Пока стоит маятник

– Почему бы и нет. С паршивой овцы хоть шерсти клок.

Юлька покраснела.

– Ты кого овцой назвала?

Алёна открыла дверь в палату. И тут всё белое: стены, мебель, кровать, рама на окне, постельное бельё на кровати. Лицо Ольги бледное почти одного цвета с наволочкой на подушке, да ещё отливает синевой. Когда они вошли, Садовникова не повернула головы в их сторону. Её глаза напомнили Алёне глаза мёртвого голубя: тусклые, будто, покрытые плёнкой. Юля села на стул рядом с кроватью, взяла подругу за руку. Оля приоткрыла сухие губы, Алёна вздрогнула, не узнав её шелестящий голос, будто ветер гнал по земле осеннюю листву.

– Зачем ты её привела?

– Она начала, пусть она и закончит.

Алёна закрыла глаза.

«Неужели это я довела её до такого состояния».

Она ощутила сожаление и страх.

«Вдруг останется психом. Не хочу винить себя всю жизнь».

Оля приподняла голову, тусклые глаза увлажнились.

– Юля, я боюсь заснуть, а они пичкают меня таблетками, от них голова болит и всё плывёт перед глазами.

– Я не ведьма. Соврала, чтобы напугать, – пробормотала Алёна, сглатывая комок в горле.

Платова удивилась.

– Тогда как ты объяснишь тараканов, голубей, змею и покойника.

– Ничего этого не было, и на самом деле не существует. – Алёна понимала: наличие голографа не объяснить, да и не собиралась это делать. Она вспомнила: год назад в их городок приезжал заезжий гипнотизёр, четвёрка Платовой ходила на представление. – Я умею гипнотизировать.

– Что?

– Оля, прости меня, я очень сожалею. Ты не должна больше бояться, никакого ходячего покойника нет и в помине. Он только в твоём воображении.

– Не верю. Я его каждую ночь видела.

– Сейчас покажу. Я уже загипнотизировала вас обоих. Смотрите, вон в том углу якобы появится мертвец.

Юля недоверчиво уставилась в угол.

– Когда ты успела нас загипнотизировать?

Алёне пришлось выдумывать на ходу.

– Сделала только что. Вроде мысленной установки.

Оля прошептала:

– Разве покойники днём являются?

– Об этом я и говорю. Нет никаких оживающих покойников. Только не орите, сейчас я скажу ключевое слово, и вам покажется, будто вы увидели призрака. – Алёна нажала кнопку и громко произнесла: – Раз, два, три – смотри.

В окно палаты светило неяркое зимнее солнце и от этого возникший в углу полуразложившийся мертвец, показался картинкой из фильма. Ольга не выдержала и громко вскрикнула.

– Не бойтесь, это лишь фантом. Юля, если не трусишь, подойди, и Оля поймёт, что на самом деле там никого нет, – посоветовала Алёна.

Садовникова кусала пальцы, чтобы удержать рвущийся из горла крик, глаза становились стеклянными. Платова покачала головой, боясь сдвинуться с места.

– Чёрт! – растерялась Алёна. Незаметно пристроив голограф в складках пододеяльника, направилась в угол.

Она несколько раз прошла через голографическое изображение дергающегося мертвеца.

– Платова, не будь трусихой. Подойди.

Юля на трясущихся ногах приблизилась к Алёне.

– Тут только воздух. Оль, правда ничего нет. Убедись сама.

Оля закрыла глаза руками.

– Ни за что!

Алёна подошла к ней и отняла руки от лица.

– Ну же, Садовникова, так и будешь всю жизнь трястись и пить таблетки. И всё из-за меня. Неужели тебе необидно?

Оля встала, Алёна подхватила её под руку. Юля подбадривала подругу. Алёна почувствовала мелкую дрожь во всём теле одноклассницы и крепче прижала её к себе. Через пару мелких шагов голограмма расплылась. Оля теперь видела лишь что-то вроде цветной дымки.

– Как тебе удаётся нам внушать? – поинтересовалась Садовникова.

Алёна отошла от подруг, присела на кровать.

– Сейчас скажу смешное слово, и вы никогда больше не увидите эту мерзость. Обещаю, – она подняла одну руку, другой нащупала голограф. – Бумс! – Пока одноклассницы смотрели на её руку, вздетую вверх, она быстро спрятала прибор в карман.

Подруги с облегчением уселись на кровать. Оля слабо улыбнулась.

– Ну ты и сволочь, Донская-Лазарева. И фамилия у тебя дурацкая, пока её произнесёшь…

Юлька хмыкнула:

– И произносить не хочется. С такой фамилией будто к столбовой дворянке обращаешься. Противно.

Щёки Оли порозовели, она покосилась на гипнотизёрку.

– Точно. Будто она голубых кровей, а мы – плебеи.

Алёна предложила:

– Можно просто Лазарева. Это фамилия отца.

– Которого у тебя не имеется, – съехидничала Платова.

Алёна не согласилась

– Но ведь был же. Если наш договор в силе, я пойду. Не люблю больницы.

Оля глянула на подругу.

– Что за договор?

– Потом расскажу.

Глава 7

Неделя до регистрации брака Марианны Авдеевны пролетела в приятных для неё хлопотах и нудной суете для Алёны. Мать упросила перемерить кучу платьев, ей хотелось, чтобы наряд дочери гармонировал с платьем невесты. По задумке Марианны Авдеевны, за неимением родственников, именно Алёна должна передать её в надёжные руки жениха. Та же считала красивую процедуру, придуманную матерью, полной чепухой, подсмотренной в американских фильмах, но глядя на счастливое довольное лицо матери, смирилась и решила вытерпеть эту суматоху. К счастью, в школе её больше не тревожила четвёрка Платовой, и она могла хотя бы там расслабиться. Одноклассницы делали вид, что её не существует и это вполне устраивало Алёну. В глубине души она радовалась: Садовникову выписали из больницы, и выглядит одноклассница вполне здоровой.

Утро знаменательного дня бракосочетания наступило слишком рано для Алёны. Мать подняла её в шесть утра.

– На улице ещё темно, – простонала Алёна, натягивая одеяло на голову.

– Алёнушка, надо подниматься. Я договорилась с парикмахером на семь часов. Пока позавтракаем, пока доедем на такси.

Алёна не стала злиться, на ненавистную Алёнушку, списала на волнения матери.

– Зачем мне причёска? Ты поезжай, а я просто причешусь и всё.

– Милая, но у нас будут почти одинаковые причёски. Пожалуйста. Потерпи ради меня.

Алёна откинула одеяло, бросила взгляд на платье, висящее на плечиках. Платье с корсетом из голубого шёлка и бледно-голубой юбкой из органзы, усыпанной мелкими сверкающими камешками, напоминало наряды принцесс из сказок. На маленькой девочке оно бы смотрелось, но на подростке выглядело смешно. Хорошо ещё, что она небольшого роста, иначе выглядела бы совсем нелепо.

– Я разве не терплю, – буркнула она и ткнула в платье пальцем. – Кто в здравом уме это наденет.

В парикмахерской им сделали гладкие причёски, живописно выпустив лишь несколько локонов. Причудливо уложенные волосы, украсили мелкие белые цветочки и камешки, похожие на капли воды.

– Вы прямо как сёстры, – всплеснула руками мастер, окинув свою работу взглядом.

Алёна усмехнулась. Причёска, не соответствующая её возрасту, сделала её старше, а мать моложе. Собственно Марианна Авдеевна этого и добивалась, она ухитрилась покрасить волосы точно в тон волосам дочери.

«Если кто будет смеяться вслух, пойду и вымою голову под краном. И переоденусь», – пробормотала Алёна, с кислой миной рассматривая себя в зеркало. Макияж тоже добавил ей возраста.

Но никто не смеялся. Немногочисленные гости с работы матери и Алексея Игоревича засыпали их восхищёнными комплиментами.

– Марианна, какая у тебя взрослая и необыкновенно красивая дочь!

– Как вы похожи.

– Вы просто чудо!

Даже вроде бы здравомыслящий Алексей Игоревич бродил с горящим взором и не мог налюбоваться на жену и падчерицу. Алёна при всеобщем романтическом помутнении разума решила до конца вытерпеть этот спектакль и честно доиграть роль милой девочки. Она покорно фотографировалась со всеми желающими, говорила тосты, ловила букет и участвовала в дурацких конкурсах. Смиренно выходила на танцпол с подвыпившими коллегами родителей. К девяти вечера, решив, что её роль свадебного генерала окончена, Алёна попросила:

– Можно я вызову такси и поеду домой?

Мать поправила выбившиеся из причёски локоны, отхлебнула шампанское из бокала.

– Завтра ведь выходной. Посиди с нами ещё.

– Вы ведь после ресторана отправитесь в гостиницу, значит, я могу вернуться домой и лечь спать. Можешь за меня не волноваться, замкну и калитку, и дверь.

Заиграла нежная мелодия вальса. Алексей Игоревич пригласил жену на танец. Марианна Игоревна подала руку мужу и, наклонившись к дочери, попросила:

– Побудь ещё полчаса, ладно? Потом поедешь домой.

Алёна вздохнула, полчаса она как-нибудь вытерпит. К ней подошёл симпатичный молодой мужчина в сером костюме, сидящем на нём с элегантной небрежностью.

– Разрешите?

Алёна пожала плечами.

– Я не умею танцевать вальс.

– А мы будем медленно и осторожно. – Он взял её за руку и вывел на танцпол.

Алёна видела, как танцуют в паре по телевизору и в кино, но самой не приходилось, из-за того, что не ходила на школьные дискотеки. Она старалась двигаться в такт музыки, но сбивалась и чувствовала себя неловко. Ей показалось, музыка длилась вечно, никогда она так не уставала, как во время этого вальса. Когда смолк последний аккорд, не сдержала вздоха облегчения.

«Кто сказал, что танцевать приятно. Ужас. Будто вагон разгрузила», – подумала Алёна.

Мужчина наклонился и тихо произнёс:

– Ты такая хрупкая, но тебя очень тяжело вести, потому что слишком напряжена и сопротивляешься партнёру. Не чувствуешь его и пытаешься двигаться сама. Попробуй расслабиться, услышать ритм и музыку. Ты не танцуешь, а будто воюешь в титановой броне.

Алёна смутилась и сердито процедила:

– Ненавижу танцы.

– А по-моему, ты просто боишься довериться.

– Вы психолог?

Партнёр по танцу довёл Алёну к её месту за столом.

– Нет. Просто я люблю танцевать.

После ещё пары быстрых танцев, снова зазвучал медленная музыка. Алексей Игоревич, шутливо щёлкнув каблуками, пригласил падчерицу. Алёна отправилась на танцпол, будто на каторгу. В общем-то так и вышло. Она пыталась слушать музыку и следовать движениям отчима, но выходило плохо, замучились оба. Алёна еле волочила ноги, а Алексей Игоревич даже взмок.

– Фиговая из меня танцовщица, – заявила Алёна, обмахивая разгорячённое мокрое лицо. – К чёрту эти танцы.

Алексей Игоревич не стал лукавить.

– Да уж. В тебе веса всего ничего, а показалось: центнер таскаю по танцполу. Ничего, научишься.

– Это вряд ли, – она не собиралась издеваться над собой.

Официант сообщил, что такси прибыло. Алёна пожелала молодожёнам счастья и с радостью покинула ресторан.

***

Алёна допила чай, положила пару булочек в пакет. Сегодня сразу после уроков, будут занятия в студии живописи: булочки пригодятся для перекуса.

– Дочь, погоди минуточку, – мать мялась, не зная, как начать.

Алёна, заметив смущение на лице матери, догадалась, что сейчас услышит.

– У меня будет брат или сестричка.

– Брат, – оторопела Марианна Авдеевна. – Но как ты?

– Мам, отчего ещё ты будешь краснеть передо мной. Поздравляю!

– Ты нормально относишься к этому?

Алёна почесала в затылке, улыбнулась.

– Мне хотелось сестру или брата лет десять назад. Но лучше поздно, чем никогда.

– Это ещё не всё.

Алёна насторожилась. Они мирно сосуществовали с отчимом, не ссорились. Тот не пытался её воспитывать и ни во что не вмешивался.

– На работе нам дали двухнедельный отпуск и Алексей купил десятидневную путёвку в Пятигорск. Что-то вроде свадебного путешествия.

Алёна выдохнула облегчённо.

– Замечательно. Ты боишься оставить меня одну?

– Мы подумали, что если ты поедешь с нами. Путёвку для тебя приобретём на месте.

Алёна подняла глаза к потолку. Вот уж чего не хотелось, так это целыми днями быть с матерью и отчимом.

– Не могу. У меня учёба. Да и вам лучше побыть одним. Я справлюсь. От голода не умру, вечеринки закатывать в доме не буду.

– Вот уж за это я не волнуюсь. Но оставлять подростка одного в доме опасно.

«Надо же, я сразу стала подростком, а не просто дочерью», – хмыкнула про себя Алёна.

Она видела, мать хочет поехать в отпуск, но ей нужно какое-то оправдание тому, что оставляет её одну.

– Обещаю быть бдительной, хорошо кушать и отзваниваться три раза в сутки.

Марианна Авдеевна улыбнулась.

– Гора с плеч. Холодильник мы забьём полуфабрикатами, тебе останется только разогревать. Но я всё же попрошу соседку приглядывать за тобой.

Насчёт соседки Алёна не возражала. Мать плохо знала довольно взбалмошную и безалаберную тётку Лену, отчего считая её серьёзным человеком. Та вежливо приветствовала Марианну Авдеевну по утрам, иногда раскланивалась с ней по вечерам – вот и всё их знакомство. Но раз соседка трудилась бухгалтером, то мать считала её человеком, заслуживающим доверия.

Алёна едва скрыла удовлетворение, хотя ей хотелось прыгать от радости. Целые десять дней она может посвятить изучению Тарии и никто не будет мешать. Оказалось, мать с Алексеем Игоревич уезжают уже вечером.

Уроки литературы и русского языка тянулись медленно, любимая химия пролетела стремительно, на геометрии было интересно, оставалась лишь физкультура и можно отправляться домой. Алёна, переодевшись в спортивную форму, сидела на скамеечке в спортзале.

– Я хочу, чтобы ты показала брата, – выпалил Саша Арно, садясь рядом.

Алёна покачала головой.

– Зря сказала тебе, уже жалею об этом.

– Хочу увидеть его. Просто увидеть. Перед его смертью мы поссорились. Так глупо, он же ещё маленький, как я мог ссориться с малышом. Потом я уехал на соревнования и не успел с ним помириться. Понимаю, что это будет не мой братишка, но я согласен и на фантом.

Алёна покосилась на хмурое лицо одноклассника, на крепко сжатые губы. Было видно, на виске Арно сквозь тонкую кожу часто-часто пульсирует кровь.

– Я не стану показывать тебе брата. Ты не представляешь, о чём просишь меня.

Саша нервно щёлкнул пальцами.

– Знаю. Платова рассказала про больницу, про гипноз. Ты заставляешь видеть то, чего нет. Я очень прошу, покажи братишку. Ты ведь не такая чёрствая, какой кажешься, – он осторожно коснулся пальцами локтя Алёны.

Она ощутила тепло его руки, вздохнула, вспомнив, как выглядит голограмма брата Арно. Мальчик словно только что прибежал с улицы, улыбается во весь рот, кажется, вот-вот сорвётся и ускачет дальше – это станет ударом для одноклассника.

– Я хотела тебя наказать, но больше этого не желаю. С меня хватит Садовниковой. Чуть не угробила её.

– Железная Мышинская решила исправиться, – процедил Арно. – С чего вдруг? Не очень верится.

Алёна, услышав свою кличку, не стала обижаться. Понимала, он провоцирует её. Злит специально. И всё же у неё кольнуло в сердце. Она сбросила руку Саши.

– Мне плевать, веришь ты или нет.

– Прошу тебя, – теперь он смотрел умоляюще.

Алёна покачала головой.

– Не стоит.

– Это моё дело, – он схватил её за плечи и выдохнул прямо в лицо. – Пожалуйста. Алёна. Прошу тебя.

Она сглотнула слюну. Арно назвал её по имени, лишь бы она согласилась. Ей стало обидно и больно.

– Чёрт с тобой. Встретимся после занятий в парке.

– Ты не пойдёшь в студию на урок рисования?

Алёна пожала плечами.

– Один раз можно и пропустить.

У Саши округлились глаза.

– Что-то новенькое. В студии все готовятся к конкурсу, можешь проиграть.

– Велика важность.

– А как же твоё знаменитое: я во всём лучше всех.

«Вот и вернулся прежний язвительный Арно», – подумала Алёна и хмыкнула:

– Я лучше всех умею вовремя отступить.

Она выглянула в окно, низкие серые тучи, набухшие снегом, казалось, задевали верхушки елей и сосен в парке напротив школы. Алёна застегнула куртку под самое горло, заправила форменные брюки в сапожки. Дорожки в парке чистились редко, и ей не хотелось набрать снега в сапоги.

Саша уже ждал на центральной аллее. Алёна молча проследовала мимо него вглубь парка, чтобы укрыться от случайных свидетелей. Арно так же молча пошёл за ней. Проваливаясь по колено в снег, она добрела до трех разлапистых елей, создавших укромный уголок. Из-за пасмурного неба здесь было сумрачно и удивительно тихо. Алёна нажала на кнопку голографа и направила луч в промежуток между собой и Сашей.

– Смотри туда, – показала она на крупную шишку, упавшую неподалёку от самой высокой ели.

Арно недоверчиво уставился на указанное место. Появление брата в шортах и клетчатой рубашке с короткими рукавами прямо среди снега ударило его в сердце.

Серёжа смотрел на них, его светлые волнистые волосы шевелил ветер, глаза искрились от смеха, а на розовых губах играла улыбка. Он ещё не избавился от детской миловидности, у него были пухлые щёки и крошечный нос пуговкой.

У Саши промелькнуло в голове, что и никогда уже не избавится. Он жадно смотрел на живого брата, словно губка впитывая родные черты.

– Братик, прости меня. Считал тебя совсем маленьким и редко играл с тобой. Прости меня, пожалуйста. Я так скучаю, если бы мог всё отдал, лишь бы ты остался жить, – Саша говорил быстро, захлёбываясь, голос его дрожал. Он вытер слёзы рукавом, шмыгнул носом. – Серёжа-а-а.

Алёна не выдержала накала боли одноклассника и выключила голограф. Чужое горе ледяными иглами кололо душу. Глаза горели от сдерживаемых слёз.

– Верни его! Верни!

Крик Саши стегнул Алёну по нервам.

– Хватит! Его больше нет. Он услышал тебя. Ты же видел ему там хорошо. – Она ругала себя, что согласилась устроить эту жуткую встречу Арно с его виртуальным братом.

– Верни ещё на одну минуту. Я попрощаюсь с ним.

Алёна включила голограф и отвернулась, чтобы не видеть слёз, текущих по щекам Саши.

– Братик, прощай. Я всегда буду помнить и любить тебя, – пробормотал Саша. Он старался запомнить Серёжу таким, как сейчас: весёлым и улыбающимся. Саша никак не мог наглядеться на брата. Он не замечал слёз, замерзающих на щеках, не чувствовал крови из прокушенной губы.

Алёна выключила голограф, ей хотелось сломать прибор. Она вытащила из кармана носовой платок и, приблизившись к Арно, стоящему столбом, вытерла ему лицо. На белой ткани заалели пятна крови.

– Не нужно было этого делать. Я лишь добавила тебе переживаний.

В глазах Саши, потемневших от боли, промелькнула досада.

– Нужно. Я попрощался с ним. – Арно отвернулся от неё и побрёл к выходу из парка.

Алёна осталась стоять у елей, глядя ему вслед. Голова втянута в плечи, спина согнута, будто старик, а не мальчик брёл по дорожке по заснеженному парку. Впервые всей душой ей хотелось облегчить чужое горе. Неожиданно Саша повернулся и помахал рукой.

– Спасибо, – прошептал он одними губами.

Алёна поняла его и кивнула. С верхушки ели сорвался снежный пласт, рухнул вниз, засыпая девочку толстым слоем. Пока она отряхивала шапку, куртку, Арно скрылся из глаз.

Домой Алёна вернулась замёрзшая и расстроенная. Перед глазами всё ещё стояло лицо одноклассника с глазами, полными боли и тоски. С трудом впихнув в себя тарелку супа, она отправилась в свою комнату.

Глава 8

Прошло два дня с отъезда матери и отчима на отдых, а она так и не выбрала время, чтобы отправиться на Тарию. Всё время что-то мешало: то нужно написать реферат по истории, то подготовиться к олимпиаде по химии. Случай в парке затронул её душу даже глубже, чем Алёна подозревала. На конкурс «Зимнего пейзажа» она принесла небрежно написанную картину. Прошлась по выставке, машинально отмечая: у Садовниковой получилось лучше всех. На этот раз точно выиграет она. Картины у Платовой и Даниловой недалеко ушли от её собственной мазни. Неплохо получилась опушка леса у Елизаровой, с Ольгой также могла конкурировать и Славская Аня из параллельного класса. Её щенок, гоняющийся за снежинками, поражал живостью и экспрессией. Алёна покосилась на свою картину, подошла к ней и решительно порвала на кусочки.

Руководитель студии возмутился:

– Лазарева-Доская, что ты себе позволяешь?

– Убираю плохую работу.

– Это не тебе судить.

Ученики, присутствующие на выставке, с любопытством следили за перепалкой. Платова даже сняла наушники.

– Мне. Исправляю ошибку. Непонятно зачем я впустую потратила столько лет. Ни умения, ни дара к живописи у меня нет, художник из меня никогда не получится. Впрочем, из них тоже, – Алёна обвела рукой ребят. – Если уж честно талант имеется только у двоих: Славской и Садовниковой. Остальные такие же посредственности, как я. Зачем собственно заниматься тем, что плохо получается.

Лицо руководителя сделалось красным, он судорожно расстегнул ворот рубашки.

– Какое ты имеешь право судить других! Занятия живописью развивают личность и художественный вкус.

– На здоровье. Пусть развивают, а я ухожу из студии.

– Но ты ведь так усердно занималась.

Алёна покачала головой.

– Не тем, чем нужно.

Платова захлопала в ладоши.

– Приятно удивила, сдалась без боя, сдулась, будто воздушный шарик.

Алёна слышала возмущённые возгласы, понимала, ребята не простят, что она обозвала их бездарностями. Только её это мало волновало. Выбросив в мусорную корзину разорванный пейзаж, закрыла дверь студии. Чувствовала она себя так, словно сбросила часть ненужного груза.

На следующий день после занятий, присутствуя на распределении ролей в новую пьесу, ощутила уже знакомый зуд бесполезности происходящего.

– Алёна, ты слышишь меня? – донёсся до неё голос Ильи Константиновича. – Возьмёшь роль младшей сестры, из-за твоего роста ты будешь казаться моложе. Платова будет старшей сестрой, Елизарова – средней.

Алёна очнулась от дум.

– Илья Константинович, а я, – завопила Маша Данилова. – Я опять служанка или горничная?

– В следующий раз тебе достанется роль больше, – сморщился режиссёр от слишком высокого голоса Маши. – Алёна, ты чего молчишь?

– Илья Константинович, извините, но я решила уйти из театрального кружка. Можете отдать мою роль.

– Когда ты решила?

– Только что. Мне собственно никогда не нравился театр…

Илья Константинович откинул со лба волосы, с негодованием произнёс:

– Если не нравился театр, зачем посещала студию?

– Из вредности, – хмыкнула Алёна, надевая куртку. – А теперь надоело.

Платова присвистнула. Руководитель студии бросил на неё испепеляющий взгляд, потом посмотрел на Алёну.

– Подумай хорошо. У тебя неплохо получалось. Я считаю, у тебя есть актёрские способности. Ты и Арно иногда просто великолепно играете.

– Да уж. Притворяться мы умеем. Хотя… – она обвела глазами студийцев. – Этой способностью многие обладают.

Илья Константинович покачал головой.

– Не притворяться, а перевоплощаться в другого человека на самом деле умеют не все. Всё-таки подумай.

– Спасибо за добрые слова, но я твёрдо решила покинуть студию, – Алёна заметила удивлённый внимательный взгляд Саши Арно. – Всем удачи.

Она шла по коридору школы, а ей казалось, летит: за спиной, будто крылья выросли. Теперь свободна от нудных занятий живописью, скучных и неинтересных чтений и разборов пьес. Жалела только о том, что потратила кучу времени на эту ерунду.

– Алён, подожди! – остановил её полёт знакомый голос.

Она обернулась. Звал ученик из параллельного класса Денис Геленов, с которым она общалась только во время подготовки к олимпиаде по химии.

– Я нашёл пару новых решений к задачам.

– Не может быть.

– Точно. Приготовился долго ждать тебя, в своём театральном вы по три часа копаетесь.

– Больше копаться не буду, я бросила и театр, и рисование.

Денис поправил стильные очки, одобрительно кивнул:

– И правильно. Зачем тебе это надо, ты же химией увлекаешься. Пошли в лабораторию, на опыте покажу решение задачи.

Алёна замерла, тряхнула головой.

– Геленов – ты гений, а вот я не смогла найти ответ.

– Так кардинально я бы себя не называл, но умным считаюсь.

Алёна засмеялась.

Глаза Дениса и так большие, от удивления расширились ещё. Он ни разу не видел её смеющейся.

– У тебя ямочки на щеках.

– Всегда были, ты Геленов рассеянный человек.

***

Алёна отзвонилась матери, позавтракала, на всякий случай сообщила соседке, что собирается позаниматься в библиотеке. Потом замкнула дом изнутри, поставив перед собой маятник, уселась на пол. Переход на Тарию произошёл быстро, словно она уже проторила дорожку в параллельный мир. После заснеженной улицы странно смотрелась пожелтевшая трава, чуть колыхающаяся от слабого ветерка. Солнце стояло прямо над головой.

– Неркан! – позвала Алёна.

Шелест травы и больше ничего.

– Неркан – крикнула она громче.

Вспомнив, откуда он выбрался в последнюю их встречу, направилась туда. Проходя мимо камня, похожего на все остальные, она так и не научилась разбираться, где спящие тарийцы, а где настоящие камни, дотронулась до него. Валун шевельнулся. Алёна с визгом отпрыгнула.