Свет в объятиях тьмы. Азим и Чёрный рубин

– Сегодня много людей, – заметил Азим.

– Завтра начинается предосенний пост, людям неохота ходить на базар голодными и уставшими, вот они и закупаются, – прояснил Вомик14. Имя у него было таким же грубым, как он сам, хоть и имело хорошее значение. – Ты будешь держать рузу? – спросил он, пересчитав деньги старушки и положив их в свой кошель.

– Да, – коротко ответил юноша.

– А мне всё сложнее держать рузу, – пожаловался Вомик и с любопытством скосил взгляд на Азима. – Ты уже выбрал себе невесту, сын Аъзама? – поинтересовался он.

Азим со слегка кривой улыбкой посмотрел на грузного мужчину. Своё крупное тело Вомик усадил на платформу, которую сам же и соорудил у своего прилавка для отдыха. Скрестив волосатые ноги, он вперил глаза на юношу и ждал ответа. На нём были короткие льняные штаны песочного оттенка и такая же рубаха. С краёв коротко треугольного выреза к груди свисали шнурки с деревянными колокольчиками. Упитанное лицо скрывало личный интерес в этом вопросе. Двойной подбородок Вомика спрятался под короткой и кудрявой чёрной бородой с проседью. На выбритой голове уже прорастали черные волоски вокруг седых островков. В тёмно-серых неглубоко посаженых глазах горела искра этого скрытого интереса. – Моей дочери исполняется семнадцать этой зимой. Её зовут Малика. Ты её видел позавчера, – с откровенным намёком напомнил он.

– Да, – тихо покивал Азим, вспоминая, как тогда смутилась его дочь.

Все на базаре были удивлены тому, что она принесла своему отцу обед в глиняном горшке, ведь Вомик на обед всегда заказывает еду из рыночных кухонь.

– Как она тебе, м-м-м? – отец Азима – богатый и уважаемый человек в Ангуране и естественно Вомик захотел выдать свою дочь за его сына, узнав, что юноше дали свободу выбора.

В смущении Азим опустил глаза.

– Она красива, – тихо проговорил он, улыбнувшись. Его белые зубы сверкнули бы в этой улыбке, попади на них луч солнца, но навес над ними жадно поглощал лучи, позволяя им пробиваться вниз лишь в промежутках между другими навесами.

Малика действительно была красивой девушкой с длинными чёрными волосами, молочной кожей и утонченной фигурой, и любившая носить платья темных оттенков. Отец велел ей напечь лепёшек и принести на базар с супом в горшке. Таким образом, она должна была привлечь внимание Азима, но юноша не посмотрел на неё так, как того хотел Вомик.

– Сейчас не время для этого, считаю я, аки Вомик, – продолжал Азим. – Сперва я хочу закончить обучение и стать его наибом.

Прошло чуть больше четырёх месяцев с тех пор, как мать позволила Азиму самому выбрать себе невесту. Однако юноша до сих пор не сообщил матери ни имени своей избранницы, ни где она живет. Он не сделал это, потому что не спешил с этим.

Про такую привилегию Азима уже прознал не только весь город, но и чуть ли не весь султанат. Слухи в Ахоруне расходятся как пыль по ветру. К ним зачастили гости: знакомые и незнакомые, жданные и нежданные. И у всех на устах одно – у них красавица и умелица дочь. Некоторые даже не стеснялись приводить своих дочерей «красавиц и умелиц» с собой. Другие наглые особы, несмотря на вежливый отказ, брали своих дочерей с собой на базар, где Азим обучался торговле, и под предлогом «купить картошечки» расхваливали их. В таких ситуациях Азим часто чувствовал себя неловко и не знал, куда деться.

Бывало, что даже когда Азим сопровождал отца по делам на главном или в других рынках, сваты со своими дочерями нарочито проходили мимо них или недалеко от них наказывали дочерям самим совершать покупки, восхваляя их вслед: «Моя умница сама может вести хозяйство по дому». А когда смущённые девушки возвращались с покупками, их матери говорили: «Сегодня сваришь любимый суп отца» или «Вечером отведаем твоего вкуснейшего пирога». Хвальбам не было конца, но Азим отводил глаза, качал головой и внимательно слушал отца. Он учился…

Правда, некоторые девушки Азиму весьма приглянулись, но он для себя уже решил, что ещё не время. Может быть, через год, другой, если их не выдадут замуж к тому времени.

После дня рождения отец брал его с собой и показывал все четыре рынка Ангурана и торговые ларьки на улицах. Аъзам знакомил сына с торговцами, с которыми вёл дела Торговый совет Ангурана. В первой половине четных дней недели Аъзам брал сына в свой рабочий кабинет – худжру на главном рынке. Он обучал сына деловому счёту, учёту и планированию. Учил учитывать площадь используемой посевной земли, количество посаженой культуры, время до сбора урожая, число рабочих крестьян.

– «Сперва оплата труда», – наставлял он сына, – «Иначе, придётся самому вспахивать сотни акров земли».

На основе этого и других немаловажных факторов Аъзам показывал, как рассчитывать стоимость товара.

– «Рыночная цена не должна превышать поставляемую цену больше одной пятой, а в холодный сезон – одной четвёртой», – объяснял он сыну закон ценообразования Ахоруна. Этот закон был принят султаном Зухуром больше двух тысяч лет назад.

Аъзам также учил сына считать прибыль и вычитывать одну десятую султанского налога. Налог платят все, кто ведёт любую торговую деятельность и имеет с этого прибыль. Кроме того, существуют налоги на урожай и любой вид мяса в натуральном выражении. С земли, используемой для посева, отдают одну двадцатую, если земля в пределах города, и одну пятнадцатую урожая, если земля за пределами города. Раз в два месяца скотоводы отдают три из тридцати голов рогатого скота. Птицеводы отдают четверть, а рыбаки одну пятую от каждого улова. Однако рыбу оставляли, если улов не превышал десяти рыб. Потому рыбы на рынках Ангурана было всегда мало.

Наконец, Аъзам учил сына планированию самой торговли, поставки на рынок, ведению переговоров с рыночными торговцами, расчету запасов на зиму, либо на большие праздники. Аъзам наставлял сына в конце каждого месяца обходить скупщиков и узнавать, как идёт торговля, каков спрос у горожан.

Во второй половине чётных дней Аъзам оставлял Азима решать математические или логические задачи, или отправлял решать их дома, и уходил по делам, которым было ещё рано посвящать сына.

В первой половине только двух нечётных дней Аъзам брал сына на рынки и за прилавками обучал торговле на практике. Они торговали то за мясной лавкой на главном рынке, то за лавкой со специями на рынке Гани15, восточном базаре, то продавали ткани Гайрата на южном базаре. За какой лавкой бы не стоял Азим, отец обучал хорошему поведению и общению с покупателями.

– «У людей бывает разный нрав. Приходят богатые, бедные, бывает, что разгневанные или опечаленные, счастливые или раздосадованные, надменные или общительные, и все они обращаются к продавцам под стать их настроению и нраву. Запомни, ответ всем должен быть одинаково вежливым и с улыбкой. Всегда давай столько, сколько просят, и никогда не спорь, если покупатель чем-то недоволен».

Обучение Азима при отце продолжалось три месяца. Видя, что сын быстро схватывает уроки, Аъзам решил дать немного самостоятельности Азиму. Так, с первых дней месяца Шахривар16 Азим по пять дней в неделю проводил на том или ином рынке за прилавком и сам торговал. Хозяева этих прилавков наблюдали за ним в стороне, иногда подсказывали и помогали ему, хотя к Вомику это не относилось. Этот нагловатый торгаш был рад тому, что Азим работал вместо него.

– Не понимаю, – негодующе произнёс Вомик. – Ты ведь и так наследник отца, сын Аъзама, – он почесал затылок и снова посмотрел на Азима. – Всё его дело и богатство однажды перейдут тебе. Зачем тебе торчать тут, толкать картошку дряхлым старухам?

Азим, стряхивая пыль с рук, ответил, не глядя на Вомика:

– Не дорого то, что получено даром. Заслуженное трудом и потом ценится в глазах у многих.

Поняв, что его руки ещё не раз испачкаются в пыли, Азим оставил затею вытирать их каждый раз и, повернувшись к Вомику, добавил:

– Вы правы, аки Вомик, в своё время я займу место отца, как он занял место моего деда. Но каким я буду сыном и как я буду смотреть в его старческие глаза, если провороню всё его дело? Как будут о нём отзываться, если я растрачу всё унаследованное богатство и не смогу продолжить наше семейное дело, потому что у меня в голове гулял ветер? Нет, я хочу научиться у него всему, а потом обучить своих детей, когда они у меня будут, чтобы мой отец в старости мог спокойно и гордо лежать на топчане под виноградом, облокотившись о подушку и попивать зелёный чай с мёдом.

– Да-а, – неоднозначно протянул Вомик, – если ветер и гуляет в чьей-то голове, то точно не в твоей.

Азим коротким кивком поблагодарил его и повернулся в сторону нового покупателя, которому были нужны мешок картофеля, лука и моркови. Азим помог загрузить всё это на тележку, а в это время Вомик нетерпеливо теребил руками по пузу. Когда Азим вернулся, Вомик, чавкнув, спросил:

– Так, когда же ты взглянешь на мою дочурку, а? Я бы очень хотел иметь зятя, как ты.

– Хах! – не сдержался Азим. Он посмотрел на Вомика, чьи выжидательные глаза буравили его насквозь. – В своё время, – пообещал Азим.

Нельзя винить Вомика за такую бестактность. Он, как и любой другой отец, хочет выдать дочь за здорового, симпатичного, умного, ответственного и обеспеченного молодого человека. Азим соответствовал всем этим эпитетам и, узнав про его привилегию, Вомик искал возможности свести с ним свою дочь, пока он торчал за его прилавком.

День выдался жарким и сухим. Ветер застенчиво изредка поддувал и его тёплые порывы ещё больше вызывали жажду. Азим хотел отойти за водой, но ближе к вечеру людей на рынке стало ещё больше.

Азим проголодался и устал, а от постоянной пыли от продаваемой картошки у него пересохло в горле. Ему хотелось пить, но Вомик выдул всю воду. Юноше уже казалось, что его окунули в пыльную ванну и он сам вот-вот превратиться в картошку.

За весь день он обслужил больше ста покупателей. Его белая длинная рубашка пропахла луком и потом. Азиму хотелось после работы плюхнутся в ручеёк, что бежит посреди посевных земель его отца, и не вылезать из него аж целый час.

Вомик тоже проголодался и нетерпеливо покусывал губы, жалея, что не сказал дочери принести ему ещё еды. Так, Азим мог бы ещё раз посмотреть на неё. При его запасе жира, голод терзал Вомика больше, чем жажда. Грузный хозяин прилавка не любил много кушать. Нет, он ел много, но не за один раз. Он ел скорее часто, чем много. Он в который раз пересчитывал вырученные за сегодня монеты, чтобы отвлечься, но журчащий желудок не хотел успокаиваться. Потому Вомик съел морковь, которую помыл в деревянном ведре. В нём он окунал голову, чтобы хоть как-то охладиться.

С лица Вомика упала капля пота на его тряпичный кошель, и он снова повернул свою тяжёлую голову в сторону ведра. Первое время Азим с отцом приходили к Вомику и оставались за его прилавком до полудня. Юноша заметил его ведро, но не знал для чего оно. Вряд ли для питья, заключил Азим, судя по грязным краям. Но, проведя с ним уже целый день на рынке, юноша понял для чего предназначено это ведро. Жирный мужчина не мог переносить жару, особенно в сухой день, когда солнце обжигает голову даже через навес. Потому Вомик часто окунал свою голову в это ведро. Азим сосчитывал до десяти прежде, чем Вомик вытаскивал голову из воды.

– «Ох, шукр!» – выдыхал он каждый раз с облегчением и наслаждаясь тем, что вода стекает с его лысой башки и мочит его рубашку.

Он и Азиму каждый раз предлагал освежиться, но юноша всегда вежливо отказывал, стараясь не выдать, что он брезгает.

Вомик сунул мешочек с овальными монетами под прилавок, неуклюже встал и подошёл к ведру с водой. Ухватился руками за края и, громко задержав дыхание, погрузил голову в воду. В этот раз Азим досчитал до пятнадцати, пока Вомик не вытащил голову из воды.

– Ох, шукр! – вздохнул он и вернулся на место. – Сколько? – спросил он, сев и скрестив ноги под собой.

– Я сосчитал до пятнадцати! – ободряюще ответил Азим.

– Делаю успехи, сын Аъзама, – довольно улыбнулся Вомик.

– Какими такими успехами тучной Вомик хвастается на этот раз, ха-а?! – спросил неожиданно появившийся молодой человек с широкой усмешкой на квадратном лице.

Этот молодой человек вытер пот со лба, но одна капля, предательски по его шее, выдала, что он шел долго и пешком под палящим солнцем. Он затем вытер руку о блеклую синюю рубаху и протянул её Вомику.

– Вот учу сына Аъзама задерживать дыхание под водой, Комил, – пожав своей влажной рукой руку Комила, важно проговорил Вомик.

– Да-а, мастер ты у нас, одно слово, незаменимый, – елейно моргнув, сказал Комил. – Хотя, учить ты должен другому.

Комил отвернулся от Вомика, что бы тот не заметил, как он брезгливо вытирает свою руку о рубаху сзади. «У тебя, Вомик, кроме пота и жир выделяется?» – с легким отвращением спросил он про себя, а в слух обратился к Азиму.

– Жаркий день выдался сегодня, Азим ибн Аъзам, да ещё и пыльный, как я погляжу.

Азим выглядел не так, как Комил представлял сына своего начальника. Он весь в пыли из-за картошки и моркови, которую явно продавал весь день вместо Вомика. Губы у Азима потрескались, а пыль была даже на ресницах. На волосах тоже была пыль, к тому же и клочки шелухи луки и моркови. Видимо Азим знал об этом и пытался вытряхнуть их, чем сделал наоборот хуже.

– Тебе бы в ванну, – проговорил Комил, с усмешкой пожимая руку юноши.

В целом, Комил не расстроился. Перед ним, за прилавком, стоял статный молодой человек, ростом чуть меньше двух газов. По его синим глазам он понял, что юноша гадает, кто он и зачем сюда явился. Комил подметил слегка кудрявые волосы Азима, он сам хотел такие. А плечи станут ещё шире, если он займется борьбой, подумал Комил.

– Я, Комил ибн Восил, – представился он Азиму. – Твой отец послал меня за тобой. Он хочет, чтобы ты явился в его худжру. Мы должны идти сейчас, – добавил он.

– Хорошо, – негромко вздохнул Азим.

Всё желание юноши поплескаться в ручейке после работы превратилось в пыль, в которой он и так провозился весь день. Зачем отцу посылать за ним? Может он хочет поручить какое-нибудь важное и безотлагательное дело? В такой-то час? Скоро ведь закат, а в Ангуране принято завершать все дела до захода, иначе удача скроется вместе с солнцем.

Чтобы там ни было, Азиму это льстило – отец уже готов доверить ему более важные дела, нежели чем помогать тучным грубиянам.

У юноши появилось желание поскорее узнать, в чём же дело.

– До скорой встречи, – юноша попрощался с Вомиком, надеясь, что в ближайшее время он больше его не увидит.

Азим вышел из-за прилавка и вместе с Комилем покинул рынок через северные ворота.

У стен снаружи рынка тоже были лавки под навесами, где продавали ткани, одежду, украшения и ремесленные изделия. Площадь, на которой находится рынок, вымощена каменными плитами белого, бежевого и бледно-золотого цвета причудливым узором медленно ползучих лучей холодного зимнего солнца. На площади были фонтаны, в одном из которых умылся и утолил жажду Азим. Всю рыночную площадь с её тропинками обрамляли сливы с пурпурными листьями, которые пересаживают каждые пятьдесят лет, чтобы их стволы не стали больше одного газа в диаметре. Впервые их посадил сам Голиб тринадцать веков назад. Однажды по этой площади гулял Масъуд ибн Тохир17, будучи ещё на-султаном, прогуливаясь со своей невестой. Он был впечатлен красотой этих деревьев и велел Голибу посадить такие же сливы во всех рыночных площадях Ангурана.

Азим привёл себя в порядок и посмотрел на Комила.

– А где лошади? – спросил он.

– Лошади? – усмехнулся Комил. – Мы поскачем к главному рынку на своих двух, – он весело похлопал по своим бёдрам. – К ужину успеем, – заверил он, заметив негодование в глазах Азима.

– «До главного рынка идти добрых три часа», – хотел сказать Азим, но промолчал, видя, как весело и бодро ведёт себя Комил. Наверное, для него это нечто вроде забавы или игры, кто его знает?

Азим знал многих рабочих и подчинённых отца, но Комила видел впервые. Чем он вообще занимается у отца? Бегает за нужными отцу людьми и забавляется этим, выпаливая неуместные шутки?

– Ну что привёл себя в порядок? На тебя же все девицы будут глазеть из окон, – улыбка Комила то ли была насмешливой, то ли в ней скрывалась зависть, не понимал Азим.

Верно, весь Рахшонзамин узнал про его подарок от матери, фыркнув про себя, подумал Азим. За весь день он устал от картошки, лука, сетчатых мешков и разговоров про выбор невесты. Сейчас он и подавно не хотел об этом говорить.

– Пошли, – пробубнил Азим и направился к главному рынку.

На краю западного горизонта кровавые силы заката отступали под сумрачным натиском предвестников тьмы, а на востоке воины ночи уже вовсю стремились заполонить небосклон, где лениво просыпались звёзды. Азим смотрел на всё это и у него появилось странное предчувствие. Дул лёгкий ветерок и навивал тревогу. Не зная почему, Азим с волнением посмотрел на идущего впереди Комила. Чем бы это могло быть?

Солнце скрылось полностью, но ещё не успело стемнеть так, чтобы не было видно дороги. Разговорившись, они и не заметили, как дошли до главного рынка меньше, чем за три часа. Завернув за старые дома с глинобитными стенами и обрамленными высокими живыми изгородями, они вскоре вышли на большую площадь главного рынка, вымощенную серо-голубым мрамором с бледно-желтыми прожилками. На площади было несколько дорог, обрамленных резными колоннами (бывшими сливовыми деревьями), высотой в десять локтей. К ним были прикреплены тонкие коричневые ткани, которые днём создавали тень для горожан. Вдоль дороги также стояли лавки, на которых можно присесть и отдохнуть. Однако сейчас на площади было безлюдно – все уже разбрелись по домам, кроме этих двоих.

Стены базара возвышались на тридцать локтей. Углы стен были закруглены и служили входом. Они были увенчаны пышными куполами, украшенными синей мозаикой с замысловатым узором. Переднюю половину куполов поддерживали шесть каменных колонн. Другая половина лежала на стенах самого базара, которые имели ту же ширину, что и высоту. Однако купола выступали от стен на три колонны и шесть ступень вели под них и внутрь базара.

Под куполами действует один неизменный порядок или даже негласный закон – никому, кроме стражи, не разрешается стоять под ними в дневное время. Вошёл под купол, проходи, не стой!

За соблюдением этого правила следят по четыре вофи под каждым куполом, с короткими саблями и голубыми чалмами. Они обеспечивают порядок у входов на базар и уделяют особое внимание детям, которые приходят на базар одни. Любой из них может оказаться воришкой и в рыночной суете запросто стащит кошелёк невнимательных покупателей. Таких детей задерживают у ворот и спрашивают, зачем они пришли. Если они хотели что-то купить, стражи обыскивали их на наличие денег, а те, что подобрее, спрашивали, есть ли у детей деньги на то, что им велено купить. При положительном ответе, стражник по долгу службы сопровождал ребенка, пока тот не купит всё необходимое. В противном случае, их выгоняли с базара.

Несмотря на Зелёную хворь, торговля в Ахоруне восстановилась быстро и уровень жизни в городах снова поднимался. Работа найдется для всех желающих, и оплата была достаточной, чтобы не думать о следующей. Тем не менее кражи в городе были не редкостью и их часто совершали дети, для которых это стало неким образом развлечения и самовыражения. Дети хвастались украденным перед друзьями и подначивали других на кражу. И сколько бы ни старались стражи, такие проказники всё равно пробирались на базар.

Наступающая ночь окрасила длинные стены главного рынка в глубокие синие и серые цвета, а под арками в стенах уже таилась тьма. Лишь в дальнем левом от Азима и Комила углу и вторым от северо-западного прохода желтоватый свет, пробирающийся сквозь обставленное деревянной решёткой окно, еле отгонял тьму от арки.

– Там, видишь? – именно туда и указал Комил. – Это худжра твоего отца, прояснил он.

– «Я знаю», – хотел сказать Азим. Во время разговора по пути сюда Азим сделал вывод, что Комил самодоволен, насмешлив, слегка высокомерен и всегда фальшиво улыбается. Промолчав, он посмотрел в указанную сторону. У окна, скрытого в глубине арки, кто-то расхаживал туда-сюда и по осанке он не был похож на отца Азима. Значит, его отец не один в своём рабочем кабинете и его спутник явно нервничает. Должно быть что-то важное, подумал Азим, следуя за Комилом под купол.

Перед заходом солнца, вофи обходят базар, удостоверяются, что злоумышленников нет, докладываются начальнику рыночной стражи и уходят домой. На ночь остаются караульные – по одному под каждым куполом и двое внутри. Однако этим вечером под северо-западным куполом их было двое и один из них чем-то хвастался, то и дело заглядывая за вход.

– Рынок закрыт! – заявил стражник, слушавший хвастуна. Он стоял у колонны, возле ступеней. Он кивком позвал соратника и спустился к пришедшим молодым людям.

Стражник хвастун, который что-то высматривал внутри, неожиданно встрепенулся, услышав громкий голос, и рысью подбежал к соратнику. Его рука машинально ухватилась за рукоять сабли.

– Назовитесь! – потребовал он.

– Свои мы, свои, – широко улыбаясь, небрежно ответил Комил. – Эрадж, ты не узнал меня? Вы что такие хмурые? – спросил он, оглядев обоих вофи.

Несмотря на то, что стражники были чуть ли не в двое старше него, тон Комила был панибратским.

– Ах, это ты, – облегченно выдохнул Эрадж, убирая руку с сабли. – А товарищ твой кто? Выглядит знакомым… Зачем в поздний час на базар явились? – спросил он, с подозрением насупив брови.

– Это, – Комил с ребяческим почтением прижал правую руку к сердцу, а левой указал на своего спутника, – извольте представить, Азим ибн Аъзам. – Комил опустил руки и прошёл по ступеням под купол. – Нас сюда его отец позвал, – посерьёзнее добавил он.

– Нас не предупредили о вашем приходе, – сказал другой вофи.

– Тот самый? – одновременно с соратником проговорил Эрадж.

– Да, тот самый, – безучастно ответил Комил.

Он уже был у входа в базар, пока Азим с недоумением всё-ещё стоял у ступеней.

– Проходи, раз уж тебя отец позвал, – Мухсин18, другой стражник отступил в сторону. – Не стой как вкопанный.

Эрадж же со своим круглым восторженным лицом протянул Азиму руку.

– Так вот он каков, юноша, которому дали выбор? Я очень рад встретить тебя воочию, – заулыбался он, пожимая руку Азима.

Юноша хотел опустить руку, но Эрадж не отпускал. Он обнял Азима за плечо другой рукой и, не смолкая, повёл его ко входу на базар.

– Ну… сделал выбор? Ещё нет? Наверное, от девиц отбою нет, – в его голосе слышалась нотка зависти. – Или от их матерей? – усмехнулся он. – Бегают за тобой, да бы подлизаться, а?..

– Я как-то об этом ещё не думал, – с серьёзным голосом перебил Азим. Ему мало было Вомика, так теперь его этот вофи будет донимать. Он вытянул свою руку из крепкой руки Эраджа и вышел из его дружеского объятия.

– А что же не думал? Дела поважнее есть? – неугомонно продолжал Эрадж. – Ах, мне бы такой выбор? – замечтался он. – Так нет! – и тут же прервал себя. – Выдали мне троюродную сестру, которую я терпеть не мог, и живи с ней теперь. А она ворчит, как дышит, – пожаловался он, качая головой.

От его слов Азиму стало ясно, в чем заключалась зависть в голосе Эраджа. Так уж заведено в Ахоруне – на ком родители скажут, на той и женишься. Юноша не стал отвечать стражнику.

– Быстрее, – на облегчение Азима позвал Комил. – Твой отец уже заждался нас.

– Стражи без хлопот, господа, – с рукой у сердца пожелал Азим и пошёл за Комилом.

Мухсин, что стоял под куполом, поблагодарил его кивком, а вот Эрадж последовал за ними.

На стенах внутри рынка через каждые пятнадцать газов висели масляные лампы. Их света было недостаточно, чтобы осветить ларьки и лавки и, тем не менее, Комил заметил двух детей с метлой у лавки.

– Что тут делают дети?! – в недоумении спросил он.

– А-а, эти, – довольно протянул Эрадж. – Гадкие карманники. Сам поймал их, когда они пытались обчистить одну пожилую тётку, – с полной грудью похвастался он.

Комил в негодовании развёл руками и покосился на стражника.

– Они ведь дети, как-никак. Им пора домой.

– Отработают и пойдут, – буркнул Эрадж. – Я сам их отведу, да с родителями их хорошенько переговорю, – пригрозил он детям.

Азим поравнялся с Комилом и нашёл одного взглядом. Мальчик, лет десяти, с дерезовой19 метлой больше его роста устало подметал за лавкой. При виде мальчика Азиму не стало его жалко. В какой-то момент, у него возникли осуждения. Неважно кто ты, за нарушение законов и порядков нужно отвечать. Этот мальчик и тот второй, его подельник по старше, который чуть дальше собирал мусор в грязный мешок, не исключение.

Карманники, так вам и по делам! Благо, вас не бросили в темницу, думал Азим, глядя на сорванцов.