Троянский конь

Он встал, прошёл к окну и открыл его. Ночное свежее дуновение коснулось его разгоряченной кожи, принося хоть небольшое облегчение. Город спал, его тихий шорох ночи был в полном контрасте с бурей, бушевавшей в душе Антона.

Он знал, что нужно будет извиниться. Признать, что жёсткость была неуместной, что, возможно, его ревностное следование принципам заслонило его способность слышать других. Антон снова лёг в постель, постепенно составляя в уме слова, которые помогут загладить вину.

Антон чувствовал, как постепенно приходят облегчение и ясность. Завтрашний бой станет проверкой не только его военных навыков, но и его умения находить общий язык и строить мосты даже тогда, когда кажется, что они сожжены.

– Царевич Антон, Приам желает видеть вас в своем дворце, – раздался за дверью голос Альфреда. Антон не терял времени на догадки, зачем его зовут, просто оделся и отправился.

В зале за столом собралась вся семья Приама: сыновья, супруга, невестки и дочери. Все были поглощены мыслями, а Кассандра, казалось, была на грани слез. Антон в тишине подошел к своему месту и, остановившись, обратился к царю:

– Царь Приам, прошу прощения за сегодняшний проступок… – Но старик не дал ему завершить фразу.

– Нет причины для твоих извинений; ты поступил совершенно верно. Кто-то должен был поставить Диомеда на его место, в то время как мы с Гектором ошибочно считали, что необходимо проявить учтивость, трепеща перед судьбами нашего народа. Не следует забывать, что решения наши определяют судьбу Трои. Изначально мы с Гектором считали, что ты перегнул палку, но после уразумели: если сейчас промолчим, греки совсем осмелеют. Ты напомнил нам, что мы, троянцы, никогда не склоняли головы, и не будем этого делать и впредь.

Гектор утвердительно кивнул и произнес:

– Но мы вызвали тебя для обсуждения другого вопроса, а именно завтрашнего твоего поединка с Диомедом. И это, признаюсь, сильно меня печалит, друг мой. Диомед – один из величайших воинов Эллады.

– Он тебя убьет, Антон, – разрыдалась Кассандра. У Антона внутри все оборвалось. Эта бедная девушка проливала слезы из-за него.

– Да не умрет он, дочка, – ласково успокаивала Кассандру мать, Гекуба. – Антон – воин могучий, он сам о себе позаботится.

– Истинно, – подтвердил с мягкой улыбкой царь Приам, – будь Диомед свидетелем тренировок Антона, он бы сразу же затих.

– Я верую в торжество Антона, – призналась Поликсена, нежно гладя сестру по плечу, – за тебя мы будем молиться, Аполлон непременно поддержит в поединке.

– Да, – прошептала Кассандра, отирая слезы и пробуя изобразить улыбку.

– Мы с Еленой тоже будем молить богов, – вмешался Парис, – но, Антон, это не твоя война – я должен выйти на поединок, а не ты.

Антон, едва сдерживая слезы, видел напряженные улыбки семьи Приама. Их забота и тревога о будущем поединке глубоко тронули его сердце.

– Благодарю вас, – промолвил он с теплотой, – мне проникновенно слышать, что вы переживаете за меня. Парис, не говори так, для меня вы как семья, и за каждого я готов сражаться, пока дышу и могу держать оружие.

– Ты нам также дорог – как сын, брат и друг, – молвил Приам, а остальные кивнули в согласии. – Ни Парису, ни Антону не следует вступать в поединок, найдем путь избежать сего.

– Я не знаю, как избавить Антона от грядущей схватки, – вздохнул Гектор, – меня терзают сомнения, сможет ли что-то или кто-то удержать Диомеда. Будучи воином чести, он доблестен, как и Антон.

– Почему бы не укрыться? – робко предложила Кассандра. – Наши стены нас защитят. Плевать, что греки о нас шепчут.

Антон тяжело вздохнул.

– Главное не мнение греков, но наше, о нас самих, – отозвался он, и Гектор добавил одобрительно:

– Антон верно сказал: воину честь дороже жизни.

– Всё у вас к чести сводится! – в сердцах воскликнула Кассандра. – Вы мужчины, эгоисты, забываете о родных, сестрах, матерях! – и, выбежав, оставила остальных молча смотреть ей вслед.

– Увы, женщины этого не постигнут, – вздохнул Приам и кивнул Поликсене, дабы та последовала за сестрой и утешила ее.

– Утро вечера мудренее, – вдруг объявил Антон, – если ничего не можем, не стоит напрасно тревожиться. Завтрашний день покажет, как поступить. Импровизация – моя стезя.

– Да, день тяжкий предстоит, – согласился Приам, поднимаясь. – Всем нужно отдохнуть.

***

Тем временем в греческом лагере созвали совет.

– Как же так вышло, Одиссей? Вы отправились решить вопрос о возвращении Елены, а возвратились с договорённостью о поединке с незнакомцем по имени Антон? – спросил Паламед.

– Этот вопрос к Агамемнону, – ехидно заметил Ахилл. – Именно он настоял, чтобы их отправили как послов, уверяя, что они с этим справятся.

– Замолчи Ахиллес! – вскричал Агамемнон. – Прикажу выпороть тебя как козла и подвесить гнить, пока не займутся тобой черви.

Ахилл поднялся стремительно и с гневом выхватил меч:

– Я сам тебя сражу, надменная скотина! Попробуй, повесь меня.

Напряжённость в воздухе была почти осязаемой. Собравшиеся ахейцы, обмениваясь недоверчивыми взглядами, замолчали на мгновение. Лишь слышалось, как плеск волн разбивается о берег и ветер завывал в мачтах кораблей. Угрозы Агамемнона показались многим слишком резкими.

– Спокойно, Агамемнон и Ахиллес, что вы затеяли здесь, благо хоть воины не слышат этого позора, – вмешался прорицатель Калхант. – Над вами боги будут лишь глумиться, устыдитесь своего поведения.

– Я не стану находиться с ним в одном шатре, – резко заявил Ахилл, и вышел.

– Пусть уходит, – ответил Одиссей. – Политика не его удел, его место на поле брани, и каждый должен заниматься тем, в чем он действительно силен.

– Верно сказано, – согласился Паламед. – Но как получилось, что вы так и не пришли к согласию?

– Все вышло из-под контроля из-за необузданного нрава Диомеда, – объяснил Одиссей, бросив на того укоризненный взгляд. – Сам расскажи, царь Аргоса.

– Одиссей, ты сам видел, как этот Антон назвал меня псом, – гневно прошипел Диомед. – А потом еще и трусом.

Аякс Оилид с трудом подавил смешок, а Теламонид подмигнул ему. Царь Пилоса Нестор и Калхант закатили глаза и приложили ладони ко лбам.

– О боги… – простонал Агамемнон.

– Антон встал на защиту Приама, когда Диомед с гневом обрушился на старика и его сына Париса. Нет, Диомед, так нельзя начинать переговоры, подобным образом проблемы не решаются.

– А что, мне нужно было улыбаться так же, как ты? У меня нет такого лицемерия.

– Ну, конечно, лучше ведь вломиться в зал, как лиса в курятник, и начать всех потрошить.

– Одиссей прав, так себя на переговорах вести нельзя; там важно сохранить хладнокровие и ясность ума. Но это наша ошибка – не учли нрав Диомеда и отправили его с Одиссеем. Следовало бы направить Нестора или Паламеда, – заметил Калхант, – но что сделано, то сделано. Завтра у тебя поединок с Антоном. Кто он такой, расскажете?

– Перед уходом я перекинулся парой слов с царевичем Гектором, и он объяснил, что Антон – их дальний родственник.

– И что он из себя представляет? – поинтересовался Агамемнон.

– Помимо дикого нрава, как и у Диомеда, у него в глазах я увидел непоколебимую волю. Если я не ошибаюсь в людях, он может стать нашей большой проблемой. Мы уважаем Гектора как грозного противника, но Антон – опаснее, запомните мои слова, – поделился тревогой Одиссей.

– Я убью его завтра, и одной проблемой станет меньше, – проворчал Диомед.

– Всё не так просто, как ты думаешь.

– Одиссей, ты сомневаешься во мне? – с удивлением спросил Диомед.

– Нет, просто не стоит его недооценивать, ты слишком уверен в себе.

– Ладно, завтра увидим. Допустим, Диомед убьёт Антона, что дальше? – поинтересовался Теламонид.

– Если он его убьёт, боевой дух троянцев упадёт, и мы предъявим свои условия, – предположил Агамемнон.

– Но если всё пойдёт не по плану, а произойти это может по множеству причин, нам нужны запасные варианты, – добавил мудрый Калхант, качая головой. – Антон не так прост, и глупо полагаться только на силу и ярость Диомеда. Мы должны предусмотреть разные исходы.

– А также учесть, что даже в случае удачного для нас исхода, всё может круто поменяться, – заметил Одиссей. – Великие дела требуют не только оружия, но и мудрости. Не забывайте, что после каждой схватки рождаются новые герои, и каждый из них может повлиять на ход войны.

Теламонид, задумавшись, посмотрел вдаль:

– Вы говорите разумные вещи, но чтобы успокоить своих, мы должны демонстрировать уверенность и решимость. Пусть троянцы знают, что мы не отступим ни при каких обстоятельствах. Однако, я согласен, следует быть готовыми ко всему, чтобы не терять преимущество.

На этом собрание подошло к концу. Воины разошлись по своим убежищам, каждый обдумывая планы на завтрашний день. Ночь окутала лагерь тишиной, и на будущем поле битвы установилось ненадолго затишье перед грядущей бурей, в которой решится судьба многих.

***

Одиссей и Патрокл направились к могучему Ахиллу.

– Ахилл, как настроение, о мой друг? – с бодрой ноткой начал царь Итаки, располагаясь поблизости.

– Рано или поздно моя терпимость иссякнет, и я сотру с лица земли этого барана Агамемнона.

– Это было бы неразумно, – осторожно усмехнулся Одиссей. – Верь мне, постарайся просто забыть о нём. Ты не ради него здесь, а ради славы, что будет вечной. Если он раздражает, избегай его. Оставь политические игры нам, занимайся тем, что тебе дано судьбой.

– Верно говоришь, но сдается мне, зря я сюда прибыл. Если пойду в битву, это будет на радость Агамемнону, а вот этого, как ты понимаешь, совсем не хочется.

– Не переживай об этом, лучше вспомни каково выступать плечом к плечу с братьями-эллинами, со мной и с Патроклом.

– Истинно так, Ахилл, – подхватил Патрокл, – Мы украсим себя славой непревзойденной.

– Я обдумаю всё и через пару дней дам ответ.

Одиссей и Патрокл кивнули, простились с Ахиллом и исчезли за покровами шатра.

Как только Одиссей и Патрокл покинули шатер Ахилла, последний остался в раздумьях. Он чувствовал, как ярость и обида борются в его душе. Он вспомнил многие моменты битв, когда его клинок решал исход противостояний, когда великая армия ахейцев черпала вдохновение в его присутствии и мощи. Но теперь мираж славы мерк под грузом разногласий и интриг.

Ахилл встал, расправив могучие плечи, и шагнул к выходу, чтобы вдохнуть свежий поток ветра, принесенного с моря. Неожиданно к нему подошел верный друг и оруженосец, Мирмидон, который был свидетелем многих его сражений. Он держал в руках шлем, из-под которого выбивался черный гребень. Ахилл медленно взял шлем, словно взвешивая его в руках как символ неизбежного выбора.