1941 – Туман войны

Берия снова откинулся в кресле и отпил чаю, основательно задумавшись. Сам он был не военный, но еще до войны, неоднократно присутствуя на совещаниях, где обсуждались вопросы строительства Вооруженных сил Советской страны, постоянно слышал от военных высокого ранга про «соотношение потерь три к одному» и про необходимость поэтому иметь «всего и побольше».

Получается, сама по себе численность не так важна, как другие факторы? А тогда какие именно факторы наиболее важные? И почему военные до войны упирали именно на увеличение численности всего – пехоты, танков, самолетов?.. Получается, ошибка… или умысел? А если все же умысел – тогда чей конкретно умысел?..

Вильнувшие чуть в сторону размышления Берии прервала неожиданная и оттого еще более резкая трель телефонного звонка – Поскребышев срочно вызывал его к Сталину.

В Кремль нарком НКВД ехал с тяжелым сердцем – учитывая вечернее настроение Хозяина, этот неожиданный повторный вызов на рассвете не сулил ничего хорошего. Что там такое могло случиться под утро? Может, что-то неладно по линии его наркомата? Так оперативный дежурный ни о чем таком не докладывал… И вряд ли это что-то хорошее – тогда Хозяин не спешил бы так с вызовом. Похоже, надо готовиться к разносу… Ну, если происшествие по линии НКВД-НКГБ и его подчиненные не успели вовремя доложить, кто-то уже прямо сегодня очень сильно об этом пожалеет…

Однако Сталин, вопреки тревожным ожиданиям, встретил Берию в хорошем настроении, от вечернего раздражения не осталось и следа.

– А, Лаврентий, – чуть усмехнулся в усы Вождь. – Что, не спится тебе, раз в такую рань прискакал? – Сталин прекрасно помнил, что Берия «прискакал» именно по его вызову, но все же не отказал себе в удовольствии немного пошутить.

– Ну, раз уж примчался ни свет ни заря – тогда проходи, садись… Вон туда садись, за стол: говорить будем, долго говорить, много важного обсудить с тобой хочу…

«Кажется, пронесло, и разноса не будет», – с облегчением чуть расслабился Берия, которого и немудреная шутка, и обращение на «ты», по имени, только порадовали: Сталин так разговаривал с ним нечасто и только тогда, когда сам был добродушен или чем-то доволен.

Берия устроился за столом для совещаний, на всякий случай открыл свой блокнот для записей и приготовился внимать словам Вождя.

Сталин, чуть усмехаясь в усы, дождался, пока его ближайший помощник в нелегком деле руководства партийной номенклатурой устроится за длинным, вдоль всей стены, столом для совещаний на указанном ему стуле, потом поднялся из-за своего, небольшого стола в углу кабинета, возле окна, и начал прохаживаться по ковровой дорожке, находясь за спиной Берии, – помимо облегчения для больных ног любил он во время совещаний прогуливаться вот так, за спиной подчиненных, заставляя тех изрядно нервничать, не видя его реакции на свои доклады.

– Ну, что можно сказать, Лаврентий. Ты вчера вечером и сам видел, что наши… «военные» снова обоср… обделались, и достоверных данных по обстановке на фронтах у них до сих пор нет, а вот у меня такие данные – самые свежие и достоверные – теперь есть… вот как получается. Пусть не по всем фронтам, но на самом важном сейчас – на западном – направлении обстановка и замыслы немецкого командования в масштабах Белоруссии теперь прояснились.

Там, как ты знаешь, ситуация сложилась очень тяжелая, близкая к катастрофической… Так я думал еще несколько часов назад. Но потом мне от Павлова, напрямую и минуя наших «вояк» в Генштабе и Наркомате обороны, поступили новые сведения… Да, сведения. Я тебе чуть позже дам ознакомиться, в части, касающейся… И пусть общая обстановка там совсем не радует – Минск, скорее всего, рано или поздно придется оставить, а наши войска отводить на линию Витебск – Могилев, – но хоть какая-то определенность лучше того невнятного блеяния, которое только и могут сейчас издавать наши… великие военные стратеги, мать их так…

Впрочем, я тебя вызвал в такую рань не для того, чтобы эти плохие новости обсудить – их мы сегодня будем обсуждать вечером, на заседании Ставки Главного командования, которое проведем здесь, у меня. Ты, как постоянный советник Ставки, в заседании тоже участвуешь и к тому же будешь докладывать по вопросам по твоей линии, а вызвал я тебя сейчас, чтобы ты к вечеру успел подготовиться. И вопросы твои будут вот какие…

«Нет, все-таки Хозяин – он и есть Хозяин», – с благодарностью думал Берия на обратной дороге из Кремля на Лубянку. Когда заслужил, отпи… отполощет за милую душу, как говорится, во все пихательные и дыхательные, да так, что сам себя потом чувствуешь, как последний придурок, тупой и некомпетентный. А когда работаешь добросовестно, стараешься все сделать как лучше, он это и видит, и ценит, и со своей стороны помогает. Вот как сейчас – про новости из Белоруссии он мог бы и промолчать, а вечером, на совещании, спросить… и отполоскать потом, от души, прямо на совещании, в присутствии остальных, за отсутствие готовых, четких и конкретных предложений по заданным вопросам. И был бы со всех сторон прав. Как ни крути, а вопросы по линии НКВД-НКГБ, это его, и только его, Берии, компетенция, и если вдруг не готов сразу ответить и конкретные решения предложить, потому что сами вопросы неожиданные и непредвиденные, так кто тебе в том виноват?..

Но Хозяин поступил иначе – вызвал заранее, не только вопросы к совещанию озвучил, дав тем самым возможность заблаговременно подготовиться, но потом еще и намекнул, что и как он, генеральный комиссар государственной безопасности, по этим вопросам, в числе прочего, сделать должен и что по ним же на вечернем совещании Ставки ГК говорить, когда спросят… И еще намекнул, чего Берия по этим вопросам ни делать, ни говорить не должен, а это дорогого стоит, не каждому Хозяин так вот… намекает.

Ну, а уж он и доверие, и хорошее отношение Хозяина сегодня вечером оправдает со всем старанием, что называется, со всей душой… Вот только для этого надо, в первую очередь, самому во всем хорошенько разобраться…»

Поднявшись в свой кабинет, Берия приказал дежурному организовать чаю и чего-нибудь пожевать, ведь домой он сегодня снова, если и попадет, так только глубокой ночью, да и то вряд ли. А сам разложил на столе доставленные из архива предвоенные материалы по Западному военному округу и принялся обдумывать свои действия, попутно набрасывая тезисы к предстоящему совещанию.

«…Итак, неожиданная ситуация в Белоруссии… Оборону они там, в тылу наступающего противника, строить удумали… Говнюки, лучше бы от границы, где какие-никакие, но оборонительные сооружения уже имелись, не так усердно бежали… То есть на заранее подготовленных, пусть и не до конца, оборонительных рубежах линии Молотова они противника остановить не смогли, а теперь, в суматохе и неразберихе отступления, в условиях потери управления войсками и, самое существенное, в условиях окружения решили на пустом месте оборонительный укрепрайон создавать, войска туда стягивают. И кто там только удумал такой… нетривиальный тактический изыск… Да, прав Хозяин, вот прямо чутье у него, – в Минске и Белостоке действительно что-то серьезное и непредвиденное произошло… Впрочем, все тактические вопросы, как и целесообразность построения обороны в окружении, – это все к военным, не зря же Сталин туда Василевского в качестве представителя Ставки Главного командования направить хочет. Вот пусть сами военные в них и разбираются и сами же потом отвечают за свои решения перед Хозяином.

А моя задача – как раз выяснить, что у них там, в Белоруссии, конкретно произошло, почему оборону строить хотят именно под Белостоком, хотя под тем же Минском было бы, наверное, и логичней, и полезней, ну, и все остальные непонятные моменты, связанные с этой ситуацией. Причем выяснить очень аккуратно, тихо, никакого давления и никаких выбиваний показаний в стиле ежовских репрессий. Об этом Сталин предупредил особо.

И при этом нельзя допустить никакой огласки – даже на совещании сегодня вопросы отправки туда сотрудников его наркомата нужно будет залегендировать только под необходимость организации (и последующего контроля) эффективной системы работы органов и подразделений НКВД-НКГБ на территории вновь создаваемого оборонительного района, а также координации их действий с действиями военных и партийных органов. Вот тут, скорее всего, начнутся вопросы с мест от участников совещания, и это надо расписать более подробно.

Первое и самое важное – тут Хозяин, снова и как всегда, прав – это скорейшая организация партизанского движения на оккупированной части территории Белоруссии. Этот вопрос больше в компетенции партийных органов республики, как и вопросы организации коммунистического подполья. Но вот вопросы координации взаимодействия, совместной боевой деятельности партизан, армии и подполья – это вопросы именно моего наркомата: ни у кого другого ни возможностей, ни опыта организации такого взаимодействия нет.

И, разумеется, организовывать это взаимодействие там, в Белостоке, будет гораздо проще и легче, чем из Москвы, тем более что для этого можно будет задействовать часть ресурсов, уже собранных тамошними военными. Да и командиров с комиссарами для вновь создаваемых партизанских отрядов тогда можно будет не тащить за линию фронта самолетами, а подбирать прямо там, на месте, и самолетами тогда можно будет перебрасывать больше ресурсов снабжения, потому что везти груз в небольших тюках для сброса его на парашютах где-нибудь в лесу и лететь с полной возможной загрузкой, чтобы спокойно сесть и разгрузиться на аэродроме, это, как говорят в Одессе, две большие разницы, таки да».

Берия оторвался от записей, заглянул в свой блокнот, где он, по ходу разговора со Сталиным, скорописью помечал наиболее важные моменты, и дописал для себя, что уже сегодня, желательно до совещания, связаться с руководителем ЦК Компартии Белоруссии Пономаренко, чтобы обговорить с ним вопросы партизанского движения и получить контакты тех его сотрудников, кто занимался этими вопросами непосредственно.

Далее – организация диверсионной работы. Это вопрос прежде всего к военным, у них в армии специальные диверсионные подразделения начали создаваться еще в 1934 году, те самые саперно-маскировочные взводы, и потом профессиональные армейские диверсанты очень неплохо показали свою результативность во время Гражданской войны в Испании – один Старинов чего стоит.

Так вот, диверсионную работу, опять же, гораздо легче и эффективнее будет организовать на операционной базе войск Белостокского оборонительного района, но при этом сами военные, без координации с партизанами и подпольем, будут действовать менее эффективно.

Вот, к примеру, только в архивах НКВД можно будет найти информацию по расселению в приграничных областях западной границы бойцов диверсионных подразделений, вроде как «уволенных в запас», потому что именно его наркомат, в режиме строгой секретности, занимался их последующим трудоустройством, перевозкой на новое место жительства их семей и выделением жилья, а также последующим сопровождением их второй, засекреченной, жизни.

И только сотрудники его наркомата смогут установить полноценные контакты с кадрами и агентурой НКВД-НКГБ на местах, в том числе по линии армейских особых отделов.

Так что от взаимодействия и совместной работы по этому направлению опять же только польза всем будет.

«Кстати о совместной работе, – сделал себе пометку Берия, – надо будет узнать, где сейчас Старинов, и привлечь его к диверсионной работе в Белостоке со стороны военных, пусть мои на него поближе посмотрят, а там, может, и в нашу структуру его получится забрать».

Теперь – организация борьбы с полевыми шпионами и диверсантами противника. Вот это вопрос преимущественно в ведении НКВД-НКГБ, но и тут от взаимодействия с военными, партизанами и подпольщиками польза немалая может быть. Надо только это самое взаимодействие организовать.

Ну, и последний вопрос: организация физической охраны направляемого в тыл противника Василевского, как представителя Ставки Главного командования и секретоносителя высокого уровня.

Тут Берия опять восхищенно причмокнул: Хозяин снова мудрость проявил, сам он, скорее всего, не додумался бы из Москвы группу охраны посылать, вместо этого просто дал бы команду все организовать на месте. А так, когда охрана из Москвы, тем легче будет добавить в состав посылаемой группы нужных сотрудников, которые на месте займутся не совсем охраной, точнее, совсем не охраной… И отчитываться никому не надо, потому что охрана секретоносителей высокого уровня, это как раз его наркомата дела, как и что там будет организовано – никому про то знать не положено, поэтому на совещании только сам факт выделения Василевскому охраны упомянуть, и хватит с них.

«Ну, вроде все – в смысле, для озвучивания и обсуждения на совещании все, – и, кстати, все направления деятельности реальные, не для галочки и не для легенды, мои сотрудники, направленные в Белосток, будут по всем этим вопросам выкладываться серьезно, с полной отдачей сил и способностей.

Стоп!.. Нет, не все, остался еще один вопрос, который Сталин собирается поднять на совещании сегодня вечернем, – вопрос реформы Ставки Главного командования ввиду неэффективности ее работы.

Тимошенко с поста председателя он хочет сместить – не тянет нарком обороны руководство чрезвычайным органом высшего военного управления… Да он, если говорить объективно, и руководство Наркоматом обороны не сильно тянет, особенно сейчас, в первые дни войны, в условиях неразберихи и паники в войсках. Функции председателя Сталин на себя хочет взвалить. Вот же человек, настоящий Вождь, от других требует много, но и сам, если что, впрягается и тащит все новые и новые обязанности, не жалуясь на усталость и загруженность. Кузнецова еще хочет из состава СГК вывести. Как выяснилось, нарком ВМФ там не очень-то и нужен, пусть лучше делами флота плотнее займется. А вместо Кузнецова маршала Шапошникова в состав постоянных членов Ставки ввести хочет – пока заочно, тот еще болеет.

А мне сегодня был легкий намек – его сегодня и при обсуждении вопросов реформирования Ставки поддержать. Не проблема, конечно поддержу. Надо будет только материалы на Тимошенко, по нашей линии, перед совещанием в памяти освежить».

После короткого перерыва на обед здесь же, в кабинете, Берия снова вернулся к делам.

«…Ну вот, теперь по вопросам вечернего совещания Ставки ГК точно все, а дальше, – Берия отложил свои записи в сторону, – дальше начинается секретная разведывательная работа по отдельному поручению Сталина».

Ему предстояло выяснить причины и обстоятельства всех непонятных моментов и в поведении Павлова, и в организации обороны отчего-то именно в тылу противника. Причем в ходе выяснения, попутно, может, и еще что непонятное, интересное всплывет – это тоже не пропустить.

«Вот, кстати о попутном, – очень интересно мне знать, почему про эти самые резкие изменения планов действий войск Западного фронта до сих пор никакой информации по линии особых отделов не поступило? Или тамошние особисты в сложной боевой обстановке совсем уже мышей не ловят, или… Это «или» тоже надо будет аккуратно разведать…

И человек для выполнения этой задачи нужен особый, не только абсолютно доверенный, но и грамотный в конспиративной и разведработе, при этом самостоятельный, инициативный, но в то же время без дурного гонора, понимающий тонкость момента и вредность излишней огласки и способный при этом грамотно организовать, совместить такие разнонаправленные действия, как разведка, диверсии и партизанское движение в тылу противника… да еще организация охраны самого Василевского и, желательно, всей его группы – такого непросто подобрать будет».

Берия откинулся в кресле, задумчиво перебирая в уме кандидатуры сотрудников Главного управления госбезопасности, которые, хоть и выведены сейчас в отдельный наркомат (НКГБ), под управление его бывшего первого заместителя Меркулова, но по факту все равно подчиняются ему, как куратору нового наркомата.

«Так, кто у нас там есть, из подходящих и компетентных?..

Начальник контрразведывательного отдела ГУГБ НКВД Федотов Петр Васильевич… пожалуй, не годится. Его без присмотра отправь, так он в Белостоке еще одну «мельницу» по типу Маньчжурского пограничного полицейского поста организует, ничем не подкрепленные признания в шпионаже и предательстве выбивать начнет…

Начальник особого отдела ГУГБ НКВД Михеев Анатолий Николаевич… Этот неплох, имеет инженерно-саперную подготовку и боевой опыт Советско-финской войны… Хорошо проявил себя в военной контрразведке, но он сейчас у военных, начальник 3-го Управления Наркомата обороны, и дергать его оттуда, да еще старшим группы НКВД-НКГБ… Со стороны выглядеть будет не очень, как будто у нас своих специалистов такого уровня нет.

Контрразведка, военная контрразведка… Там пока с нужными кандидатурами плохо. А что у нас с разведкой?..

Начальник иностранного отдела (заграничная разведка) ГУГБ НКВД Фитин Павел Михайлович… Он хорош как руководитель и организатор, но при этом чистый аппаратчик, «на холоде» не работал… Не пойдет…

А вот его заместитель, Судоплатов, – вот он хорош!..»

Берия, в предчувствии удачи, вскочил, пробежался по кабинету, разминая затекшие ноги, потом снова сел и углубился в чтение личного дела Судоплатова, срочно доставленного по его приказу.

«…Итак, Судоплатов Павел Анатольевич: профессиональный чекист с почти двадцатилетним стажем работы в органах. Имеет большой опыт нелегальной работы за границей, в том числе в Германии. Решителен, смел, в то же время обладает развитым аналитическим мышлением. Имеет хорошие способности как вербовки агентуры, так и глубокого внедрения в военные и разведывательные структуры противника. В частности, перед войной ему удалось успешно внедриться в ближайшее окружение руководства организации украинских националистов за границей, в Германии, после чего он провел успешную ликвидацию лидера националистов Коновальца, при этом успешно скрылся, избежав провала.

Потом занимался вопросами организации разведывательной и агентурно-оперативной работы за границей, дорос до должности заместителя начальника 5-го отдела (заграничная разведка) ГУГБ НКВД СССР. При этом, помимо личных способностей разведчика и ликвидатора, также проявил себя как способный организатор – в августе 1940 года руководил операцией «Утка» (ликвидация Троцкого).

Сейчас он заместитель начальника 1-го (разведывательного) управления НКГБ СССР (начальник все тот же Фитин), майор государственной безопасности, что приравнивается к армейскому комбригу, так что ему и звания, и статуса для выполнения задания вполне – хватит…

Да, пожалуй, Судоплатов в качестве руководителя сводной, или особой, группы сотрудников НКВД-НКГБ по организации партизанского движения и диверсионной работы вполне подойдет», – окончательно решил для себя Берия и через Меркулова срочно вызвал того к себе.

Сам вернулся к текущим делам, но почти сразу снова прервался, возбужденно вскочил и, по примеру Иосифа Виссарионовича, пробежался по кабинету, обдумывая только что озарившую его мысль.

«А почему только Белоруссия? Ведь идея централизованной организации разведывательно-диверсионной работы и партизанской войны в тылу противника, причем на всей захваченной территории и под общим руководством НКВД, сама по себе, даже безотносительно к ситуации оборонительного района в окрестностях Белостока, очень даже недурственна! Возможно, для выполнения этих задач имеет смысл создать в структуре НКВД постоянную группу или отдел, по крайней мере, на время войны?

Впрочем, гнать лошадей и пороть горячку не стоит, по крайней мере, сегодня на совещании об этом говорить точно преждевременно – нужно хорошенько все продумать, прикинуть потребные ресурсы, да и посмотреть заодно, как оно пойдет у Судоплатова в Белоруссии…»

Размышления Берии прервал звонок из приемной: прибыл Судоплатов.

– Разрешите войти, товарищ генеральный комиссар?

– Входите, товарищ Судоплатов, присаживайтесь. Для вас, учитывая ваши способности и профессиональные навыки, есть срочное и секретное задание особой важности…

Глава 4

Командующий Белостокским оборонительным укрепрайоном генерал-майор Хацкилевич отложил утреннюю сводку боевых действий и потер пальцами уставшие, воспаленные от напряжения и длительного недосыпа глаза. Все последние дни он спал по три-четыре часа в сутки, но времени все равно катастрофически не хватало. С тех пор как он принял на себя тяжесть командных полномочий по сбору отступающих от границы войск и организации Белостокского оборонительного района, вихрь событий и проблем почти постоянно захлестывал его с головой, как пловца, случайно оказавшегося в штормовом море. И чтобы не захлебнуться под этими постоянно накатывающими валами проблем, ему приходилось прилагать запредельные, нечеловеческие усилия, ежечасно осмысливая поступающую информацию, рассматривая варианты реагирования на действия и угрозы со стороны немецких войск, а потом… снова прилагать титанические усилия, чтобы обеспечить выполнение этих решений.

При этом нельзя сказать, что напрягается он понапрасну, и все его усилия впустую: Хацкилевич ясно видел, как с каждым днем, с каждым часом обретает реальные очертания идея создания оборонительного плацдарма в тылу противника. И тому, помимо его усилий, есть два важных и очень значимых обстоятельства.

Первое и самое важное обстоятельство, которое, собственно, и обусловило идею лейтенанта Иванова отводить 6-й мехкорпус генерала Хацкилевича именно сюда, а потом сюда же собирать по окрестностям отступающие советские войска и ресурсы, заключается в том, что немцы в направлении Белостока пока не давят. Воюют, конечно, атакуют то там, то здесь, но совсем не так интенсивно и жестко, как в первые дни приграничных боев. И это в принципе объяснимо: как растолковал тогда, на первом совещании, сам Иванов, они сейчас все свои лучшие силы и средства, всю бронетехнику и авиацию сосредоточили под Минском, где стараются как можно быстрее проломить оборону и взять не просто город, но столицу, сердце Белоруссии. А здесь они планируют котел и пока особо не наседают, чтобы спокойно собрать тут всех в кучу, а потом методично, с истинно немецкой педантичностью, подавить все попытки сопротивления и перевести оставшихся в живых в категорию военнопленных, для последующего рабского труда на благо их рейха.

«Они же не знают, что совсем скоро их здесь встретят не растерянные, голодные и оборванные люди, надломленные чувством бессилия от нежданных поражений, а сытые, отдохнувшие, переформированные, полностью вооруженные и снаряженные по довоенным штатам войска, готовые яростно воевать и дорого продать свои жизни в оборонительных боях на подготовленных позициях…» – чуть усмехнулся Хацкилевич, вспомнив, что в устах лейтенанта Иванова эта фраза звучала не в пример красочнее и длиннее, поскольку была в изобилии дополнена ненормативной лексикой в адрес «ублюдочных тупых фрицев».

Второе обстоятельство менее наглядно, но не менее важно, и заключается в географических особенностях местного театра военных действий, сложного для наступления противника и крайне благоприятного для обороны. Густые и обширные леса, изобилие рек и мелких речушек, болота и слабые грунты, сложные для техники, слабо развитая сеть дорог с улучшенным покрытием (хотя бы щебеночным), которые легко перекрывать или превратить в непригодные для движения тяжелой техники, – все это, как выразился тот же Иванов: «Сладкий сон для специалиста по тактике оборонительных действий».

Вот и стекаются сюда, частично сами, частично найденные высланными во все стороны разведгруппами, разрозненные остатки 3-й, 4-й и 10-й армий Белостокского выступа, еще не полностью разбитые и рассеянные, еще с вооружением, частично с артиллерией, изредка даже с транспортом и какой-никакой броней, а расположенные в Белостоке и найденные поблизости от него ресурсы, своевременно взятые под контроль, с избытком позволяют эти части переформировать, обеспечить пищевое и вещевое довольствие, а также оснастить всем необходимым вооружением по довоенным штатам. Причем этих ресурсов, даже с учетом того, что они пока найдены и освоены далеко не все, по самым скромным подсчетам хватит еще на десяток полнокровных дивизий довоенного штата и оснащения – они ведь перед войной и размещались здесь именно для того, чтобы использоваться при оснащении новых дивизий 3-го эшелона из мобилизованных резервистов, ехавших сюда со всей страны налегке.

Особенно ярко и наглядно это видно на примере его, можно сказать, родного, 6-го механизированного корпуса, поскольку довоенные материальные запасы и инженерно-ремонтные мощности Белостока словно специально были предназначены для быстрого и качественного восстановления любой бронетехники.

Окружной автобронетанковый склад с обилием запасных частей и даже агрегатов в сборе, две полностью оснащенные оборудованием и квалифицированным персоналом автобронетанковые мастерские: большая стационарная, гарнизонного уровня, и подвижная, способная восстанавливать технику и транспорт в непосредственной близости к местам боевых действий, – всего этого оказалось, как говорят математики, «необходимо и достаточно», чтобы в короткие сроки полностью восстановить: более трехсот танков (из них не менее ста двадцати Т-34, остальные легкие и малые); более ста броневиков (из них не менее половины новейшие пушечные БА-10М); более ста тракторов и тягачей (в том числе более двадцати средних арт-тягачей «Коминтерн», способных буксировать практически любую тяжелую артиллерию, и не менее десяти тяжелых арт-тягачей «Ворошиловец», способных буксировать любые танки вплоть до Т-35 и КВ); более восьмисот автомобилей (в основном грузовых); более двухсот мотоциклов.