Нисшедший в ад

Две белеющие фигуры, одетые в лунный свет и кричащие что-то невразумительное и страшное, наконец приблизились к Иисусу и остановились.

– Это Ты? – сказал вдруг один из них низким, утробным голосом. – Что Тебе до нас, Иисус Назарянин? Зачем Ты пришел мучить нас?

Два последних вопроса были заданы многоголосым хором, и ученики подивились тому, что один человек может говорить сразу сотней согласных голосов, правда, очень неприятных и жутких.

– Я пришел, и Мои ученики услышали ваши голоса. Теперь они знают, кто разъедает души и умы этих несчастных. Исцелитесь, – сказал Он тихо, и это последнее слово было обращено уже к самим сумасшедшим.

– Да здесь люди! – воскликнули лунные фигуры нормальными человеческими голосами. – Не подходите, мы без одежды, – и вскоре они исчезли в черной группе деревьев и кустарников.

– Вы все здесь, – обратился Иисус к черной копошащейся массе у Его ног. – Скажите, чтобы услышали Мои ученики, – сколько вас?

– Легион. [Легион – триллион (матем. введено в XII в.); легион как военная единица в римском войске – 5000 человек. – В.Б.] – Это был тот же многоголосый хор низких, утробных голосов.

– Уходите к себе, здесь нет для вас пищи, – приказал им Иисус.

Черная масса бросилась в море и утонула в нем.

Ученики не могли поверить ни своим глазам, ни своим ушам. Учитель приказывает бесам, и те бегут от Него!

– Учитель, – обратились к Иисусу ученики, – объясни нам, что это было?

– Вы только слышали о бесах, – сказал им Иисус, – но никогда не слышали их голосов и не видели их. Бесы – обитатели других миров, и они для большинства людей невидимы и неслышны. Я сделал так, чтобы вы их услышали и увидели. Я открыл на минуту ваши вторые слух и зрение.

Иисус взглянул на черные высокие городские стены.

– Ночью нам все равно ворот не отворят, – сказал Иисус. – Отдохнем до рассвета здесь, на траве.

Расположились на ночлег, но ученикам, переполненным впечатлениями минувшего дня и этой ночи, не спалось и хотелось еще поговорить. Они лежали на траве рядом и шепотом обменивались впечатлениями. Вспоминали всё – с самого начала. Андрей упрекал Петра, что он ему не поверил тогда, в лодке, а Иоанн спрашивал брата Иакова, почему тот, собиравшийся жениться и жить отдельно от родителей, вдруг, не раздумывая, пошел за Иисусом.

– Как видишь, в выборе я не ошибся, – отвечал тихим голосом Иаков.

Затем они вспомнили и прокаженного, и еще нескольких, поразивших их, исцеленных. Вспоминая ужин у Петра, они тихо засмеялись, припомнив его рассказы о диковинных морских животных, которые ему попадались в сети.

– А что? – возмущался басом Петр. – Действительно попался – голова и одни ноги.

– А сколько ног-то было? – смеялся Иаков.

– Не считал.

– Да врет он все, – говорил Андрей. – Ему об осьминогах рассказывал в распивочной средиземноморский рыбак.

Затем серьезно, снизив свои голоса, как только они могли, говорили о преломлении хлеба Иисусом.

– А вино-то совсем уже другой вкус имело, – шептали восхищенно.

– Я никогда не пил такого вкусного вина, – пробасил Петр.

– Тише, – зашикали на него.

– А бесы? – громче, чем нужно, сказал Петр. – Мне один знакомец рассказывал, что в северных странах водятся такие животные – свиньи называются. По описанию его очень похожи. Говорил он, не морда, а сплошные ноздри.

– То у него – голова и ноги, то – сплошные ноздри, – заметил Иаков.

– Снова неправда, – сказал Андрей.

Тут вмешался в разговор Иоанн, много путешествовавший вместе с Андреем.

– Да, неправда. Мы с Андреем видели этих животных – очень симпатичные, милые и умные. А бесы… – Иоанн помолчал, подбирая в уме выразительное слово, – они жуткие.

– Не говори о бесах, – заметил ему Иаков, – а то еще приснятся. Мерзость какая! – передернул он плечами.

– А буря? – вспомнил кто-то…

Так за разговором и не заметили, как уснули.

Петр проснулся оттого, что яркое солнце било ему прямо в глаза и еще оттого, что услышал возле себя громкие крики людей. Открыв глаза, он увидел, что перед Иисусом стоят люди: стражники, служители синагог, другие жители Гадары. Некоторые из них были вооружены палками. Поднявшись на ноги, Петр ощутил, что его кто-то ударил в спину кулаком. Он обернулся и увидел разгневанную старую женщину.

– Убирайтесь отсюда, – строго говорил стражник Иисусу. – Народ волнуется. Это непорядок.

– Прогоните этих повелителей бесов, – кричали в народе. – Мы не пустим их в город.

– Мы уходим, – тихо сказал Иисус.

– Что случилось? – спрашивал Петр у других учеников, проснувшихся раньше него.

– Видишь, нас гонят, – ответил Андрей. – Наши ночные знакомцы рассказали в городе, что пришли волхвы, которым покоряются бесы.

Иисус и ученики Его пошли к лодке.

– Куда теперь, Учитель? – спросил Петр, когда они немного отплыли от берега, на котором еще волновались и кричали угрозы люди.

– В Вифсаиду, – сказал Иисус. – А в Гадару мы еще вернемся.

– После того, как они нас выгнали? – спросил Петр с сомнением.

– Да, после того, как они нас выгнали, – улыбнулся Иисус.

Вифсаида совсем не изменилась с тех пор, как оттуда выселились сыны Ионы. Всюду они встречали знакомое и родное. Всюду они встречали знакомцев и друзей. Петр важно говорил им, что он тут «по делу и очень занят». Когда же его спрашивали, указывая на Иисуса: «Кто Он?», он таинственно им отвечал:

– Приходите на наш холм за городом, узнаете.

И Петр сделал-таки свое дело. На известном жителям Вифсаиды холме собрались несколько тысяч человек. Они слушали Иисуса до позднего вечера. Многих, как и в Капернауме, Он исцелил. Покоренные вифсаидяне даже не захотели возвращаться на ночь в город. Тогда Иисус взял два хлеба, преломил их и накормил весь народ, бывший на холме и у его подножия. Жители Вифсаиды вскричали: «Будь нашим царем!». Но Иисус исчез, и никто не заметил, куда Он ушел и когда. Даже ученики Его не могли разыскать.

– Как вы думаете, где наш Учитель? – спросил Иаков у остальных учеников.

Те пожимали плечами, но напряженно думали, куда им теперь идти.

– Может, Он пошел в Гадару? – предположил наконец Петр. – Помните, Он сказал, что вернется в Гадару?

– Он сказал, что мы с Ним вернемся туда, – отмахнулся от этой версии Иаков. – Да и как бы Он пошел? По воде, что ли? Лодка-то здесь…

– А в обход по берегу?.. – сразу нашелся Петр. – Мы Его там и перехватим, а?

– Да, с нашим Учителем не соскучишься, – напряженно морщил свой красивый лоб Иаков. – Впечатлений на десять жизней хватит. Ну, куда Он девался? Словно в воздухе растворился. У меня уже голова кругом идет. Нет, я предлагаю, ждать Его здесь. Он Сам нас найдет.

Но Андрей и Иоанн согласились с Петром, что нужно плыть в Гадару. Сидеть и ждать – это было им не по силам. Они жаждали действий. И все поплыли к восточному берегу моря, несмотря на ночь. Плыли они уже несколько часов, чувствовался скорый рассвет, но другой берег был неощутим. Море было спокойным и гладким. Вдруг ночь начала таять, и они заметили, что к их лодке кто-то приближается. «Не может быть!» –подумали они, протирая глаза.

– Это призрак, – догадливо крикнул Петр. – Говорят, в море такое бывает.

Вокруг них было только море, ни одного берега не было видно. Кто же может идти по воде, как по твердой земле? Только призрак. Глубина моря им, как рыбакам, была известна.

– Кто из вас слышал о призраках? – тихо спросил Иаков. – Что нам нужно делать теперь?

– Ободритесь, это Я. Не бойтесь. – Они узнали голос Иисуса.

– Все-таки по воде, – тихо шепнул Иаков.

Ученики решили, что уже нечему удивляться и обрадовались.

– Господи! – сказал Петр, и сам не заметил, что назвал Учителя Господом; это как-то получилось само собой. – Если это Ты, повели и мне прийти к Тебе по воде.

– Иди, Петр. Ты можешь это, – сказал Иисус.

Петр вышел из лодки и пошел по воде навстречу Иисусу. Он сам себе не поверил, что идет по воде. Но как только эта мысль, эта мысль-чувство, коснулась его, сердце его сжалось – и он провалился в воду.

– Господи! Спаси меня, – вскричал Петр, захлебываясь.

Иисус протянул ему Свою руку, и Петр вновь оказался стоящим на воде.

– Маловерный! – сказал Иисус с легким укором. – Зачем ты усомнился?

Иисус и Петр вошли в лодку.

– Господи! Куда теперь? – спросил Петр.

– Туда, куда вы плыли, – в Гадару, – ответил Иисус.

– Ты и это знаешь, Господи! – удивился Петр. – Но… они же нас выгнали?

– Теперь примут, – был ответ.

И ученики без лишних слов налегли на весла.

Солнце поднялось высоко, когда они приплыли в Гадаринскую окрестность. Их встретили на берегу жители Гадары как самих долгожданных гостей. Ученики были поражены, еще слишком уж живо было воспоминание о том, как эти люди вышли на них с палками.

– И тут, выходит, я усомнился, маловерный, – сам себе весело сказал Петр. – Как же это?

А всё оказалось просто. Жители Гадары жили в постоянном страхе, даже стражники боялись лишний раз отворить ворота, чтобы как-нибудь те двое сумасшедших не проникли в город. Как только рождается страх, он распространяется на всё. Мало было жителям Гадары двух сумасшедших, так теперь еще и бесы будут бегать по окрестности. Ранним утром стражники с башни западных ворот города увидели двух голых людей, прикрывших свои срамные места зелеными ветками. Они просились в город и утверждали, что они его жители и здесь живут их родные, и, чтобы их все-таки впустили, наговорили стражникам о своем страхе перед пришедшими волхвами, покорителями бесов. И их впустили. А слух о бесах распространился в городе в самое короткое время. Люди взволновались и вооружились, чем могли. Затем, прогнав «волхвов», они успокоились и заметили, что окрестность больше не оглашается дикими криками. По указаниям стражников были найдены и те двое. Их и родных их обо всем подробно расспросили и узнали, что не было никаких «вождей бесов», а были люди, которые смогли исцелить этих двух сумасшедших и, таким образом, освободить всю окрестность от постоянного страха. «Уж не пророк ли какой приходил?» – тут же возникла у многих мысль. А тут еще и весть из Капернаума подоспела о многочисленных исцелениях. Вот почему и встретили гадаряне Иисуса и учеников Его с ликованием.

А Петр всё дивился такой перемене в настроении гадарян, но вывод сделал:

– Всё, что говоришь Ты, Господи, истина.

Глава 7. Господь

Третьего дня Иисус сказал Своим ученикам, чтобы они называли Его просто по имени, но уже через час они все стали называть Его Учителем, а через тридцать шесть часов они вслед за Петром стали обращаться к Нему: «Господи». Иисус не смог скрыть Свою Божественную природу, как солнце не может скрыть свой свет. Как солнце встает над землей и все живое, имеющее зрение, видит его свет, а растения чувствуют его свет и тянутся к нему, так и Иисус, как только пошел в мир, все, имеющее зрение, увидело Благодать – Божественный Свет, исходящий от всей Его личности. Даже исцеления не удалось совершать втайне. Были случайные свидетели, как тот кентурион, у исцеленных были родные и знакомцы и т.д., и т.д. Люди подходили к Иисусу, и Он тут же приходил к ним на помощь, можно даже сказать, бросался помочь каждому, кто Его об этом попросит. Да даже не попросит: ведь не просили есть вифсаидяне, слушающие Его у холма. Ему стало жалко проголодавшихся людей, и Он преломил имеющиеся два хлеба. И был доволен, когда они все – тысячи – насытились и еще много еды у них осталось. Правда, они соблазнились о Нем, и Ему пришлось незаметно уйти из тех мест.

Вот и теперь, как только Иисус и Его ученики вновь вошли в Капернаум. Его сразу же окружила толпа народа. Людей было так много, что стало ясно, как здесь много людей, прослышавших об Иисусе и пришедших в Капернаум – Его город – из других городов и селений Галилеи, Переи и Десятиградия. Были здесь и встревоженные народным энтузиазмом служители синагог и книжники, сновал в толпе и тот священник, которому уже «посчастливилось» побеседовать с Иисусом и который заверял других служителей, что «это очень опасный Человек: Сам язычник, а суется в дела нашей иудейской веры».

Иисус исцелял прибывших в Капернаум больных и увечных. А уже ближе полудню, когда к Нему поднесли одного расслабленного, Иисус вдруг сказал ему:

– Прощаются тебе грехи твои.

Служители синагог и книжники, до сих пор молчавшие, стали перешептываться.

– Он богохульствует. Кто смеет прощать грехи, кроме Бога. Он богохульствует.

Шепот их в толпе услышали. Люди терялись и настораживались. Обвинение было очень серьезное. Никому не хотелось, чтобы Иисуса обвинили в преступлении богохульства и закидали камнями, но также никому не хотелось быть исключенными из общины, так как это влекло за собой потерю имущества. Люди наклоняли головы и пытались затеряться в толпе, чтобы их не запомнили в лицо присутствующие здесь служители синагог.

– Почему вы мыслите худое в сердцах ваших? – обратился к служителям и книжникам Иисус. – Что легче сказать: «прощаются тебе грехи» или «встань и ходи»?

Книжники и служители молчали. Часто они говорили людям, приходившим в синагогу, если те приносили жертву, что им Бог прощает грех, а если не приносили жертву, что Бог еще «не простил грех». В вопросе Иисуса они усмотрели опасность для своего авторитета среди народа.

– Но чтобы вы знали, – продолжал Иисус, – что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, Я говорю: «Встань, возьми постель свою и иди в дом твой».

Расслабленный встал, взял свою постель и пошел, пройдя совсем близко от книжников и служителей. Некоторые, видевшие это, в душе посмеивались над посрамленными служителями, но в основном народ был в восхищении и кричал:

– Слава, слава нашему Богу! Слава нашему Богу, давшему такую власть человекам!

Книжники и служители молчали, понимая, что в эту минуту молчание самая лучшая тактика. А маленький священник несколько затравленно огляделся вокруг и медленно побрел к синагоге.

Иисус отпустил Своих учеников, чтобы они повидались с домашними своими, и сказал им, что через два часа Он ждет их возле известной в городе старой-престарой смоковницы. Сам Иисус пошел в центр города, где располагалась городская площадь.

Через два часа первыми на место встречи пришли сыны Зеведеевы. Беглого взгляда на них было достаточно, чтобы заметить их взволнованность и раздражительность. Вскоре подошли и Петр с Андреем. Петр шел очень довольный и нес под мышкой какой-то огромный закрытый сосуд, но нес его легко, словно сосуд ничего не весил; Андрей чему-то смеялся и что-то рассказывал Петру, а тот хитро улыбался. Не успели сыны Ионы и сыны Зеведеевы обменяться между собой и словом, как со стороны центральных улиц подошел Иисус, но не один, а в сопровождении толстого круглолицего молодого человека с темными волосами и бородой. Так как в Капернауме все всех знали, то Петр, вглядевшись в спутника Иисуса, воскликнул:

– Никак это Левий Матфей, мытарь! Вглядись, Андрей, это он? Глаза меня не обманывают?

– Не обманывают, – сказал Андрей.

– И ты с нами, Матфей? – сказал ему Петр, думая, что говорит тихо. – Помнишь, какое скверное вино мы пили у Самуила десять дней тому назад?

– Конечно, помню. Меня всю ночь потом тошнило, – ответил смущенный Матфей. – Но теперь у меня есть чудесное вино, Петр, десятилетнее, купил у Вениамина в Тивериаде.

– Ну, Вениамин – другое дело! – воскликнул Петр и добавил чуть тише: – Но врет он, что десятилетнее, два года – не больше.

– Прошу Учителя и вас всех посетить мой дом, – сказал Матфей громко, – если не побрезгуете домом и угощением мытаря.

– Побрезгуем?! – воскликнул Петр. – Вот ты сказал! То ли мы с тобой не пили! И знаешь, я еще Филиппа позову. – И дружески похлопал Матфея по круглому мощному плечу.

Матфей, привыкший к ежедневным многократным оскорблениям со стороны книжников и служителей синагог, несколько боялся, что ученики будут относиться к нему с предубеждением из-за его, теперь уже бывшего, занятия. Одно дело находиться в заведении Самуила, где все навеселе и готовы целовать и врагов своих, называя их братьями, другое дело – стать учеником Пророка и стать братом другим Его ученикам, которые знали его как сборщика подати в пользу римского кесаря. Конечно, Петр очень добрый человек да и брат его Андрей – человек широких взглядов, но вот красавцы сыны Зеведея стоят в стороне, молчат и отворачиваются.

А молчали они и отворачивались совсем по другой причине. Волновавшаяся с того самого часа, когда Зеведей пришел с моря один, Саломея встретила сынов слезами и упреками. Она никаких объяснений не хотела слушать и твердила только одно: чтобы они остались и, как все люди, завели свои семьи. Иоанн совсем не думал о женитьбе. Одно дело повеселиться с девушками вечером, рассказать им что-то умное или забавное, совсем другое дело взять на себя ответственность и стать отцом семейства. У Иакова, хотя он и говорил родителям о женитьбе, были свои на то причины. Теперь же и он мыслил о женитьбе с отвращением. Поэтому, прослышав о внуках, они оба, будучи характерами несдержанными, вспылили и наговорили матери всяких грубостей. Особенно отличился по-отрочески горячий Иоанн. Затем оба ушли из дому, оставив мать в обиде и слезах.

Вот почему, когда подошел Иисус, оба брата вдруг залились краской до самых корней темных волос и опустили глаза, хотя Иисус им не сказал ни слова, лишь взглянул на них.

Дав возможность наговориться Петру и Матфею, Иисус сказал тихо и ласково, обращаясь ко всем ученикам:

– Идемте к Матфею. Нам немного нужно задержаться в Капернауме. Затем пойдем в Тивериаду.

У Матфея был небольшой, аккуратный домик в три комнаты, окруженный старыми смоковницами. Слепая стена дома, обращенная на улицу, была вся увита виноградом. Виноград вился также по деревянному навесу, установленному на уровне крыши дома. Во дворе у Матфея было шумно, к нему пришли товарищи по ремеслу. Каждый захватил с собой некоторое количество вина и еды. Окончив свою работу, они пришли к Матфею и ожидали его под навесом в тени виноградника, шумно беседуя.

– А вот и Матфей! – крикнул кто-то из них и запнулся. Тут все ожидавшие хозяина увидели Иисуса и Его учеников. Все они узнали Великого Учителя и были удивлены, что Он пришел в дом одного из «грешников-мытарей». Но вскоре нашлись и приветствовали Иисуса и Его учеников. Матфей, как хозяин дома, приветствовал Учителя и новых братьев по обычаю.

Гостей у Матфея было так много, что в доме не хватало для всех места. Тогда решили вынести столы и лавы в сад и расположились среди смоковниц. Пока возились с обстановкой, Петр, оставивший один сосуд на столе, пошел куда-то и вернулся еще с двумя такими же сосудами, в одном из которых было вино, а в другом – мед, да еще и привел с собой Филиппа, как обещал, сильного, мощного, как и Петр, высокого молодого шатена. С ними вернулись и сияющие братья – Иаков и Иоанн. Дело в том, что они, когда начались только приготовления в доме Матфея, подошли к Иисусу и сказали:

– Позволь нам, Господи, пойти домой. Мы с матерью были грубы и теперь тяжело у нас на сердце.

– Идите, – улыбнулся им Иисус.

Во второй раз Саломея сыновьям все, конечно, простила и отпустила их идти по дорогам Галилеи. Вот почему они и вошли довольные и счастливые.

Еще не сели за стол, как проходившие мимо ограды двое книжников заметили Иисуса и Его учеников в обществе мытарей. Они остановились и крикнули:

– Зачем вы едите и пьете с мытарями и грешниками? Ты, Врач и Пророк, как Ты мог войти в дом мытаря, чтобы разделить с ним его трапезу?

– Снова вы мыслите худое, – ответил кротко Иисус. – Не здоровые нуждаются во враче, а больные. Пойдите, научитесь тому, что значит: «милости хочу, а не жертвы». Я пришел призвать не праведников, а грешников к покаянию.

– Хорошо покаяние! – возмущались они далее. – Теперь следует поститься. А Твои ученики не постятся, а едят и пьют!

– Можете ли заставить сынов чертога брачного поститься, когда с ними жених? Но если придут дни, когда отнимется у них жених, тогда в те дни они будут поститься. Никто не приставляет заплаты к ветхой одежде, отодрав от новой одежды, а иначе и новую раздерет, и к старой не подойдет заплата от новой. И никто не вливает молодого вина в мехи ветхие, а иначе молодое вино прорвет мехи, и само вытечет, и мехи пропадут. Молодое вино должно вливать в мехи новые, тогда сбережется и то и другое. И никто, пив старое вино, не захочет тотчас молодого, ибо говорят, старое лучше.

Книжники хорошо поняли эти образы и ничего не смогли сказать в ответ; они стали проталкиваться сквозь толпу, образовавшуюся во время этого разговора. Некоторые люди искали Иисуса, чтобы исцелиться (они только что прибыли в Капернаум из других городов), а другие просто были привлечены криками книжников и остановились послушать из любопытства.

Пробивая себе дорогу сквозь толпу, книжники вдруг увидели начальника местной синагоги Иаира. Они переглянулись и остановились посмотреть, что будет дальше. Иаир был очень расстроен и взволнован. Было видно, что он выбежал из своего дома в чем был, волосы его были всклокочены. Он подошел к Иисусу и упал Ему в ноги. Слезы потекли по его бледным запавшим щекам.

– Дочь моя умирает, – сказал он тихо и страшно. – Приди, возложи руки Свои на нее, и она будет жива.

– Он безумец, – сказал один книжник другому.

– Я иду к тебе, Иаир, – сказал Иисус.

За Иисусом и Иаиром последовали ученики и люди, свидетели просьбы начальника синагоги.

Из переулка на улицу вышли две женщины, одна молодая, другая намного старше. Вторая женщина опиралась на руку молодой.

– Мама, ты устала, – сказала молодая. – Мы два часа блуждали улицами города, пока искали Великого Врача. Отдохни. Видишь, Он пока занят.

– Рахиль, я ведь проделала такой путь из Афека. Двенадцать лет я страдаю кровотечением. Нет, я не буду отдыхать. Я не потревожу Великого Врача, я лишь прикоснусь к Его одежде и стану здоровой; я верю в это. Помоги мне, Рахиль.

И обе женщины пошли за толпой и вскоре настигли ее.

Когда до дома Иаира оставалась одна улица, Иисус вдруг обернулся и улыбнулся старой женщине из Афека, которая прикоснулась к Его одежде.

– Дерзай, дочь! – сказал Он ей. – Вера твоя исцелила тебя.

– Господин, – в это время кто-то обратился к Иаиру. Это был его слуга. – Не утруждай Учителя. Я принес плохую весть.

Иаир пошатнулся, но устоял на ногах.

– Что? – хрипло спросил он.

– Дочь твоя… умерла.

Иаир стал совсем белым и как бы в одно мгновение похудел, силы ему изменили. Слуга подхватил его, чтобы он не упал на камни настила.

– Веруй, Иаир, – строго сказал Иисус. – И она спасена будет. Веди, – сказал Он слуге Иаира.

В дом вошли Иисус и Его ученики, Иаир и его слуга.

– Сюда, наверх, – указывал дорогу слуга.

В доме было тихо, слышался из дальней комнаты женский плач и завывания. В конце длинного коридора светлел дверной проем.

– Сюда, сюда, – указывал слуга.

Иисус и пришедшие с Ним вошли наконец в комнату, где на ложе лежала маленькая покойница. У ложа на коленях стояла мать девочки; она прижалась щекой к холодной руке дочери, она не двигалась, она не плакала, она была бледна так же, как ее мертвое дитя, а страшно открытые глаза ее неподвижно глядели в пустоту. Тут же у ложа уже стояли и приглашенные кем-то плакальщицы в черных изодранных одеждах. Они в голос завывали.

– Зачем плакальщицы? – сердился Иаир. – Моя дочь уснула, она не умерла.

– Выйдите все, оставьте Меня одного с нею, – сказал Иисус, посмотрев на девочку.

Плакальщицы тут же прекратили плач и тихо вышли. Слуга увел Иаира. Тогда Петр подошел к матери девочки, чтобы помочь ей подняться и выйти из комнаты. Женщина пошевелилась и тихо сказала:

– Кто смеет смеяться над горем матери?

– Я помогу тебе, жено, – сказал Петр.

– Что? – спросила она. С трудом понимала она происходящее; она с удивлением поглядела на Петра. – Кто ты?

– Надо выйти, – сказал растерявшийся Петр.

Женщина вскрикнула и с громкими рыданиями упала на грудь девочки.

– Не пущу! – кричала она. – Не отдам!

На глазах Иисуса выступили слезы. Иаков пришел на помощь Петру, и они вдвоем, подхватив ее под обе руки, кое-как вывели ее, хотя она билась и кричала:

– Пустите! Не отдам!..

Когда все вышли, Иисус подошел к девочке. Длинные черные ресницы ее отбрасывали тень на ее белые худые щечки, а еще недавно розовые губы были бледны. И если бы не эта мертвенная бледность, действительно, можно было подумать, что ребенок просто уснул. Иисус взял ее правую руку и сказал тихо:

– Девица, проснись!

Краска мгновенно вернулась в ее лицо: заалели губы, появился румянец на щеках. Длинные ресницы дрогнули и она открыла глаза.