Какое счастье быть красивой женщиной

так давай дорожить нашим счастьем сейчас.

Не страстями постельными – нежностью жгучей

я, как прежде, полна… Не болею тобой –

объективно ты мой самый сильный и лучший

из всех тех, кто мне был предоставлен судьбой.

Никогда на тебя не хотела кредита –

без процентов-то слишком уж ценник высок,

только бартер: любовь – на любовь, и мы квиты.

Осторожно целую губами висок…

Счастье в рассрочку мы взяли когда-то

Счастье в рассрочку мы взяли когда-то –

очень хотелось быть вместе скорее,

и неминуема дата расплаты –

я этой думой тяжёлой болею:

что с нас возьмут, под какие проценты?

Деньги ли, души ли, жизни ли? Что же?

Я всё отдам – до копейки, до цента,

только – деньгами, пожалуйста! Можно?

Я украду, заработаю – разных

много путей, чтоб разжиться деньгами:

пусть не законных, преступных, опасных,

только пусть счастье останется с нами,

только пусть нежность наш дом не покинет,

только пусть близость нас в целое плавит,

только пусть больше нас не половинят –

сердце разбитое целым не станет…

Утро встречаю гимном

Утро встречаю гимном –

праздную каждый час

жизни с тобой, любимый,

благословляю – нас.

Пусть за спиною шепчут,

ведьмой зовут – не верь:

к любящим просто легче

счастье стучится в дверь –

что не обидят, знает,

и что дадут приют…

Счастье лишь там бывает,

где его просто ждут.

Я напеваю по слогам, по нотам

Я напеваю по слогам, по нотам,

что счастье – есть, я проверяла – есть,

ведь мой любимый – самый-самый! – вот он:

живой, здоровый, любящий, и – здесь!

И после долгой тягостной разлуки —

такой же тёплый, искренний, родной…

Моё всё это – губы, плечи, руки,

глаза твои… Ты весь навеки мой.

А главное – никто из нас не держит

цепями долговыми – рядом быть,

нас тёплая, пронзительная нежность

объединяет… Как тут не любить?

Говорят – ни стыда, ни совести

Говорят – ни стыда, ни совести –

эти страсти под старость лет.

Не из гордости мы – из горести

не даём никакой ответ:

Мы полжизни седьмыми вёрстами

обходили друг друга, но

наши судьбы, как главы, свёрстаны,

неразлучные мы давно.

Ни заклятьями, ни молитвами

не отменишь любовь-беду,

мы на этой войне – убитые,

и полжизни горим в аду.

Социальные роли сыграны,

слава Богу – поклон, финал,

и в любовь, словно в омут, прыгаем…

Рай был рядом всегда.

Кто б знал…

Инцест

Я струны рву и пальцы рву струной –

фонтаном кровь пульсирует в ладонь,

от осознания, что ты – не мой,

сама взорвусь сейчас, лишь только тронь…

Какие боги разделили нас,

столкнув сердца сначала в лобовом?

Я нежности хранившийся запас

стираю с кровью вместе рукавом.

Мне с первой встречи ясно было – мой,

и ты кричал глазами – "Как же быть?

Нельзя тебя назвать своей женой,

но просто невозможно – не любить?"

И сердце разрывается в груди –

бессмысленен дурной судьбе протест:

живу одним тобой, но – уходи.

Люблю.

Но это грех большой.

Инцест.

Кино

Дали свет: The end. Пустили титры.

Хлопают сиденья в кинозале.

Зрители – и судьи, и арбитры,

ждут чего-то – всё ли показали?

Почему не вместе эти двое?

Вроде есть для счастья всё, что нужно.

Странные киношные герои:

им любить бы – нет, зачем-то дружбой

прикрывают чувства, как газетой,

будто бы любить взаимно – стыдно,

вроде и не наше дело это,

но – обидно, чёрт возьми, обидно!

Семьи у обоих – ну так что же:

c'est La Vie, как говорят французы,

друг от друга отрываясь с кожей,

есть ли смысл в семье быть тяжким грузом?

А герои бьются на осколки,

на куски, и рвутся на запчасти —

не подозревали, что настолько

дорого сегодня стоит счастье.

Зрители сочувствуют героям –

плачут над картинкой в кинозале.

Ряд для поцелуев. Эти двое

выдыхают дружно: "Не узнали…"

Нам даже и не нужно говорить

Нам даже и не нужно говорить:

что толку в тех словах, нас прочно держит –

как пуповина – шёлковая нить

родства, любви, отчаянья, надежды.

Я сотни раз тебе шептала "Нет",

а ты в ответ с улыбкою лукавой

твердил, что "Нет" – не правильный ответ…

Мы оба были правы и не правы.

И каждый понемногу подливал

немного лжи, и знаешь, к сожаленью

нас этот яд разит не наповал,

но всё же нет надежды на спасенье.

Мы перешли контрольную черту

и слишком много выпили отравы:

люблю я не того, а ты – не ту –

друг друга любим мы, и в этом правы.

Счастлива – когда в твоих объятьях

Счастлива – когда в твоих объятьях,

два дыханья – не в противофазе,

мне уже адреналина хватит —

соскочила [больно и не сразу].

И теперь другая дурь по венам

снизу вверх летит по серпантину —

скрученных пружиной сжатой – нервов,

заливая баки эндорфином.

Это кольца рук твоих упрямых —

стропами страховочными будто —

держат над землёй меня, как мама

даже не умела почему-то.

Ты меня теплом своим укутал —

я теперь тепличная немного,

и смакую каждую минуту…

[Эндорфины. Не судите строго]…

Тот самый

У каждого есть наверно

в душе уголок такой,

живут где последний, первый,

тот самый ещё, другой,

о ком никому не скажешь,

о ком и себе самой

боишься признаться даже…

Под кодовым словом "Мой!"

Живёт он под сердцем где-то,

любовью твоей храним,

встречаешь ты с ним рассветы,

глаза закрываешь – с ним,

и так ли уж важно, кто там

с тобой коротает век,

ведь в сердце навечно – вот он! –

особенный человек…

Чужое счастье не украсть

Чужое счастье не украсть –

не яблоко, не снимешь с ветки,

деля с любимым сласть и страсть,

не надо ожидать ответки:

не судит нас, счастливых, Бог –

мы рождены, чтоб былью сказку

создать себе… А он – помог:

где наказанием, где – лаской.

И если на пути земном

нам встретилась любовь – то надо

сказать "спасибо" и вдвоём

свой Рай вылепливать из Ада…

Бог так долго беду откладывал

Бог так долго беду откладывал –

то ли некогда, то ли – лень,

ты зачем, мне скажи, загадывал

умереть со мной в тот же день?

И теперь мы летим на встречную –

дальний свет чей-то слепит нас,

ну приехали, что ж, конечная.

Были вместе мы. Ровно час.

Вот такая судьбы ирония –

всё дословно же, под заказ,

только жаль, что потом не вспомню я

счастья нашего целый час.

Непонятные, бестелесные –

растерявшись, висим и ждём:

вдруг помогут/спасут, воскреснем мы,

чтобы всё же пожить вдвоём?

Но Небесная Бухгалтерия,

папки наших судеб подшив,

ставит номер текущий, серию

и сдаёт нас с тобой в архив.

Бог так долго беду откладывал –

то ли некогда, то ли – лень,

ты зачем, мне скажи, загадывал

умереть со мной в тот же день?

Ты будешь дальше пить, и пить, и пить…

Ты будешь дальше пить, и пить, и пить,

вернувшись из далёкого похода,

я – что-то мило щебетать/бубнить

про глупости – про моду, про погоду…

И криком не кричать – молчать. Молчать!

Про то, как я дышать боялась даже,

и новости – не слышать, не включать

старалась, становясь мудрей и старше,

пока ты океан пересекал

в своей подлодке – ядерной, огромной…

Не приключений вроде бы искал –

работа: океан, опасность, войны,

а мне, как бабе – ждать, и ждать, и ждать,

ходить на пирс, молиться горизонту…

Не плакать – только мило щебетать…

Кивать: всё понимаю, да – работа…

Иногда ты звонишь мне из прошлого

Иногда ты звонишь мне из прошлого:

Как дела у тебя? – Хорошо,

у тебя что случилось хорошего?

[Режет вены кухонным ножом.

Нож ползёт от запястья к предплечью и

красным ртом раскрывается плоть.

Просто мяса кусок. Человечина.

Зря ты душу вдохнул в нас, Господь…]

И в ответ – тишина мне зловещая,

я кричу в тишину: Не дури!

Я – не Бог, я лишь слабая женщина,

грех такой на себя не бери –

уходить, пока сверху не вызвали,

и меня не тащи за собой –

вдруг и я не успею, не вызволю,

не спасу?!! Ладно. Еду. Отбой.

Опять запахло в небе февралём

Опять запахло в небе февралём

и, вместо вьюг январских завываний,

предчувствие весны кричит: "Приём!

Приём-приём, а вот и я! Не ждали?!"

И пусть нам сыплет щедрая метель

перо и пух на снежные перины –

в душе уже апрельская капель

настукивает ритм нетерпеливо.

И блеск в глазах – безудержный, шальной,

и сердце ледяной сосулькой тает,

и воздух – самогонный и хмельной

мне неба синь над головой качает.

Пузырит в венах кровь окситоцин –

весь мир большой так хочется обнять,

ни водка не поможет, ни глицин –

весну в душе не нейтрализовать…

Благодарить…

Благодарить – и Ангелов, и Бога –

за эту встречу нашу. За тебя.

За то, что получила я так много:

я вспомнила, как это – жить, любя,

Когда сочнее краски, вкусы – глубже,

и каждый звук – оргазменной волной,

когда ты мне – как воздух – просто нужен:

дышать тобой, чтоб просто быть живой.

И в мире, где покой ни по запросу,

ни просто так – никак! – не выдают,

мне как-то удалось, уткнувшись носом,

вдруг на твоём плече найти приют.

Мне это чувство было не знакомо,

и я его смакую терпкий вкус:

в твоих руках я, наконец-то – дома.

Люблю. И в том признаться не боюсь.

За то, что получила я так много:

любить тебя. Тобой любимой быть.

Я не устану Ангелов и Бога

благодарить…

Не дотронусь ни сном, ни дыханием

Не дотронусь ни сном, ни дыханием,

ни мечты эфемерным крылом,

ни признанием, ни покаянием,

и ни холодом, и ни теплом.

Ни водой ключевою живительной,

ни росой напоить-опоить –

не хочу, и самой удивительно,

как приятно свободу – дарить:

колдовское тягучее красное

ты и сам бы попробовать рад

(Приворотное зелье. Опасное!

По рецепту!), не пей его – яд!

Ни волшебными чарами тёмными,

ни молитвами – не зацеплю:

мне так важно, что САМ ты влюблён в меня,

ведь тебя я САМА же (?) люблю…

Спрятать от всех глаза

Спрятать от всех глаза

(Светятся слишком), душу –

счастьем кричать нельзя,

надо молчать и слушать.

В небо шепнуть – "Спа-си-

бо… ВОТ ТАКОЕ (!!!), правда…",

Прыгнуть вдвоём в такси,

сдачу не взять – "Не надо!".

В тёплый жилья живот

ткнуться слепым котёнком,

счастье моё живёт

в нашем с тобой ребёнке.

Пусть за окном метель

в танце морозном кружит –

детская колыбель

наши спасает души…

Ароматом хвои

Ароматом хвои,

пузырьками в хрустальном бокале,

и сияньем гирлянд

помогаем себе (хоть раз в год)

помечтать о любви

(мы друг друга опять загадали!),

оглянуться назад,

чтобы дальше стремиться вперёд.

И, как прежде любя,

с каждым новым ударом курантов,

нарушая опять

самый строгий закон волшебства,

я молюсь за тебя,

хоть так делать нельзя и не надо –

у судьбы воровать

на тебя эксклюзив и права.

Не хозяйка судеб –

ни твоей, ни своей, но покуда

все двенадцать пробьют,

буду снова закон нарушать:

мы бы ни были где б,

лишь тебя я загадывать буду,

пепел скидывать в брют,

одним махом бокал осушать…

Солнце мне даришь, на части разбитое

Солнце мне даришь, на части разбитое –

странное чувство, давно позабытое:

словно домой возвращаешься с улицы,

где непогода плюётся и хмурится

снегом, дождём и свинцовыми тучами.

Если вдвоём мы – найдутся нас круче ли?

Серые солнца хитрющие щурятся:

видишь, какая погода на улице?

Я – улыбаюсь, теплом разморённая,

ласковой кошкой мурлычу влюблённо я,

только что дикой была и опасною,

раз – и ручной сразу стала, да ласковой.

Лоб подставляю – целуй мол, наглаживай,

дикую кошку балуй, обихаживай,

и не предай ни любви, ни доверия:

душу и сердце открой, но не двери мне.

Будешь любить меня

Ты говоришь, что моей красотою

смог насладиться б за маленький срок –

да при условии, что я без боя

кошкой домашней легла бы у ног.

Пары часов, говоришь, бы, хватило?

Да я любого мурчанием так

не на часок, а на жизнь усыпила б –

кошке любой это сущий пустяк:

лечь у груди, под дыханье подстроясь,

вывести ритмы двух пульсов в синхрон –

и ни о чём больше не беспокоясь

ты погрузишься в мой сказочный сон.

Старые сказки плохому не учат:

перед любым колдовством человек –

слаб. Беззащитная кошка мяучит –

волю твою забирает навек.

Будешь, как раб, молоком и сметаной –

самыми лучшими только! – кормить,

холить, лелеять, считать самой-самой…

Будешь любить меня – Слышишь? – любить…

Бояться кошек – не ходить во двор

Бояться кошек – не ходить во двор

(Опаснее домашних – дворовые),

а у меня – серьёзный разговор

к тебе сегодня, знаешь ли, впервые:

я убираю когти и клыки,

дозирую до миллиметра – силу,

а ты удар (мол, в шутку же!) руки

не хочешь ли ополовинить, милый?

Мурлыкну снисходительно: терплю,

и стукну мягкой лапой по ладони –

лишь только потому, что я люблю,

велик соблазн мне дать немного боли?

Эй ты – венец творенья/человек –

расслабился, не помнишь почему-то,

что мне от милой кошечки разбег

до хищника опасного – минута.

Женщина-воин – одна в безграничном мире

Женщина-воин – одна в безграничном мире,

страх ей как будто не ведом и не знаком,

плачет навзрыд, заперевшись одна в квартире,

и – никому, даже френдам и под замком…

А за окном – то ли гром, то ли взрывы "Града",

рвётся в квартиру упрямо промозглый дождь

и барабанит в стекло – не грусти, не надо:

он же вернётся – он знает, как сильно ждёшь.

Женщина-воин опять соберётся с духом,

номер заветный в условленный час набрать:

"Ты там держись, дорогой, ни пера, ни пуха –

Я буду ждать, сколько надо. Я буду ждать"…

Тихо мобильник в солдатской ладони пискнет –

пальцы сжимают непрочную связи нить:

"Слышишь? Вернусь! Только, знаешь, не надо письма –

Долго идут… Постарайся, роднуль, звонить…"

Женщине-воину сложно остаться дома

Женщине-воину сложно остаться дома

хоть ненадолго – на день хоть один/на час,

если любимый (да что там – и незнакомый)

в этот момент от врага охраняет нас.

Дома остались трусливо чужие дяди –

женщина-воин по минному полю в ночь

едет к своим, что врагу не сдадут ни пяди –

страшно, конечно, но надо же им помочь.

Каждому воину вручит она подарки:

тёплые вещи, обувку, конфеты, чай,

доброго слова ей ни для кого не жалко,

каждому скажет – вернусь ещё, не скучай.

В этих глазах навсегда поселились смерти –

близких ли, дальних ли – чёрной стоят стеной,

но перед женщиной-воином вдруг как дети

светятся, свёрток к груди прижимая свой.

Женщина-воин устала, но, слёзы пряча,

по бездорожью везёт драгоценный груз.

Гуманитарку. Солдатикам. Это значит –

мы победим. Даже если нескоро – пусть.

Я хочу, чтоб точно знал и верил ты в любом бою

Я хочу, чтоб точно знал и верил

ты в любом бою, в любой дороге:

я тебе всегда открою двери,

не заставив мяться у порога,

не пытая, где ты был так долго –

жив и слава Богу, будешь ужин? –

я хочу, чтоб ты в любой дороге

свято верил в то, что ты мне – нужен.

Я тебе секрет шепну – ты слушай:

ту, кого не называют всуе,

наши, Богом связанные души

не особенно интересуют,

Дан ей сверху план – она и косит

всех подряд почти, не разбирая,

"Есть дела несделанные?" – спросит –

"Много!" – говори ей, умирая, –

"Важных много дел на этом свете –

будут и на том меня тревожить"…

Чёрт с тобой, – она тебе ответит, –

делай, за тобой приду попозже…

Женщина-воин устало сложила латы

Женщина-воин устало сложила латы,

в землю воткнула вдруг ставший ненужным меч:

и для себя хоть немного пожить когда-то

надо – не только границы свои стеречь.

Спать – не в землянке, а в чистой сухой постели,

платье – из шёлка, не робу из грубых кож

следует дамам – устала, и неужели

мир этот странный лишь только для войн и гож?

Все надоели и поводы и причины

междоусобицам глупым, и наплевать:

если война, пусть воюют теперь мужчины –

женщинам надо любить, а не воевать.

Женщина-воин у бога немного просит:

мира недолгого – чтоб о войне забыть,

волосы длинные – чтоб на подушку бросить,

друга сердечного рядышком, чтоб любить.

Женщина-воин устало сложила латы…

Ты прости – я жизнь твою ворую

Ты прости – я жизнь твою ворую:

каждый день звоню минут на пять,

и экран мобильника целую –

жив же, как же тут не целовать?

Мне не очень важно – с кем ты, где ты…

"Как ты там?" – единственно спрошу,

и почти не слушаю ответы:

дышишь ты – и, значит, я дышу.

Пусть другие нас хоть на запчасти

разбирают – им не повезло

испытать, какое это счастье,

если дома ждут всему назло,

если беспокоятся и верят,

если в день любой и час любой

для тебя всегда откроют двери –

"Господи, вот счастье-то, живой!"

Дома

А многим ли в самом-то деле знакомо,

иль просто банально играют словами,

что значит привычная фраза "как дома",

и что же за "дом" мы построили сами?

Спешат ли домой к вам любимые? Или

вам стало давно одиночество другом?

Ведь чувства, что были когда-то – остыли,

быть вместе не тёплая радость, а – мука,

и связи, ненужными ставшие – душат,

и каждый запрос на внимание – лишний,

но всё же зачем-то приходится слушать

и видимость делать натужно, что – слышим.

А может быть проще решиться однажды

принять, что друг друга вы – не половины,

свой дом в новой жизни чтоб строил бы каждый,

и в нём не постылым бы был, а – любимым?

И пусть в вашем доме вас ждут и скучают,

веками замки не меняя на двери,

ведь вы же вернётесь, своими ключами

откроете. Ждут ведь. Надеются. Верят.

Мы были с другими помолвлены и повенчаны

Мы были с другими помолвлены и повенчаны,

когда наши взгляды встретились, но случайно ли,

жену называешь ты просто знакомой женщиной,

и дня не носил кольцо своё обручальное?

И я в соцсетях постоянно в активном поиске:

тебя ли ищу, иль просто никто не нужен, и

где мужества столько найти мне, и слов, и голоса –

спросить у небес, не ты ли мне ими суженый?

Ведь через года, и века, и тысячелетия

сквозь разные формы жизни, планеты разные,

сквозь полные счастья дни или лихолетия –

твои лишь глаза я всегда узнаю и праздную…

Ни мёртвой водой, ни душою живою

Ни мёртвой водой, ни душою живою –

никак эту боль по тебе не заглушишь:

я тысячи жизней болею тобою –

из душ миллиардов ты – самый, ты – лучший.

И каждый мой стих – словно исповедь, только

никто не отпустит грехи (не покаюсь),

но не пожалею – ни капли, нисколько:

я снова и снова перевоплощаюсь

В надежде бессмертной на встречу с тобою,

на этой планете, другой ли – не важно.

Не это ли в мире зовётся – любовью?

Не это ли ищет здесь выживший каждый?

Млечным путём ли, дорогой ли звёздною

Млечным путём ли, дорогой ли звёздною –

буду идти, пыль глотая дорожную,

чтобы найти тебя – рано ли, поздно ли,

веря всем сердцем почти в невозможное.

Злая разлука мне чёрною меткою

тихо легла на ладонь – огорошила,

сказочный лес защищается ветками –

нечего делать гостям тут непрошенным.

Путают волосы, в платье цепляются

злые колючки – розарии бывшие,

мол, со свободы в тюрьму возвращаются

разве к чудовищам страшным? Не слышали.

Криком кричу: "Пропустите, пожалуйста!

Я вас потом прополю, обихожу!" – но

лупят сильней: виновата? Не жалуйся:

алый цветок воровать не положено!

Так и бреду – непролазными чащами,

Не за богатствами, но – за сокровищем,

Ведь моё счастье – одно, настоящее –

Принц заколдованный. Пусть и в чудовище.

Азарт

Азарт –

и приключений ищем снова,

и жизнь

опять наставит синяков,

ты рад,

что я с тобой на всё готова,

держись –

и сам, конечно, будь готов:

тебя

я заведу в такие дали –

где нет

людей, нехоженой тропой…

любя

бабло, награды и медали

побед –

прошу, возьми меня с собой

назад.

Мне в том лесу совсем не страшно

одной –

с тобой мне просто по пути,

азарт

и приключений дух не важен –

ты мой,

и я должна тебя спасти

от бед,

от тяжкой непосильной ноши,

ведь я –

как кошка с жизнями семью,

пусть бред,

но верю я, что ты хороший…

Да, зря –

сама себя не узнаю.

Как только завернёшь за поворот

Как только завернёшь за поворот,

ты мне перекрываешь кислород,

а если вдруг билет в один конец

из города – то мне совсем пиздец:

ведь каждый километр – тугой петлёй

на шее у меня: ты – воздух мой,

а я и так дышала через раз,

чтоб ты не истощился, не угас,

чтоб ты – дышал/сиял/горел/искрил,

чтоб самым-самым, как умеешь, был,

не уезжай, остановись – прошу,

я лишь тобой – одним тобой – дышу…

Опасной становится наша игра

Опасной становится наша игра,

но сделаны ставки последние, брошены кости,

мы будем азартно играть до утра,

забыв, что хозяева в том казино, а не гости.

И я даже там, у земли на краю,

на страшном обрыве, куда приведёшь и оставишь –

пойму: и таким тебя тоже люблю,

ведь жизнь без тебя – что игра на рояле без клавиш.

К обрыву лицом повернусь и спиной –

к тебе, и сейчас бесконечно тебе доверяя:

казни или милуй и делай со мной

что хочешь – я правда так чувствую, я не играю.

Ты очень мне нужен

Ты очень мне нужен –

из рук твоих сильных кольцо,

и голос – простужен

как будто, слегка с хрипотцой.

Пронзительно-острый,

внимательный взгляд – ты без слов

читал меня просто,

такая вот сука-любовь.

Терпения тонны –

сносить миллионный каприз.

Красивый, влюблённый –

мой не завоёванный приз.

И присно, и ныне,

и дальше – во веки веков

твоё только имя

рифмую со словом "любовь" …

Ночь, музыка, плед и цветаевский к чаю пирог

Ночь, музыка, плед и цветаевский к чаю пирог –

и угол чужой уже сразу немножечко дом,

и можно забыть, как был каждый из нас одинок,

но в горле застрял из сомнений предательский ком.