Берегиня

Что может быть прекраснее страстного поцелуя после долгой разлуки двух любящих сердец? Правильно, только его продолжение. Но, к сожалению, не здесь и не сейчас – в моём теперешнем положении любовник из меня тот ещё.

– Ой, Лёшка, что ты со мной делаешь? – томно прошептала Рита, когда мы, задохнувшись, разомкнули наши губы.

– То же, что и ты со мной! – Обнял её, прижав спиной к себе. Она положила голову мне на грудь, а я, зарывшись носом в её волосы, сидел и млел. – Как ты узнала, что я в госпитале?

– Дядя Ваня получил телеграмму. Примчался к нам. Предки посовещались и делегировали гонца. – Она посмотрела на меня, по её щеке катилась слеза. – Лёшка, если бы ты знал, как я испугалась.

– Верю. – Целую её в макушку и обнимаю ещё крепче. – Когда всё это закончится и меня выпишут, первое, что я сделаю, – поведу тебя под венец. Хватит! Сколько можно мучить друг друга!

– Собрался, не подпоясался!

– Не понял?

– Я не могу пойти с тобой под венец, – отвернувшись, сказала она и нарочито долго держала театральную паузу, не озвучивая причину своего отказа, тем самым провоцируя меня на разные неприятные мысли. И у неё это получилось.

– Ты вышла замуж? – У меня аж сердце зашлось от мысли, что я её потерял. – Конечно, кому теперь нужен муж-инвалид?

– Дурак! – взвилась она. – Инвалид ты для врачей, а не для меня! Ну сам подумай: целовалась бы я с тобой, будучи замужней женщиной или засватанной девицей?

– Некоторых это не останавливает.

– Я не некоторые, и ты это прекрасно знаешь!

– Тогда в чём дело?

– Сколько ты тянул с женитьбой? А?! Вот я и решила проучить тебя. Не думала, что ты вот так отреагируешь. Извини. Я не могу пойти с тобой под венец, потому что некрещёная. Ты, кстати, тоже.

Такая вот она у меня. За это и люблю. Наши губы вновь слились воедино.

Заведующий отделением, учитывая тот факт, что лежал я в отдельной палате и Рита хоть и фармацевт, а всё же младший медицинский специалист, разрешил моей ненаглядной круглосуточное пребывание подле меня, выделив раскладушку, чему мы оба были несказанно рады. Две недели вместе – это дорогого стоит.

К концу первой недели её пребывания моё самочувствие значительно улучшилось, появился здоровый румянец на округлившихся щеках, и вообще. А всё потому, что самое лучшее лекарство для человека – это любовь и забота, и Рита справлялась с ролью сестры милосердия на отлично. Одни отвары целебных трав, что готовила она, чего стоили! Благодаря нашим долгим беседам по вечерам я окончательно смирился с досрочным выходом на пенсию. Ну действительно, чего ерепенился? Не с такими увечьями возвращались с войны мужики – и продолжали жить. Вот хотя бы деда моего взять. Ведь живого места на нём не было, когда вернулся с фронта, и ничего. Бабуля замуж за него вышла и выходила. А мы с Ритой чем хуже? Вот и решил я более не гневить бога: живой, и ладно. Руки-ноги целы, голова на месте, и варит к тому же. Да и привлекательностью морды лица бог не обидел. Как там в песне у Высоцкого поётся? «Я вышел ростом и лицом. Спасибо матери с отцом…» Но оставим это для моей ненаглядной. В общем, где наша не пропадала, когда за спиной такой крепкий и надёжный тыл?

За несколько дней до отъезда Риты, едва мы вкусили яства, приготовленные на обед поварами госпиталя, и она понесла грязную посуду в пищеблок, ко мне нагрянул посетитель, видеть которого я был рад не меньше, чем суженую. Я давно порывался связаться с ним: имелся у меня, знаете ли, ряд вопросов, на которые он мог ответить или, воздействуя на рычаги своей власти, мог призвать к ответу других.

– Здравствуй, Алексей! Выглядишь бодрячком! Так держать! – выпалил с порога подполковник Замятин, мой наставник, командир и с некоторых пор друг семьи, поставил на пол принесённую сумку (кстати, очень похожую на мою, оставшуюся в Чечне) и протянул руку для рукопожатия.

– Здравия желаю, Олег Геннадьевич! Рад вас видеть! Какими судьбами?

– Приехал проведать воспитанника и боевого товарища. Поговорить о том о сём. И вообще… – Его взгляд остановился на собранной раскладушке в углу. – А ты, я смотрю, в палате не один?

– Это ко мне невеста приехала.

– Не лукавил, значит, начальник госпиталя, когда обещал оказывать всяческое содействие.

– А-а, так вот оно в чём дело?! Одиночная палата, особый уход, послабления режима…

– А ты как думал? Мы своих в беде не бросаем!

– Спасибо! Мне без Риты в разы тяжелее было бы со своими мыслями справляться.

– Это не та ли русоволосая красавица с толстенной косой и с тарелками в руках, что повстречалась мне в коридоре?

– Она.

– Давно встречаетесь?

– С пелёнок.

– Ничего себе! Молодцы. Ладно, пока она ходит, у нас с тобой есть немного времени, чтобы переговорить с глазу на глаз. – Подполковник выглянул за дверь и, убедившись, что за ней никого нет, сел на край кровати. – Напряги память, Алёша. С ответом не торопись. Когда вам на хвост сели боевики?

– А тут и напрягаться нечего. Через час после того, как мы получили из центра добро на выход в точку эвакуации. Только на хвост они нам не садились – они ждали нас на точке эвакуации, поэтому я и перенаправил вертушку на запасную точку.

– Боевики из заброшенного аула могли пойти по вашему следу?

– Исключено. В ауле было семнадцать бармалеев плюс эмиссар. Во время его захвата мы минусовали семерых, предварительно засеяв «озимыми»12 дворы домов с другими боевиками. Тех, кому посчастливилось уцелеть, «собирая урожай» во дворе, покрошило бы в «зелёнке», увяжись они за нами. Так что вывод напрашивается сам собой – нас слили.

– Контрразведка занимается этим вопросом. К сожалению, пока безрезультатно. Скажи, ты смотрел, что было у эмиссара в рюкзаке?

– Особо не разглядывал, но точно знаю, что были там какие-то документы, кредитки, баксы в банковских упаковках, паспорта, компьютерные диски, аппаратура для спутниковой связи и так, по мелочи – барахло всякое. Всё самое ценное было запаяно в пластиковые пакеты, их мы не вскрывали.

– В чём всё это было и кто из твоих ребят нёс?

– В тактической трёхдневке натовского образца, расцветка – тропический камуфляж. Свой рюкзак я на эмиссара повесил, а этот на себя надел. А что?

– А то, что этот рюкзак пропал сразу после падения вертолёта. На тебе его не было. Чеченца, что тебя вынес, мы допросили. Ни он, ни его подельники рюкзак не видели. Но спустя сутки после трагедии в расположении отряда, возле штабной палатки, дневальный наткнулся на бесхозный рюкзак. Как и когда он там оказался, никто не видел. Сапёр, проверив его, ничего подозрительного не нашёл, разрешил открыть. В нём было всё то, что ты только что перечислил. Документы, что были в рюкзаке, настоящая бомба. Мы передали его содержимое коллегам из ФСБ, и, насколько я знаю, они уже взяли в разработку несколько человек из властных структур и силовых ведомств. В том, что их ждёт дорога в места не столь отдалённые, я даже не сомневаюсь. Меня интересует другой вопрос: что за волчица помогает тебе?

– Какая ещё волчица?!

– А то ты не знаешь?

– Первый раз слышу! – соврал я, и глазом не моргнув. – Вы лучше скажите, что с моими ребятами и что за чеченец меня вынес?

Замятин вкратце рассказал о том, что знал сам, о том, что поведал Гайни Куркаев. В тот злополучный день на перехват нашей группы выдвинулись три группы боевиков. Если от боевиков, ожидавших нас на точке эвакуации, нам удалось отбиться, то две другие группы, узнав об этом, выдвинулись в район запасной точки эвакуации. Олег Геннадьевич быстро, но довольно-таки подробно набросал в блокноте схему местности, обозначил места, откуда боевики вели огонь по вертолёту, и успокоил, сказав, что в наших действиях не было ошибки. В сложившейся ситуации просчитать действия боевиков, у которых на руках были координаты точек эвакуации, мы просто не могли. Зачем он так подробно и со всей основательностью рисовал и рассказывал тактическую обстановку, мне было невдомёк, но перебивать его я не стал. Пересказывая историю с участием волчицы, он наблюдал за моей реакцией, но мысленно я был там, в горах, в «зелёнке», рядом с верной подругой и спасительницей. А ещё он сказал, что я единственный, кому посчастливилось выжить в той мясорубке.

– Вот такие дела, брат ты мой. Так что теперь твоя очередь отвечать на мои вопросы. Имей в виду, вся эта мистика наверх не ушла, иначе нас всех, как Гайни Куркаева (который, кстати, не доехал до следственного изолятора – помер от угрызения совести), запишут в умалишённые. Мне и ещё одному человеку из ФСБ до жути интересно, как вообще всё это возможно.

– А с чего вы взяли, что я знаком с ней?

Страдальчески вздохнув, Замятин дотянулся до принесённой им сумки, достал из бокового кармашка фотографию и, смутившись, подал мне.

– Ты извини, я взял её, когда парни укладывали твои вещи и вещи ребят. Куркаев опознал волчицу по этой фотографии, так что отпираться бессмысленно.

– Да особо нечего рассказывать. Её зовут Марго. Наша с ней дружба длится два десятка лет. И чем дольше она длится, тем больше я боюсь потерять её. Вот вы говорите – мистика. Да, мистика! Потому что волки так долго не живут. Потому что не бывает волков таких размеров. А она есть. С тех пор как мы с дедом спасли и выходили её, мне иногда кажется, что она моё второе «я». Мы понимаем друг друга без слов. Стоит мне вернуться домой, Марго тут как тут. Я сердцем и душой к ней прирос. Догадываетесь, куда клоню? Ни при каких обстоятельствах я не выведу на неё. Потому что друзей не продаю!

– Не кипятись. Верю я тебе, верю. И что, она на самом деле умеет разговаривать? Я понимаю, что бред, но всё же.

– Вы сами ответили на свой вопрос. Скулит, когда я её тискаю, на луну воет так, что душу выворачивает, но чтобы разговаривать… Да ну, бред, – вновь соврал я. – И потом, как Марго очутилась в Чечне, да к тому же на месте катастрофы? Это ж полторы тысячи километров, если по прямой.

– Не знаю. И тем не менее – это факт! Опять же рюкзак: как он оказался в расположении отряда?

– Не помешаю? – любимая застыла в дверном проёме.

– Здравствуйте, Рита. – Лицо подполковника расплылось в улыбке. – Разрешите представиться, Олег Геннадьевич, командир вашего жениха. Проходите, пожалуйста.

– Здравствуйте, приятно познакомиться.

– А уж мне-то как приятно находиться в обществе такой красивой, заботливой девушки, – пропел соловьём Замятин, не отпуская её руку. – Как вам здесь живётся? Может, нужно что? Просите, не стесняйтесь.

– Спасибо, персонал здесь отзывчивый, да и мы с Алексеем люди простые, без запросов, жизнью и бытовыми прелестями не избалованные. Крыша над головой есть – и ладно. С милым, как говорится, рай и в шалаше.

– Прелестно! Чем в миру занимаетесь: учитесь, работаете?

– Служу егерем в лесоохотничьем хозяйстве вместе с отцом. А что?

– Девушка-егерь – что-то новенькое!

– Что есть, то есть.

– Значит, в тайге чувствуете себя как рыба в воде и со зверюшками на «ты»?

– Олег Геннадьевич, вы, если о чём-то конкретном спросить хотите, спрашивайте. – Рита, скрестив руки на груди, подпёрла плечом дверную коробку и, не моргая, уставилась исподлобья на собеседника (должен вам признаться: такого гипнотического взгляда в её исполнении мне ещё не приходилось видеть). – Вы уж извините, невольно я подслушала концовку вашего разговора.

– Рита, вам знакома эта волчица? – Олег Геннадьевич забрал у меня фотографию и показал ей.

– Маргоха?! Конечно, знакома. А что?

– Как хорошо вы её знаете?

– Как себя.

– А когда вы видели её последний раз?

– Да вот, перед самым отъездом сюда в тайге тискала да пузико ей чесала. А что, что-то случилось?

– Ровным счётом ничего особенного, если не считать того факта, что своим чудесным спасением, по имеющейся у меня информации, Алексей обязан именно ей. Поймите меня правильно, друзья мои, я не из праздного любопытства хочу докопаться до истины. Все мы в неоплатном долгу перед вашей питомицей. – Олег Геннадьевич заканчивал свой монолог без свойственного ему напора и энтузиазма, скорее по инерции, что на него было совершенно не похоже (неужели Рита его действительно гипнотизировала?). – Спасла человека, доставила ценные документы в штаб. Да за одно это вашей Марго честь и хвала.

– Я непременно передала бы ей слова вашей благодарности и побаловала бы её чем-нибудь вкусненьким во время нашей следующей встречи, если бы не одно но: я не верю в сказки. Вы отдаёте себе отчёт, где Южный Урал, а где ваша Чечня? Да она физически не смогла бы преодолеть это расстояние.

– Тот же самый вопрос я слышал пять минут назад, только из уст Алексея. Вижу, что зря трачу время. Вот ведь партизаны, а!

Рита фыркнула и отвернулась.

– Ладно, друзья мои, давайте поговорим о приятном. – Перед нами вновь стоял командир, пришедший проведать подчинённого.

Он поднял с пола и поставил на кровать сумку и запустил в неё руку.

– Простите, что делаю это в госпитале, а не на плацу перед строем отряда. Как говорится, дорога ложка к обеду. Поэтому разрешите мне от лица командования за личное мужество и героизм, проявленные при выполнении особо важного задания… Сиди, сиди, не вставай, – осадил он меня, – вручить майору Головину Алексею Максимовичу орден Мужества. – Командир извлёк из сумки коробочку, раскрыл её и, немного повозившись, прикрепил орден мне на тельняшку. – Поздравляю!

– Служил Отечеству! – отчеканил я, боковым зрением заметив, что Рита вытирает слёзы.

– Приказ о присвоении тебе очередного воинского звания – майор – пришёл в тот злополучный день. Поэтому… – рука командира вновь нырнула в сумку и извлекла на свет божий шитые золотом майорские погоны к парадному кителю, скреплённые бумажной полоской, – позволь вручить тебе и их.

– Спасибо! Только ни к чему мне теперь всё это.

– Что значит «ни к чему»?! С дядей Ваней на Двадцать третье февраля и на День победы форму будешь надевать. – Рита села рядом со мной на кровать. – И на свадьбу наденешь. И возражения не принимаются. – И, не обращая внимания на Олега Геннадьевича, страстно поцеловала.

– А ещё на День ВДВ и День войск специального назначения, – отвернувшись, добавил Замятин, утопив руку в сумке. Из неё он извлёк бутылку коньяка «Белый аист». – Из старых запасов, между прочим. Надеюсь, стаканы у вас найдутся?

– Да вы что, ему же нельзя! – возмутилась Рита, обнимая меня.

– Совершенно с вами согласен. Но если очень хочется, то можно!..

– Олег Геннадьевич, спасибо за телеграмму, – окликнул я командира, когда спустя полчаса, попрощавшись с нами, он выходил из палаты.

– За какую телеграмму? – Он замер в дверном проёме.

– Разве не вы отправили телеграмму деду о том, что я в госпитале?

– Признаюсь, порывался сразу после трагедии сделать это. Но решил не тревожить старика раньше времени. А потом, когда нам сообщили, что твоё состояние стабилизировалось, решил, что ты сам сделаешь это, когда посчитаешь нужным.

– Всё равно спасибо за всё!

– О чём ты говоришь?! Ладно, пора мне. Счастливо оставаться! – Махнув нам на прощание, он вышел из палаты (оставив принесённую им сумку, которая всё-таки оказалась моей).

– Пойду провожу. – Рита выбежала следом за командиром.

Минут через пять она вернулась и, закрыв за собой дверь, улеглась рядом со мной на кровать. Я как ни в чём не бывало продолжал лежать, отвернувшись к окну, разглядывая фотографию с Марго, сделанную накануне моего поступления в военное училище.

– Лёш, а ты кого больше любишь: меня или Маргоху? – Рита прижалась ко мне.

– Нашла о чём спросить. – Я повернулся и обнял её.

– А всё-таки?

– Разве можно сравнивать любовь к животному с любовью к тебе?

– Я тоже её люблю.

– Я это понял, когда увидел, как ты, гипнотизируя командира, неохотно отвечаешь на его вопросы.

– Я его не гипнотизировала. Просто не люблю, когда чужие люди лезут в семейные тайны. А зубы показывать умею не хуже Маргохи. Твой командир не так прост, как кажется.

– Ты думаешь, я не знаю? Это мы с тобой воспринимаем Марго и её отца как должное, а ты поставь себя на место командира. Ещё не такие вопросы начнёшь задавать.

– Мне на моём месте хорошо. Тем более когда ты рядом!

– А мне хорошо рядом с тобой! Даже не представляю, что бы я без тебя делал. Может, ещё погостишь? А то уедешь послезавтра, а я помру от тоски.

– Не помрёшь. Я буду с нетерпением ждать тебя дома, а дождавшись, стану твоей женой. Как тебе такой стимул?

– Звучит заманчиво.

– И многообещающе…

* * *

Москва. Июль, 2000 год

Генерал-майор Капитонов предпочитал обедать в ресторане на Никольской, что недалеко от Лубянки. Не принимал капризный желудок Игоря Семёновича кулинарные изыски ведомственной столовой, и всё тут. На дух не переносил. Что только не делал, какие только средства новомодные да иноземные не перепробовал наш доблестный борец с преступностью, дабы облегчить свои страдания, а всё одно, всё едино: изведёт желудок неприятной тяжестью и изжогой, всю душу вынет, подлюка, пока не успокоится.

Зато кухня сего заведения заслуживала исключительно хвалебных эпитетов. То ли продукты здесь были свежее, то ли у здешних поваров руки растут, откуда им и положено расти, да только никакого дискомфорта ещё ни разу не испытал генерал, покинув стены этого храма чревоугодия. Конечно, если сравнивать ценник, то перевес был не в пользу ресторана, но, будучи практическим человеком, по крайней мере последние лет десять, генерал привык не обращать внимания на эту мелочь. Здоровье, как говорится, дороже! А если на банковских счетах имеется энная сумма денег, позволяющая вести в меру разгульный образ жизни, то и вовсе нет проблем.

Сегодня он решил отобедать с размахом. Имелся, знаете ли, повод. Внутренний карман пиджака Игоря Семёновича приятно оттягивал пухлый конверт с деньгами – благодарность за урегулирование спорного вопроса. Что? Совесть и офицерская честь? О чём вы вообще говорите? Сейчас все так живут.

Обеденный зал был пуст, два-три постоянных клиента не в счёт. Тихая ненавязчивая музыка ласкала слух, уютный полумрак в зале и мягкий свет лампы над столиком помогали расслабиться и определиться с выбором блюд. Заказав для начала сто грамм водочки и маринованные грузди с луком в сметане, Игорь Семёнович поудобнее расположился в мягком кожаном кресле и мечтательно уставился в окно через портьеру. Виделась ему не суета улицы за окном, а официантка, принявшая заказ, эта неприступная сучка Леночка, напрочь отвергающая знаки внимания и его предложения о встречах. Вскоре она принесла поднос с едой, и, пока виртуозно сервировала стол и расставляла принесённые блюда, он, не моргая, разглядывал её грудь, вздымающуюся в такт дыханию, стараясь как можно глубже проникнуть взглядом в разрез белоснежной блузки. Представил, как мнёт руками упругие полушария и облизывает ареолы сосков, покусывая набухшие сосочки. Когда девушка отошла от стола, мысленно он был уже у неё в трусиках: гладил волосики на лобке, водил пальцами по губкам, раздвигал нежные лепестки и касался бусинки клитора.

Витая в облаках, генерал не обратил внимания на молодого мужчину, вошедшего в зал ресторана. Предъявив девушке-администратору удостоверение и что-то шепнув ей на ухо, посетитель уверенной походкой подошёл к столику, за которым и предавался бесплотным мечтам и фантазиям наш горе-ловелас.

– Не помешаю? – голос мужчины, устроившегося в кресле напротив, вывел генерала из состояния задумчивости, вернув с небес на землю.

– Чем обязан? – пророкотал Игорь Семёнович, изучая незнакомца, от которого веяло неприятностями.

Мужчина молчал. На вид ему было тридцать пять – сорок лет. Крепко сложён, цепкий взгляд, пострижен на армейский манер, держится уверенно – явно контролирует ситуацию и владеет собой. Генерал имел опыт общения с такими людьми, потому-то хорошо знал их и опасался. Этих не так-то легко обмануть. Они сами обведут вокруг пальца кого угодно и глазом не моргнув.

«Кто он и на кого работает?» – пытался собраться с мыслями генерал. На ум приходил один ответ, и был он неутешителен. Вероятнее всего, процесс получения денег контролировался, и теперь конверт, что оттягивает карман, – улика со всеми вытекающими последствиями. Но были ещё вопросы. Например, как давно он, генерал, находится под колпаком и так далее.

У Игоря Семёновича на мгновение оборвалось сердце и потемнело в глазах из-за слишком быстрого оттока крови от головы.

– Вы кто? – прокашлявшись, спросил генерал (держаться уверенно ему стоило титанических усилий).

– В данный момент вопрос в том, кто вы, – заговорил, наконец, незнакомец.

– Что значит – кто я?!

– А то и значит. – С этими словами незнакомец положил на стол несколько фотографий. – Взгляните, и, я думаю, вы сами ответите на этот вопрос – и на вопрос, что нам с вами делать.

Едва взглянув на фото, Игорь Семёнович почувствовал, как стынет кровь в его жилах. В руках он держал если не улику, то наверняка первый гвоздь в крышку собственного гроба. Конечно же, он узнал себя и того, с кем встречался, вспомнил и события, запечатлённые на снимках, и те события, что произошли позже, но виду не подал.

Тогда, в июле 1996 года, он, будучи ещё полковником МВД, встречался в окрестностях Ханкалы со своим давешним приятелем и сослуживцем Хасаном Махтиевым (тот являлся сотрудником Министерства внутренних дел Ичкерии). В те дни не только разведка федеральных сил, но и самая распоследняя бабка, торгующая на рынке Грозного, знали, что боевики планируют провести серию террористических акций в Грозном, приурочив их к инаугурации президента России, то бишь 9 августа. Сотрудники координационного центра МВД в Чечне (одним из которых являлся полковник Капитонов) в режиме строгой секретности решили сработать на опережение и провести спецоперацию по уничтожению баз, складов и мест сосредоточения боевиков. Но… Немецкая поговорка гласит: «Знает один – знает один. Знают двое – знает свинья!» В нашем случае этой свиньёй оказался полковник Капитонов, сообщивший Хасану Махтиеву секретную информацию. Что в итоге? В итоге на опережение сработали боевики. Ранним утром 6 августа 1996 года началась операция «Джихад». Были захвачены Грозный, Аргун и Гудермес. В результате двухнедельных боёв потери федеральных сил убитыми и пропавшими без вести составили более 650 человек. Боевики одержали имиджевую победу, а полковник Капитонов, вернувшись домой, обзавёлся загородным коттеджем с участком в двадцать соток.

На фотографиях не было ничего предосудительного, не было и намёка на какое-то преступление, и Капитонов это знал. Тем не менее он понимал, что эти снимки появились здесь и сейчас не случайно и что в рукаве у визави полно козырей. Но и сдаваться без боя он не собирался.

– Ну и что? – Фотографии веером полетели на стол. – Тогда не я один встречался с тем или иным полевым командиром. Мы договаривались, искали точки соприкосновения, пути выхода из кризиса, думали, как остановить боевые действия, наконец.

– Встречались, не спорю. – Незнакомец собрал фотографии и положил их в карман. – Кто-то делал это с благими намерениями, а кто-то с целью наживы. Олег Семёнович, давайте не будем валять дурака. Вы же понимаете, что я появился здесь не просто так. Показывая эти старые снимки, я не рассчитывал на скорое чистосердечное признание – я всего лишь подготавливал вас к разговору, который ещё даже не начинался.

– А кто сказал, что я буду с вами разговаривать. Есть вопросы – запишитесь ко мне на приём, тогда и поговорим. А так… Я, если вы успели заметить, собираюсь поесть. В гордом одиночестве! Извините. – Олег Семёнович указал рукой на выход.

– Мне нравится, как вы держитесь. – Незнакомец не сдвинулся с места. – Но, хотите вы того или нет, разговор состоится. Состоится здесь и сейчас. Продолжите упрямиться – мы переместимся в камеру для допросов. Наручники и машина ждут вас. Выбирайте.

– А тут и выбирать нечего! Хотите сфабриковать дело, прикрывшись фотографиями сомнительного содержания? Валяйте!

– Олег Семёнович, конвертик, что лежит сейчас в вашем кармане, сам по себе тянет на «горящий тур» в места не столь отдалённые. Умеете двуручной пилой пользоваться? Фотографии, которыми вы небрежно отмахнулись, капля в море компрометирующей вас информации. Ну так как, мы будем разговаривать?

– Что вам нужно?

– Вы и ваши связи в криминальном мире.

– Не понимаю.

– Вы чужими руками помогаете нам. Я в свою очередь отправляю ваше дело в долгий ящик.

– Так не пойдёт. Мне нужны гарантии. – Генерал утёр лоб платком и огляделся по сторонам.

– Гарантий не будет! – отрезал незнакомец. – Либо вы делаете то, что я вам скажу, либо…

– Вы опять угрожаете?

– Боже правый! Как можно?! – Незнакомец широко улыбнулся, показав два ряда ровных, сахарно-белых зубов. – Вы в дерьме по самую макушку, и ваш арест всего лишь вопрос времени. Так что…