Тёмный день

– Мы никуда не едем. Никой кражи.

– Ты боишься, что меня Лысый «пристрелит» или что я увижу запись?

– Уходи! – взвыл Максим, – я нажрался таблеток и алкоголя, когда рассказал обо всем Лоне… я был не в себе!

– Ну да… ты был в Лоне…

– Тёма! – закрыл он ладонями лицо, – не надо! Прекрати меня мучать!

– Не истери! Уйду я, уйду. Только, до лифта проводи. Вон, пьяный шатается у подъезда.

– Прости… Забудь про флешку и все, что тебе Лона рассказала.

Тёма вышла из машины и поплелась к подъезду:

– Ага… – бубнила она под нос, и это «ага» звучало иронично-издевательски.

Они вошли в подъезд, приблизились к лифту. Створки кабины были распахнуты, и Тёма протянула Максиму руку:

– Мир? Не хочу расставаться в ссоре.

– Прости… ты обещала обо всем забыть.

– А еще психотерапевт… – сморщилась она, – плохо ты знаешь девушек подростков. Мы. Часто. Врём.

Тёма крутанула его за протянутую ладонь. На его еще действовали таблетки. Рухнув на пол лифтовой кабины с головокружением, у Тёмы оказалась несколько лишних секунд, и она ударила сразу по всем кнопкам этажей. Бегом рванула на улицу, захлопывая дверь автомобиля. Телефон Макса остался здесь, значит каршеринговая машина не заглохнет.

Автомобиль неуклюже дернулся вперед, потом назад. Любуясь красными огоньками стоп-сигналов на перекрёстке выезда с территории домов, Максим кричал ей вслед:

– Ты не знаешь где клуб! Стой же ты!!! Сто-о-о-о-о-й! – орал он пока колодец жилого дома вторил ему эхом, – о-о-й….

Но Тёма знала, куда ей нужно ехать.

Как подсказал голос: три раза направо, два налево.

Глава шестая. Лет’

c

гоу в гоу-гоу

Дэн должен собирался найти ту официантку. Почему ее он запомнил, хотя бы смутно, а насильника своей невесты – нет?

Его глаза вспыхивали снова и снова, пока Дэн гнал на мотоцикле по ночным столичным улицам. Он был без шлема. Только очки на глазах, чтобы видеть трассу – серую полосу с изгибами, спусками и подъемами. Вот бы гнать так не останавливаясь, пока на пути не окажется еще один мост. Еще один полет – и столь желанная тьма.

Упав с моста, он провел под водой восемь минут.

Если девчонку, выпавшую из жасмина, увезла фиолетовая скорая… конечно! Как он сразу не догадался. Это же та самая психушка, которую спонсирует мать. Максим то ли зам, то ли зам-зам кого-то. Он назовет ему имя «официантки» и Дэн устроит ей допрос с пристрастием.

Припарковав мотоцикл носом к выезду, чтобы было удобно сбегать, Дэн набрал Максу.

– Алло? – испугано ответил он.

Дэн услышал в трубке, как тот тяжело дышит, и зажмурился. Такое же пыхтение он слышал, как только распахнул дверь к саунам.

– Ты чего? На беговой?

– Чего тебе?

– Нужны данные про одну пациентку из клиники. Поделишься?

– «Поделишься»… – передразнил его Макс, – думал, что Кристиной я тоже с тобой поделился, когда ты ее увел?!

Дэн сбросил звонок:

– Сука.

Ничьей девушки Дэн не уводил. Он искренне вверил, что Кристина ушла от неудачника Максима по собственному желанию. Дэн красивее, успешней, моложе и богаче.

Был.

Сейчас, стоя перед витриной бутика, он видел спутанные волосы, потухший взгляд, недельная щетина, сбитые до мозолей руки от постоянного поддержания заброшки на уровне жизни.

Он даже не был уверен, что его пустят в элитный клуб, где обожала проводить время сестра. Уж она не откажет в протекции – «пустить бомжа погреться», и Дэн набрал номер Гели.

Лучший ВИП балкон в клубе Время всегда был забронирован для Ангелины Дробниковой. Даже днем, когда клуб закрывался, проход преграждал бархатный трос. В баре фужеры, из которых пила Ангелина, держали на отдельной полке, не подавая в них коктейли никому другому.

Ангелина приезжала в клуб чуть ли не каждую ночь. Ей нравился шум, толпы людей, танцующие девушки и парни, заводящие толпу, брызги шампанского… и воспоминания. Было время, когда они с братом стояли на балконе бок о бок, отбрасывая тень на головы свиты возле их ног. Фанатки Дениса, поклонники Ангелины – все они мечтали миновать фейсконтроль и оказаться в зале.

Откуда-то снизу на золотых отпрысков Дробниковых взирали и Максим с интерном Игорем.

Пока Максим подсчитывал в уме, какая газировка дешевле, Игорь не сводил взгляда с Ангелины. Она была его мечтой. Недосягаемым ангелом, худшим проклятьем из всех, придуманных дьяволом – влюбиться в «несуществующую» в мире Игоря девушку.

– Врагу не пожелаю оказаться ее парнем, – заметил Макс, как Игорь пускает слюни, не в силах перестань смотреть на Гелю.

Забравшись на перила, она держала за руку Дениса и своего очередного безымянного поклонника, крутила бедрами, запрокидывала голову и фонтан белоснежный волос, что доставал ей до колен, обрушивался в жаждущему ее внимания танцполу.

Макс скривил губу:

– Доиграется. Выдернут из нее все патлы.

– Вот бы она сорвалась, – ментально простонал Игорь, – упадет, а я ее реанимирую. Непрямой массаж сердца плюс искусственная вентиляция легких.

В переводе с маньячного это означало бы: обсосать ее губы и потискать грудь.

– Ты нормальный? – крутанул Максим барный стул, отворачивая Игоря от ВИП балкона. – Чтобы я этого больше не слышал.

– Просто фантазия… – поднял на него Игорь бегающие глазки. И если раньше, его зрачки пытались сбежать за границу век, сгорая от стыда, то сейчас он смотрел на своего научного руководителя в упор. – Чем моя фантазия хуже вашей?

– Опять ты, – разозлился Макс, залпом выпивая диетическую пепси по цене пятилитрового галлона. – Это не фантазия, Игорь. Все по-настоящему.

– Уверены? – вел себя аспирант все наглее, – ничего настоящего в вашем поступке нет. Сплошная ложь. Продолжите жить так дальше, закончите на одной из коек по соседству с вашим пациентами.

– Я ухожу, – забрал Макс пиджак, брошенный на угол бара, – ненавижу это место. И этих… – зыркнул он на Дробниковых, – ненавижу еще сильнее.

– Зачем приходите? Сколько бы вы не таращились на танцовщиц, Кристины больше никогда здесь не будет. Теперь у вас новый объект… Но и она… уйдет, ваша драгоценная Лона.

Левый кулак Максима разрезало стекло от сдавленного им бокала, правый кулак разрезал воздух, впечатываюсь в скулу интерна. Он понимал, очкарик-Игорь не переживет и тройки его смачных хуков. С пятнадцати лет, живя у бабушки в десяти остановках электрички от города, Макс научился себя защищать от хулиганов и ворья, норовящих стащить его мобильник. Он не боялся драки, но ботаник Игорь вряд ли получал даже пощечину.

Единственный наклон головы Ангелины, и ее сводного братца вместе с интерном вышвырнули со ступенек в талый снег.

Тот разговор тире драка, произошел в апреле. Кажется, это был последний раз, когда в клубе видели звезду Дробникова – сводного брата среднего пошива Котова и никому неизвестного очкарика, на запоминание имен которых завсегдатаи Время не тратили свое время.

Анна Дробникова восседала на высоченном кресле с белоснежной спинкой и с такой же ровной спиной, как стеклянные своды, заменившие стены в ее офисе. Чтобы не происходило, она следила за осанкой и не опускала голову ниже уровня горизонта. Глядя на себя в зеркало, ей казалось, что она проглотила крест, который держит ее плечи, голову, стан.

А казалось ли? Ее дети – ее крест. Все трое. И старший Максим, отец которого решил наведаться сегодня к своей бывшей супруге.

По началу его звонки развлекали Анну. Ей было весело вспоминать их студенческое прошлое, свою первую любовь. Защитный рептилоидный мозг прятал от Анну воспоминания о ставках Вадима в онлайн казино, о том, как он продавал ее одежду и обувь в комиссионку, лишь ба наскрести немного денег, о том, как горбатилась на трех работах, и единственная тянула маленького сына.

Когда-то она влюбилась в художника с горящими глазами и широкими скулами, такими же как теперь у Максима. В его плечи, высокий рост, в его харизму и умение обаять, а потому она, не узнавая себя сидела в ожидании, волнуясь. Так ли она хороша, как двадцать лет назад? Не потух ли ее взгляд, в палитре которого остались только тёмные цвета?

– Анна, – вошел в офис, размером с школьный класс для физкультуры Вадим. Он смотрел на бесконечную россыпь звезд на потолке – единственный источник света в бесконечном пространстве. – Ты похитила галактику? Но, – плотно закрыл он за собой дверь, – мне нужна всего одна звезда во всей вселенной, и я не собьюсь с пути.

Приблизившись к рабочему столу, Вадим поставил перед бывшей подарочную коробку с алым бантом. Анна не шевельнулась, и Вадим сам потянул за ленты, доставая из коробки стеклянного кота, выпаленного из венецианского стекла.

– Я заказал его специально для тебя. У него зеленые глаза, как твои, а когти выкрашены в серебряный.

– И при чем тут его когти? Боишься, что оцарапаю?

– Ты оцарапал мое сердце, Анна, двадцать пять лет назад. В ЗАГСе, поставив росчерк рядом с моей фамилией. А твой маникюр был серебряного цвета.

Анна поежилась. Неужели он помнит цвет ее лака в день их свадьбы?

– Рада, что цвета ты хорошо запоминаешь. А людей похуже.

– И о ком я забыл?

– О своем ребёнке.

– Максим сам не сегодня завтра сделает себе ребёнка, а нам внучка.

Вадим перевел взгляд за спину Анну, рассматривая город: человечки размером с крошки, машины с напёрсток. Столько бетона и стекла. И его Анна, похожая на запертую в аквариум звездочку. Не на земле и не на небе.

Вадим вздохнул, прислоняясь к столешнице. Так он не видел глаз Анны. Прошло двадцать лет после их развода, но он не мог перестать вспоминать ее.

– Макс часто звонит мне, – сделал он жест от сердца, – долго говорит. Со мной или с автоответчиком. Иногда часами. Память заканчивает после одного его звонка.

– Часами? – удивилась Анна. Она не знала, что Макс и Вадим так сблизились. – Что хочет?

– Началось после… лета, – не стал он упоминать печальную помолвку, и все, что случилось потом. – Чего хочет наш сын, я так и не понял. Он говорит что-то про сахарную вату, про лягушек. Рассуждает о смертных грехах, покаянии. Задумывается, как производят гробы. Измеряют тело, или берут, что есть.

– Прекрати… – испугалась Анна. – Это не Макс.

– Я решил, он выпивать начал? Или на колеса подсел?

– Он не наркоман, что ты говоришь? Из всех моих детей, он добился больше остальных. Ангелине в клубах торчит. Денис… бомжует. Один Максим работает и живет достойно.

– Не спорю! Макс отличный парень. Но… что-то его гнетёт. И я хочу помочь, пока он… не утоп в своем болоте с лягушками по самую голову.

Анна обошла Вадима и встала так, чтобы видеть его глаза:

– Почему Макс звонил тебе, а не мне? Ведь, ты далеко. А я радом.

– Уверена, – кивнул он на восемьдесят этажей под ними, – ты где угодно, но только не рядом.

Ее широкие брови сборились у переносицы. Как хорошо Вадим помнил этот ее пытливый взгляд.

– Не веришь? Вот, послушай.

Достав из кармана мобильник, Вадим ввел код прослушивания автоответчика.

– Пап, это я. Не ответишь? А знаешь, молчи. Не бери трубку, иначе не смогу. Сказать…. Знаешь, где я? На мосту… на том самом. Здесь произошла авария. Здесь случилась точка невозврата. Или нет. Она случалась раньше. Я уверен, что она случилась раньше. Ни в сауне, пап. И я… придурок. Я идиот! – задрожал динамик от силы его крика. Анна отшатнулась, а Вадим вздохнул, – я должен быть там… на дне этого озера… Я!!!!! Я!!!!!!!! Кретин, придурок, идиот!!! Ты только не бери трубку, ладно… ни за что ее не бери… Сотри, сотри, все, что услышал… сотри эту запись… Ты слышишь, пап?! Лягушки. В тот день они тоже квакали здесь… Почему я пришел сюда, пап? Для чего люди покупают сахарную вату? Лучше б, мы просто слушали здесь лягушек…

Вадим остановил запись.

– Дальше час про разновидности жаб. Ты знала, что лягушки могут дышать под водой и на суше? Они не различают цвета. Видят только черное и белое. Свет и тьму.

– Что с ним? – пропустила мимо ушей Анна лекцию о жабах, – что за сахарная вата и лягушки?

– Для этого я и прилетел. Побыть с Максимом. Узнать, как он. Сама знаешь, года назад… свет погас для нас всех.

– Вадим, – вздохнула она, перестав держать оборону, делая пару шагов ему навстречу, – я ведь хотела лучшего. Для Макса, Дениса и Ангелины. Дать то, чего у нас с тобой не было в детстве. Сытость во всем.

– Ты их перекормила. Дала столько шоколада, что он превратился в их кровь.

Как же она устала быть сильной. Как устала держать свою боль в себе. Ее второй муж, отец Дениса и Ангелины, когда-то был таким же сильным, как она. Вел бизнес на трех континентах. Когда двойняшкам было по шесть, он спросил: сегодня чей день рождения, Дениса? А у дочери когда?

А дальше – общение через ассистентов, частные школы, из которых Геля и Дэн вылетали, соревнуясь между собой на скорость, кто быстрее доведет ректоров, дорогие подарки и все тот же внутривенный шоколад через шприцы, свернутые из купюр.

– Тише, – приблизился к Анне Вадим и аккуратно ее обнял, – я с тобой. Все уладится. Мы поможем Максиму.

– Как?

– Моя забота. Для тебя я сделаю все.

– Вадим… я так несчастна, – прижалась она к его груди. – У меня было все, и ничего не осталось.

– Бизнес, власть и деньги все еще при тебе.

– Но нет мужа, нет детей, – уперлась она носом в его шею, – обними меня крепче.

– Сюда никто не войдет?

– Сотрудники ушли. Бывший с очередной консультанткой из бутика улетел, кажется, на Мальдивы…

– А мы улетим на Марс… – провел он рукой по ее локонам, выдергивая шпильки из аккуратного пучка.

– Вадим, – понимала она, что надо отстраниться, сделать два шага назад, а лучше отдалиться на двести световых лет от кота, привыкшего гулять по крышам.

Котов жил свободно и расслабленно. Писал картины, экспериментировал в музыке, подрабатывал то барменом, то фотографом, пока она трудилась менеджером в турфирме, продавая поездки, о которых не могла и мечтать. А возвращаясь домой, бралась за учебу, которую пришлось бросить после рождения сына, оставляя время на вышивку по шерстяным изделиям. Позже Анна продавала связанные ею носки и варежки на сайтах, рекламирующий себя со слоганом вроде: «Сколько стоит ваш домашний хлам?»

Новогодний корпоратив дал Анне шанс изменить свою жизнь. Уйти от вечной экономии и выбора: купить ребенку карнавальный костюм зайчика, на которые мамы скидывались по полторы тысячи или склеить его самой их бумаги и ваты? Если не купить, над Максимкой будут посмеиваться, а если купить, то с учетом платы по долгам Вадима, просроченным кредитам и коммуналке, придется экономить на продуктах.

И Анна выбирала сына.

Она покупала ему карнавальный костюм, а себе штопала одни и те же колготки в трех местах, надевая их с юбкой подлиннее.

Сейчас одна пара ее колготок стоила, как самая дорогая плазма или навороченный ноутбук. И счёта им Анна не вела, ни колготкам, ни плазмам с ноутбуками.

Глава управляющей кампании Дробников пригласил ее на танец во время новогоднего корпоратива. Она была немного пьяна, он был пьян в стельку. Положив руку сильно ниже ее талии, он сдавил ладошкой ягодицу коллеги, но Анна не прекратила танец, наоборот, прижалась к нему сильнее.

Проведя пару недель на Мальдивах (разумеется, тур был от их компании) через пару месяцев Анна обрадовала начальника, что у нее – пара. Пара полосок на тесте и парочка детей под сердцем.

Дробников женился на Анне, но остепениться не смог. Он откупался от жены свободой, которую дают деньги. Чем денег больше, тем бесконечней свобода.

Строгость, которой не доставало детям, с лихвой выливалась на подчиненных. При ней не было мужа, но его фамилия значилась у нее в паспорте. Скоро крупные имена олигархов перекочевали в ее записную книжку. Она открывала торговые центры и строила жилые кварталы, асфальтировала магистрали и занималась реновациями школ и больниц в регионах.

Анна пыталась потратить ресурсы на добрые, правильные дела.

Она закрыла кредиты и долги бывшего, выкупив через подставных людей все его картины за баснословные деньги. Ее конторы без оглашения имени собственника, предоставляли Котову заказы на участие в международных выставках и частные заказы.

– Она была его девушкой, Вадим…

– Кто?.. Чьей?.. – мог думать Вадим только об аромате кожи Анны с ноткой бергамота и цедры.

– Кристина. Она была девушкой Максима, пока Денис ее не увёл.

– А… Кристина.

– Она бросила Дениса. Пищали аппараты, поддерживающие жизнь. Инфузионные насосы, палатные мониторы. Груша качала в его легкие кислород. Вместо удара сердца…

Она подняла на Вадима глаза. Ее бедный художник, игроман, авантюрист… верующий в единорогов.

– Я слушала, как бьется сердце Дэна. Сердце… размером с кулак, – вытянула она свой, плотно сжатый. – Оно качает десять тонн крови в год и сокращается в день сто тысяч раз. За всю жизнь… примерно три миллиарда. Это ли не чудо?

– Чудо, что Денис очнулся. Зажили переломы, спал отек мозга. Он вернулся.

– Он не помнит, с кем она была… Вадим… как она могла? Я помогала выбрать кольцо. Дорогой зеленый бриллиант в десять карат. Я была счастлива, что Денис хочет жениться. Мечтала, что он бросит свой бесполезный экстрим. Начнет работать в кампании. А то и малыша бы родили с Кристиной…

– Родят еще, непременно родят, – улыбнулся он, и веселые морщинки ринулись павлиньими хвостами вниз по его скулам.

Когда-то она влюбилась в эту его улыбку. В умение видеть мир идеальным. В способность радоваться ливню, граду и грозе на дырявом плоту посреди океана.

«Хоть акул нет!» – сморозил бы он.

Улыбнувшись своим воспоминаниям, Анна подняла голову и первой поцеловала его. Редкие бумаги и канцелярские нефритовые подстаканники полетели на пол, когда Вадим опустил ее спиной на столешницу, забуриваясь пальцами под юбку, ощущая мурашки на ее бедрах, окутанных упряжью чулочного пояса. Сжав их кулаком, в котором помещалось его сердце, не на миг не прекратившее любить Анну, Вадим сорвал с нее белье.

Кошка из венецианского стекла рухнула на пол. Анна с Вадимом рухнули в центр запертой под потолком галактики, внутри которой потерялось время.

– Да где же это Время?! – рулила Тёма по улицам в поисках ночного клуба.

Она свернула именно так, как подсказало подсознание. Пришлось припарковать машину и осмотреться.

– Простите, – окрикнула она прохожего, – где тут клуб?

– Прямо, в арку идите, – ткнула девушка в проход, – три раза направо, два налево.

– Спа-си-бо… – выдохнула Тёма, не понимая, что с ней?

Раньше только обмороки и люди в видениях, которых она не знает. Теперь еще и голос с подсказками, пока она бодрствует.

– Ладно. Понятно, – листала Тёма телефон с смс от сестры.

Та вкратце пересказывала план похищения флэшки.

– Ага! Вот! – нашла она то, что искала.

Лона писала:

«Максим раздобыл шмотки, такие же у танцовщиц. Девушки легко перемещаются по клубу. Охрана их не останавливает. Среди служебных помещений есть розовая дверь, украшенная гирляндами. За ней офис Лысого. Вот там и надо искать флешку в розовом футляре»

– Не слишком ли много розового для Лысого?

Обойдя машину, Тёма распахнула багажник.

Внутри был всего один бумажный пакет. Заглянув внутрь, Тёма первым делом достала перцовый баллончик, размером с палец, черные туфли на высоких каблуках и прозрачной платформе, следом показались белые стринги в пайетках и юбка на запа́х длиной сантиметров двадцать. Вместо топа – лиф на длинных завязках, которыми пришлось бы обмотаться по обнаженной спине и животу. Зато с рукавами по самые пальцы.

– А что, обнаженные руки никого уже не возбуждают?

Оглядевшись по сторонам, Тёма забралась на заднее сидение. Ноги упирались в потолок машины, когда она приступила к натягиваю чулок. Поняв, что дело это безнадежное, подтверждением чему стала трижды увеличенные ромбы сетки на розовом капроне, Тёма отбросила попытки подружиться с чем-то розовым.

Водрузив себя на стрипы, Тёма впервые осознала, что есть туфли, на которых не принято ходить. В лучшем случае покачиваться и переступать.

– Словно мафиози зацементировали мои ступни в тазике с бетоном, – стояла Тёма на пешеходке, пробуя покачиваться в импровизированном танце туда-обратно.

Расстегнув ремешки, Тёма взяла по туфле в руку, поставила машину на сигнализацию и направилась в арку, за которой пряталось «Время».

Пара лысых бугаев в пиджаках проверяли желающих войти в клуб.

– Так, ну ладно, – выдохнула Тёма. – Я могу всё!

Порыскав глазами у босых ног, она подобрала бумажную салфетку, обворачивая ею перцовый баллончик.

– Простите… можно? Разрешите, – пробиралась она через людей, ожидавших позволения войти. – Привет! – кивнула она пиджакам, перекрывшим дверь.

– Новенькая? – уставились лысые не девушку в форме танцовщицы.

– Ага! Роксана! Привет! – пожала она им руки, неумело сдавливая плотно сжатые в замок кулаки. – Первый день! А тут… Упс! – начала трещать Тёма, – вот! – продемонстрировала ладошку с белым цилиндром, обернутым в салфетку перцовым баллончиком, – тампон! Раздобыла! Бегу обратно!

– В следующий раз беги через служебный вход, Роксана, – посторонился смутившийся охранник.

Интересно, он хоть понимал, что размерам демонстрируемого Тёмой тампона позавидовали некоторые гаджеты из интим шопа?

Живя с отцом, Тёма усвоила – мужчины до ужаса боятся женских штучек: слез, критических дней, или когда те что-то долго высчитывают в календаре с обеспокоенным выражением лица.

И пусть Тёма высчитывала сколько выходных предстоит отдыхать на майских, отец синел, зеленел и ретировался на все выходные порыбачить с дядей Ильей, оставляя Тёме, Лоне и их подругам квартиру на все выходные, бегло спрашивая в дверях: тебе в аптеке ничего не надо? Вот деньги! Сходи купи, все что надо..! А если не надо, все равно купи! И не стесняйся! Все ими пользуются.

– Очками? – подыгрывала Тёма, – клизмами? Пипетками?

Зевс вспоминал, как когда-то покупал упаковку пипеток своим пятилетним малышкам, а потом раз – и восемнадцать. Раз – и парни у них. Раз – и они таскают в сумочках губную помаду, тампоны и презервативы.

– Уверен, эти резинки рядом с другими резинками продаются.

– Для волос?! Пап… у меня нет… отношений с мужчинами. Понимаешь?

– Нет, но ведь могут быть! Ты уж подготовься и книжки про анатомию почитай, или мне позвонить маме, чтобы она…

– Па-а-а-а-п, езжай! На рыбалку свою опоздаешь. Ты куда, кстати едешь?

– На мост. Тапочкин щуку вытащил с камышей. Вот такую! – рубанул он кистью себе по согнутому локтю и Тёме примерещилось, что она послал от зависти Тапочкина, – хороший участок. Берег ровный…

Отец уставился в потолок, перестав натягивать второй резиновый сапог.

– Пап? Ты чего?

– Да так, вспомнилось… Не жди рано, может, заночую в палатке.

– Ладно, – пожала она плечами. – Только второй обуй, Тапочкин, – протянула она ему сапог, когда отец уже вышел к лифту. – А что за мост? Где?

Он обернулся. Ссутулился сильнее и шагнул в лифт с таким выражением лица, словно наделся – пусть двери распахнуться в никуда. Пусть не будет внутри кабины.

– Тёмный, – произнес он, когда двери со скрипом начали закрываться, – Тёмный мост.

Тёма уже была готова шагнуть в кроличью нору клуба «Время», как ощутила прикосновение к плечу.

– Подожди…

– Эй, парень! – отодвинул его охранник, – сотрудниц не трогать!

– Она не… – начал Максим, но увидев лицо Тёмы, всей мимикой орущей на него «только попробуй сорвать мне операцию и я тебя убью!», выдавил лишь, – она не обута…

– Пустите его, джентльмены. Пусть купить мне шампанское.

Один из лысых подсказал:

– Кристалл заказывай, детка! Вы все от него таете!

Максим вздрогнул, но тут же быстро кивнул:

– Непременно.

– Роксана, – дёрнула она плечом.

Оказавшись в клубе, Тёма пыталась отделаться от Макса, заталкивая баллончик поглубже в лиф, но Макс не отставал:

– Тёма, что ты делаешь? Не лезь в это!

– Ты что, расчленяешь шестерых девственниц на той записи?!

Обогнав её, Макс перегородил путь к бару, возле которого находились служебные помещения:

– Это флешка… причинит боль. Всем.

– А Лоне? – скрестила Тёма руки, – Лоне причинит?

Белый пузырек, пара пилюль, брошенных за щеку – так вел себя Максим, когда пахло жаренным.

– Тебе пора лечиться от зависимости, Макс…

– Но… Это не лечится. Я зависим от Лоны! Я люблю её!.. Как ты не понимаешь… Конечно, не понимаешь… Пойдём! – грубо схватив ее за руку, Макс потянул Тёму обратно к выходу.

– Эй! – отбрыкивалась она, и их потасовку заметили.

Другие девушки, одетые так же, как Тёма, окружили их с Максом, и тому ничего не осталось, как поскорее ослабить хватку.

Одна из танцовщиц с синей копной волос его узнала: