bannerbanner
4. Хашар. Беспощадная жестокость
4. Хашар. Беспощадная жестокость

Полная версия

4. Хашар. Беспощадная жестокость

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 8

– Не кричи так! Монголы услышат, – сказал кто-то сбоку. – Вождь, стоит попробовать. Сейчас отправим детей и женщин. А ночью сами пойдём. А?

– Да, ты прав, – согласился Баргуджин. – Кто здесь останется? – спросил он. Но ответ уже был готов.

– Я! – выпали Богдан. – Только ребята, это, пусть еды и воды принесут. И маймахи, если можно. И шкуру старую. Ночью холодно.

Ответа не последовало. Но он был уверен, что его услышали. Широкие, приземистые фигуры туматов скрылись за поворотом, и Богдан остался один. На какое-то время возникло ощущение нереальности происходящего. Как будто прошлое догнало его волной предыдущих переживаний.

Он стоял у скал, перед долиной, и в то же время ещё витал в облаках воспоминаний о том «перевёрнутом мире», из которого чудом смог сбежать через последний вагон электрички. Кто был тот странный попутчик? Что за книгу читал? Откуда и куда ехал? Ведь он выскользнул перед самым носом. Значит, он тоже здесь? Или в другом месте? Неужели всё это правда? Или всё-таки сон?

Рука коснулась прошитой щеки. Кожаный шнурок был на месте. И ещё – шрам на груди, слева, под ключицей. Камни в тени были прохладные. Он прижался к ним лбом, потом – щекой. Стало приятно.

Нет, это не сон. Всё наяву. Только кто и зачем это придумал? Ведь не мог же он сам попасть в прошлое во второй раз? Или мог?

Постепенно вопросы закончились. Ответов не было. Внимание Богдана снова привлекли видневшиеся вдали монголы. Он собрал маленькие камешки и стал раскладывать, чтобы сосчитать их. Так легче было скоротать время пока не принесут еду и воду.

Итак, первый день начался с подсчётов. Это уже было неплохо. Никто не выразил своё недовольство, видимых причин для беспокойства не было, поэтому можно было сосредоточиться на главном – как уйти от врага. И что делать потом. Об этом Богдан тоже ещё не думал. Но теперь можно было начать.

Глава 4. Личные мысли

Уйгулана в отчаянии металась по гэру, не зная, что делать. Она хватала мешки и шкуры, помогая матери, но мысли были заняты другим. Они были заняты Билбэтом. Когда он ушёл с отцом к дальнему переходу, сердце сжалось в страшном предчувствии, но Уйгулана пыталась успокоить себя, что охотники скоро вернутся и тогда можно будет поговорить с ним наедине. У неё было столько вопросов!

Однако теперь все надежды рухнули. Отец пришёл один и сказал братьям отнести чужаку еду и воду. Значит, Билбэт остался там. Один. И больше никогда не вернётся. Никогда! Уйгулана не понимала, почему была в этом уверена, однако она точно знала, что больше его не увидит. Разговор отца с матерью только подтвердил эти мысли.

Туматы должны были спуститься вниз, к реке, к броду у широкой заводи и начать переправу. Монголов оказалось так много, что они заняли всю долину с другой стороны кряжа, и пройти мимо них незамеченными было невозможно. Поэтому единственный путь к спасению лежал через брод. И начинать надо было прямо сейчас. В какой-то момент руки и ноги у неё ослабли, и Уйгулана обречённо опустилась на землю, прислонившись к краю скрученного войлока.

– Идите, женщины и дети первые, – буркнул отец, недовольно обводя взглядом разбросанные вокруг вещи. Айлана считала, что они должны забрать всё. Но это было глупо. И бесполезно. Баргуджин принял суровое решение. Жена ещё ничего не знала, да и другие – тоже. Он хотел остаться и встретить врага в бою, защищая своё племя. Интуиция подсказывала ему, что это было единственное верное решение в его ситуации.

Силы покидали тело с каждым днём. Ему казалось, что он всё тот же сильный и быстрый охотник, однако это уже было не так. Тяжёлая отдышка и головокружение стали пугать больше, чем самый страшный враг. Поэтому надо было совершить настоящий поступок. Надо было сразиться с врагом. И погибнуть. Втайне он желал именно этого. Потому что остаться в живых означало стать ещё слабее и уступить своё место другому. Скорей всего, Нурэю. И тогда его семье будет гораздо тяжелее, чем если он погибнет в бою.

Смерть в сражении – это почёт и уважение. Это – помощь всех родов его семье. Нет, умирать от болезни или старости было нельзя. Старший сын оказался не таким сильным и удачливым, как он. Нурэй был явно сильнее. А младшие ещё не подросли, не окрепли. Так, прыгают, надувают щёки, но не волки ещё, не волки… Так, волчата беззубые. И дочки тоже пострадают. Надо их спасать. Пришло время. Пришло…

– Ты есть будешь? – голос жены отвлёк его от грустных мыслей.

– Когда? Идти надо. Давай, помогу.

– Не спеши. Я тут подумала… нам лучше попозже. Самыми последними. Нельзя так. Плохо будет, если сразу пойдём. Неправильно.

– Хм-м… Ты права. Скажут потом, что вперёд просовываю. Люди злые стали.

– Да. Так что лучше поешь, – уже более миролюбиво повторила свою просьбу Айлана.

– Потом! Сейчас схожу посмотрю, что там на реке. Чужак сказал, всю ночь надо переправляться. Если получится, половину будут там. Эй, где эти… – он хотел позвать сыновей, потом вспомнил, что сам отправил их к чужаку и только отчаянно махнул рукой.

– Да, да, иди. Конечно, – пробормотала жена, думая, что Билбэт снова предложил решение. Значит, старый Улуг был где-то рядом. Он оберегал их. И Билбэта тоже прислал не зря. Он хотел их спасти.

Баргуджин ушёл. Но в спину ему смотрели две пары глаз, в которых светилась радость. Это были дочери. Уйгулана открыто улыбалась, чувствуя, что в сердце появилась надежда. Надежда встретиться с Билбэтом. Интуиция всегда говорила правду. И вот теперь огненный шар в груди разливался приятным теплом по всему телу, наполняя его бодростью и энергией.

– Мы останемся на ночь? – осторожно спросила она мать, держа в руках шкуру, которую перед этим собиралась убрать.

– Да. Разложи. А войлок собери. И туже скатывай! Плотней!

– Хорошо! – с таким воодушевлением ответила Уйгулана, что вызвала у неё искреннее недоумение. Однако дел было столько, что Айлана не придала этому значение.

В это время за гэром происходили совсем другие события. Услышав разговор родителей, немая Аруна обрадовалась не меньше сестры. Она не питала надежду на встречу с Билбэтом, но в душе мечтала об этом. Теперь надежда на встречу стала сильнее. Чем ближе они находились к чужаку, тем ей было спокойнее. И это чувство наполняло её сердце тихой радостью.

Наклонившись за пучками сухих трав, Аруна вдруг заметила, что на мешке со шкурами кто-то сидит. Это была большая, громоздкая фигура в чёрной накидке. Это был не охотник. Накидка накрывала голову, как будто к ней была пришита шапка.

– Ы-ы-ы… – промычала Аруна, вытянув руку в немом вопросе. И сразу осеклась, узнав в незнакомце старого шамана Улуга. К горлу подкатил комок, и на глаза навернулись слёзы. Её душила обида, которую она не могла выразить словами. – Э-ы-ы! – повторила она, касаясь пальцами рта.

– Да, помню, – тихо произнёс шаман. – Научишься. Поверь. Не сейчас. Скоро.

– Ы-ы-ы?! – раздался полный боли и отчаяния вопрос.

– Этим летом. Только будь всё время рядом с сестрой. Не бросай её, – произнёс он твёрдым голосом, не требующим возражения, и Аруна поняла, что её мечта говорить связана с Уйгуланой.

– Ы?.. Ы?.. Ы?.. – заикаясь, задала она свой немой вопрос.

– Да, – коротко ответил Улуг.

– Что ты там кричишь? – послышался из-за гэра голос сестры. – Аруна, ты где?

Девушка вскочила на ноги и прижала руки к груди. Повернув голову, она заметила Уйгулану, которая с удивлением смотрела на неё, держа в руках несколько плошек. Аруна бросилась к ней и крепко обняла за шею.

– Ну, ну, что ты! Кто тебя испугал? – спросила она. Аруна замотала головой, и из глаз потекли слёзы радости. – Глупышка, не плачь. Я рядом. Мы все тут. Будем спать в гэре. Отец сказал, – Уйгулана потёрлась носом о нос Аруны и смахнула со щеки слезу. Она чувствовала любовь немой сестры, но даже представить не могла, что та переживает не только за неё, а ещё и за вернувшегося Билбэта.

Вскоре вернулись Саха и Дари. Братья были горды своим поступком. Как же! Ведь они помогли самому Билбэту, который остался наблюдать за монголами на скалах. Юноши перебивали друг друга, пытаясь показать матери, что они уже стали взрослыми. Но тут появился отец, и все стихли.

Сели есть. Каждый думал о своём. Мать хмурилась, не представляя, как уменьшить количество мешков; Баргуджин говорил о переправе, потому что там дела шли намного медленнее, чем он ожидал; братья с удовольствием уплетали еду; Уйгулана улыбалась, глядя то на них, то на отца, но на самом деле думала о Билбэте; и только немая Аруна тихо плакала, опустив голову на грудь и делая вид, что просто склонилась над своей плошкой с жидкой похлёбкой.

Бедняжка никак не могла забыть старого шамана, который исчез так же быстро, как и появился. Её мучил вопрос, почему тот сказал быть рядом с сестрой, почему не сказал, как и когда она заговорит. Ей было страшно. Потому что никто не знал об этой тайне, которая казалась бедной Аруне очень странной и опасной.

Глава 5. Помощь чужаку

Утро наступило так же спокойно и беззаботно, как и за тысячи лет до этого. Оно пришло с первыми лучами солнца. Птицы радостно запели свои весёлые песни, однако люди им не радовались. На переправе всю ночь кипела работа: одни охотники поддерживали костёр, другие приносили ветки, третьи стояли у длинных верёвок, четвёртые – будили тех, кто заснул, ожидая своей очереди у переправы. Женщины и дети не выдерживали и ложились на тюки прямо на берегу. Поэтому всё двигалось очень медленно.

К утру на другой берег перешла только треть женщин и детей. А ведь ещё были мужчины! Баргуджин понимал это, но ничего не мог поделать. Оставалось только ждать и надеяться, что монголы их не найдут. На всякий случай он отправил к дозорным на тропу ещё двадцать человек. Они должны были сделать её непроходимой – подтащить камни и выкопать ямы.

Баргуджин испытывал лёгкое раздражение. Он злился на самого себя, потому что эту работу надо было сделать ещё накануне, но никто до этого так и не додумался. Поэтому охотники из родов Талкая и Нурэя просто так пролежали в траве полдня!

– Отец, может Билбэту надо помочь? – спросил Саха, намекая на то, что они с братом были не прочь снова навестить чужака в конце ущелья.

– Чем? – недовольно буркнул вождь. – Там высоко. Монголы в гору не пойдут. Нет, не надо. Пусть сидит и смотрит. А вы лучше матери помогайте таскать. Еду и Уйгулана сможет отнести, – не подумав, добавил он, занятый мыслями о том, что ему нужна была бы ещё пара сильных рук, чтобы перенести эту гору тюков к порогам. Пока можно было не торопиться, потому что там и так столпилось много женщин. До вечера они точно не успеют. Так что можно будет потом с сыновьями потихоньку перенести всё остальное…

Эти мысли неожиданно перебила дочь, которая поняла его слова по-своему.

– Я готова. Можно сейчас отнесу? Он же там один? Ему вода нужна.

– Э-э, воды мы много принесли, три бурдюка! – с довольным видом сообщил Дари и улыбнулся Сахе. Тот одобрительно кивнул.

– А еды? Что вы ему отнесли?

– Пару лепёшек… – уже не так уверенно ответил брат.

– Пару лепёшек? – с таким возмущением переспросила Уйгулана, что Саха даже сделал шаг назад. – Это что, еда? Они же… как воздух! – продолжала возмущаться она.

– Не кричи, – устало бросила мать. У неё болела голова, и громкий голос дочери вызывал в ушах звон. Затылок раскалывался. – Возьми лучше сама… вот, собери и отнеси. Отец сказал, – коротко добавила она, тоже восприняв слова мужа как приказ. Большая толпа у брода давала ей возможность немного посидеть и отдохнуть, поэтому

Айлана была рада «избавиться» от дочерей, чтобы они не видели её разбитого состояния, и сыновей, которых отец собирался отправить таскать мешки. Сам Баргуджин уже давно не смотрел в её сторону, хмурясь и тяжело вздыхая, как обычно бывало, когда он разговаривал сам с собой и не хотел обсуждать сложные вопросы. Айлана понимала это и не мешала ему, стараясь только помогать и ничего не спрашивать.

Тем временем Уйгулана быстро собрала остатки еды, завернула их в широкие листья молодой травы и уложила на дно небольшого кожаного мешка. Ещё один, с водой, она закинула на плечо.

– Ы-ы-ы! – раздалось сзади. Это была Аруна.

– Ты что? – вздрогнула от неожиданности Уйгулана. В глазах немой сестры читалась непривычная решительность. – Что? – в ответ последовал только кивок головы. Она знала этот жест очень хорошо. – Со мной? Ты… со мной? – растерянно спросила Уйгулана. Второй кивок не оставил сомнений в намерении Аруны. – Ну ладно. Скажу только. Мам, мы с Аруной пойдём, ладно? Быстро. Туда и обратно.

– Что? – не поняла Айлана. – А мне кто помогать будет? Нет, не надо. Чего зря бродить по скалам! Пусть лучше мешки носит. Тут и так работы много.

По внезапно побледневшему лицу сестры Уйгулана поняла, что та не ожидала такого ответа. Аруна упрямо мотнула головой, что означало протест и несогласие. Но спорить с матерью было бесполезно. К тому же она не смотрела в их сторону.

– Я быстро. Ты не волнуйся, – нежно сказала Уйгулана, пытаясь успокоить сестру, но та отвернулась и отошла в сторону. Такого с ней ещё никогда не было. И в другой обстановке это сразу бы насторожило Уйгулану, но сейчас она была настолько увлечена своими мечтами о встрече с Билбэтом, что быстро позабыла о странном поведении сестры. Утешение могло занять много времени. А ей хотелось убежать отсюда как можно быстрее.

Когда её фигура скрылась за деревьями, Аруна сжала в руках кожаный ремешок и несколько раз дёрнула его изо всех сил. На ладонях остались красные следы, но обида не прошла. К тому же в голове звучали слова старого шамана: «Будь рядом с сестрой». До самого заката она ничего не могла делать. Всё валилось из рук. Братья были рядом, поэтому тайно уйти она не могла.

В это время Уйгулана благополучно добралась до площадки. Билбэт сидел на шкуре и смотрел в сторону долины. Перед ним ровными рядами лежали маленькие камешки. Их было очень много.

– Играешь? – весело спросила она, неслышно подкравшись сзади. Чужак вздрогнул и вскочил на ноги. Это было смешно.

– Ты что! Так же кондратий хватить может! – выпалил Богдан. Ему было не до смеха. – А-а, камешки! Да, играю. Игра такая, сколько монголов в долине.

– И как? Много?

– Ну да. Тысячи три точно. Может, больше. Но дальше не видно. Наверное, тумен привели. Это очень много, – он недовольно поморщился и вздохнул. – Ну а ты чего пришла? Опасно ведь. Вдруг упадёшь… или что ещё.

В ответ раздался громкий смех.

– Упаду? – и снова смех. Уйгулана явно не думала об опасности. Монголы были рядом, но она вела себя так, как будто их не существовало. Богдан растерянно оглянулся.

– Что смешного?

– Как я упаду? Куда? – всё ещё продолжая улыбаться, спросила она. – Здесь везде камни.

– Ну да… Но знаешь, всякое бывает. Вдруг зверь испугает. Или что-то ещё, – он не закончил говорить, как она снова рассмеялась. – Ладно, хватит заливаться! Вдруг услышат. Серьёзно. Ты что принесла?

После этого они достали еду и вместе съели немного лепёшек. От остального Уйгулана отказалась. Кусок недоваренного мяса Богдану показался невероятно вкусным после почти вынужденного суточного голодания. Саха и Дари явно не подумали, что ему понадобится что-то более существенное, чем сухой хлеб и вода.

Сидеть на шкуре, прислонившись к камню, было тепло и приятно. Тем более, когда тебя обнимает самый дорогой человек. Уйгулана забыла о времени и болтала с Богданом обо всём, что приходило в голову.

– Почему луна круглая? Кто тебе сказал? Откуда ты знаешь? – спрашивала она.

– И земля круглая. Все планеты круглые.

– Ой, – она снова рассмеялась, прижавшись к его груди щекой, а потом отстранилась и пристально смотрела в лицо, как будто видела впервые. – Ну как же она круглая? Мы же сидим на земле. Она не круглая.

– Да, ты права. И не объяснишь сразу, – обескураженно согласился Богдан, понимая, что всего не расскажешь. – Ты же в степи видела край?

– Да, видела.

– Он же не прямой?

– Э-э… – на красивом лице на мгновение застыло удивление. – Не прямой. Немного такой, – Уйгулана показала руками полукруг.

– Ну вот видишь! Вот это и доказывает, что земля круглая! – обрадовался он.

– Нет, не круглая! Она из кусочков состоит.

– Ладно, ладно, из кусочков. Люди за ней уже давно наблюдают.

– Да, мама говорила, что её мама давно рассказывала, как с луны упал большой камень. Вся земля задрожала. А степь потом пол лета горела.

– Хм-м… Интересно. Легенды… В них есть что-то правдивое. Представляешь, люди до нас тысячи лет назад смотрели на луну, как мы сейчас. И говорили о ней.

– Да… А она тоже всех видит? – с любопытством спросила Уйгулана.

– Конечно. Каждый смотрит на неё из разных мест. Ты – отсюда. Твои родители – из стойбища, монголы – из долины. А есть люди ещё дальше. И они тоже смотрят на неё. А она одна всех сверху видит, – поддерживая игру воображения, рассказывал Богдан.

– Значит, она видела, как умерла мама моей мамы?

– Да. И не только она, но и её мама и ещё сотни мам до неё.

– Ой! – Уйгулана вдруг сжалась в комок и уткнулась лицом ему в грудь. – А когда мы умрём, она тоже будет всё видеть?

– Конечно. А как же иначе! И детей наших, и внуков. Как всех до нас.

– Я боюсь. Это страшно. Значит, она всё знает? Про нас и наших людей?

– Э-э… – теперь настала очередь Богдана задуматься. Но он решил идти в своих выдумках до конца. – Да, знает. Жаль, только не может рассказать. Представляешь, сколько она могла бы нам рассказать, если бы умела говорить!

– Она умеет. Улуг говорил, что Луна умеет говорить. Только люди забыли её язык. Не умеют спрашивать, – с неожиданной серьёзностью произнесла Уйгулана.

Они так и сидели, обнявшись, и не замечали, как солнце на небе постепенно приближалось к горизонту. Богдан был приятно удивлён любопытством и словоохотливостью Уйгуланы. Как будто она молчала целый год и только теперь смогла выговориться. Её искренние, наивные вопросы были просты и бесхитростны, как вода в горной реке. Они часто заставляли его задумываться, потому что требовали такого же простого и ясного ответа, но сформулировать его было нелегко.

– Ты поставишь свой гэр? – вдруг спросила Уйгулана и, отстранившись от него, пристально посмотрела в глаза. Её серьёзность заставила Богдана улыбнуться. – Ну скажи!

– Поставлю, поставлю, – сдался он и обхватил её за шею рукой. Они потёрлись носами, а потом она сама осторожно ткнулась ему в губы и в хитрых глазах застыл немой вопрос. – Где ты так научилась? – собравшись с силами, чтобы не рассмеяться и при этом изобразить изумление, спросил Богдан. По довольной улыбке стало ясно, что лесть удалась.

Они ещё долго обсуждали спасение туматов, каменистое предгорье на другой стороне, трудности с охотой и едой, но ни разу не заговорили о главном – как совершить обряд приглашения. Для них почему-то этот вопрос казался уже решённым, хотя кое-кто в племени был с этим несогласен.

По дороге к ущелью, Уйгулана пробегала мимо последних гэров и перекинулась парой слов с Олуюной, сестрой Нурэя. Та нравилась Тэлэку, и юноша собирался пригласить её в свой гэр этой осенью. Не придав значения их короткому разговору, Уйгулана поспешила дальше, а Олуюна сразу поделилась с другими новостью: дочь вождя понесла чужаку еду и воду. Одна. К самому концу ущелья.

Сама по себе новость была никакой, но после страшного известия и появлении монголов женщинам в племени не о чем было говорить, и любой повод обсудить своих соплеменниц, а уж тем более семью самого вождя, воспринимался как прекрасная возможность повысить свой статус первой сплетницы и распространительницы слухов, что совсем не считалось среди туматов зазорным.

Поэтому когда несколько брошенных на ходу фраз, обрастая домыслами и хитрыми намёками, добрались до брода, они уже представляли собой настоящую легенду с многочисленными несуществующими подробностями, которые каждая из сплетниц сообщала другой с уверенным видом свидетеля и знатока подобных отношений. Толпа у переправы страдала от скучной рутинной работы и ожидания своей очереди. Поэтому подобная новость сразу попала на благодатную почву. А когда она дошла до мужчин, то из всего обилия туманных намёков и выдумок сразу появилась одна конкретная мысль.

– Слышь, говорят, Уйгулана к чужаку побежала, – как бы невзначай бросил один из охотников у верёвки, обращаясь к Нурэю. Тот помогал в это время своим родственникам спускаться в воду.

– Побежала? – хмыкнул Нурэй и сжал зубы. Он не повернулся, пряча лицо. Однако через несколько мгновений оно уже приобрело прежнее выражение. – Ну и что?

– Как что? Одна. В ущелье.

– А что, догнать хочешь? – дерзко бросил Нурэй и криво усмехнулся.

– Я-то нет. Но вот ты. Как бы это…

– У неё отец есть. И брат. Сам знаешь.

– Да, знаю.

На этом разговор со словоохотливым благодетелем закончился, но рана в сердце, нанесённая его насмешкой, продолжала кровоточить. Вокруг дети недовольно ныли, когда матери затаскивали их в холодную воду, мужчины поправляли на спинах привязанные мешки – туматы продолжали медленно, но верно переправляться на другой берег. Надо было вернуться в стойбище за следующими людьми, и Нурэй не спеша побрёл вверх по тропинке, скрипя зубами и проклиная в душе всех духов тёмного леса и чёрной земли.

Однако вместо гэров он направился туда, где оставил лук и стрелы. С хмурым видом Нурэй нырнул в лес и поспешил в противоположном направлении, к узкому ущелью в горах. Если Уйгулана с чужаком находились в конце прохода, то к ним легко было подкрасться. А дальше… дальше он не знал, потому что воображение всё время рисовало только одну картину – кровавую расправу с незваным гостем, который вызывал у него лютую ненависть. Однако разум подсказывал, что победить в открытом бою он не сможет. Поэтому здесь должны были помочь лук и стрелы.

В это время возле разобранного холомо вождя страдала Аруна. Она ходила по кругу, перекладывая с места на место ненужные вещи, часто останавливалась и бросала полные тоски взгляды в сторону гор. Мать сидела у жердей, прикрыв глаза, и пыталась успокоить ноющую боль в голове. Вскоре вернулся отец с сыновьями.

– А где Уйгулана? Не приходила ещё? – с удивлением спросил он. Ему никто не ответил. Айлана сидела чуть поодаль и не слышала вопроса. Аруна пожала плечами и что-то недовольно промычала. Но вождь пока не волновался. Со стороны перевала пришёл дозорный и сообщил, что монголы по-прежнему стоят в долине. Чужак тоже не возвращался. Но с ним всё было понятно. Наверняка заболтался с Уйгуланой. Скоро должны были переправить всех женщин и детей. Пора было отправлять к берегу своих. Сыновья могли пригодиться здесь. Поэтому он решил послать за Уйгуланой младшую дочь. – Аруна, сходи туда. Позови её. Скажи, пусть идёт. Давай!

Баргуджин не видел, как вспыхнули радостью глаза дочери. Он в этот момент отвернулся, чтобы дать указания сыновьям. Потом подошли охотники, и вождя отвлекли другие проблемы. А его младшая дочь в это время уже исчезла в лесу, довольная предоставившейся ей возможностью. Аруна спешила к сестре, чтобы быть рядом, как и говорил старый шаман.

Далёкое, горячее солнце постепенно теряло свою силу. Уйгулана, как будто почувствовала что-то. Она прикрыла глаза ладонью и медленно отстранилась от Богдана. Тот осторожно убрал руку с плеча и с улыбкой посмотрел на неё.

– Устала? Да? Лежать на камне трудно.

– Нет, пора уже. Мы долго. Там все работают. А я тут сижу.

– Брось! Ты же принесла мне воду. И… нам вдвоём хорошо, правда?

– Да, но…

– Я чувствую себя неловко, мне стыдно, это нехорошо? – попытался передразнить её Богдан, но Уйгулана подняла на него хмурый взгляд и бесхитростно сказала:

– Это плохо. Мне надо идти, – в её голосе не было ни обиды, ни растерянности. Просто уверенность и спокойствие. Так надо, и всё. Ну что тут скажешь? Богдан вздохнул и тоже поднялся.

– Ладно, передай отцу, что тут всё спокойно. Без изменений. Стоят на месте. Если ещё пару дней так будет, то все успеют переправиться. Лишь бы не пошли к перевалу, – он показал рукой вправо. Там они впервые увидели цветущий марал. Там же он вышел из последнего вагона электрички.

Уйгулана молча проследила за его взглядом. Они стояли рядом, и ей очень не хотелось уходить. Как будто предчувствовала, что больше не встретятся. Если бы она знала, что уготовила им судьба, то схватила бы Билбэта за руку и помчалась куда глаза глядят, лишь бы убежать от этого ужасного места. Но Уйгулана ничего не знала. Никто не знал. Даже Нурэй, чья ревность и послужила причиной всех последовавших за этим событий.

Старший охотник медленно подошёл к расширившемуся проходу и выглянул из-за выступа. У самого края небольшой каменной площадки неподвижно стояли две фигуры. Они не замечали его. Чужак показывал рукой в сторону долины. Уйгулана смотрела туда, и они оба не шевелились. Нет, между ними не происходило ничего ужасного и страшного, что рисовало воспалённое воображение Нурэя по пути к этому месту, однако слепая ревность захлёстывала его разум и не давала успокоиться. Лук плавно соскользнул с плеча, и рука привычно достала из колчана острую стрелу. Выпрямившись и расставив ноги пошире, он медленно натянул тетиву и прицелился.

На страницу:
2 из 8