Другие слёзы. Сказка для детей, но не только…

Алёша всё не шел.

«Давай, сынок, давай!» – мысленно умоляла его мать. Неужели ей придется бросить здесь одного ребенка ради спасения остальных?!

Кристина медленно пошла, давая понять Алексею, что назад пути нет. Один осторожный шаг, второй, третий… «Сыночек, миленький, решайся!» Четвертый шаг, пятый…

И вот резкий толчок заставил Кристину крепче сжать поручень, веревка на талии натянулась – это Миша, пошатнувшись, ухватился за нее. Все остановились, дожидаясь, пока мост успокоится после Алёшиного раздраженного шага.

«Слава Богу!» – вырвалось из глубины сердца. И женщина с относительным облегчением продолжила проверять прочность сомнительного моста.

«Я действительно в критической ситуации забыла о Боге, как и говорил старец, – размышляла она, – видимо, нет живой веры во мне. С детьми! Здесь, над этой странной и жуткой рекой Желаний, этим бурлящим, кипящим потоком, и забыть о Боге. Как такое могло случиться?!»

А внизу дымилась мириадами брызг та самая река, которую мы все так любим, но в которую так страшно упасть, когда ты уже оторвался от сонного берега и ступил на мост Неведения.

От нарастающего напряжения задрожали колени, ноги отказывались слушаться. «Только не смотреть вниз. Только не смотреть вниз», – напоминала себе Кристина, сожалея о том, что не объяснила этого детям. Доски под ногами скрипели так явно и выразительно, что это чувствовалось всем телом. Казалось, мост, слегка раскачиваясь, рассказывает какую-то жуткую историю или напевает тревожащую душу песню. А слушатели всё шли и шли, улавливая каждое его слово не то ногами, не то сжимавшимся от страха желудком.

Мост нехотя провис. Путники вошли в сердцевину серого облака, обволакивающего беснующуюся поверхность реки.

«Господи, помоги! – шептала Кристина. – Господи, не оставь!» Но навязчивое «только не смотреть вниз» слетало с ее губ всё чаще и чаще. Стало трудно дышать, сознание начало заполняться вползающими смрадными мыслями. Перед глазами вдруг всплыли образы, картинки приятных воспоминаний: вот берег моря, залитый солнцем пляж, шезлонги, готовые принимать в свои объятья млеющие тела. Вот богатый ресторан с тихой музыкой на заказ и заставленными яствами столами. Вот разноцветье магазинов одежды со множеством манящих витрин. Вот торжественность театров с мягкими ожидающими креслами. А вот собственная спальня с большой застеленной кроватью. Как легко и приятно! Эти образы всплывают откуда-то снизу, зовут к себе, манят спокойствием и привычным очарованием.

«Идти желаниям навстречу, просто отцепившись от поручней моста, очевидно, самое легкое и приятное решение», – извивался шипящий голос вокруг разума.

Но упрямый огонек в глубине сердца цеплялся за реальность.

«Господи, прости! Господи, не оставь!» – прошептали губы, уже едва двигаясь.

Сознание молнией встрепенулось от забытья. Неведомая сила обхватила руки матери, не давая их разжать.

Вдруг жгучая боль полоснула по талии. Трое младших безвольно повисли на веревке, и только высокая Соня, вцепившись в поручень, изо всех сил пыталась удержать непосильную для себя ношу. Кристина, держась одной рукой, другой попыталась поднять детей на мост. Она умоляюще взглянула на Алексея, но подросток посмотрел стеклянными, ничего не видящими глазами, слегка присел и… прыгнул в реку, словно с трамплина в бассейне.

Мост от его прыжка разом опустился, набирая силу размаха, затем резко подскочил и увлек за собою повисших на веревке детей. Через мгновение все трое шлепнулись на мост, словно тряпичные куколки, готовые в любой момент снова повалиться в бездну. Мать бросилась животом на узкие доски, отчаянно удерживая три детские жизни над лукавой рекой с сомнительным названием.

Мост сокращал амплитуду скачков нестерпимо долго. Голова гудела, казалось, громче, чем река, подступала тошнота. Сердце вопило от боли и ужаса: «Алёша, Алёшенька! Сынок!» Кристина всем телом прижимала детей к спасительной поверхности, пальцы до крови цеплялись за старые доски.

Наконец мост успокоился и, кажется, даже поднялся. Или это облако отступило вниз? Неважно. Главное, что дети начали приходить в себя. С трудом поднявшись на ноги, женщина снова ухватилась за поручни, и путь продолжился.

Из тумана выступил долгожданный берег Познания, шум реки стремительно удалялся, словно река была уже далеко позади. Еще немного усилий! Еще немного терпения! И вот одного за другим Кристина выводит детей на землю, но Алексея среди них нет.

На берегу Познания

Тишина. Головокружительная, бездонная тишина. Она заставляет искать точку опоры вне этого мира. Она открывает новые многомерные пространства, где смысл существования каждого обретает полноту красок, вплетаясь в великий вечный замысел.

Живительная тишина разлилась в изможденных напряжением телах, распластанных на каменистом берегу. Белое любопытное небо заглядывало в уставшие глаза, как бы выискивая в них жажду познания. Но в этих глазах сейчас не было ничего, кроме страха смерти и тревоги за сына и брата.

«Где он? Что с ним? Жив ли он?» – стучало в сознании неотступно. Казалось, воля оставила их навсегда и унесла с собой остаток жизненных сил.

Время шло или, напротив, замерло – никто не понимал. А небо всё еще оставалось бумажно-белым, легкий теплый ветерок был неспособен разогнать густую пелену странных облаков.

Кристина приподняла голову, чтобы оглядеться. Вокруг простирался безжизненный каменистый пейзаж, как бы случайно оборванный рекой Желаний. Ни дерева, ни даже травинки, только камни да валуны всевозможных размеров и оттенков, а над ними молочное, чего-то ожидающее небо.

– Давайте попробуем одеться, дети, – шепотом сказала мать.

С большим трудом удалось развязать затянутые узлы. Одежда уже ни на что не годилась, но выбора не было, и вся компания вскоре стала похожей на бездомных нищих. Однако это было лучше, чем продолжать путешествие в одном нижнем белье.

– Мы должны найти Алёшу, – добавила Кристина уже громче.

Обычно такие разговорчивые, а временами даже болтливые, дети в полном молчании выстроились в ряд, как солдатики, готовые к бою.

Кристина вгляделась в даль. Внизу по течению реки камни сливались с небом в единое бесцветное марево, линии горизонта почти не было видно. Пустота и безжизненность. И только множество серых птиц кружило над берегом. «Стервятники», – пронеслось в голове.

Женщина даже не попыталась узнать, какой пейзаж их ожидает, если пойти вверх по течению, как велел им старец, хотя именно там лежал путь домой.

– Мы должны найти Алёшу, – повторила она и сделала решительный шаг в противоположную сторону.

Отвесный берег над стремительным потоком становился всё ниже. До слуха путников снова донесся шум реки, стало видно, как грязное водяное чудовище несется с непостижимой скоростью и властью. Временами оно накидывалось на прибрежные валуны, рассыпалось на миллионы брызг и, издавая отрывистый хохот, проносилось дальше.

Мог ли подросток выжить в этой стремнине? Материнское сердце чувствовало, что надо двигаться вперед.

– Мама, смотри, смотри! Там люди! – вдруг закричали дети.

И действительно, впереди метрах в ста несколько мужчин уперлись плечами в огромный валун. Они пытались столкнуть его с покатого берега в реку: «Раз, два, взяли!» Камень прокатился несколько метров и остановился, немного не дойдя до цели. Мужчины снова энергично припали к валуну: «Раз, два, взяли!» Камень перевалился с боку на бок, а далее послушно покатился по крутому склону и ухнул в кудрявый поток. «Е-э-э-эсть!» – заликовали люди.

Но грохочущая стихия с видом разъяренного зверя выгнула серую спину высоко над камнем, сделала паузу, набирая и без того кипящую энергию, и со страшной силой обрушилась на маленьких суетливых обидчиков.

Снова раздалось прерывистое «ха-ха-ха», и поток с торжествующим превосходством продолжил путь, унося с собой наивных людей, словно легкие щепки.

Наши герои в страхе наблюдали за развернувшейся перед ними трагедией. Чего хотели добиться эти странные люди? Зачем вступили в неравную битву?

Вскоре путники увидели стаю стервятников, кружащую над местом происшествия в жажде добычи.

– Возможно, кто-то выжил, – сказала Кристина и побежала туда, откуда совсем недавно отхлынула волна-мстительница.

На камнях лежал человек лицом вниз. Жив ли он? Кристина осторожно перевернула незнакомца. Длинные темные волосы облепили красивое юное лицо, на лбу кровоточила рана. Женщина пощупала пульс на запястье, на шее, потом, приподняв за плечи, оттащила парня подальше от воды. Оторвав кусок от своей блузки, перевязала раненому голову. Дети сочувственно наблюдали. Это был молодой мужчина лет двадцати. Мокрая одежда не выдавала ничего особенного – черная футболка и синие джинсы. Как и у многих молодых людей нашего времени.

А стервятники, покружив немного, отлетели в сторону и уселись на сухое подобие дерева, как бы поджидая своей очереди в трапезе.

Кристина посмотрела на гологоловых птиц.

– Мы не можем его здесь оставить, – задумчиво произнесла она, и взгляд ее забегал вокруг в поисках чего-то, что поможет решить проблему.

Под сухим деревом нашлись довольно длинные ветви и большие куски еще упругой коры. Снова в ход пошли футболки и рубашки, от которых Кристина оторвала узкие полосы по нижнему краю, связала ими рядами кору, сделала из ветвей поручни, и получилось нечто вроде носилок. Пока мама с Соней трудились над этой конструкцией, младшие дети оставались рядом со всё еще находившимся без сознания молодым человеком.

Стоило только на мгновение отойти, как падальщики норовили заявить о своих правах. Ребята не сводили испуганных глаз с крюкообразных клювов, а стервятники – с вожделенной для них добычи.

Наконец работа была завершена. Кристина взяла беднягу за плечи, дети – за ноги, положили на хлипкое сооружение и осторожно приподняли над землей. Носилки прогнулись, но выдержали. Путники медленно зашагали дальше в поисках сына и брата.

Юноша был худощавого телосложения, однако и носильщики совсем не отличались богатырской силой.

Пройдя немного, дети надоедливо запричитали:

– Ма-ам, он тяжелый. Ма-ам, он просто спит, наверное. Ма-ам, лучше его спрятать куда-нибудь от этих птиц. Ма-ам, а скоро он очнется?

Кристина шла молча; она устала не столько от ноши, сколько от детского безостановочного нытья. Легкое раздражение стало подкатывать к горлу, и захотелось крикнуть: «Да замолчите вы уже наконец!» – но удалось сдержаться.

Вдали показалось большое раскидистое дерево. Среди каменистого безжизненного пейзажа настоящее зеленое дерево выглядело истинным чудом.

– Дойдем во-он до того дерева и отдохнем, – услышали дети.

Мысль о скором отдыхе приободрила их, но сухие ветви и кора носилок были колючими, к тому же совсем неудобно идти так близко друг к другу. Получалось всё время наступать на пятки впереди идущего. Тот кричал, нервничал, дети ссорились, обменивались обидными фразами, затем менялись местами и снова ссорились. Неся ноги невольного мучителя, вцепившись в поручни своими маленькими ручками, дети беспрестанно призывали маму, чтобы она рассудила их, жаловались друг на друга. А мама молчала и только вглядывалась в прибрежную полосу в поисках сына.

До дерева оставалось каких-нибудь метров пять, когда раздраженные уставшие дети решили вновь поменяться местами в поисках самого легкого для себя положения. Равнодушные руки выронили носилки, и несчастный парень скатился на камни. Послышался слабый стон.

Кристина строго взглянула на притихших ребятишек. Она присела, положила голову незнакомца себе на колени и велела детям добежать до дерева, проверить, нет ли там ручья.

Только сейчас она подумала о том, что за всё время путешествия никого из них не мучили ни голод, ни жажда. Пить из реки Желаний нельзя – это не вызывало сомнений, но юношу нужно как-то привести в чувство, а зеленое дерево давало надежду, что там есть чистая вода.

«Есть! Здесь есть ручей!» – закричали дети и, не дожидаясь ответа, припали к прохладной прозрачной воде губами, жадно глотая каждое мгновение этой блаженной передышки. Затем Соня сорвала с дерева на удивление крупный лист, собрала его в ладонях в форме чаши и, зачерпнув из ручья, понесла маме. Младшие последовали ее примеру.

Кристина приподняла голову парня, а Соня попыталась влить ему в рот несколько капель.

Сухие губы зашевелились, горло сделало глоток, и слегка дрогнули черные ресницы. Вот поднесли еще немного воды, юноша сделал второй глоток, открыл большие синие глаза и растерянно взглянул на заботящихся о нем людей.

– Где это я? Что произошло? Кто вы? – пробормотал он, пытаясь подняться. Но, застонав и прижав ладонь к разбитой голове, облокотился на сваленные рядом носилки.

– Тебя волной о камни ударило, наверно, когда ты камень в реку столкнул, – наперебой затараторили дети.

А Кристина развернула носилки удобней и сказала:

– Ложись сюда, сейчас расположимся под деревом и там поговорим обо всем, а пока лежи, тебе не нужно вставать.

– Я сам дойду, – возразил было юноша и повторил попытку подняться, но тут же обессиленно рухнул на носилки.

Вся команда вновь дружно подхватила едва ожившую ношу, которая на этот раз показалась намного легче.

Под деревом было и уютней, и спокойней. Охватившее всех странное раздражение улеглось в душе мягкой кошкой, на время спрятав коготки.

– Как тебя зовут? – поинтересовалась Лиза, как только носилки были расположены в тени возле ручья.

– Сергей, – тихо ответил парень и припал губами к живительной влаге.

– А меня Лиза, а это Миша, а это Лина и Соня, а маму зовут Кристина.

Сергей слабо улыбнулся и снова устало лег. Ему явно было не до разговоров.

Солнце клонилось к закату, расплываясь в розовом мареве грязно-оранжевым пятном. Окрашенный им горизонт не вызывал восторга и вдохновения, а только тревогу – смутную, таинственную тревогу. Крадущиеся сумерки всё сильнее навевали давящее чувство замкнутого пространства, словно путешественники были в плотном темном мешке без малейшей возможности выбраться из него.

Как и прежде, гудела река Желаний. Ее монотонный гул время от времени перемежался с отрывистым «ха-ха-ха», напоминая путешественникам о существовании у реки собственного сознания.

Пытаясь устроиться поудобней да поближе к маме, дети опять о чем-то заспорили. Никто не хотел уступать, спор быстро перерастал в ссору, посыпались жалобы и претензии.

– Прекратите сейчас же! – резко оборвала их мама. – Имейте хоть немного сочувствия и сострадания!

Дети на мгновение притихли.

– Ма-ам, а что значит «со»? – вдруг спросил Миша.

Кристина вопросительно взглянула на сына.

– Ну, вот ты говоришь «СОстрадание», «СОчувствие»…

– Это означает, что нужно стараться почувствовать то, что чувствует другой человек. Вместе с ним страдать, вместе с ним чувствовать.

– Тогда, значит, «сознание» – это вместе с другими что-то знать?

– Совершенно верно, сынок.

Миша немного подумал и спросил снова:

– А в слове «совесть» это что значит?

Кристина улыбнулась.

– В слове «совесть» – весточка, известие, то есть какое-то сообщение о чем-то важном.

– Это как СМС по телефону?

– Что-то вроде того, только сообщение это посылает тебе Сам Бог прямо в сердце. И прочитав его, ты СОведаешь об этом известии вместе с Ним.

– Ничего себе! – вмешалась в разговор Лиза. – Это что, значит, наше сердце как телефон работает, сообщения там разные принимает?

– Да! Точно, как телефон! – Кристина была рада такому разговору, ведь в обычном суетном мире дети не очень-то интересовались подобными вопросами, и добавила: – Но сообщения на этот телефон приходят от самых разных личностей, в том числе и от темных, желающих погубить нас. И мы сами вправе решать, чьи сообщения читать, а чьи игнорировать.

– Что-то в этом есть, – задумчиво произнес Сергей, глядя в темнеющее небо, – только сердце не всегда способно понять, от кого пришло сообщение, вот и читаешь все подряд.

– А ум-то человеку на что?! – Кристина удивленно вскинула брови. – Сердце только чувствует и транслирует, а решение принимать нужно умом.

– Может, вы и правы, – голос Сергея звучал устало. – Река Желаний несет в себе множество разных удовольствий. Когда ныряешь в нее, уже невозможно выбраться. Ум отключается, а сердце кричит: «Это же так приятно! Еще, еще!» И тогда это сообщение от Бога с названием «Совесть» становится просто незаметным. А если каким-то чудом выберешься на берег, возникает потребность завалить навсегда камнями этот злосчастный поток желаний, только он всякий раз оказывается сильнее.

Сергей отрешенно уставился вдаль. Река зловеще гудела, и на ее фоне не было слышно никаких звуков природы. А может, их и не было в этом странном месте без звезд и луны.

– Ты нырял в реку Желаний?! – голос женщины зазвенел надеждой. – С моста Неведения?!

– Да, с него самого. А откуда вам это известно? Вы тоже через него шли? Как же вам всем удалось удержаться и не прыгнуть?!

– Не всем, к сожалению. Старший сын нырнул. Только я не очень понимаю, что всё это значит. Сердцем чувствую, что он жив, а ум говорит, что это невозможно. И почему он это сделал, тоже не понимаю.

– А не было у вас никаких странных, маняще приятных мыслей, которые туманят сознание и заставляют отдаться им полностью?

– Были, но мне нужно было удержать детей, я думала о них.

– Видимо, это и спасло вас.

– Расскажи нам, пожалуйста, как и почему ты попал сюда, а главное, что произошло после прыжка, – Кристина умоляюще смотрела на Сергея, но юноша не мог видеть этого взгляда в опустившейся темноте. Он тяжело вздохнул, сглотнул подкативший к горлу комок и начал свой рассказ.

                                 * * *

– Мне стало привычным засыпать лишь под утро. Как прихожу с учебы, зависаю в компьютере – в играх, или в соцсетях, или в еще каком-то приятном видеоразвлечении, и пока силы есть веки поднятыми держать, всё пялюсь в монитор. Постепенно мой разум настолько сросся с виртуальным миром, что всё, что происходило в реальности, стало безразличным для меня. Чувства и мнения других людей вообще перестали для меня существовать. Я стал грубым, несдержанным, раздражительным. А раздражало меня буквально всё: необходимость делать домашние задания, напоминания папы о том, что нужно вынести мусор, просьбы присмотреть за младшим братом и то, что мама зовет обедать, – даже это раздражало меня, потому что всё это отнимало время от любимого интернетного безделья, которое я лицемерно маскировал под важные дела.

Даже красота природы померкла для меня, всё внутри стало черствым, я был неспособен ни видеть душой, ни чувствовать. И несмотря на всё это, появилась незыблемая уверенность, что все, абсолютно все должны мыслить так же, как я. А мое собственное мировоззрение не выходило за рамки одного-единственного желания: погрузиться в соблазнительный мир интернета.

Вот и в этот раз я, не раздеваясь, уснул только часа в четыре утра, а в семь нужно уже вставать, чтобы не опоздать в институт. Мама с трудом растормошила меня. Я снова наговорил ей грубостей, соврал и маме, и самому себе, что мне ко второй паре нужно, сходил в туалет и, возвращаясь в свою комнату к заветной мягкой постельке, вдруг застыл в дверях.

На месте дверного полотна я увидел нечто, похожее на зеркало, но жидкое и как будто живое. Я потряс головой, пытаясь стряхнуть с себя сон, – видение не пропало. Решив, что мне просто нужно лечь в постель и нормально выспаться, я пошел вперед сквозь зеркало, предполагая попасть в свою комнату.

Но что это?! Вместо привычной обстановки я увидел вокруг себя отвесные стены скал, врастающие в бесконечно далекое голубое небо. Серый гулкий коридор, в котором я оказался, упирался в пугающую черноту. Я попытался было вернуться, сделав шаг назад, но зеркало за спиной неожиданно приподнялось, скрутилось в тонкий рулон и исчезло.

Огляделся.

Первая мысль, пронзившая разум: «Я в каменном мешке!» Далее последовали безуспешные попытки проснуться. Что только я не делал! То приемы из тонизирующих психологических тренингов, то из восточных практик, то просто щипал себя за всевозможные места. Мозг завис, словно компьютер, не зная, что от него требуется, – он вообще отказывался понимать что-либо из происходящего. И только бешено бьющееся сердце напоминало о том, что я еще жив и что это вовсе не сон.

В исступлении я уселся на каменный пол. Сколько так сидел, не знаю – время утратило свое значение и свои границы.

Узкая расщелина между скал глядела на меня своим черным глазом, не давая даже слабого намека на свет, но иного пути не было, и я решился идти по ней.

Тропинка вела куда-то вниз, становилось всё темнее и темнее. Каменный чулок всё более напоминал земляной туннель с торчащими из стен корнями деревьев, за которые всё чаще приходилось хвататься, так как под ногами появилась странная слизь.

Почувствовался резкий тошнотворный запах, от которого закружилась голова, и, едва удержавшись на скользкой поверхности, я навалился на ветвистую стену. Головокружение прошло. Я попытался сделать еще один шаг, но дорожка ухнула куда-то в глубину, ноги потеряли опору и предательски обмякли.

Покатился бы я кубарем в эту вонючую черную неизвестность, если бы не произошло маленькое чудо. Мой нательный крестик зацепился веревочкой за торчащую корягу. Стало очень больно в области шеи, но зато это позволило ухватиться за корни и, вернув ноги на прежнее место, восстановить равновесие. Не разворачиваясь, пятясь, я сделал несколько больших шагов назад. Панический ужас вдруг овладел мною, и уже не помня себя, я кинулся обратно в свой каменный мешок. Вырвавшись из черного зева, упал на пол и зарыдал навзрыд от безысходности, страха и одиночества.

Сергей замолчал.

Река по-прежнему то гудела, то смеялась своим бездонным «ха-ха-ха». Темное небо не спешило радовать хоть каким-то малым отблеском звезд, не веяло ночной прохладой, не пели сверчки.

Путешественники чувствовали себя куклами в картонной коробке. Казалось, вот-вот откроется крышка и станет светло, но кто будет играть ими? Беспечный ребенок или беспощадный кукловод?

Впрочем, для бедной души не имеет значения, беспечность или беспощадность затаскивает ее в ад, – она находит выход только тогда, когда поднимает лицо в молитве Богу.

– А что дальше? – тихо спросили дети.

И Сергей продолжил:

– Так отчаянно я плакал лишь однажды. Мне было лет восемь или девять, и я впервые обманул маму. Не помню, в чем именно обманул, но это отзывалось такой болью в сердце, что, задыхаясь от слез, я обнял маму, уткнулся лбом ей в грудь и во всем признался.

Совесть укоряла так ярко и настойчиво, что, казалось, мне нет и не может быть прощения. «Ну и пусть, – думал я, – пусть мама накажет, я заслужил это. Но только бы она не утратила доверие ко мне!» А когда поднял заплаканное лицо, увидел всё те же бесконечно любящие глаза и разрыдался еще сильнее. Только это были уже другие слезы – слезы облегчения и благодарности за безусловную мамину любовь.

И теперь, оказавшись в состоянии безысходности, я тоже почувствовал, что мне нет и не может быть прощения за мое рабское поклонение интернетному миру и равнодушие к правде Божией.

Равнодушием я был связан по рукам и ногам, словно невидимыми веревками, и даже когда мой маленький брат разбил себе голову, качаясь на качелях, я ничего не сделал, чтобы предотвратить это, хотя и находился в тот момент рядом. Из-за того, что вся моя жизнь была сосредоточена в пространстве интернета и развлечений, мышление за пределами собственных ощущений стало недоступно мне. Это ли не каменные непробиваемые стены?! Вот он, мой каменный мешок, я и теперь вижу его воочию, и чем больше углубляюсь в него, тем больше смердит.

Вдруг Миша вскочил на ноги.

– Я понял! Понял! – задыхаясь от переполнявших чувств, затараторил он. – Когда ты думаешь только о своих желаниях, сердце твое становится как бы камнями обложено. А если продолжаешь их удовлетворять, несмотря ни на что, эти камни начинают расти и расти до тех пор, пока не получится каменный мешок.

Миша начал возбужденно ходить взад-вперед, он обхватил голову руками, словно она заболела от неожиданного открытия.

– Только я не совсем понимаю, Серёжа, – он остановился рядом с Сергеем, – почему твой каменный мешок был на самом деле, а не только в сердце?

– Мне кажется, здесь, в этом странном мире всё то, что обычно мы не замечаем или игнорируем, становится видимым простому глазу. Нам здесь всё воочию показывается, чтобы открылись у нас глаза души и больше не закрывались там, в нашей привычной жизни.

– А как тебе удалось выбраться из мешка? – Миша снова стал вышагивать туда-сюда.

– Садись, братишка, рядом, не суетись, – сказал Сергей и продолжил рассказ.

– Мое освобождение началось так же, как тогда в детстве, когда я решился посмотреть вверх в готовности встретиться с маминым, как я думал, укоряющим взглядом.