Свет в объятиях тьмы. Азим и Чёрный рубин

– И эту буйную реку нам предстоит пересечь? – взволнованно спросил Азим.

Азим не помнит, но много лет назад он приезжал сюда вместе с отцом и матерью. Аъзам и Зарина, как и многие другие, приезжали к цветочной реке, чтобы предать ей всю свою горечь и боль, причинённую Зелёной хворью. Вода уносит боль и страдание – так говорят бабушки.

Среди народов Рахшонзамина принято, что люди, чьи близкие покинули этот мир не естественным образом, отпускают свою боль у реки и в её пении ищут умиротворения. В сорок дней они приходят и роняют слезу в реку, чтобы она унесла их скорбь. Так, Аъзам и тысячи других приходили к Гулобу проститься со своими покойными. Многие даже рассеивали их прах по воде. Жертв Зелёной хвори не хоронили. Опасаясь, что тела могут заразить почву, султан Бузург ибн Махмуд велел сжигать их.

Ближе к берегу Азим начал скудно вспоминать, как его отец пустил прах по ветру. Река тогда было спокойной, а сегодня словно кипела от ярости.

– Это удивительная река, – с широкой улыбкой ответил Комил, глядя на бурлящий поток. – На самом деле, это спокойная река, но четыре раза в год, в дни поста она свирепствует и её пенные волны приносят эти лепестки, – он поднял с берега мокрый светло-лиловый лепесток лотоса. – Никто до сих пор не знает, откуда она их приносит, – он задумчиво повернулся к Азиму.

Эта загадка всегда интересовала его, и никто не мог на неё ответить, даже самые опытные лодочники и рыбаки.

– Не волнуйся, – ухмыльнулся Комил, – тебе не придётся переплывать её, – он положил лепесток лотоса на плечо Азиму и пошёл вниз по реке.

Склонившаяся крона одинокого чинара указывала на пассажирскую лодку, кормой стоявшую на якоре в ста шагах от путников. Высоко загнутые нос и раздвоенная корма лодки сдержано сверкали под лучами белого солнца. Узор, вырезанный на кедровых бортах, изображал побеги, вьющиеся от сиреневого девятилистника. Янтарная смола, которой отполирована лодка, приглушала солнечные лучи, придавала ей этот сдержанный блеск, что очень понравилось Азиму, когда он посмотрел на неё.

– Пошли, – позвал Комил. – Я хочу занять место у носа.

Азимом охватила нерешительность. Сможет ли она переплыть эту бурную реку, задумался он. Юноша споткнулся о небольшой камень – он не упал, но пришёл в себя и пошёл за Комилом, а лепесток упал с его плеча.

– «Я же не боюсь воды», – утверждал он про себя, глядя на людей, взбирающихся по кормовому трапу на лодку.

– Ты явно уже проголодался, сын Аъзама, – вознегодовал Комил, указывая на тех же людей. – Не меньше двадцати уже поднялось на борт, пока ты медлил. Не видать мне места впереди, – покачал он головой. – Благо, если кому-то надоест стоять столбом, и он пройдет назад, тогда я живо пропихнусь на его место… Надеюсь, – добавил он, сжав губы как жаба, и поднялся на лодку.

Впечатлённый раздвоенной кормой лодки, Азим поднялся последним. Пока он лицезрел чешуйчатую резьбу, мимо него прошли ещё с десяток других людей. Азим ожидал, что, работая с отцом, он будет обходить весь Ангуран. Но он и не предполагал, что будет ездить по городам Ахоруна. Ему впервые предстоит пересечь реку Гулоб. Этот момент был для него волнительным, да ещё и река буйная.

Понятно, что он медлил.

– Хватить разевать рот, парень. Шевелись! Ты последний, – крикнул ему невысокий, широкоплечий мужчина с густой бородой и в тонком светло-голубом сатиновом халате. У него на голове была светло-голубая чалма с короткими белыми хвостами, повязанная вокруг круглой тюбетейки.

Висящее, словно мешок скисших помидоров, брюхо не позволило обрюзглому мужчине поднять ногу и нетерпеливо топнуть золотистой бархатной голошей с загнутым носом и голубым кантом.

Судя по всему, этот человек капитан этого судна. Он всё же неуклюже топнул, выразив своё недовольство и скрылся с глаз. Вместо него появились двое мускулистых, загорелых парней с голым торсом и в коротких, свободных штанах. Своими крепкими жилистыми ручищами они ухватились за канаты, пролегающие вдоль трапа, и потянули. Трап вместе с Азимом чуть дальше от середины начал подниматься. Полуголые молодцы тянули канаты так, будто зазевавшегося юноши и вовсе не было на трапе.

Вынужденный взбежать, Азим наконец оказался на палубе этого диковинного чуда судостроения. В книгах, которые он прочитал, лодки и корабли были изображены иначе, без рыбьих хвостов вместо кормы.

Ступеньки скрипели под тяжестью здоровых парней, когда они, подняв трап, спускались по боковым лестницами на палубу гребцов. Перила на палубе пассажиров возвышалась на пядь выше пояса и стояли на толстых балясинах с чешуйчатой резьбой. Азим не сразу заметил в них фигуры рыб головой вниз. Сама палуба пассажиров возвышалась над палубой гребцов, но скрывала её лишь на половину от общей ширины лодки.

Больше пятидесяти человек стояли в тесноте, держась за поручни каштанового цвета. Ни тебе скамеек, ни лавок, чтобы сесть. Весь путь по взволнованной реке стоймя? Азим уж точно такого не ожидал.

Любопытство заставило юношу склонить голову за левый борт и взглянуть, какие условия там внизу?

Гребцы парами расположились на лавках, тянущихся от одного борта к другому, с углублением посередине в виде полумесяца для складирования вещей пассажиров. Азим насчитал восемнадцать гребцов, опускающих вёсла на воду, когда его счет оборвался внезапным движением лодки вперёд.

Якорь поднят, и отступающая волна подхватила лодку и унесла прочь от берега. Юношу пошатнуло назад, но он удержался. Хотя, он чуть было не свалился за левой борт на голову гребцам.

Упёршись о левый хвост кормы, он восстановил равновесие и пошёл занимать своё место рядом с Комилом, который звал его к себе свободной рукой. Вид Комила был определённо не радостным. Видимо к носу лодки пробраться не удалось.

Луноликий капитан ещё не отдал приказ, но быстрый поток реки бесцеремонно подхватил лодку, чуть ли не безжалостно опрокинув её на правый борт. Азима, не успевшего ухватиться за поручень, вновь отбросило на мужчину средних лет в длинном тонком тёмно-синем хлопковом халате. Этот мужчина в тюбетейке с красной каймой был явно не в восторге от того, что на него свалился нерасторопный юнец. Он оттолкнул от себя Азима и хмуро покачал головой. Остальных пассажиров никак не побеспокоила эта кочка. Их либо пошатнуло, либо прижало к поручням, а на их равнодушных лицах отражались лишь беспомощное принятие того, что это судно переполнено пассажирами.

Вытряхнув грязь со своих коротких коричневых штанов с зелёной лозой по краям, Азим встал посередине, словно мачта, которой и так вместе с парусом не было на этой лодке. Его удивляла невозмутимость других путников. Возможно, они привыкли такому способу пересечения реки, почём Азиму знать? Ему это впервой.

Объём хлынувшей воды не стоил даже внимания гребцов. Они, крепко держа вёсла, ждали приказа капитана выровнять лодку по курсу течения. Капитан сидел на своём помосте в корме и держал недлинный рычаг руля. Выругав овечью мать, он отдал приказ гребцам слева.

Раскачиваясь не так опасно, как в первый раз, от волн, бьющих по левому борту, лодка уже сама повернула на одну тень на юго-запад. В ритме речного танца гребцы левого борта поочередно подняли свои вёсла: от носового ряда до кормового. Тучный капитан, приложив не малые усилия, если не все, которые у него были, потянул рычаг на себя. Лодка начала поворачивать направо. Сила сорока вёсел приводило это пассажирское судно в движение, однако сейчас лишь двадцать плавно опустились в холодную воду. Опытные гребцы слились в одно целое с лодкой, ощущая её набирающую скорость, и рассчитывали силы, чтобы выровнять её по течению реки, а не перевернуть её к овечьей матери.

Гребцы сделали своё дело – лодка вышла в основное течение реки и устремилась в далекий конечный пункт. Остальные весла тоже опустились на воду, и гребцы балансировали скорость и раскачку.

Палуба для пассажиров стояла на толстых опорах с чешуйчатой резьбой, высотой в почти два газа. На пару с сужающимся носом они создавали достаточную видимость с обеих сторон для кормчего. Плывущему вниз по реке нет нужды смотреть вперёд, если оба берега находятся справа и слева от него, тем более такому капитану, как этот. Он посмотрел направо – правый берег постепенно отдалялся, он бросил оценивающий взгляд налево – левый берег покажется ещё нескоро. Капитан встал, легко придерживая рулевой рычаг, и позвал своего молодого помощника занять его место.

– Держи рычаг нежно, как держишь грудь своей женщины, – подчёркнуто наставил он, сжимая в руке ту самую воображаемую грудь. Будь она настоящей, он бы выжал из неё весь сок, словно из мандарина. – Будь с ней ласков, и лодка подастся тебе в реке, как отдастся взмокшая женщина в тёплой постели.

Капитан свернул и скрылся за лестницей, ведущей наверх, но через мгновение над перилами появилась его круглая голова с насмешливой ухмылкой.

– А ты хоть раз имел женщину? – усомнился он, приподняв бровь.

Не дождавшись ответа от смущённого, если не униженного перед всеми гребцами, помощника, которому не было и двадцати одного года, капитан поднялся на палубу к пассажирам. Пора собирать плату за переправу.

Ухмылка капитана стала жадной. Чувствуя не малую важность к своей персоне среди пассажиров, он гордо снял свою чалму, повязанную в виде пересекающихся волн вокруг тюбетейки. Перевернув её, он пошёл к пассажирам. Его большой кулак с запястьем мог утонуть в этой тюбетейке.

«Чалма должна быть глубокой, чтобы вместить все изюминки», объяснял он своему помощнику.

Большинство пассажиров сдавали плату сразу, как только пузатый лодочник подходил и протягивал им свою чалму. Находились и те, которые с неохотой лазили себе в карман.

Тюбетейка заполнилась на две пятой, когда капитан с требовательным видом подошёл к Азиму и Комилу. Комил достал овальные монеты из кошеля, привязанного у пояса за халатом, и бросил их в тюбетейку. Капитан с прежним требовательным видом наклонил голову и с тоном далёким от любезного обратился к Азиму:

– Десять султана.

Такова плата за переправу, но у Азима не было денег. Юноша вопросительно посмотрел на Комила.

– О… я ведь и за тебя должен расплачиваться, – лукаво вспомнил тот, прокрутив указательным пальцем тройную петлю от себя до Азима. Комил достал ещё десять монет и заплатил за него.

Аъзам дал Комилу кошель с двумя сотнями монет и велел поровну делить их на расходы в пути.

Яркие бронзовые монеты по своей форме напоминали жёлтый изюм, отчего и получили своё название – Султана. На одной стороне выгравировано название султаната Ахорун, на другой виноградная гроздь, обрамлённая серпом старой луны.

– Когда мы прибудем на тот берег? – с непривычной для себя серьёзностью спросил Азим.

Он не боялся воды и часто купался в ручье посреди посевных полей отца, но скорость лодки и пенящиеся волны за её бортом всё ещё тревожили Азима. Из-за раскачек, он опасался, что лодка может перевернуться. Чтобы отвлечь себя от дурных мыслей, он решил занять себя разговором о деле.

– Как ты думаешь, мы уложимся в срок? Этот нишаллопаз сможет сделать всё до праздника?

В душе Комила аж потеплело от вопросов. Ещё выехав из Ангурана, он ждал, когда же Азим начнёт задавать вопросы по делу. Ему хотелось побыть мудрым наставником. Для чего же ещё Аъзам отправил своего сына вместе с ним?

Ответ, как казалось ему, был очевиден.

– У него много помощников, – сказал Комил. – Вся его семья занимается приготовлением нишалло. А семья у него большая, – подчеркнул он. – Карим-ака выполнит заказ в срок, если уже не выполнил, ведь это заказ самого султана.

Комил был уверен в своих словах, а про себя добавил: «Куда же он денется».

Дальнейший разговор слегка унял волнение Азима, и он обратил внимание на движение лодки.

– А не должна ли лодка плыть поперёк реки, чтобы быстрее пересечь реку? – озадаченно спросил он.

Комил улыбнулся. Он не раз пересекал Гулоб на лодках и прочитал немало рукописей об этой реке, а про Мирас он знает почти всё. Такие вопросы, можно сказать, были из области его недоказанной учёности. Ему льстило, когда ему задавали подобные вопросы, и ему очень нравилось отвечать на них, показывая свои знания.

– И я спросил об этом в первый раз у отца, – сказал Комил. – Гулоб довольно широкая река, как ты мог заметить. В самом широком отрезке её ширина достигает трёх фарсангов25. Так почему бы не плыть прямо на другой берег? – Комил с легкой улыбкой скосил вопросительный взгляд на Азима и сам же ответил. – Лодка наткнётся на крутояр и, чтобы спуститься, нам придётся через нос лезть на цветочное поле, Азим. Берег на той стороне высокий и тянется с северо-востока чуть ли не до самого озера Зарафшан, – обвёл рукой Комил. – А за цветочными полями – деревья, холмы и холмы с деревьями.

Комил опустил голову и погрузился в раздумье. Его молчание нарушил грубый голос капитана. Он возмущался, что некоторые пассажиры отказывались платить или негодовали, что судно переполнено. Потому и увиливали от оплаты, либо давали меньше, чем положено. Капитан хамил каждому, кто возникал на этот счёт: «А что ты поднялся тогда?», «Может ты и есть лишний?», «Чего поднялся на борт, если тебе тесно?», «Бесплатно? Пересеки реку вплавь!»…

Азим с осуждением посмотрел на капитана, нельзя же с таким тоном обращаться с людьми. С другой стороны, он не понимал возмущения пассажиров. Заметив его озадаченный вид, Комил подумал, что Азим сейчас спросит его об этом, и решил ответить заранее.

– Лодки должны перевозить по тридцать человек, но нас тут почти в два раза больше, – заявил Комил. – Начался предосенний пост и люди хотят пораньше попасть в нужные себе места и вернуться до заката. Но во время поста не все лодочники переправляют людей с берега на берег. Они боятся буйной реки. Матин, – Комил кивнул на капитана, – один из редких, кто входит в реку на своей кривоносой лодке. Ты же видел, она стояла одна у берега. Поверь, если бы людей было больше, он взял бы их всех. Ты только взгляни на его обвислый живот… Жадность говорит сама за себя. Он не держит рузу, ссылаясь на больной желудок, а сам любит горькое вино и жареную баранину не меньше, чем свою посудину.

– Видимо, ты с ним хорошо знаком, – предположил Азим.

– Не считая этот, я шесть раз пересекал Гулоб на его лодке, и три раза замечал его в чайхане апи-Дилрабо, – сказав это, вид Комила неожиданно стал оправдывающимся.

Азим краем глаз посмотрел на Комила и повел голову в сторону. Ему не интересны сомнительные знакомства Комила. Его интересовало другое. Комил говорил, что они остановятся в селе Олудорон, но как они туда попадут? Где она?

– Так, куда же мы плывем, если не на тот берег? – спросил он.

– Мы причалим на том берегу у Дерева Сохиба, – ответил Комил, оглянувшись на капитана, прошедшего мимо него назад на свою палубу.

Азим вопросительно покосился на своего спутника.

– Дерево Сохиба? – переспросил он.

Ему стало стыдно, что он так мало знает о своей родине. Можно ли считать уважительной причиной то, что он ни разу не выезжал (осознанно) далеко за пределы Ангурана, и всё, что он увидел или увидит, будет для него впервые? Нет!.. Так полагал он сам. «О своей родине нужно знать столько, сколько знаешь о своих пяти пальцев», вспомнил он цитату из книги. Тем не менее ни в одной книге, которую Азим прочел, не было сказано ничего про это дерево.

– Словами не передать… Скоро сам его увидишь, – пообещал в ответ Комил.

Лодка проплыла чуть больше четырёх мархалы вниз по течению и вскоре река начала сужаться и сворачивать налево. Эта часть реки была единственным изгибом реки и называли её «Извилиной».

Гребцы вывели лодку из бурного потока и, плавно опуская вёсла на воду, начали грести к левому берегу, до которого было чуть меньше мила26. Сама река сужалась до двух мил, однако, как бы удивительным ни казалось, скорость её потока стихала в этом отрезке.

Люди, которые знали, что пристань уже близка, начали потихоньку стягиваться к корме. Вот-вот и они начнут толпится и поднятого трапа. Азим с изумлением наблюдал за нетерпеливыми пассажирами.

– Все хотят сойти первым, – объяснил Комил и, посмотрев вперед, с восторженной улыбкой обратился к Азиму, – Давай пройдём к носу! Пусть эти торопыги давят себя при сходе. Обещаю, ты будешь впечатлён видом.

На подходе к пристани река сужалась до четверти мила, а её поток снова ускорялся, шумя и вновь вспенивая воду. Благо, лодка была уже меньше, чем в трёх джебелях от левого берега, где крутояр плавно снижался до двух газов. Перед взором Азима вырос огромный белый чинар с необъятным стволом. Он был действительно впечатлен. Это дерево было в четыре раза выше Одинокого чинара, у которого они оставили лошадей.

– Вот оно, Дерево Сохиба, – объявил Комил, хлопнув Азима по спине.

Это чудо природы, этот гигант рос на гребне пологого склона, обрамлённый редкой низкой травой. Когда лодка начала причаливать, Азим с ещё большим изумлением заметил, что это дерево буквально окружено людьми.

Пристань была устроена у четырёх корней, выступающих из-под песка и земли. Они тянулись к воде, словно толстые извивающиеся щупальца затаившегося чудища, и скрывались на дне у самого берега. Каждый корень в полтора-два раза больше лодки, которая встала между вторым и третьим корнем вдоль берега. С двух хвостов гребцы сбросили канаты, и младшие корневязы привязали их к кнехтам, вырезанным на самих корнях. Для страховки капитан бросил также и якорь.

Вместе с кнехтами на двух сторонах корней также вырезаны площадки для трапов и дорожки, ведущие к сухой части берега. Углы между корнями омывала река и песок там был мягким. Каждый, кто вступал на эту часть берега, мог провалится и застрять по пояс или по горло в песке – это уж зависит от роста.

Сошедшие с лодки пассажиры, толкаясь, устремились к дереву образовать новое живое кольцо. Когда лодка ещё только причаливала, люди, окружавшие дерево, покинули кольцо, которое не было замкнутым из-за нехватки людей. Некоторые из них стали звать тех, кто только что прибыл на лодке, чтобы образовать новое кольцо.

– Зачем они собрались вокруг этого дерева? – спросил Азим, двигаясь в сторону трапа.

– Такова древняя традиция путников, – ответил Комил, отставая позади.

– Обязательная? – уточнил Азим, обернувшись.

– Какой же ты невежда, – упрекнул вместо ответа Комил и прошёл вперёд.

Поднявшийся ветерок колыхал плотное полотно тёмно-серого цвета с синеватым отблеском, сшитого в виде плавников на хвостах лодки. Азим подходил к трапу, когда заметил капитана со скрещенными руками у груди и выжидательно уставившегося на него.

– Ты взошёл на борт последним, последним и сойдёшь с него? – скривив губы, недовольно спросил он. – Проваливай скорее с моей лодки! Мне ещё разворачивать и плыть назад с новыми пассажирами.

Азим виновато опустил голову. Он и в правду задержался, таращась на высоченное дерево. Как оно вообще вымахало до таких размеров?

Прижав руку к сердцу, он кивнул капитану в знак благодарности за безопасную переправу. Однако капитан лишь повёл краем губ.

Спустившись до середины трапа, Азим встал, чтобы ещё раз восхититься резьбой деревянного олицетворения рыбьих хвостов раздвоенной кормы.

– Если хочешь встать в кольцо вместе с остальными, тебе следует поторопиться, – позвал Комил. – Не хорошо заставлять ждать людей, держащих рузу.

Азим догнал Комила и вместе они сошли с корня на землю, где скрывалось её основание. Слева от них был неровный склон, справа, между двумя корнями земля обрывалась, образуя нечто вроде огромной зияющей пасти, пытающейся хлебнуть воды своим бурым рыхлым языком.

На вершине склона их поджидали люди, которые хотели встать в кольцо вокруг необычного исполина. Не многие люди, сошедшие с лодки, остались, чтобы стать частью этого кольца. Они уже вставали вокруг дерева, держась за руки, но им не хватало ещё нескольких человек, чтобы наконец замкнуть кольцо. Комил, для которого это было не впервой, и Азим, которой в глубине души сомневался в этой затее, присоединились к ним. Из движущегося кольца один человек в тонком зеленом полосатом халате с круглой бархатной тюбетейкой тоже зелёного цвета протянул руку и затащил Комила в человеческую цепь. Тот схватил Азима за плечо и потащил за собой, чуть ли не порвав его адрасовую рубаху с геометрическими узорами на рукавах.

– Шестьдесят три! – с восторгом произнёс тот самый человек, потянувший Комила.

– В кольцо поместиться больше, если сократить расстояние, – подчеркнул Комил.

– Это не важно, – покачал головой этот человек, с короткой бородой на худом овальном лице.

– Действительно, – согласился Комил и с восхищением поднял голову.

Промежуток между людьми в живой цепочке составляла длину одной вытянутой руки и люди шли лицом вперёд вокруг Дерева Сохиба, положив правую руку на правое плечо впереди идущего. Однако несколько веков назад люди начали ходить вокруг лицом к дереву, взявшись за руки, при этом расстояние между ними не изменилось.

– Представить только… шестьдесят три, – негромко восхищался Комил.

Его тело, как и его голос, трепетали от благоговения. Для него это дерево было неким божественным чудом, которое он мечтал познать.

Они сделали три круга, и люди начали отпускать руки и расходиться. Многие из них что-то шептали перед уходом и дотрагивались к стволу чинара. Азим не мог понять, зачем всё это было нужно?

Он хотел было спросить, но Комил перебил его:

– Впервые, когда я встал в кольцо вместе с отцом, цепочка составила шестьдесят два человека. Ты, Азим ибн Аъзам, стал шестьдесят третьим. Корневязь говорит, каждого, кто станет новым звеном в кольце, ждёт завидная удача, – Комил многозначительно покачал головой, глядя на облупившуюся светло-серую кору, которая уступала место новой белой коре.

На его месте другой человек возможно и возгордился бы, услышав подобное в свой адрес, но Азим не знал, как к этому отнестись.

– Ты был шестьдесят вторым? – спросил он.

– Нет, – с толикой сожаления вздохнул Комил. – Охват дерева и до меня составлял шестьдесят два человеко-звена.

– Значит, и до меня было шестьдесят три? – предположил Азим.

– Нет, – ответил Комил.

– Почему ты так уверен?

– Оглянись, – сказал Комил.

Последовав совету спутника, Азим заметил, что некоторые люди в открытую смотрят на него. У одних в глазах была радость за него, у других неприкрытая зависть.

– Новым звеном в кольце может стать тот, кто впервые участвует в этом. Судя по их взглядам, до тебя никто не был новичком. Все они купцы и путники и чуть ли не каждый день бывают здесь, а ты впервые, – объяснил Комил.

Комил дотронулся до дерева, прошептал молитву и отошёл от неё.

– Ладно, пошли отсюда, пока нам на голову не начали падать люди, – обратился он к Азиму.

Юноша в недоумении покосился на Комила. «Что за нелепая шутка?» – спрашивали его изумленные глаза. «Или это не шутка?» – задумался он.

Комила уже не было рядом, чтобы ответить на его вопросы. Быстрым шагом его спутник удалялся от дерева и уже был в тридцати шагах от Азима.

Он хотел было тоже уйти и догнать Комила, но задержался. Его внимание привлекли люди, которые остались у дерева. Одни стояли, другие нарезали круги на одном и том же месте. Но все они бросали взгляды на ствол и оценивали его с основания до кроны.

Каковы их намерения?

Азиму стало любопытно и вскоре он тоже бросил оценивающий взгляд на Дерево Сохиба. Оно было действительно невероятным. Необъятный ствол строго возвышался над людьми на двадцать два газа и только потом разделялся на три толстых не таких, как сам ствол, и всё же необъятных ветвей. От старой коры практически ничего не осталось, и вся поверхность дерева была гладкой. Ветви были почты ровными и также тянулись к небу. Лишь на высоте семидесяти газов, где начинались кроны, ветви отдалялись друг от друга. Правая от Азима слегка наклонялась на северо-восток. Она была чуть выше и шире двух других. Листья на ней не примирялись с тем, что лето подходит к концу и сохраняли насыщенный зелёный цвет. Крона слева от Азима смотрела слегка на северо-запад. Листья на ней уже примеряли медные цвета осени. Третья крона смотрела на юг и листья на ней изобиловали цветами – зелёными, медными и пурпурными. Лишь редкие листья поддавались ветру и падали вниз.

Поражённый величием и необыкновенной красотой этого дерева, Азим с разинутым ртом не опускал своего взгляда. Шея слегка затекла, но он не мог оторваться. Восхищение и благоговейный трепет овладели им. Азим почувствовал себя жалким муравьем у ног беззаботного трёхглавого чудища.

Как он мог не знать о таком дереве?

Снова почувствовав стыд за свое невежество, он опустил глаза. Вдруг он заметил, что один юноша, чуть старше него, прильнул к дереву и потянул руку, а затем и ногу вверх…