутри меня что-то переменилось. Я чувствую, будто продал душу дьяволу. Деньги не такие большие, но искушение велико. Написать легко и непринужденно поэму песен в двадцать пять в подражание Байрону, прослыть русским Мельмотом и брать по пяти рублей ассигнациями за страницу. Одна эта мысль внушила мне отвращение к поэзии на день или на два, или на три.*

* «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать» – этот шаткий компромисс станет удобным жизненным кредо.

ЛЕВ

Вульф рассказал мне о своем приятеле, что пишет отменные стихи, Языкове. У него есть опус как раз на эту тему:

О деньги, деньги! Для чего

Вы не всегда в моём кармане?

Теперь Христово рождество,

И веселятся христиане;

А я один, я чужд всего,

Что мне надежды обещали:

Мои мечты – мечты печали,

Мои финансы – ничего!

Здесь БРАТ элегантно и театрально демонстрирует пустоту своих карманов.

Туда, туда, к Петрову граду

Я полетел бы: мне мила

Страна, где первую награду

Мне муза пылкая дала;

Но что не можно, то не можно!

Без денег, радости людей,

Здесь не дадут мне подорожной,

А на дороге лошадей.

И что там далее…

По мне – отличные стихи. После них хочется выпить доброго вина. Не грусти, брат. Поедем веселиться.

СЦЕНА 10. ТРИГОРСКОЕ

Александр снова у соседей, они гуляют вместе по парку, сверяют время по солнечным часам, прячутся под кроной огромной ели и приносят поэтические жертвоприношения дубу.

После его отъезда Прасковья Александровна заходит в комнату сына Алексея и закрывает за собой дверь.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА

Алексей, нам нужно поговорить серьезно. О чем вы там шушукались с Александром? Смотреть мне в глаза! (берет его за подбородок, как сенную девушку)

Ах, ты, глупый мальчишка. Не сметь лгать матери. И не вздумать замышлять побег, когда он может стоить и тебе, и Александру положения, свободы и будущности.

АЛЕКСЕЙ (оправдываясь)

Матушка, это всего лишь разговоры.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА

Говори!

АЛЕКСЕЙ

Александр мог бы сопровождать меня из Дерпта за границу под видом слуги, лакея. Нам бы только узнать о месте пребывания Чаадаева – мы слышали, он уже покинул Лондон и Париж и обретается где-то в Швейцарии – мы поедем туда.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА

И как же это Александр доберется до Дерпта? Я слышала, будто даже выезд из Псковской губернии ему запрещен.

АЛЕКСЕЙ

Мы хотим призвать на помощь Моейра, свояка Жуковского. Чтобы Моейр пригласил его в Дерпт для целей лечения.[29]

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА

О, да. У Александра много больных мест. И непоседливость – это его главное больное место.

АЛЕКСЕЙ

Александр говорил что-то об аневризме, будто нога у него немеет.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА

Как бы не так, недавно он выезжал жеребцов, это с больной-то ногой. И просил всех вокруг выслать ему пособие по выездке. Не лучше ли ходатайствовать о законной поездке в Дерпт и за рубеж для целей лечения и подключить к этому вопросу Жуковского?

Наконец, откуда намерены взять средства на путешествие в Европу Вы, мой любезный сын?

АЛЕКСЕЙ

Честно говоря, я рассчитывал на свою часть батюшкиного наследства.

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА

А про то, что у Вас пять сестер, которым я должна выдать приданое, Вы забыли? А Ваши младшие братья, которым я обязана дать образование? Ими можно пренебречь? Да мы не можем позволить себе провести зиму даже в Петербурге! Это немыслимо дорого, а жизнь за границей ещё дороже, достойная жизнь. Думали было поехать в Германию на воды летом, но доходу оказалось слишком мало. Я все рассчитала и положила, что будет лучше нам всем жить в деревне. А Вам, молодой человек, положено сперва окончить курс в Университете, что тоже обходится мне недешево, а потом уже шляться по Европе.

АЛЕКСЕЙ

Но я уже все обговорил с Александром!

ПРАСКОВЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА

У которого тоже пока нет денег.

СЦЕНА 11. ЗУЕВО

В пять часов пополудни ОТЕЦ семейства готовится к обеду. С утра ещё ничто не успело омрачить его сияющего лица, а мысль об обещанных к столу деревенских перепелках с огурцами и капустою, чиненом сычуге, сморчках и ароматных карасиках приводит его в восторг.

ОТЕЦ

Совершенно позабыл, что мы находимся в деревне. Кричу Архипу: «Donne-moi les boutons de manchette!», – а он стоит, не шелохнется.[30] Кричу громче, а он смотрит, словно глухой. Я в недоумении, он в ещё большем недоумении. И тут я понимаю, что он ни слова не понимает. Пытаюсь найти русское слово для этого… и не могу. Не могу вспомнить.[31]

Он довольно потирает руки, оправляет белоснежные накрахмаленные манжеты и жабо.[32]

Однако пора уже и за стол отведать ботвиньи!

Семейство (ОТЕЦ, МАТЬ, БРАТ и СЕСТРА) чинно занимает места за столом, на котором уже красуются пряженцы, сочни и говяжий студень с чесноком. Дворня суетится, бегут в ледник за багренцом.

ОТЕЦ

Похожий, но обратного свойства случай произошел у меня недавно на Мойке в Санкт-Петербурге, где обедал я у де Местра.* Они, кстати, собирались в Италию, плечо у него всё болит. Так вот, перед обедом садится Ксаверий Ксаверьевич за стол, как подобает истинному лютеранину, читает перед обедом Pater Noster… и я за тем же столом, а Pater Noster по-французски язык не поворачивается произнести.** Я начал по-русски «Иже еси на небеси!» Смотрит де Местр на меня и говорит: «Думал, что ты, Сергей Львович, любитель французской кухни, а тебе, оказывается, надобно русскую подавать.»

Все смеются.

Де Местр переводит Крылова на французский, это уморительно смешно, как говорит Александр.

Однако ж где он? Обещался к обеду быть.

* https://ru.wikipedia.org/wiki/ Местр, _Ксавье_де

** Pafer Nosfer – Отче Наш.

МАТЬ

Если обещал, значит, будет.

ОТЕЦ

А это что? Вода брусничная? Я же давеча велел не наливать её больше, у меня от неё несварение.

МАТЬ

Друг мой, свою великолепную речь о пользе Бордо ты как обычно позабыл перевести.

БРАТ

Два друга моих московских, граф Н. и барон В. поспорили, могут ли русские мужики во всём французском самих французов перефранцузить? А судьей решили назначить известного франкофона князя Б., генерала в отставке, проведшего два года в Париже после наполеоновской кампании.

ОТЕЦ

И кто же выиграл?

БРАТ

Не торопитесь, все по порядку. Барон В. нанял полдюжины брадобреев из числа бывших пленных французов, одел их в парики и ливреи. Командовать ими поставил бывшего капрала из Амьена, памятуя, что судить их будет генерал. В столовую – шагом марш! Кругом, на кухню! Грязные тарелки со стола убрать, раз-два. Как на плацу. Все шло великолепно.

Граф Н., который обещался холопов офранцузить, занялся обучением мужиков самолично. Разрешил пробовать господские блюда и вина из кухни, но только если те правильно их назовут, с верной осанкой принесут и ловко на стол поставят. Что вы думаете, через месяц вся челядь у графа ходила с королевской осанкой и говорила по-французски не хуже брадобреев.

Назначили день состязания.

Утром накануне обеда наставник каждой из двух команд решил подбодрить подопечных. Французам дали по бутылке Бордо, а русским граф ничего не дал, но сказал, что если состязание выиграют, то получат каждый по бочке водки.

Выстроили соперников в две шеренги: одни в синих ливреях, другие – в зеленых. До половины обеда разницы между испытуемыми не было никакой, потом генерал разомлел от выпитого и стал забывать французские слова, а через час и вовсе позабыл все до одного. Говорит одному брадобрею на чистом русском языке: «Дай, брат, селедочки, да чтоб лимончиком сверху была подпущена и лучком украшена». Тот только плечами пожимает. А наш кивает и поддакивает: «Oui, monsieur». Принесли селедочку. После нее генерал да и говорит, уж забыв о французах: «А теперь по сладенькой по наливочке вишневой ударим, да чтоб не горчила и не вязала, а медом в рот текла». Брадобреи перешептываются, а понять не могут, что генералу нужно. Наши же только и знают «Oui, monsieur». И несут наливочки. Под конец генерал говорит: «А теперь хочу, чтоб французские нехристи камаринского мне станцевали». Французы в кучку сбились и залепетали: «Non, monsieur». А наши только и рады коленца-то выделывать. Под конец генерал говорит: «А теперь спойте мне что-то самое что ни на есть французское!». Наши подмигнули и грянули генералу Марсельезу, как граф научил. Наутро генерал проспался и признал, что графские французы из мужиков уж куда французистее баронских. Получили по бочке водки. А граф перстень с алмазом выиграл, теперь его всем показывает.[33]

ОТЕЦ (торопливо)

Ты считаешь, что это смешно? Однако где же Александр? Я начинаю терять терпение, стол простывает.

МАТЬ

Подождем же ещё немного, ботвинье все одно простывать некуда, она без того холодная, скоротаем время за молитвой, пока нет Александра:

Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.

АЛЕКСАНДР (в красной крестьянской рубахе)

Аминь.

Руслан заливается радостным лаем при виде вошедшего.

ОТЕЦ

Мы заждались Вас к обеду, Александр. Извольте переодеться – и к столу.

АЛЕКСАНДР

Я и так в красном, по-праздничному одет. В таком наряде хоть на ярмарку, хоть на свадьбу. Я в цилиндр яблок набрал вкуснейших у мельницы.

ОТЕЦ

Не извольте перечить и переоденьтесь. Тут Вам не ярмарка и не свадьба.

АЛЕКСАНДР

Да, на ярмарке было бы куда веселее, а на свадьбе и вправду намного тягостнее. Так что у нас, как на похоронах – и шуток, и слез – всего хватает.

ОТЕЦ

Вы смеете дерзить мне! Я ночей не сплю, волнуюсь за него, письма пишу по канцеляриям, заискиваю ради него, унижаюсь, смотрю, как бы он не натворил чего-нибудь.

АЛЕКСАНДР

Смотреть за мной вовсе не обязательно. Это унизительно для отца – надсматривать за сыном. Я давно хотел поговорить с Вами об этом.

ОТЕЦ

А для отца иметь сына-изгоя, сына-отщепенца – это не унизительно? Я мечтал гордиться Вами, воспитывал Вас для государственной службы, для высокого поприща, а что получил? Мне в спину говорят «вон пошел отец того дерзкого писаки, которого за вольнодумство и колкие эпиграммы выпороли и сослали в Крым», а звучит, будто разжаловали, как преступника, как расстригу, лишили чинов и званий. А все из-за глупости и дерзости, нахальства и желания покрасоваться. Вы готовы поносить отца родного, Господа высмеять, лишь бы о нем говорили и пальцем показывали. Как Вас в Лицее обзывали? Обезьяной? Обезьяна и есть.

АЛЕКСАНДР (пожимает плечами)

Меня обманывали, говоря, что деревенский воздух идет на пользу городским жителям, вселяя в них благоразумие.

ОТЕЦ

Что я говорил? Так может отзываться о родителях только чудовище, безбожное чудовище. А письма его почитать – иногда так и застынешь в изумлении. Ни капли уважения к отеческому дому. На уме одни карты, дуэли и женщины. Даже когда почтенный князь Сергей Григорьевич Волконский пишет ему, словно давнему приятелю, то как-то странно упоминает о своей предстоящей женитьбе на Марии Раевской. То ли просит прощения, то ли уведомляет незадачливого соперника о необходимости посторониться.

АЛЕКСАНДР (опускает кудрявую голову, чтобы никто не видел, как его глаза налились кровью)

О переписке с дамами я и не говорю. Это вовсе выходит за границы приличия.

АЛЕКСАНДР

Мало того, что Вы вскрываете мои письма, читаете их, теперь Вы ещё и пересказываете их содержание другим!

ОТЕЦ

Недавно в почтовом конверте мне попалось необычное письмо с диковинной еврейской печаткой.[34]

АЛЕКСАНДР

Вы вскрывали это письмо, отец?

Сжимает руки в кулаки.

ОТЕЦ

Я теперь обязан все вскрывать.

АЛЕКСАНДР (вскидывает свою кудрявую голову)

Вы читали это письмо???

ОТЕЦ (легковесно)

Невнимательно, так, пробежал глазами.

Делает знак Артёмке налить ему ещё белого вина.

Помню только внизу настойчивую просьбу письмо сжечь.

АЛЕКСАНДР (не себя от ярости)

Так Вы прочли это письмо, до самого конца! Как Вы могли?

БРАТ вскакивает со стула, чтобы остановить брата, который грозной тучей надвигается на отца.

ОТЕЦ (не обращая на них внимания)

Обычная женская болтовня, только на самый конец и обратил внимание, да на подпись.

АЛЕКСАНДР

Это невероятно! Читать чужие письма! И это делает мой собственный отец, который кичится своим пятисотлетним дворянством!

ОТЕЦ (наконец, поднимая на него глаза от ботвиньи)

Шестисотлетним. И не смейте мне указывать. Если Вы думаете, что мне доставляет удовольствие копаться в этой грязи и читать письма каких-то дамочек, Вы ошибаетесь, сударь мой. Я вынужден этим заниматься и марать руки только оттого, что мой сын – это Вы! Вы позорите наше имя, а мне достается роль прачки. Благородный человек, дворянин, не может вести себя таким образом, чтобы получать подобные письма.

АЛЕКСАНДР

Какая низость! Мой отец превратился в жалкого надсмотрщика, полицейского шпиона, мерзкого соглядатая!

АЛЕКСАНДР взмахивает руками, указывая на отца, потом обхватывает ими голову.

В это самое время, совершенно некстати, во дворе останавливается коляска, из которой выходит молодцеватый и подтянутый господин, сосед Пушкиных – Иван Матвеевич Рокотов. Он слышит с

улицы громкие возгласы и крики.

ОТЕЦ

Что? Боже! Воды! Только не брусничной! Что ты только что произнес? Так оскорбить отца! Я запрещаю тебе, Лев, впредь общаться с этим чудовищем, с этим сыном-выродком! Он убил отца! Убил! Убил! Нет, ты слышала, Надин, что он сказал? И это мой сын? Убил!!! Да он убил отца словами! *

* Описанная Пушкиным в разных вариациях сцена менее публична и театральна.