Судьбы. Сборник невыдуманных историй

Уснула до утра. Утром тишина, никаких схваток. Я в палате находилась не одна, минимум еще две будущие мамы в схожем с моим положении. Повели нас строем в родовую. Докторша опытная, шустрая, конвейером беременных на кресло, пузырь приспособами рвет, околоплодные воды льются, начинаются роды.

У меня все непросто: пузырь не рвется никак! Эскулапка пыхтит, старается. Насчитала я потом у новорожденной дочери на голове девять кровавых царапин.

Схватки вялые. Боли невыносимые. Родила в три часа дня кое-как.

Ребенок появился в смазке, в пене. Глоток воздуха синими губками схватил, слегка мяукнул и больше не кричит, фыркает только да сопит.

Наконец-то показали: красивая, славная девочка, пятьдесят два сантиметра, и три с половиной килограмма вес!

Дочку на моих глазах помыли, запеленали, оставили фыркать на столе, меня – в родовом кресле. Лежим в большом холодном помещении одни. Мне кажется, проходит вечность. Потом меня на каталку и в коридор. Слышу, между собой медики лопочут:

– Даун… консилиум…

Спрашиваю:

– Что происходит?

– Будет совет врачей по поводу вашего ребенка, – и все.

Я несколько часов лежу в коридоре, хватаю, тереблю каждый проходящий халат. Слава богу, меня увозят в палату. В люльке меня ждет мое чудо. «Все в порядке, перестраховались». Я чуть не поседела, хоть и уверена была двадцать пятым чувством: мой ребенок не Даун.

А дальше и ад, и цирк с конями одновременно. Еще недавно в этом старинном здании, где я только что родила второго ребенка, много лет подряд, точно больше двадцати, располагалось туберкулезное отделение. Старый корпус наскоро побелили, и давай роды принимать! Первого ребенка я рожала в роддоме номер двадцать семь в центре города, не на рабочей окраине, есть с чем сравнивать!

А в этот год, напоминаю, стояла аномальная жара, а водопровод в скоро отремонтированном корпусе не работал. Горячей воды вообще не было, холодной не было почти. Когда меня принимали, в приемном отделении выдали казенную рубаху на десять размеров больше, дыра на дыре, без одного плеча. Так я в ней до выписки проходила. Ноги и остальное после родов в крови, душа нет, и воды в трубах нет. В унитазе воды нет! Руки помыть нечем!

Нам приносили кипяченую воду в маленьких стограммовых бутылочках – поить детей. Новорожденные воду почти не пили, мы им на попы из пузырьков побрызгаем, пеленкой вытрем. Когда вода заканчивалась, просто плевали и вытирали. А личико дочке я грудным молоком умывала, хорошо, его было в достатке.

Все пять дней у дочки держалась температура тридцать семь и один. Врачи знали, но выписали. Если бы не выписали, я бы все равно в драной рубашке от них убежала. Памперсов тогда не существовало и одноразовых пеленок тоже, даже прокладок женских не было. Нам выдавали пеленки для всех нужд из одной стопки, как бы стираные. Берешь пеленку, чтобы ребенка перепеленать, разворачиваешь, а там комок женских волос, сбритых перед родами с интимного места. Едва не блюешь. Или кровь послеродовая печенками. То есть белье не только стиралось на отвяжись, но и не подразделялось, не маркировалось. Все в общей куче. Понятно, и не гладилось.

Зато! Заведующая отделением будто оперная дива – статная, расфуфыренная мадам, для образа докторицы – в накинутом на плечи белом халате, утречком во время первого кормления детишек регулярно делала обход палат. Проверяла, как мы соблюдаем предписанные правила гигиены: кладем ли ребенка на «отдельную» пеленочку, которая висит в кармашке изголовья кровати. Наставляла нас: если не будем следовать ее правилам, дети заразятся стафилококком, и, ай-ай-ай, мы будем сами виноваты. Ведь сейчас в городе эпидемия цеплючей дряни! Нас, кажется, трое лежало в палате, мы задавали фифе резонные вопросы: «Хрена ли с этой пеленки, она из общей непростиранной кучи, и какого черта нет воды?» Докторша холодно отрезала, что хозяйственные вопросы не в ее компетенции.

Первым делом, как приехали домой, разумеется, помылись. Пупок зажил быстро. И начался новый ад. Ребенок не спал, грудное молоко срыгивал, орал день и ночь. Педиатрша из поликлиники никакая, нулевая, только ручками разводила. Я просила взять у меня молоко на анализ, ноль эмоций.

В пять месяцев сначала по головке малышки, потом и по телу пошли фурункулы. Нас положили в детскую больницу на Эльмаше от двадцать третьей горбольницы. Пролежали мы около месяца. Антибиотиками высыпания заглушили, выписали.

Какой там творился бардак и антисанитария – отдельный текст. Я написала жалобу в райздравотдел, пришли проверяющие да посмеялись. Одна шайка-лейка.

Брошенных грудничков, отказников-инвалидов не забуду никогда. На страшном суде буду каяться за мой самый страшный грех. Замечательная практика – ребенка с мамой поместить в палату с пятью-шестью беспризорниками, видимо, экономили средства в советских больницах на медицинский персонал. Я ухаживала за детьми, кормила, пеленала, но ненавидела их и желала смерти. Стыдно, и раскаиваюсь. Не оправдываясь, понимаю себя тогдашнюю, двадцатилетнюю, измученную бессонницей и безысходностью.

Через три месяца, дочке уже девять месяцев, опять фурункулы, хуже прежнего. Опять та же облезлая больница. Та же Галина Абрамовна, заведующая отделением малышей, с высокомерно-надменной миной, что начальница в роддоме. Опять антибиотики. Но разговаривают повежливей, жалоба персонально подействовала, в палате только мы и один месячный сирота.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.