Как я родился и вырос (детские воспоминания, школьные годы и немного истории)

Северная сторона поселка примыкала к колхозному полю. Между домами и полем расстилался, не очень широкий луг и улица вдоль домов называлась Луговая. Я жил на Горняцкой улице, которая пролегала параллельно Луговой ближе к городу. Горняцкая улица по краям пересекалась улицами Свердлова и Стахановской. Прибавьте улицы: Жуковская, Угловая, находящиеся в центре поселка и перед вами откроется ареал мест обитания ватаги сорванцов, истоптавших эти улицы вдоль и поперек с делом и без дела.

Не могу продолжить повествование, кратко не рассказав о моей семье. Мои родители типичные выходцы из рабоче-крестьянской среды. Мама, Валентина Николаевна родилась в семье крестьян, в Ряжском районе Рязанской области. Отец, Виктор Григорьевич родился там же под Ряжском в семье рабочих. Мама работала на том самом комбинате, про который вы уже знаете. Работала всю жизнь на вредном производстве и сильно уставала. Отец, окончив музыкальное училище, служил в духовом оркестре, при похоронном бюро и считал себя интеллигентом. В то время редкие похороны в городе обходились без музыкального шествия. В сопровождении родственников, друзей и знакомых, а так же любителей выпить на халяву усопшие отправлялись в мир иной, а духовой оркестр провожал их грустными мелодиями Баха и Шопена. Музыкантам выпивка полагалась бесплатно и по этому, мой папаша частенько приходил с работы навеселе. Это было не очень приятно и в такие вечера у меня, как и у всех домашних, настроение было не важное.

Как вы уже знаете, со мной жила старшая сестра, про которую после вышесказанного мне добавить нечего. В доме, вместе с нами жили дедушка с бабушкой по отцовской линии, сестра отца – тетя Валя с дочерьми Нэлькой и Иринкой, и мужем дядей Витей. Дядя Витя был сварщиком от бога и мастером на все руки. Тетя Валя работала в Горводоканале и часто болела. Нэлька и Иринка были младше меня, и я их в ту пору, как участниц своих игр не рассматривал. Бабуля была женщина высокая, статная с остатками былой девичьей красоты, с громким голосом и тяжелой рукой. Все дети звали ее баба Стюра. Она находилась на пенсии и по совместительству исполняла роль воспитательницы нашего домашнего детского сада.

Дед Гриша работал шофером на хлебной машине и поэтому в доме всегда были свежие батончики и буханки черного хлеба. Еще дед был ветераном Великой Отечественной войны, имел боевые награды и дошел до Берлина. Всю войну он провоевал рядовым шофером и возил снаряды от «Катюш», а еще ни разу не был ранен. Про войну дед не любил рассказывать и на все вопросы отвечал: «ни чего там не было интересного, да и чего из окна кабины увидишь то …». Так он говорил почти всегда и хитро улыбался. Но все-таки, бывали моменты, когда дед Гриша раскрывал некоторые тайны своей военной службы. Эти времена наступали, когда семья собиралась за праздничным столом. Перед этим проходил целый ритуал приготовления самогона высшей пробы – «первача».

Готовка на кухне прекращалась. Дед выставлял на газовую плиту бадью литров на 40, изготовленную из нержавейки, умелыми руками дяди Вити, примастыривал к бадье холодильник, того же изготовления и садился на стул рядом. Дед дожидался первой струйки, подставлял ложку и затем собранную жидкость поджигал. «Первачь» вспыхивал синим пламенем. Дед кряхтел от удовольствия и уходил, «чуток» полежать. Через определенное время он возвращался и проводил пробу повторно до тех пор, пока жидкость в ложке не переставала гореть. На этом процесс прекращался и оставшееся содержимое дед выливал на улицу. Таким образом, самогон выходил крепостью градусов под 50. Слабый продукт ветеран войны не приветствовал. Дед держал марку.

Сейчас, будучи взрослым, я с ответственностью могу сказать, что злоупотребление алкоголем несет тяжкие последствия для здоровья, вплоть до летальных, чему был сам не раз свидетелем и мой орденоносный дед, производя свой «первач» совсем не соответствовал облику строителя коммунизма. В то время самогоноварение преследовалось на законных основаниях, но, что поделаешь, тогда этим многие занимались и мой дед не был исключением, но, что было то было, чего скрывать-то.

Так вот, нальет себе дед стопку пятидесяти градусного первача, выпьет, крякнет от удовольствия, возьмет да и расскажет, какой-нибудь эпизод из фронтовых будней.

Чаще всего дед Гриша любил вспоминать о том, как во время определенного военного маневра, а проще сказать, отступления его дивизии, он столкнулся нос к носу с полковником от артиллерии – начальником тыла. Было это осенью 1942 года на определенном участке фронта. Новенькая «Эмка», загруженная снарядами «Катюш» стояла в очереди для загрузки на плавучий понтон. И вот только дедуля собрался давать газу для заезда на это плавсредство, как его подрезала замызганная легковушка из которой пузатый полковник материл деда почем зря и требовал срочно пропустить его машину. Дед Гриша был то же не промах и ответил из кабины, что по приказу Верховного машины с секретным вооружением должны пропускать в первую очередь. Полковник усилил матерный натиск и полез в кобуру за пистолетом. В эту пору в небе послышались звуки недостойных сынов министра авиации нацистской Германии Германа Геринга. Полковник не на шутку взбесился и стал пистолетом махать перед носом у деда: «я тебя на месте шлепну, как врага народа, у меня секретные документы…», и так далее, в том же духе.

Дело стало принимать не очень приятный оборот. «А, что если и правда стрельнет?», – подумал дед. Шум, гам, суматоха ищи потом правых и не правых. Поразмыслив несколько секунд, дед Гриша отвел машину в сторону и поехал вдоль берега искать переправу. А что было делать? Бешеный полковник в пылу своей ярости мог и вправду пальнуть, а так вдруг улыбнется удача и отыщется переправа, благо речка хоть и была широкая, но мелкая. Проехав километра три, дед и вправду нашел брод, и спуск к реке пологий, и выезд на другом берегу то же не крутой. Видно в этом месте местные жители пользовались тем, что река сужалась и течение образовывало песчаные наносы.

Риск во все времена был делом благородным, а если применить смекалку и умение даже, и оправданным. Так вот у деда получилось. Перебравшись на другой берег, он перекрестился, воздал хвалу Николаю Угоднику и потихоньку стал пробираться наезженной телегами дорогой к уходящей в тыл колонне родной дивизии. Пока дед исхитрялся по песчаным наносам перебираться через речку, переправу отбомбили немецкие штурмовики. Вреда они нанесли мало, больше шуму понаделали, разбив пару полевых кухонь и перевернув машину с продуктами. Однако пострадавшие все-таки были. Трое, тяжело, раненые и пятеро легко. Одной из жертв этого налета оказался тот самый полковник от артиллерии, заведующий дивизионным тылом.

Случай с ним случился престранный. В тот момент, когда объемное тело полковника улеглось на деревянный настил понтона, одна из бомб угодила не далеко от плавучего средства и один из сотни, разлетевшихся вражеских осколков пронесся над полковником, да так, что зацепил с собой и унес в неизвестность часть драгоценного тела. А именно, часть заднего сидячего места. Рана само собой не смертельная, но уж очень не приятная. Так вот в таком состоянии дед и увидел полковника, лежащего животом на носилках. Увидел в тот момент, когда старался вклиниться в колонну, между санитарной машиной и уцелевшей полевой кухней. Полковник, разглядев невредимого деда, обомлел и принялся ругаться и проклинать мир за эдакую не справедливость. Дед, молча посмотрел на проносимое мимо него матерящееся тело и, изловчившись, вклинился в колонну как раз за санитарной машиной. На счет справедливости старший офицерский чин, наверное, погорячился. А дед подумал: «если бы его машина стояла на том понтоне, то от переправы ни чего не осталось, как и от него самого. Да есть все-таки бог на свете, есть».

Дед заканчивал рассказ, пропускал еще пару стаканчиков и после от него уже ни чего нельзя было услышать. После пятой стопки он замыкался в себе и, тяжело подняв голову, произносил только оду фразу: «Стюра, я люблю тебя». Затем голова опускалась и любимая им баба Стюра уводила его спать. На этом для деда вечер заканчивался. На этом вечер заканчивался и для нашего «детского сада».

Ну вот уважаемый читатель, я постарался ознакомить Вас кратко о том, где и с кем я проживал. Пришла очередь рассказа о моих приключениях и друзьях-товарищах. Всего конечно и не вспомнишь. Но кое, что остается в памяти яркими кадрами моей истории и о них я хочу Вам поведать. Начнем, пожалуй с июньского утра 1969 года.

«2»

«Тактика и стратегия»

Утро наступило, как всегда, внезапно. За окном чирикали воробьи, расположившиеся на яблоневой ветке в саду и обсуждавшие, наверное, заботы начавшегося дня: куда слетать, где и над чьим ухом еще по чирикать, на какой улице поваляться в пыли, благо пылищи на улицах у нас было полно, но и так далее, тому подобное. Мне было совсем не интересно слушать этих шумных птиц. Я вскочил с кровати и поспешил умываться.

На кухне готовился завтрак. Пройдя мимо бабули, хлопотавшей у плиты, я не очень обрадовался тому, что на завтрак для меня готовилась манная каша. Я считал себя уже вполне взрослым человеком, достойным нормальных завтраков и к тому же у бабы Стюры почему то манная каша всегда получалась с многочисленными комочками. Но выбирать не приходилось. Проглотив всю порцию бабулиного произведения кулинарного искусства, я выскочил из-за стола. На ходу я услышал о том, что нужно гулять около дома, не лазить по деревьям, не шляться по помойкам в поисках каких-нибудь железяк и вообще вести себя хорошо. Звонким ребячьим криком «ладно», я до обеда расстался с бабулей и домом, и выбежал на улицу.

День начинался чудесно. Слабый ветерок шелестел в листьях березок, будто поглаживая их своим нежным дуновением. Солнце светило весело, иногда прячась на короткие мгновения за легкими полупрозрачными облачками. Оставалось только придумать, чем бы заняться и я поспешил к друзьям-товарищам, потому, что одна голова хорошо, а когда их четыре, еще лучше. И так я пошел искать своих друзей. На первых пяти шагах я забыл про пытку манной кашей, на следующих пяти про бабулины напутствия ( да и представьте себе, как можно гулять с одними «нет» и «нельзя»? Это получится не гулянье, а прогулка тюремная), и пройдя еще десяток метров, я понял, что жить в общем то ХОРОШО.

На полянке в конце моей улицы тройка моих друзей занималась, можно сказать ни чем. Раскручивали «Балду» без всякого энтузиазма. Дорогой читатель, Вы не знаете, что такое «Балда»? Поясню. «Балда» это такая игра, которая была популярна во времена моего детства. В землю вбивался высокий, метров на 3 столб. К его вершине привязывалась длинная веревка, к которой на конце закреплялся чулок, набитый ватой или ветошью. Вот этот чулок и назывался «Балдой». В игре участвовали две команды. Задача каждой команды было, как можно быстрее закрутить веревку с «Балдой» на столбе в сторону противника. Как только чулок касался столба, игра заканчивалась, и проигравший оказывался тот, в чью сторону была закручена веревка.

И так я нашел всю компанию на поляне – участке в четыре сотки, почему то ни занятом при застройке поселка. Участок порос зеленой травой и стал местом проведения досуга, как маленьких, так и достаточно взрослых ребят и девчат, проживающих на соседних улицах. И так братья близнецы Серега и Юрка, а так же Вадим, которого мы звали Вадька были на месте. Хочется отметить, что близнецами два брата были по рождению, но совершенно не походили друг на друга. Серега был похож на отца, а Юрка был весь в мать. Характеры ребят были так же абсолютно различные. Сережка был вдумчивым и сообразительным, а Юрка бесшабашным, и не большим любителем сложного мыслительного анализа, в общем простоват. Поздоровавшись с друзьями, я предложил им придумать занятие поинтересней, чем игра с веревкой и набитым тряпками чулком. Стали думать. Играть в прятки было рано, в салки наигрались вчера. Тут Вадька предложил поиграть в разведчиков. Немного поразмыслив, мы придумали правила игры. В игре участвовало две команды: одна – разведчики, другая – вражеские солдаты. Разведчики прятались в засаде, а «враги» должны были их найти. Затем обе команды менялись: разведчики становились солдатами врага, а вражеские солдаты – разведчиками. Так было справедливо.

После того, как мы отточили все детали, бросили жребий, кому быть разведчиками. Жребий стать разведчиками-героями пал на меня и Серегу. Это было здорово. Не очень-то хотелось сразу становиться вражескими солдатами. И так, я и Сергей уединились для разработки тактики и стратегии, а « вражеские солдаты» в лице Юрки и Вадьки поплелись в дом близнецов, что бы не могли подсмотреть, куда мы будем прятаться. Такой был уговор. И представьте себе, в таких случаях не было ни какого обмана, все было по честному. Не подглядывать, так не подглядывать.

Путем мозгового штурма мы с Серегой выработали и тактику, и стратегию. Получалось следующее. Один из нас прятался куда-нибудь, так себе, не серьезно, что бы его могли быстро найти. А другой хоронился взаправду. Так что его сам черт бы не сыскал. Быстрая находка первого сразу притупила бы бдительность противника и в назначенное время, после тайного сигнала пойманного товарища, второй выскакивал бы из укрытия и в атаку. Враг повержен, победа на стороне советских разведчиков. План превосходный, во всяком случае, нам так казалось. И так за работу, вперед.

Решено было, что прятаться не всерьез, будет Серега. Место для него было выбрано сразу. В старом сарае за забором, отделявшим нашу поляну от фруктового сада другого нашего товарища, который в это время отдыхал с родителями в деревне. Схоронить меня, «взаправду» было делом по труднее. Да и как тут можно найти не известное ни для кого место, когда для нас всех такого места практически не было. Наша ватага изучила все углы и закоулки ближайших улиц, излазила везде, где только можно было пролезть. Тут мы призадумались крепко. Нам предстояло найти такое место, которое было бы не только «гиблое», в смысле отыскания, но и оригинальное, так сказать чуть ли не обухом по голове. Думали мы думали, а время шло и шло, и уже скоро «вражеские ищейки» должны были выходить на поиски героев – разведчиков. А герои – разведчики оставались в приличном затруднении. Серега стоял на дороге, вернее на трубе, которая пролегала поперек дороги, что бы пропускать ручей, образовывавшийся после каждого дождя. Стоял и как то странно тюкал по ней, по трубе, своим сандаликом. Я посмотрел на ногу, потом на трубу и у меня родилась гениальная, не побоюсь этого слова, идея.

– А что если мне спрятаться в трубе, – почему-то шепотом сказал я.

–Чего?– не понял Серега.

– В трубе, под твоей ногой. Я туда залезу, а ты приложишь к отверстию пару кирпичей, так чтобы меня не было видно, – стал я объяснять. Сергей с серьезным видом посмотрел на трубу, почесал затылок.

– А, что давай попробуем, вдруг получится. Самое главное, что бы Вадька не догадался. Он, честно признаться, башковитый малый, – заключил многозначительно мой товарищ.

– Да кто может подумать, что в трубу можно залезть. Да и какой… – тут я запнулся и не стал развивать мысль дальше. Просто сказал, что об этом ни кто не догадается. На том и порешили.

Придумали мы это конечно здорово – забраться в трубу. Но в действительности задача оказалось не из легких. Труба была узкая, и влез я в нее с трудом. А о том, что бы внезапно выскочить из нее, типа «всем стоять, руки в верх» и думать, как говориться «немоги». Но отступать было не куда, да и времени было в обрез. В общем, засунули мы меня туда и кирпичиками заложили. Словом, натурально «замурованный по собственному желанию». Закончив работу и оставив не большое отверстие для доступа воздуха, Серега побежал прятаться в сарай. А тут и наши оппоненты заявились.

Прочесав близлежащие кусты, «вражеские солдаты», по какой-то странной случайности поплелись в сторону того самого сарая, где засел Серега. Видно и вправду Вадька был не глуп, сразу расколол место первого бойца. Словом, война для Сергея закончилась быстро. Обрадованный таким быстрым успехом, противник стал "утюжить" все злачные места. Одно за другим. Но к удивлению Вадьки и Юрки, и к великому удовольствию Сереги, меня они так и не находили. Ватага побрела в конец улицы, и я не стал различать их голоса. Как Вы помните, дело происходило приятным летним деньком. Так, что может быть замкнутая атмосфера трубы, подогретая ласковым солнышком или еще, какая-то причина побудила меня ко сну? В итоге я уснул в этой самой трубе.

Сколько я проспал в трубе невинным сном, не знаю. Но время подошло к полудню и баба Стюра, вышедшая на улицу уже покрикивала по сторонам, что бы я шел обедать. Голос ее, сначала уверенный в скором моем отклике, постепенно становился все более волнительным и напряженным. Я, конечно же в другой раз обязательно отозвался бы и побежал домой, но ни в этот. Не мог я отозваться, по одной простой причине. Я мирно спал в этой «долбаной» трубе сном праведника. Тем временем голос бабы Стюры становился настойчивей и тревожней. Еще бы, не известно, куда подевался внук, который по всем правилам должен был гулять, где-то рядом, в шаговой доступности. Тут ей на глаза попалась наша «троица».

– Юрка, Вадька, вы моего Витальку не видали, куда он мог задеваться? Кричу обедать, а он не отвечает, – бабуля с надеждой подошла к ребятам.

– Не-е баб Стюр, сами не знаем куда делся, все обыскали, а его нет ни где, – честно и откровенно ответил Юрка, не подразумевая ни чего такого, плохого.

Такой ответ ввел бабу Стюру сначала в ступор, потом в шок, а потом в тихую (в начале) истерику. Если уж закадычные друзья не знают, где ее внук, то уж у кого узнавать-то? Бабка завыла в голос и бросилась вдоль улицы, тормоша всех соседей, которые были в видимой досягаемости. Все отвечали, мол видели, вроде пробегал, а куда потом делся не знают. Бегает где-нибудь с друзьями. Такие ответы бабулю не успокаивали, тем более, что друзья, как раз были рядом и без ее Витальки. Бедная баба Стюра, не переставая выкрикивать мое имя, побежала дальше.

Друзья-товарищи поняли, что ляпнули чего-то не то и быстро разбежались по домам. Баба Стюра методично проискав меня по всей улице и несколько раз протопав по злосчастной трубе, ринулась к родителям близнецов, заподозрив, какой-то подвох с их стороны. Мать Сереги и Юрки собиралась в магазин, когда испуганная бабуля вошла к ней в дом. Сбивчиво поведав о пропаже внука, она села на стоящий рядом стул убитая горем. Тетя Тоня, так звали маму братьев, подозвала сначала Юрку и, крутя ему ухо, стала расспрашивать куда я делся. Тот, моля о пощаде и сдерживая слезы, вопил, что знать ни чего не знает и ведать ни чего не ведает. Знали бы взрослые, каким правдивым, как никогда был, мой друг Юрка в этот раз. Ни чего от него не добившись, Тетя Тоня подозвала Серегу. Брат Серега был мальчик смышленый. Предвидя неприятную процедуру отвинчивания дорогого для него уха, он рассказал всю историю, как на духу. Получив одобрительный подзатыльник матери и радуясь за целые уши, он побежал показывать тайное место. Баба Стюра, охая и причитая все известные ей молитвы, поспешила за ним.

Яркий сон, с геройскими подвигами советских разведчиков в тылу врага, где естественно я был главным героем, как то плавно улетучился и, открыв глаза, я услышал причитания бабки сопровождавшийся стуком откидываемых кирпичей. Серега трудился в поте лица. Возвращалась будничная действительность, исчезала героическая мечта снов. С будничной действительностью параллельно подступало неотвратимое наказание за тревожные минуты, пережитые бабой Стюрой. Извлеченный из своего добровольного заточения, я стоял обалдевший от такой быстрой смены сна и яви. Натерпевшаяся страхов бабуля отряхивая меня от пыли и ржавчины, одновременно охаживала мое заднее место противным и больно бьющим прутиком чудесным образом оказавшимся в ее руках. Видно спеша за Серегой, она не забыла сковырнуть с одного из многочисленных кустов подходящую для такого дела веточку. Правда экзекуция была не долгой. Немного успокоившись, что я жив и вроде бы здоров, она повела меня домой для дальнейших разборок. Тетя Тоня довольная, что все обошлось и на всякий случай, шлепнув Серегу под зад, поспешила по своим делам.

Я не буду пересказывать то, что выслушал от бабули идя к дому. Сопровождая меня и не забывая периодически напоминать мне о существовании прутика, она настойчиво уверяла меня, что я могу надолго забыть прогулки, и игры с друзьями, всякие там сладости, и другие удовольствия, правда какие она не говорила.

На пороге дома нас встретил дед. Бабуля все ему рассказала. И то, как она меня везде искала и, как я бессовестный такой упрятался в трубу на дороге, додумался ведь до такого безобразия, по трубам лазить. Перечислила все душевные боли и страхи, пережитые ей на старости лет из-за меня. Дед посмотрел на меня строгим взглядом и задал резонный вопрос, мол за каким лешим я залез в эту трубу. Тут меня посетила слабая надежда, что дед поймет меня, как фронтовик «разведчика» и все от начала и до конца рассказал ему о нашей игре. Дед меня внимательно выслушал, хитро хмыкнув, когда я рассказывал про тактику и стратегию. Дослушав мой рассказ до конца, он одобрил мою смекалку и находчивость в «боевой» обстановке. Да, дедуля меня понял, правда всыпал мне ремня по первое число. Только после этого он сел обедать довольный, что во всем сам разобрался, что я цел и не вредим и что баба Стюра в конце концов, стала потихоньку успокаиваться.

После того, как меня отмыли и переодели, я тоже сел за стол и с невинными глазами стал наворачивать бабкины щи. Вечером я получил «свое» от родителей, только в этот раз без телесных наказаний, а так чисто морально. Ложась спать, я зарекся больше прятаться по трубам и тому подобным, не пригодным к играм местам. Затем перед самым сном, когда силуэты темной комнаты превращались из размытых предметов действительности в объекты будущего сна, у меня мелькнула мысль: «а все-таки, я здорово придумал про трубу, там меня таки и не нашли Вадька с Юркой». Затем мысли растворились в ночи, и я медленно переплыл в мир сновидений. Какими они были я уже не помню. Наверное, интересными. В детстве все сны бывают интересными. Потому что, там в нашем детстве все плохое забывается быстро, а хорошее помнится долго.

Прожив уже не один десяток лет, я вспоминаю этот эпизод своего детства, как яркое приключение, которое произошло со мной и с моими друзьями. Редко бывая в родном городе, я всякий раз, проходя с улицы Свердлова на улицу Горняцкую, вижу эту трубу, и каждый раз вспоминаю, как я был когда-то «разведчиком».

"Часть 3"

"Семидесятые годы"

"1"

"Начало школьной жизни"

За окном идет дождь. Тяжелые капли барабанят по стеклу. Вечер медленно превращается в ночь. Где-то далеко, «блеснула» молния и чуть погодя бухнули раскаты грома. Над городом нависла майская гроза. Первая в этом году. Полумрак комнаты обволакивает меня маленькими тайнами темных уголков. Негромко звучит музыка. На душе приятно, спокойно. Хочется думать только о хорошем. Оно и думается. И думается, как раз о семидесятых годах прошлого, двадцатого века…

Семидесятые годы двадцатого века стремительно ворвались в мою жизнь. Это и понятно. Настало время идти в школу. Настало время становиться взрослее, понимать, что в жизни должны быть не только твои «хотелки», но и обязанности. Пришла необходимость учить уроки, познавать тайны математики, правописания и всякие другие премудрости начального образования. Закончилась беззаботная жизнь, начиналась жизнь с домашними заданиями, кляксами в тетрадках, веселыми уроками пения и труда и самое главное, с отметками в дневнике.

Нет, конечно, игры с друзьями оставались, но после выполнения домашнего задания. Домашнее же задание могло выполняться быстро, а могло и долго. Так, что жить становилась не так уж просто. Но во всем нужно искать положительные стороны. А положительных сторон было тоже не так уж и мало. Новый портфель с интересными учебниками, красивая, выкрашенная свежей краской школа с просторными, светлыми классами и шумными коридорами. Наконец, новые знакомства, новые друзья. Я ходил в школу с удовольствием. Больше всего мне нравилась в учебном процессе математика, рисование и уроки труда. В классе нас набралось тридцать человек. Девочек и мальчиков было приблизительно поровну.

Вот, дорогой читатель, я, конечно, скромничал, когда перечислял положительные стороны учебного процесса. Было в этом процессе, то, чего не было ранее. Половина класса составляли девочки. В фартучках, с бантиками в косичках. Девочки были разные. Симпатичные и «так себе», высокие и не очень. В ребячьи отношения они, конечно не особо влезали, тем не менее учебный процесс с девчонками проходил гораздо интересней. Часто наш класс, когда дни бывали солнечными и теплыми, проводил уроки «Природоведения» в городском парке. Мы собирали листья для гербария, дышали воздухом, слушали рассказы о природе. Наша учительница начальных классов Мария Львовна была замечательной рассказчицей. Затем, после живого урока, построившись в колонну по двое и взявшись за руки, класс разноцветной ленточкой наших курточек вытекал из парка и направлялся в школу.