Полная версия
Шторм изнутри
Сознание начало возвращаться к ней, проясняя зрение и реальность. Неожиданный прохожий, приближавшийся к ним, шел, словно пьяный, пошатываясь и даже попытавшись облокотиться о стену. Копна перепутанных грязных волос не давала толком разглядеть его лицо, к тому же смотрел он себе под ноги, похоже, не очень-то соображая куда идет и просто стараясь не упасть. Нельзя было сказать, что он выглядел одним из бродяг-алкоголиков, но вид его был довольно неопрятен, одежда в пыли, а в волосах засохла кровь – то ли избит, то ли свалился куда-то, напившись до отключки.
– Эй. – Обратился к уже подошедшему незнакомцу бандит с ножом.
Тот вскинул глаза, словно только сейчас обнаружил, что не один в этой подворотне. Оглядев ситуацию и оценив положение вещей, на что ему понадобилось изрядное количество секунд, он заулыбался.
Пытаясь справиться со своим языком, пьяница принялся мямлить.
– Ой, парнь… изыните… мда, не хотел мшать вам… – он начал заваливаться и оперся рукой о стоящего перед ним бандита с ножом, – я прста пойду…
Незнакомец повернулся, чтоб уйти, но ноги опрокинули его прямо на плечо державшего девушку уголовника.
– Оумф… прсти… – пробормотал он, – Слуш, какой классный пиджак, – пьяный зачем-то взял его за лацкан, пытаясь пощупать грязными пальцами ткань.
В глазах гангстера с ножом вспыхнула искра, не предвещающая ничего хорошего. Он не привык анализировать или ждать, он привык действовать, и этот пьяница сейчас ему мешал. Нож перевернулся в руке острием назад, чтоб было удобно нанести удар сверху вниз. В мозгу уже вспыхнул нервный сигнал руке, чтоб та всадила лезвие промеж лопаток помешавшего бродяги. Но произошло совершенно иное. Внезапно он получил сильнейший удар локтем в нос, отлетев в пыль, а его товарищу в следующее мгновение этот проходимец разбил голову о стену.
Бандит сжал нож и вскочил с земли. Незнакомец, теперь уже стоявший на ногах вполне крепко, не спеша развернулся и замер, глядя в глаза противнику. Бандит пригнулся, приняв стойку для ведения боя ножом, и совершил выпад. Он не очень понял, что произошло, совершенно не ожидая от незнакомого бродяги такой скорости, но нож прорезал воздух, а в следующее мгновение его рука, державшая рукоять, хрустнула, ломаясь в локте. Спустя секунду уголовник заорал от боли, он отшатнулся к стене здания, испуганно глядя на противника, сгруппировавшись, в ожидании следующей атаки. Но мужчина просто спокойно смотрел на него, даже не пытаясь что-то предпринять.
Девушка, неожиданно бесстрастно, стояла возле бесчувственного второго бандита, только что державшего ее, и массировала шею. На несколько ударов сердца все замерло. Она перевела взгляд на лежавшего под ногами человека, снова взглянула на согнувшегося у стены гангстера, лелеющего собственную сломанную руку, откинула полу куртки и достала небольшой увесистый револьвер Rhino от Solid Arms Union.
Глаза бандита расширились, он развернулся и побежал. Выстрел грохнул через секунду. Уже мертвым его тело ударилось о пыль на земле. Второй выстрел прогремел, лишив жизни бесчувственного головореза, так и не приходящего в сознание, лежа в собственной крови после удара о стену.
Девушка перевела револьвер на того, кто еще минуту назад казался беспробудным пьяницей. Он не двинулся, не единого мимического жеста – недвижимо смотрел на нее из-под полуприкрытых век. Он был похож на самого обычного бездельника, шатающегося по улицам, только весь в грязи – грязная толстовка, грязные порты, грязные темные патлы свисают на лоб. Его одежда не имела никаких обозначений или хотя бы лейблов, так ходят бедняки и подобные, совершенно не следящие за собой люди. Не единого аксессуара, способного сказать о положении этого человека. Только высокие сапоги никак не сочетались с теплой летней погодой.
– Чего тебе надо? – Произнесла она.
– Ничего. – Пожал плечами Кай. – Зачем ты убила их?
– Иначе бы они вернулись за мной… Или привели других. В любом случае, мертвые они безопаснее. Почему ты помог?
Кай усмехнулся. Как же он отвык от этого города. Здесь никто не вытащит тебя из дерьма, просто потому что может это сделать, здесь никому не до кого нет дела. И если кто-то решил помочь, значит, скорее всего, он преследует какие-то корыстные цели. Как же Подземелье отличается от поверхности, не смотря на тяжелые условия существования, люди там куда мягче.
– Иначе они навредили бы тебе.
– Только не пудри мне мозги! Даже не думай подойти ближе, я пристрелю тебя, как псину. Это твоя проблема, что ты влез в эту разборку, я не просила тебя о помощи.
Кай ухмыльнулся.
– Давай ты просто скажешь «спасибо», уберешь от моего лица эту штуку, и я пойду по своим делам.
Девушка, похоже, несколько опешила. Одна из ее нахмуренных бровей с блестящим в ночном фонаре пирсингом дернулась наверх. Несколько секунд она молча мерила Кая взглядом, но потом медленно стала опускать Rhino дулом в землю.
Кай отвернулся, нарочито обошел девушку по большой дуге и побрел к противоположному выходу из этой подворотни.
Он добрел до лежащего тела убегавшего бандита, кровь медленно растекалась вокруг трупа, и тут девушка окликнула его.
– Погоди.
Кай просто обернулся, ничего не произнося, и посмотрел в ее темные, сильно накрашенные черной тушью глаза.
– Слушай, я просто не доверяю незнакомцам… ты все-таки помог мне, они меня взаправду грохнуть могли. Может я могу тебе… ну, знаешь, чем-то в ответ помочь, что ли. Может нужно чего? Ты грустный какой-то.
– Ничего не нужно, спасибо. – Кай отвернулся и побрел дальше, обходя лужу крови стороной.
– С тобой случилось что? – Произнесла в след девушка. – Может тебе к доктору? Я знаю одного, залатает тебя – никаких копов. Или, хочешь, пойдем поедим?… Если тебе нужно переночевать, можешь остаться у меня, тебе есть куда идти?
Кай продолжал идти, но тут в голове вспыхнула мысль, что все его карманы обчистили, и что-либо представляющее ценность выгребли. Даже снять дешевую комнату в каком-нибудь мотеле у него нет возможности, и придется ночевать где-нибудь на вокзале или в парке. Он остановился.
Попросить денег?…
Он полуобернулся:
– Мне действительно негде ночевать. Я не навязываюсь, но от ночлега не откажусь.
Похоже, девушка, успела пожалеть, что предложила это. Тем не менее, он, все же, не был похож на бездомного или пьяницу, и, кажется, в самом деле попал в какую-то передрягу. Кроме того, он вызывал какую-то симпатию что ли – он понравился ей, хотя девушка и не хотела этого признавать. Она подумала пару секунд, завязывая длинные волосы в хвост, нахмурилась, опустив глаза и кивнув сама себе, а потом двинулась в его сторону.
– Я, в конце концов, сама предложила. – Наконец она улыбнулась. – Но только ночлег, если ты попытаешься что-нибудь выкинуть, я пристрелю тебя.
– Только ночлег. – Кивнул Кай.
Когда они поравнялись, Кай пошел рядом, оставаясь чуть позади.
– Может быть, у тебя и стиральная машина найдется? – Спросил он.
– Может быть, и найдется.
*
Ночь.
Рваные клочья дыма откуда-то из-за зданий прячут за собой звезды. Наконец-то, больше не надо сверяться с показаниями хронометра, чтобы определить время суток.
Кай любовался городом, вдыхал его запахи, подставляя лицо едва ощутимому ветру летней ночи. Ему нравился этот город, этот бескрайний муравейник, никогда не останавливающийся – после рабочей суеты дня приходит ночная смена темных дел и животного веселья. Эта огромная система, где нелепая случайность в подворотнях трущоб влияет на результаты сложной игры, ведущейся синдикатами в поднебесных этажах центральных небоскребов. Этот город – бесконечное пространство, полное потайных дверей, неизведанных закоулков и безграничных надстроек, скрывающих под собой здания. Любая до боли известная улица, по которой сотни людей каждое утро ходят на работу имеет несколько скрытых от сторонних взглядов дверей и лазеек, и не один из ежедневных прохожих не имеет понятия о них, считая эту улицу родной. А в каждом скрытом переулке находятся тайники, неведомые даже тем, кому кажется, что они точно знают об этих местах все. В этом городе, находясь в любом месте, можно увидеть по нескольку уровней над головой и не сомневаться, что под ногами так же раскинулось несколько этажей переходов. Многослойный лабиринт, не имеющий выхода, где в прокуренном темном углу дешевого бара может дышаться свободней, чем посреди пустой ночной пешеходной площади.
Кай впитывал это ощущение сложной структуры города, где ее элементы переплетались в подобие механизма. Глядя поверх крыш, он замечал за одними зданиями другие, рассматривая надстроенные между строениями проходы, паутины кабелей, которые связывали собой коммуникации и вместе с тем крали друг у друга энергию и информацию.
Он опустил взгляд, его окружало гетто. Еще не самые бедные кварталы, где люди деградировали, преследуя только удовлетворение своих животных потребностей, и умирали, просто неудачно присутствуя на улицах. Но, родившись здесь, мало кто рассчитывал выбиться в высшие слои общества. Гетто – это одни из окраинных дистриктов мегаполиса, где предоставлялось жилье служащим, так необходимым для поддержания функционирования бесчисленных городских систем, тем, кому приобретение собственного жилища оставалось недоступным – низшим классам, без которых Вавилон не мог обойтись. В массивных многоэтажных домах, разделенных на одинаковые небольшие квартирки, словно в сотах улья, проживали со своими обширными семьями работяги – винтики ежедневно движущие огромную машину производства – все те, кого называли простолюдинами. Здесь, в районах, созданных для поддержания пролетариев, влача тяготы дешёвого существования, каждое следующее поколение все больше предпочитало находить способы добывать деньги аферами и махинациями, стараясь не выматывать себя честным трудом.
Напоминая жителям их статус, эти дистрикты были одними из самых нижних в городе, выстроенные на исполинских плитах, похоронивших под собой только технические постройки и парковки для роботизированных служб. Гетто меньше всего выделялись своей внешней красотой – главным украшением улиц здесь всегда будут исполинских размеров граффити, способные посоревноваться с работами именитых художников. Эти места напоминали каменные джунгли, где «дороги» переплетаются всевозможным образом и на любой высоте, целые улицы образуются из надстроенных вручную переходов и мостков, опутывая мрачные громады жилых башен. Заключающие в себе целые кварталы, комплексы зданий – блоки – выстроились на заданном стандартами расстоянии друг от друга, как затерянные в техногенном лесу крепости, без разбора давая кров многочисленным группировкам, бандам и одиночкам.
В гетто часто не хватает доверия и сострадания, а выгода дороже человеческой судьбы и, порой, даже жизни, но для многих это – дом, и они научились здесь не только выживать, но и создавать что-то прекрасное, более величественное, чем само гетто, наполняя улицы особой дикой и уютной атмосферой, предавая черты местному стилю, со своими особенностями и традициями.
Ночью здесь было не очень людно – большинство жителей отсыпаются перед новым рабочим днем – но, тем не менее, улицы не были пусты. Кай со спутницей пересекали широкий сквер, образованный несколькими длинными стенами зданий-блоков с неоновыми вывесками ночных магазинчиков внизу. Широкие улицы находились где-то за этими зданиями, но иногда из переулков доносился рев мотора или звук сирены. В сквере, облюбовав ничем не примечательные перила, коротала ночь небольшая группа людей разных возрастов. Татуировки, яркая бижутерия, так похожая на настоящее золото и камни, нестандартно одетая совершенно обычная дешевая одежда – это жители окрестных блоков, считающие себя какой-нибудь местной группировкой. Мелкие бандиты, бездельники, синтетические торчки, не знающие чем занять свое свободное время, они влезают в сомнительные дела, считая, что в конце пути эти авантюры приведут их к богатству и славе. Среди них есть хорошие достойные люди, скрывающиеся под маской бесчувственных уголовников, если бы они действительно создали небольшое сообщество, наделенное целью, и повели его за собой, наверняка смогли бы добиться значительных результатов, но дух гетто превращает их в несерьезных хулиганов, прибившихся к остервенелой стае. Суровыми взглядами они следили, как Кай и девушка проходят мимо, но, видимо признав его спутницу, быстро потеряли к ним интерес.
Немного народа скопилось у входа в ночной магазин, люди подходили, здоровались со знакомыми, задерживались обмолвиться несколькими фразами, и уходили в темноту, держась подальше от больших групп людей.
В вышине послышалось шелестение мотора. Кай вскинул голову, между зданий с колышущимся перед окнами бельем, небо пересекал дирижабль, подмигивая сигнальными огнями – отголосок другой жизни в более высоких слоях общества, еще один наглядный пример переплетения линий города. На округлых боках огромные надписи рекламы тех корпораций, о связи с которыми в гетто даже не приходится мечтать. А на борту надменно смотрят вниз люди, заработок которых не позволяет знать о премудростях выживания в районах, которые они видят.
Кай медленно перевел взгляд с дирижабля на спину своей новой знакомой. Девушка выглядела, как и большинство людей ее класса, старающихся угнаться за высоким стилем Центральных Кварталов, не имея на это средств. На ее руках было много колец, большое количество пирсинга, правое ухо девушки просто сверкало в свете ночных фонарей и само по себе казалось драгоценностью. Что это – попытка перегнать обеспеченных красавиц, любительниц вживлять в тело бриллианты? Или выражение каких-то особых символов? Спутница казалась холодной и надменной, в ее движениях, в том, как она вела себя, чувствовалось что-то, отличающее ее от прочих, что-то агрессивное, что-то напоминающее мужские повадки. На бедрах незатянутым лежал широкий ремень, на котором покоился за спиной SAU Rhino, покачиваясь в такт ее шагам. Ее движения были резкими и порывистыми, но при том столь грациозными, словно она нарочно старалась выглядеть агрессивной, проявляя так свою сексуальность.
Перед ними выросла длинная многоэтажная стена очередного блока, испещренная окнами квартирных клеток. Один из внешних входов вел в довольно чистый, но исписанный холл. Лифт поднял их на нужный этаж, растянувшийся в обе стороны длинным коридором с бесконечным количеством дверей. Кай молча следовал за своей спутницей, а одинаковые двери проплывали мимо по обе стороны через равные промежутки. Эти множества жилых ячеек приютили не только несколько поколений бесчисленных семей, но порой умещали под одной крышей людей самых разных взглядов, происхождения и рода деятельности. Здесь было обычным делом, когда одну квартиру делили между собой мясники, художники и члены банды. Некоторые из квартир представляли собой небольшие сквоты, где могли переночевать все, кто знал об их местонахождении. Люди в гетто привыкли жить в тесноте, и понятие личных границ здесь изрядно размывалось – так что пригласить незнакомца за услугу, как это произошло с Каем, не было чем-то зазорным.
В конце концов, они остановились напротив ничем не отличавшейся от других двери с небольшими аккуратными цифрами ноль восемь двадцать три.
Полоса света разрезала темноту квартиры за дверью, две тени стоящих в проеме фигур праздно растянулись от порога вглубь помещения. Девушка остановилась у входа, пропуская вперед Кая, он медленно, словно крадучись, вошел внутрь. Щелкнул выключатель, наполнив маленькие апартаменты теплым желтым светом.
Кай стоял в небольшой комнате-студии с кухней, отделенной барной стойкой. Справа и слева еще две двери – одна из них, похоже, ведет в ванную. Прямо в середине комнаты стоял пухлый раскладной диван, в углу пылился маленький телевизор с линзой – похоже, им давно не пользовались. Немного мебели, немного разбросанных по комнате вещей, не слишком грязно, но в целом не убрано – квартира выглядела обжитой, хотя хозяйка, кажется, проводила не так уж много времени дома. Всю стену напротив входа в квартиру закрывали металлические рольставни, покрытые с углов каким-то незаконченным рисунком.
Девушка на ходу скинула прочь куртку, обнажив татуированные плечи, и незамедлительно направилась за барную стойку.
– Можешь устраиваться здесь. – Кивнула она на диван.
Отыскав стакан почище, она налила в него чего-то янтарно-крепкого из одной из бутылок, которые стояли прямо на стойке вперемешку – пустые и запечатанные. Но прежде чем выпить, она взяла лежащий здесь же небольшой пульт, как от сигнализации автомобиля и направила его на рольставни.
Металлические жалюзи поползли вверх, с грохотом скручиваясь в рулон где-то под потолком. За жалюзи скрывалось окно, занимающее почти всю стену, распахивающее панораму ночного города внизу. Молча, Кай подошел вплотную к окну, положив на стекло ладонь. Под его ногами разворачивался город со всеми его ночными огнями, движущимися магистралями, мерцающими маяками, пламенем, вырывающимся из башен вдалеке, и синим фонарем луны. Это было олицетворением его свободы – он был волен в любое мгновение отправиться по любой из этих дорог внизу. Все эти люди вокруг никогда не будут свободны – всем им необходимо что-то делать для удовлетворения своих потребностей, для своего комфорта, им всегда нужно будет выполнять какие-то действия, диктуемые собственным существованием, которыми они не могут пренебречь, не зависимо от положения и взглядов. Всем им необходимо есть, пить и спать, большая часть их деятельности направлена на получение и улучшение этих вещей. А Кай был волен делать все что угодно или не делать ничего, не обременяя себя никакими последствиями.
Он любовался этим видом текущего жизнью города, наполненного огромным количеством индивидуальностей, сливающихся в общины, которые связывались и перемешивались, порождая внутри сложных систем еще более сложные системы.
Девушка отпила из стакана, не отводя от него глаз, руки ее немного тряслись, она поморщилась и добавила лед. Ее разум формировал первое впечатление, не то, которое вспыхивает в голове при быстром взгляде на каждого незнакомца, а то которое образуется, когда человек начинает значить что-то больше, чем просто прохожий.
– Ты как будто первый раз видишь этот город. – Произнесла она.
Он взглянул на нее пустыми глазами, не произнося несколько мгновений не слова, затем моргнул освобождая свой разум от попытки объять организм города.
– Давно здесь не был.
Вернув свои мысли в квартиру, он еще раз бегло окинул пространство взглядом:
– Ванная?
– Дверь за твоей спиной. – Кивнула она в нужную сторону, прикрыв глаза, как кошка. Стакан к тому времени уже опустел, и девушка незамедлительно наполнила его вновь.
Белый свет заполнил ванную комнату, отразив в небольшом зеркале лицо Кая. С щелчком он прикрыл дверь – замка на ней не нашлось. Как он оброс! Отражение было похоже на бродягу. Небритое больше недели лицо, к бороде пристал какой-то мусор. Волосы отросли до самых плеч, а туннели спутали их в грязные неопрятные колтуны, на лице грязь и засохшая кровь.
Он набрал полные ладони теплой воды и опустил лицо в них. Когда он поднял голову, отражение стало еще страшнее, грязь и кровь потекли, а на свалявшихся сальных волосах повисли мелкие капли воды.
Во мраке Подземелья всего этого не замечаешь, некоторые жители вообще выглядят, как шахтеры с угольной штольни. Только элита трепетно следит за внешним видом – в их коридорах слишком много света. Кай не стриг волосы много месяцев, лишь изредка брея лицо, и выглядел куда опрятнее большинства обитателей подземного общества. А здесь, на поверхности, многие бродяги выглядят аккуратнее, чем он сейчас, и одежда у них зачастую приличней.
На поверхности… Он надолго останется жителем Подземелья. Поверхность – это просто город, большинство жителей которого даже не догадываются о существовании Подземелья.
Кай стащил с себя толстовку, и, стараясь не греметь, снял цепи, положив их на одежду. Щелкнув, дверь в ванную приоткрылась, в проеме стояла его новая знакомая.
– Я принесла тебе полотенце. – Едва он обернулся, она кинула пару свернутых махровых кульков прямо ему в лицо. Кай даже не попытался поймать. – Еще халат. Стиральная машина в шкафчике. – Несколько мгновений она смотрела на него. – Попробуй засунуть в нее себя, обычный душ здесь вряд ли справится.
Девушка закрыла дверь. Интересно, в каком виде она надеялась его застать? Какая разница. Кай собрал белье с пола и начал раздеваться.
*
Из ванной вышел высокий широкоплечий мужчина, лицо его явно принадлежало жителям этой широты, но растительность на щеках была словно у настоящего горца. Из-под белого халата на лодыжках, запястьях и шее выступали цветные татуировки, длинные шелковистые волосы он связал принадлежащей ей женской резинкой, которую отыскал в ванной комнате. В руке он держал сверток из полотенца, скрыв в нем какие-то свои вещи.
– Знаешь, если б мои друзья сейчас увидели тебя в моих апартах, они бы решили, что я стала проституткой. – Усмехнулась девушка.
Кай никак не отреагировал, просто начав располагаться на диване, где девушка положила для него плед и подушку.
– Могу я передвинуть диван? – Спросил он.
– Устраивайся. – Пожала плечами его новая знакомая, она вновь вернулась к бару, стряпая там для себя какую-то закуску.
Кай разложил диван и придвинул его вплотную к стеклу. Теперь создавалось ощущение, что он спит на краю обрыва. Он присел на диван, только теперь взглянув на нее.
Черные волосы отдельными непослушными прядями свешивались ей на лицо, скулы ее были напряжены, а движения были резкими. Похоже, она заливала алкоголем недавний шок. Черты лица были аккуратными и изящными, плавными, без острых переходов и углов. Они придавали ей некую нежность, хрупкость, немного даже наивность, которая никак не вязалась с ее агрессивной манерой двигаться и тяжелыми жестами. Она казалась столь юной и невинной, одновременно создавая впечатление солдата ветерана.
– Я ухожу спать. – Сообщила она, забирая с собой стакан и тарелку.
Несколько секунд девушка смотрела на него – внешность его была довольно привлекательной – а затем выключила свет, остался гореть лишь светильник в углу. Сидя на краю дивана, Кай в полумраке наблюдал, как она открыла дверь напротив ванной, за которой стал виден еще больший бардак, чем в гостиной, будто там скрывался шкаф, а не спальня.
Девушка остановилась в проеме и обернулась.
– Только попытайся перешагнуть порог сюда, я тут же тебя пристрелю. Даже не думай дотронуться до меня, ствол я храню под подушкой.
Она развернулась и собралась захлопнуть дверь.
– Погоди, – остановил ее Кай.
Девушка вновь обернулась.
– Как тебя зовут?
Она ответила не сразу, словно и не ожидала этого вопроса.
– Вельвет. – Немного подумав, она добавила. – Ребекка.
– Я Кай.
Повисло молчание. Держа в одной руке стакан, с водруженной сверху на него тарелкой, а другой готовясь закрыть дверь, девушка смотрела на него, стараясь выражать безразличие во взгляде, и ждала, что он либо продолжит разговор, либо отпустит ее. Он ничего не произнес, так же молча глядя в ответ. И девушка закрыла за собой дверь.
Кай опустился на поверхность дивана, наконец расслабляясь, и по телу пробежала ломящая волна.
Да, он может не пить, не есть, не спать, но это не значит, что он не будет всего этого делать… Хотя бы просто потому, что ему все это нравится.
*
Сполохи пламени… Туннели… Пламя стирает любой образ… Он сидит в позе лотоса возле костра, дозорный кидает пригоршню порошка в огонь, но вместо цветного дыма огонь взрывается огненным шаром, языки пламени стирают все… Запах гари перекрывает все остальные ощущения… Маски… Джамал протягивает ему трубку с зельем, но он едва успевает дотянуться до нее, когда все застилает пламя… Горящие туннели, скелеты зданий тонут в пламени, пылающие трупы, все перемешалось, все стирает огонь… И на фоне огненного знамени это лицо… Барабаны ударяют совсем рядом! Он резко оборачивается в ту сторону…
Кай проснулся не столько от звука жарящихся на сковороде яиц, сколько от их запаха. Некоторое время он не открывал глаза, притворяясь спящим, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг.
Он поднял веки, никак не подавая вида, что проснулся.
Ребекка суетилась за барной стойкой. Плита была установлена возле стены, потому девушка стояла спиной к нему. Теперь на ней была лишь легкая белая майка, волосы она собрала в пучок, заколов деревянными палочками от восточной еды. Теперь были хорошо видны татуировки на ее спине и руках. Она покрыла рисунками все руки, от запястья до шеи, спина, по крайней мере, видимая ее часть, тоже была полностью забита. На спине была изображена какая-то птица, из-за одежды невозможно было разглядеть ее целиком, но Кай догадывался, что это феникс. С предплечья одной из рук на Кая смотрел портрет какого-то сурово-смазливого мужика – какой-нибудь кумир, то ли актер, то ли революционер. Здесь татуировки – обычное дело, никто не станет задавать вопросы, почему на твоем теле изображено то или иное событие, каким-бы удивительным оно не выглядело.