Золотой человек

– Что ж, ладно.

– Сердце мое, ты же знаешь: я вовсе не хочу на войну. Воевать никому неохота. Но что делать? Куда деваться? Надо идти. Неужели тебе хотелось бы расстаться со всем этим? – спросил Боб, махнув рукой в сторону дома. – Снова вернуться в прошлое?

– Нет, не хотелось бы, – согласилась Джоан, отступив от машины. – Хорошо, Боб. Значит, увидимся через день-другой?

– Надеюсь. Думаю, дело надолго не затянется. На Марс летит большая часть сводных групп из Нью-Йорка. Группы из Берлина и Осло уже там. Нет, много времени все это не займет.

– Удачи!

– Спасибо. Попрощайся за меня с Томми!

Едва Боб захлопнул дверцу, машина автоматически завела мотор, отъехала от обочины, набрала скорость и, управляемая автоматикой, без сучка и задоринки влилась в поток транспорта, мчавшегося по хайвею бесконечной рекой. Джоан смотрела ей вслед, пока машина не смешалась со множеством сверкающих хромом автомобилей, яркой лентой тянувшихся через поля к далекому городу, а после неторопливо, будто нехотя, двинулась к дому.

* * *

С Марса Боб не вернулся, и потому роль хозяина дома, главы, так сказать, семьи перешла к Томми. Джоан оформила для него освобождение от школьных занятий, и вскоре он начал работать лаборантом в Государственном научно-исследовательском центре, открывшемся в нескольких милях от дома.

Как-то вечером к ним заглянул на огонек, справиться, все ли благополучно, Брайан Эриксон, координатор сектора.

– Прекрасный домик у вас, – заметил Эриксон, пройдясь по гостиной.

Томми раздулся от гордости.

– Еще бы! Присаживайтесь, устраивайтесь поуютнее.

– Благодарю.

Эриксон заглянул в кухню. Кухня трудилась вовсю, готовя ужин на вечер.

– И кухня хоть куда.

Томми подошел к нему и остановился рядом.

– Видите тот прибор над плитой?

– Для чего он?

– Это кухонный блок автовыбора. Каждый день новое меню подбирает, а нам не нужно ломать голову, что приготовить.

– Потрясающе, – восхитился Эриксон и искоса взглянул на Томми. – Похоже, у вас все путем?

Джоан отвернулась от демоэкрана.

– Насколько это возможно, – монотонно, равнодушно ответила она.

Эриксон, кашлянув, вернулся в гостиную.

– Ну что ж, побегу я, наверное, дальше.

– А приходили зачем? – спросила Джоан.

– Так просто, миссис Кларк. Без особой причины. Хотя…

Грузно сложенный, краснолицый, лет этак под сорок, Эриксон задержался в дверях.

– Да, есть тут одно дельце.

– Какое? – по-прежнему равнодушно спросила Джоан.

– Том, ты карточку приписанного к сводной группе сектора уже оформил?

– Приписанного к сводной группе?..

– Согласно закону, тебе положено встать на учет как приписанному к нашему сектору. К моему сектору, – объяснил Эриксон и полез в карман. – Если что, у меня как раз несколько бланков с собой.

– Вот так-так, – слегка испуганно протянул Томми. – Не рановато ли? Я думал, до восемнадцати меня это не касается.

– Возрастные ограничения недавно снижены. На Марсе нам задали изрядную трепку. Теперь часть секторов не в состоянии заполнить квоты, вот и приходится, понимаешь, глубже копать, – с добродушной улыбкой ответил Эриксон. – А сектор у нас, сам знаешь, на зависть каждому. Учения, испытания нового вооружения – не заскучаешь! Больше скажу: я наконец-то выбил из Вашингтона целую эскадрилью новейших двухсопловых малых истребителей. Теперь каждый из моего сектора получит в пользование по малому истребителю!

У Томми загорелись глаза.

– Серьезно?!

– Мало того: пилоту разрешено на выходные брать истребитель домой. Паркуй хоть во дворе, на лужайке.

– Нет, кроме шуток?!

Усевшись за стол, Томми принялся с радостью заполнять приписную карточку.

– Кроме шуток, кроме шуток, – пробормотал Эриксон. – Да и других забав у нас предостаточно.

– Пока войны нет, – негромко проговорила Джоан.

– Прошу прощения, миссис Кларк, что?

– Нет. Нет, ничего.

Приняв у Томми заполненный бланк, Эриксон спрятал приписную карточку в бумажник.

– Да, кстати, вот еще что, – начал он.

Томми с Джоан повернулись к нему.

– Про войну за глеко вы, надо думать, в новостях видели. И, полагаю, все о ней знаете.

– Про какую войну за глеко?

– Весь глеко к нам поступает с Каллисто. Добывают его из кож каких-то тамошних зверей. И вот теперь у нас с каллистянскими туземцами нелады. Требуют, понимаете, чтоб мы…

– Что такое «глеко»? – процедила сквозь зубы Джоан.

– Та самая штука, благодаря которой вашу парадную дверь не открыть никому, кроме вас. Реагирует на особенности нажатия вашей ладони, а делается из кож этих животных с Каллисто.

Казалось, наступившую в комнате тишину можно было резать ножом.

– Пойду я, пожалуй, – сказал Эриксон, шагнув к двери и отворив ее. – Ну что, Том, до встречи на ближайших учебных сборах?

– До встречи, – пробормотал Томми.

– Доброй вам ночи.

Выйдя из дома, Эриксон аккуратно притворил за собою дверь.

* * *

– Но я же должен идти! – воскликнул Томми.

– Зачем?

– Весь сектор идет воевать. Явка обязательна.

– Не годится так, – с тоской проговорила Джоан, глядя в окно.

– Так ведь если я не пойду туда, мы потеряем Каллисто. А потеряв Каллисто…

– Знаю, знаю. Потеряем Каллисто – придется нам снова таскать в карманах ключи от дверей. Как деды и бабки.

– Вот именно! – Выпятив грудь, Томми повернулся из стороны в сторону. – Как выгляжу?

Джоан не ответила ни слова.

– Как я выгляжу, мам? Все в порядке?

Да, темно-зеленый мундир пришелся Томми очень к лицу. В нем Томми, прямой и стройный, выглядел куда лучше, чем Боб. С годами Боб неуклонно толстел, лысел, седел, а густая шевелюра Томми отливала глянцем, точно вороново крыло, щеки от волнения разрумянились, голубые глаза сверкали огнем. Надев каску, сын застегнул ремешок под подбородком.

– О’кей? – еще раз спросил он.

– Прекрасно, – кивнула Джоан.

– Тогда поцелуй меня на прощание. Отбываю на Каллисто. Вернусь через пару дней. До скорого!

– До скорого.

– Голос у тебя грустный какой-то…

– Это верно, – согласилась Джоан, – ведь радоваться тут нечему.

С Каллисто Томми вернулся целым и невредимым, однако в ходе тректоновой войны в Европе с его двухсопловым малым истребителем что-то стряслось, и на сей раз сводная группа сектора вернулась назад без него.

– Тректон, – объяснил Брайан Эриксон, – нужен для лучевых трубок демоэкранов, Джоан. Чертовски важная штука.

– Понимаю.

– Демоэкраны для нас, сами знаете, все. И информация, и образование. Днем детишки их смотрят, учатся, по вечерам мы, отдыхая, смотрим развлекательные каналы. Вам ведь не хотелось бы снова, как нашим дедам и бабкам…

– Нет, нет… разумеется, не хотелось бы. Прошу прощения.

Джоан взмахнула рукой, и в гостиную въехал кофейный столик с дымящимся кофе в чашках.

– Сливки? Сахар?

– Только сахар, благодарю вас.

Взяв со столика чашку, Эриксон молча присел на диван, размешал сахар, сделал глоток. В доме было тихо. Дело шло к ночи, стрелки часов показывали почти одиннадцать. В углу негромко мурлыкал демоэкран. Укрытый тьмой, мир за опущенными жалюзи замер, оцепенел – только ветви кедров у края участка слегка колыхались, шелестели на легком ветру.

– Что нового на всевозможных фронтах? – наконец спросила Джоан, откинувшись на спинку кресла и оправив юбку.

– На фронтах? – Эриксон наморщил лоб. – Ну, идериевая война принимает новый поворот.

– Идериевая? Где это?

– На Нептуне. Идерий мы добываем там.

– И для чего же нам этот… идерий?

Голос Джоан звучал тонко, негромко, словно из дальних далей. Казалось, ее осунувшееся, побледневшее лицо заменила неподвижная маска, тогда как сама Джоан перенеслась куда-то еще, за множество миль отсюда – однако каким-то образом смотрит на гостя сквозь прорези для глаз.

– Идерий необходим для электронно-автоматической службы новостей, – объяснил Эриксон. – Идериевые линии и блоки позволяют им немедля фиксировать происходящие события и показывать их в выпусках новостей, на демоэкранах. Не станет идерия – нам снова придется читать статьи, написанные репортерами. Между тем ни один журналист не свободен от личных предубеждений, искажающих новостные статьи, а идериевые машины совершенно беспристрастны.

Джоан понимающе кивнула.

– А еще что у нас нового?

– Почти ничего. Говорят, на Меркурии ожидается заварушка.

– И что же мы добываем на Меркурии?

– С Меркурия к нам везут амбролин. Он используется во всевозможной аппаратуре для выбора и сортировки. Кухонный блок автовыбора, составляющий вам меню, тоже основан на амбролине.

Джоан, опустив взгляд, рассеянно уставилась в чашку с кофе.

– А эти туземцы с Меркурия… они на нас нападают?

– Вроде того. Бунтуют, волнуются… Сводные группы некоторых секторов туда уже вызваны – парижская, например, и московская. И обе, надо полагать, не из мелких.

– Знаете, Брайан, – помолчав, сказала Джоан, – я вижу, вы не просто так меня навестили. Что у вас на уме?

– Нет, что вы, ничего особенного.

– Бросьте. Я же вижу. В чем дело?

Добродушное лицо Эриксона вспыхнуло, налилось румянцем.

– Да, Джоан, в проницательности вам не откажешь. Говоря откровенно, я к вам вправду по делу.

– Так говорите же.

Эриксон извлек из кармана пиджака сложенную вдвое бумагу с отпечатанным на мимеографе текстом и подал ее Джоан.

– Поймите, идея-то не моя. Я – всего-навсего шестеренка в огромной машине, – сказал он, нервно кусая губу. – Все это из-за крупных потерь в тректоновой войне. Правительству нужно пополнить ряды. Я слышал, им самим такой поворот не по нраву.

– О чем здесь речь? – спросила Джоан, возвращая ему бумагу. – Мне во всем этом крючкотворстве не разобраться.

– Если коротко, здесь говорится, что за… за отсутствием в семье членов мужского пола в сводные группы секторов отныне принимаются женщины.

– Вот как… понятно.

Исполнив долг службы, Эриксон с облегчением перевел дух и поспешил встать. На лице его отразилась жуткая усталость.

– Ну что ж, побегу я, пожалуй. Должен был, понимаете, с этим распоряжением вас ознакомить. Их всем с утра разослали, – сказал он, пряча бумагу в карман пиджака.

– Выходит, людей осталось не так уж много?

– То есть?

– Сначала мужчины. За ними мальчишки. Теперь и женщины. Похоже, в стороне никому не остаться.

– Похоже, уж это точно. Но ведь не без причины же, не просто так! На этих фронтах нужно держаться любой ценой. Добыча сырья должна продолжаться. Нам без него никуда.

– Наверное, – вздохнула Джоан, неторопливо поднявшись с кресла. – До встречи, Брайан.

– Да. Где-нибудь через недельку снова буду в ваших краях, тогда и увидимся.

* * *

Возвращение Брайана Эриксона в дом миссис Кларк состоялось, как только на Сатурне разразилась нимфитовая война. Переступив порог, Эриксон виновато улыбнулся Джоан.

– Уж извините, что потревожил в такую рань, – сказал он. – Страшно спешу. Мотаюсь по всему сектору как угорелый.

– В чем дело? – спросила Джоан, закрывая дверь.

На сей раз Эриксон явился к ней в светло-зеленом мундире координатора с серебряными шевронами на рукавах. Сама Джоан едва успела накинуть домашний халат.

– Хорошо у вас тут… тепло, – вздохнул Эриксон, грея ладони о стену.

День выдался ясным, однако морозным. К концу ноября снег укрыл белым холодным одеялом все вокруг. Из сугробов торчало лишь несколько черных, мрачных деревьев с обледеневшими голыми ветвями. Сверкающая река наземных машин вдали, на хайвее, превратилась в тоненький ручеек: теперь в город мало кто ездил, и бо2льшая часть наземного транспорта отправилась на хранение.

– О заварушке на Сатурне вам, надо думать, известно, – пробормотал Эриксон. – Слышали, что там творится?

– Да, кажется, видела в новостях кое-какие кадры.

– Переполох там сейчас, можно сказать, до небес. Эти сатурнианские туземцы – просто громадины… Бог ты мой, каждый по пятьдесят футов ростом, не меньше!

Джоан, безучастно кивнув, протерла заспанные глаза.

– Какая жалость, что нам не обойтись без Сатурна… Скажите, Брайан, вы завтракали?

– О да, да, благодарю вас, я сыт, – ответил Эриксон, разворачиваясь к стене спиной. – А вот согреться с мороза очень даже не помешает. Какой порядок у вас, а? Моей бы супруге в таком же порядке дом содержать…

Джоан обошла окна и подняла жалюзи.

– Так что же мы добываем на Сатурне?

– Как что? Нимфит – ни больше, ни меньше! Всем прочим, ладно уж, можно и поступиться, но вот нимфит нам необходим позарез.

– А для чего нам этот нимфит? Где он используется?

– Во всем оборудовании для тестирования и оценки способностей. Без нимфита нам будет не оценить, кто для какой должности годен, включая сюда пост самого председателя Мирового Совета.

– Вот как?

– Ну а нимфитовые детекторы позволяют точно определить, на что человек способен, работу какого типа ему надлежит поручить. Нимфит – основа основ современного общества. С его помощью мы сортируем, оцениваем себя самих. Если в поставках случится заминка…

– И при этом весь он ввозится к нам с Сатурна?

– Боюсь, что так. И вот теперь туземцы бунтуют, пытаются захватить нимфитовые рудники. Схватка будет нелегкой: уж очень они велики. Правительство вынуждено призвать в строй всех, кого только возможно. Всех до единого.

– Всех до единого?! – Ахнув, Джоан прикрыла губы ладонью. – Даже женщин?

– Боюсь, что так. Простите, Джоан. Сами понимаете, идея-то не моя. Воевать никому неохота. Однако ради спасения всего, что у нас только есть…

– Но кто же тогда здесь останется?

Эриксон не ответил. Усевшись за стол, он вынул из бумажника карточку и вручил ей. Джоан машинально приняла бланк.

– Вот. Ваша приписная карточка.

– Кто же останется? – повторила она. – Скажите, кто? Останется здесь хоть кто-нибудь?

* * *

Приземлению ракетолета с Ориона сопутствовал оглушительный грохот. Но вот выпускные клапаны выбросили наружу тучи отработанных газов, компрессоры реактивных двигателей остыли, и вокруг сделалось тихо.

Некоторое время наступившую тишину не нарушало ничто. Затем кремальеры люка неспешно, словно с опаской, провернулись, крышка сдвинулась внутрь, и Н-тгари-3, выглянув наружу, помахал перед собой конусом анализатора атмосферы.

– Каковы результаты? – прозвучал в его голове мысленный вопрос напарника.

– По нашим меркам, атмосфера слишком разрежена. Но для некоторых форм жизни вполне подойдет, – ответил Н-тгари-3, оглядывая просторную равнину и цепочку холмов вдали, у горизонта. – Еще здесь необычайно тихо.

– Ни звука, ни каких-либо иных признаков жизни, – согласился напарник, тоже выглянув из корабля. – А вон там – что это?

– Где? – не понял Н-тгари-3.

– Вон там, вдали, – пояснил Люци-н-6, указывая полярной антенной вбок. – Видишь?

– Похоже, некие стандартные блок-постройки. Массивные здания неизвестного назначения.

Подняв шлюпку до уровня люка, орионяне вытолкнули ее наружу, Н-тгари-3 сел за штурвал, и шлюпка помчалась через равнину, к темной возвышенности на горизонте. Повсюду вокруг зеленели растения – частью высокие, пышные, крепкие; частью хрупкие, мелкие, увенчанные цветками самых разных оттенков.

– Обилие неподвижных форм жизни, – отметил Люци-н-6.

Вскоре впереди показалось целое поле других растений, серых с оранжевым. Бессчетные тысячи совершенно одинаковых стеблей, растущих ровно, словно по линейке…

– А эти, похоже, высажены искусственно, – пробормотал Н-тгари-3.

– Сбавь скорость. Мы приближаемся к какой-то постройке.

Н-тгари-3 убавил ход почти до нуля. Охваченные любопытством, орионяне приникли к иллюминатору.

Очаровательное строение, возвышавшееся перед ними, окружали всевозможные растения – высокие и ветвистые, стоявшие друг от друга поодаль; ковры из растений тоненьких, невысоких; клумбы растений с цветами потрясающей красоты. Само строение – опрятное, привлекательное на вид – вне всяких сомнений, являло собой творение весьма развитой культуры.

– Возможно, мы вот-вот встретимся с легендарными обитателями Терры!

Выпрыгнув из шлюпки, Н-тгари-3 едва ли не бегом помчался по ковру из растений – довольно высоких, совершенно одинаковых, покрывающих землю сплошь, к парадному входу в здание.

Люци-н-6 последовал за напарником. Поднявшись на крыльцо, оба внимательно осмотрели дверь.

– Как же она открывается? – спросил Люци-н-6.

Поразмыслив, орионяне прожгли в замке аккуратную дырочку, и дверь плавно распахнулась. Внутри автоматически зажегся свет, от стен повеяло приятным теплом.

– Ну и ну… вот это технологии! Вот это уровень!

Переходя из комнаты в комнату, оба в изумлении глазели вокруг, рассматривали демоэкран, затейливую кухню, обстановку в спальне – занавески, кресла, кровать…

– Однако где же терране? – в конце концов спросил Н-тгари-3.

– Очевидно, вот-вот вернутся.

Н-тгари-3 прошелся из угла в угол.

– Все это внушает странное ощущение… только вот сути его пока что не уловлю. Неуютно здесь как-то. Не по себе, – задумчиво качнув антенной, сказал он. – Понимаешь, сдается мне… сдается мне, они могут и не вернуться.

– Отчего это? – удивился Люци-н-6, щелкая клавишами демоэкрана. – Нет, это вряд ли. Вернутся, как же им не вернуться. Подождем еще.

Н-тгари-3 с тревогой взглянул в окно.

– Я их не вижу, однако они наверняка где-то рядом. Не могли ведь они уйти навсегда, бросив все это великолепие! Куда им уходить, а главное, чего ради?

– Значит, вернутся.

С этими словами Люци-н-6 щелкнул очередной клавишей, и на экране замелькали помехи.

– Не слишком-то впечатляюще, – заметил он.

– По-моему, терране все-таки не вернутся.

– Если они действительно не вернутся назад, – задумчиво проговорил Люци-н-6, продолжая наобум щелкать клавишами демоэкрана, – это станет одной из величайших загадок в истории археологии.

– Я подожду еще. Понаблюдаю, – бесстрастно откликнулся Н-тгари-3.

Марсиане, целыми тучами

В дом Тед Барнс вошел донельзя мрачным, неудержимо дрожа.

– Опять они, – буркнул он, швырнув на кресло пальто и газету. – Целая туча! Одного прямо на крышу к Джонсонам занесло. Его оттуда при мне шестом длиннющим отковыривали.

Лена, подойдя к креслу, забрала его пальто и повесила в шкаф.

– Хорошо, что ты поспешил прямо домой.

Плюхнувшись на диван, Тед полез в карман за сигаретами.

– Меня колотить начинает всякий раз, как увижу хоть одного. И меня это, признаюсь, как перед Господом, раздражает – словами не описать.

Закурив, он глубоко затянулся, пустил к потолку серую струйку дыма. Постепенно нервная дрожь унялась, и Тед, утерев пот с верхней губы, ослабил галстук.

– Что сегодня на ужин?

– Ветчина, – ответила Лена, склонившись к мужу и поцеловав его.

– Откуда бы? Неужели везение?

– Нет, – ответила она, вновь направляясь к кухонной двери. – Это та самая голландская консервированная ветчина – помнишь, твоя мать подарила? Думаю, самое время ее открыть.

С этим Лена и скрылась в кухне. Проводив ее взглядом – такую стройную, такую привлекательную в цветастом переднике, Тед вздохнул, обмяк, откинулся на спинку дивана. Тишина и покой в гостиной, жена на кухне, в углу телевизор бормочет… от всего этого на сердце сделалось легче.

Развязав шнурки, Тед стряхнул с ног ботинки. Неприятный инцидент продолжался не больше пары минут, но ему эти минуты показались вечностью. Целую вечность стоял он столбом посреди тротуара, глядя на крышу дома Джонсонов. Толпа перекрикивающихся людей, длинный шест и…

…и эта тварь – бесформенная, будто серая тряпка, перекинутая через конек крыши, ерзающая из стороны в сторону, уворачиваясь от шеста, ползущая то вправо, то влево, чтоб ее не подцепили, не сбросили вниз.

При виде этого Теда и затрясло. Хорошо еще, желудок наизнанку не вывернуло. Однако он, словно примерзший к асфальту, стоял и глядел вверх, не в силах оторвать взгляда от крыши. В конце концов какой-то малый, промчавшийся мимо, отдавил ему ногу, и наваждение сняло как рукой. Всхлипнув от облегчения, весь дрожа, Тед со всех ног поспешил прочь, домой. Господи боже!..

Задняя дверь отворилась, с грохотом захлопнулась, и в гостиную, руки в брюки, проследовал Джимми.

– Привет, пап!

У двери в ванную сын остановился, пригляделся к отцу.

– Что с тобой? Вид у тебя странный какой-то.

Тед погасил сигарету.

– Джимми, поди сюда. Разговор к тебе есть.

– Мне умыться перед ужином надо.

– Иди сюда. Сядь. Ужин от нас не убежит.

Джимми, подойдя к отцу, присел рядом.

– Что стряслось, пап? Что за разговор?

Тед пристально оглядел сына. Круглое личико, растрепанные волосы лезут в глаза, щека в земле… Джимми одиннадцать. Подходящее ли время для таких разговоров? Поразмыслив, Тед мрачно, решительно стиснул зубы. Ничего, время как время, не хуже любого другого – тем более переживания в памяти еще свежи.

– Джимми, сегодня к Джонсонам на крышу марсианина занесло. Я сам его видел, когда шел домой от автобусной станции.

Глаза Джимми сделались круглыми, точно блюдца.

– Сам видел? Букана? Живого?

– Да. Его снимали с крыши шестом. Стало быть, где-то неподалеку их целая туча. Сам знаешь, они валят к нам тучами каждые два-три года.

Чувствуя, как задрожали пальцы, Тед закурил снова.

– Каждые два-три года. Реже прежнего, но… Летят к нам с Марса, многие сотни. Падают с неба по всему миру, по всему миру… будто сухие листья. Будто уйма засохших листьев, сорванных ветром с деревьев.

Тед представил себе эту картину, и его передернуло.

– Ух ты! – выдохнул Джимми, разом вскочив с дивана. – Он еще там?

– Нет. Думаю, его уже сняли. Слушай, – заговорил Тед, подавшись к мальчишке. – Слушай и запоминай. Я все это зачем говорю – чтоб ты держался от них подальше. Увидишь где, отвернись и беги со всех ног. Ясно? Близко не подходи. Не вздумай… – Запнувшись, он приумолк, собрался с мыслями. – Даже внимания на него не обращай. Отвернись и беги. Первому же встречному обо всем расскажи, а после – сразу домой. Понимаешь?

Джимми кивнул.

– Каковы они с виду, тебе известно. В школе вам должны были показывать фотоснимки, а стало быть…

Из кухни выглянула Лена.

– Ужин готов. Джимми, ты до сих пор не умыт?

– Это я его задержал, – объяснил Тед, поднимаясь с дивана. – Разговор у меня к нему был. Серьезный.

– Вот оно что. Тогда дело другое. А ты, Джимми, слушай отца, – строго сказала Лена. – Слушай и не забывай, что отец говорит об этих… буканах, не то он тебе такую порку задаст – света не взвидишь.

– Пойду умоюсь!

Джимми помчался к ванной и, громко хлопнув дверью, скрылся внутри.

Тед перевел взгляд на Лену.

– Надеюсь, с ними вскоре покончат, а то хоть из дому не выходи.

– Думаю, надолго не затянут. По телевизору говорили, сейчас с организацией стало гораздо лучше, – заверила его Лена и подняла глаза, будто считая в уме. – Это ведь уже пятый… да, пятый раз. Пятая туча. Похоже, нашествие идет на спад. Теперь уж их не так часто приносит. Первая туча – тысяча девятьсот пятьдесят восьмой, вторая – пятьдесят девятый… Интересно, когда ж они кончатся?

Из ванной выбежал Джимми.

– Давайте ужинать!

– О’кей, – согласился Тед. – Давайте ужинать.

* * *

День выдался ясным. Со всех ног промчавшись через залитый солнцем двор школы, Джимми Барнс миновал калитку и выбежал на тротуар. Сердце в предвкушении свободы стучало, точно вот-вот вырвется из груди. Не замедляя бега, он пересек Мапл-стрит, свернул на Сидер-стрит и побежал дальше.

На лужайке во дворе Джонсонов все еще ошивался народ – полисмен и несколько любопытствующих. Посреди лужайки зияла огромная прореха, черное пятно на месте выдранной с корнем травы, цветы вокруг дома вытоптали до единого, а от букана, ясное дело, не осталось даже следа. Оглядывая двор Джонсонов, Джимми даже не заметил Майка Эдвардса, пока тот, подойдя вплотную, не ткнул его кулаком в плечо.

– Что новенького, Барнс?

– Привет. Ты его видел?

– Букана-то? Нет, не видел.

– А мой папка видел, когда с работы домой возвращался.

– Врешь!

– Нет, правда видел. Сказал, его с крыши шестом доставали.

Тут к ним подкатил на велосипеде Ральф Дрейк.

– Где он? Удрал?

– Нет, его давным-давно на клочки разорвали, – ответил Майк. – Барнс говорит, его старик вчера вечером, по дороге с работы, все видел.

– Да. Рассказывал, как его шестом поддевали, а тот за крышу цеплялся.

– Они с виду все сморщенные, засохшие, как тряпье в гараже, – объявил Майк.

– Тебе-то откуда знать? – усомнился Ральф.

– Видел как-то раз одного.

– Ага, «видел», ври больше!

Все трое двинулись дальше, вдоль улицы, во весь голос обсуждая вчерашнее происшествие. Ральф, так и не слезший с велосипеда, пару раз едва не рухнул на тротуар. Свернув на Вермонт-стрит, троица мальчишек вышла к просторному пустырю.