Бабка

По дороге, перед тем, как зайти на кладбище, Вика велела купить сырого мяса, конфет и бутылку водки, а сдачу не брать. Там оставить. Объяснила, что Погостник любит, когда ему щедрые подарки несут, не жадничают.

Дорога к кладбищу была размытая. Заморозки еще не холодили земли, и коричневые ручьи вдоль дороги быстро вертели разноцветные листья, а где и притормаживали, потому что листья и поломанные сучки собирались в препятствие для быстрого течения. Ветер показался Сергею странным, каким-то тихим и неживым, как и все вокруг. Птиц тоже почти не было слышно. Тишину чаще всего нарушали шуршанием падающие с деревьев листья.

Само кладбище выглядело печально. Некоторые могилы давно заросли, а на каких-то серые кресты из дерева поникли и уныло гнили. Сергей показал то место, где взял образец деревяшки – совсем недалеко от входа, на пересечении с пилорамой.

Вика покачала головой.

– Зачем они так близко к могилкам пилораму поставили? Не будет здесь работы, точно говорю, – глаза Вики вмиг прищурились, будто она вглядывалась в кого-то на том месте.

– Стой! – отвела она руку назад и оглянулась убедиться, что Сергей остановился. – Здесь граница старая, хоть и могил уже не видно. Повторяй за мной все, что я делаю и говорю. Слово в слово, движение в движение.

Вика нагнулась, постучала трижды по влажной земле, поднялась, трижды наклонилась, поглядывая, повторяет ли за ней Сергей, потом три раза вслух спросила:

– Царь Погостник, разреши нам войти в твое царство?

Сергей дрожащим голосом повторил. В ответ никаких звуков не последовало, и парень понадеялся, что ничего не увидит и не услышит, а ведунья сама все сделает.

Смутное предчувствие скорой беды внезапным холодком заползло в душу Вике. Она забыла, совсем забыла, что кусок деревяшки надо бы было вернуть хозяину кладбища. В двадцати метрах от нее, ровно на том месте, куда указал Сергей, теперь чернела размытая фигура. Судя по своим ощущениям, которые сложно описать словами, Вика поняла, что это Погостник. Из-за его спины трусовато выглядывали суккубы и инкубы с обнаженными частями тела, которые люди обычно прикрывают.

Вика почувствовала, что хозяин смотрит сквозь нее на Сергея, давая понять, что она ему не интересна, а виновник случившегося – да. Ведунья резко обернулась. Сергей растерянно стоял позади нее и не мог понять, что происходит. Видимое ей, к счастью, казалось недоступным неподготовленному человеческому глазу.

Над плечом Сергея переливался сгусток темной материи, то вползая ему в ухо, то выползая из него с другой стороны. Парень теребил уши поочередно, не понимая, почему Вика так на него уставилась.

– Уже и лярву подцепил, – грустно сказала она, убеждаясь, что правильно сделала, что приехала с парнем. Самостоятельной энергетической защиты у него не было никакой, если уже на входе его тело атаковала лярва.

Вика немного знала про этих сущностей, но достаточно, чтобы не паниковать. Лярвы подселялись к людям чаще всего на кладбищах, а потом питались их энергией. Особенно любили вызывать зависимости у людей, потому что, чем сильнее негативные эмоции и переживания, тем вкуснее лярве было пожирать энергию своего носителя и тем сильнее сущность становилась. И все-таки по сравнению с другими темными сущностями они считались менее сложными. Обычно с ними легче всего договаривались ведуньи – или изгоняли насильно, если те сопротивлялись.

Вика решила сначала до конца провести обряд, а затем разобраться с лярвой, если потребуется.

Встав на перекресток как раз рядом с нужным местом, Вика велела Сергею отойти на три шага от нее и ничего не делать.

Сергей наблюдал, как ведунья проводит обряд, и ему казалось, что все это понарошку, как компьютерная игра. Глубоко внутри он чувствовал, что все это происходит не с ним, а с кем-то другим. Если бы он хоть на минуту разрешил себе поверить себе, что все по-настоящему, скорее всего, его мозг бы этого не выдержал, и парень бы оказался в психушке. Задушенным в первую же ночь.

– Я не в гости пришла, Сергея беду принесла, – начала Вика тихим серьезным голосом, поглядывая на то место, где парень так никого до сих пор не видел. – Здесь наказание получил, здесь его отдает, – Вика выкладывала на перекресток белые каллы, сырое мясо и конфеты.

– Царь Погостник, не сердись на Сергея. Не со зла он тебя побеспокоил, а по глупости своей. За это тебе дары от него, от сердца, от души. Если что-то тебе нужно от него, скажи мне сейчас, а парня не трожь.

На лице у Сергея одновременно читались испуг, тревога и недоумение. Почему среди бела дня за все время, пока они с ведуньей здесь, еще ни один человек не зашел и не вышел с кладбища?

Вика услышала, как со стороны Погостника что-то заклокотало, захрипело, а потом вырвались карканьем пугающие звуки.

Сергей огляделся. Ворон поблизости точно не было, но только что он отчетливо слышал их карканье. Парень попытался натянуть улыбку, чтобы скрыть свой испуг.

– Он ругается, что ты не принес забранное назад, – не поворачиваясь к Сергею, сказала Вика.

– Я же не знал, – развел руками Сергей, нервно поворачивая голову то вправо, то влево.

– Да, моя вина, – согласилась Вика.

– И что теперь? Он меня придушит? – парень теребил руки, постоянно чесал глаза, уши, нос.

Вика видела, как лярва пробует его биополе, но ничего Сергею не говорила, чтобы не пугать еще больше.

– Погоди, – Вика отвернулась, чтобы Сергей не видел сейчас ее лицо, и закатила глаза: веки ее окрасились в болотный цвет и сверкнули Погостнику несколько раз.

В небе в ответ блеснула молния.

– Все, уходим, – скомандовала Вика, – теперь не оглядывайся, как бы ни хотелось. Просто иди вперед.

– А что, все закончилось? Я теперь могу спокойно спать по ночам? Он на меня не злится больше? – засыпал ведунью вопросами Сергей.

– Не тронет он тебя больше. Все кончилось. Иди домой, – спокойно ответила Вика, не поднимая глаз на парня, потому что знала: еще некоторое время после обещания, данного Погостнику, ее веки будут выглядеть не совсем обычно. – Стой. Лярву забыла снять, – Вика резко остановилась, и Сергей, не успев понять и испугаться, сразу был облит какой-то вонючей жидкостью из Викиного флакона.

– Извини, – пожала ведунья плечами, не поднимая глаз, – так быстрее, а мне возиться с ней сейчас некогда. Не спрашивай, кто это. Лучше не знать тебе.

Уши, нос, глаза тут же перестали чесаться, и Сергей шел рядом с Викой молча, не оглядываясь, и думал, что с завтрашнего дня точно начнет ходить в церковь и учить молитвы. Теперь, после увиденного, а больше неувиденного, он готов был поверить во что угодно.

Вика вернулась домой поздно, когда уже стемнело. Тревога не отступала. Обещание, которое она дала сегодня хозяину кладбища, рано или поздно придется выполнять. С ним шутки плохи. Но другого способа спасти парня она не знала.

Мама встретила ее на станции, бледная и встревоженная.

– Как прошло? – взволнованно спросила она дочь и взяла за руку.

– Ничего мам, ничего. Справилась. Только устала очень.

Домой шли молча. Вика ступала по грязи как в тумане. Отказалась от ужина, приготовленного к ее приезду, и слабо кивнула в ответ сороке, которая шумно застрекотала, едва завидев девушку.

Сейчас хотелось только спать и ни о чем не думать. Ночью Вика беспокойно металась по подушке, то зарываясь в нее лицом, то скидывая одеяло, которое во сне казалось ей лапищами Погостника, скрюченными и длинными, которые обвивали теперь ее тело вместо шеи Сергея.

Восстановиться, как следует, и заняться корешками да травами не удалось.

Уже на следующий день перед окном стояла бледная девушка лет двадцати, почти как Вика. Тонкая шея под вязаным толстым шарфом торчала, как у гусенка, которого хотелось накормить и обогреть, а челка свисала небрежно и косо, касаясь кончика носа.

Вика пригласила ее в дом и обратила внимание, что девушка очень внимательно смотрит на стены в комнате, будто что-то ищет. Под бледной тонкой кожей на руках различались тонкие голубые нити вен.

– Вы мне поможете? – девушка задрала подбородок и уставилась на Вику потухшими напуганными серо-голубыми глазами.

Вика с любопытством наблюдала и пыталась понять, что ту привело к ведунье. На несчастную любовь лицо девушки никак не указывало, не было на нем следов любовного томления, ревности или жажды поквитаться с соперницей. Наоборот, из нее будто сквозило страхом, но не простым, а особенным – холодным и мистическим.

– Рассказывай, – Вика присела на короткую скрипучую скамейку, а гостье указала на стул рядом со столом, предварительно шикнув на него, будто сгоняя оттуда кота.

– Нет, нет, это нужно увидеть. Я не могу описать словами то, что происходит у меня в квартире. Вы должны это видеть. А если так расскажу, все равно не поверите, – девушка шумно вздохнула и замерла, ожидая ответа ведуньи.

– Рассказывай, а потом посмотрим, надо ли мне ехать, – как можно мягче ответила Вика, скосив глаза на стул рядом со столом.

– Меня зовут Вера, – девушка поджала губы, – у меня это недавно началось. Вернее, не у меня, а в квартире. Сначала я думала, показалось, но нет. В квартире тени стали…они сошли с ума.

– Как это? – Вика удивленно изогнула бровь.

– Понимаете, я ухожу, а тень на стене остается на месте, и только спустя какое-то время возвращается ко мне.

– Это только с твоей тенью происходит? – серьезно спросила Вика и уставилась на угол печки, где что-то зашуршало.

– Нет, – будто извиняясь, Вера пожала плечами, – все тени дома ведут себя ненормально. И от лампы, и от книги, и от телевизора. Они живут своей жизнью и ходят, куда вздумается.

Вера увидела, как Вика отошла к печке и приложилась к ней ухом, вслушиваясь в ей одной понятные звуки, потом закивала головой, будто соглашаясь с услышанным.

– Ладно, подожди, я с тобой поеду, – сказала она Вере и помотала головой, – нехорошо это, совсем нехорошо.

Через два часа Вика заходила в темную квартиру на первом этаже серой кирпичной пятиэтажки. Уже на пороге появилось ощущение, что за ней наблюдают, и судя по движениям энергии, из углов с потолка.

Тени и правда жили своей жизнью, не подчиняясь человеческим законам, и не испытывали зависимость от света и угла его падения. Вика прислушалась. Из стен, из-под плинтусов, с потолка раздавались едва уловимые скребущиеся звуки, напоминающие царапанье кошки. Одновременно, со всех сторон. Поток холодного неожиданного воздуха коснулся ее шеи, качнув занавеску, хотя окна, форточка и двери не открывались.

Вера сзади вздрогнула. Кажется, она не различала скребущих звуков, потому что даже не поняла Викиного вопроса о том, давно ли они начались.

– Ты должна мне рассказать правду. Тени не сходят с ума просто так. Что ты сделала до того, как это началось?

Вера молчала.

– Если ты не расскажешь правду, я не смогу помочь, – сверху вниз посмотрела на девушку Вика.

Вера задохнулась, будто ей не хватило воздуха, покраснела и выдавила сквозь стиснутые зубы:

– Мой отчим…

Вика подошла к девушке, отодвинула челку у той с лица и заглянула в потухшие напуганные глаза, в которых скрывалась страшная тайна.

Вику обожгло от увиденного. Чужая боль качнула в сторону, и Вика отпрянула назад, часто моргая глазами, чтобы не заплакать. Кажется, девушка поняла, что ведунья все узнала. Присев на корточки, Вера заплакала.

– Ты сделала обряд? – Вика нервно терла свои ладони, переносицу и уголки глаз, пытаясь избавиться от гадкого ощущения после увиденного.

Не дождавшись ответа, она отправилась к двери, делая короткие частые выдохи. Вера тут же вскочила на ноги.

– Так вы мне не поможете? – обливаясь слезами, успела она сигануть вперед, обогнав Вику и загородив собой входную дверь.

– Уже поздно, – угрюмо себе под нос ответила Вика, сдерживая комок слез под горлом из-за ощущения своего бессилия. – Ты хоть понимаешь, кого выпустила?

Вика облокотилась на дверь, прижавшись к потертой обивке обеими ладонями, и медленно качнула головой слева направо.

– Я думала… я хотела отомстить, он все детство мучал меня, а мать не верила, – девушка сложилась почти пополам, закрыв лицо руками.

– И тогда ты вызвала духов…– дрожащими губами продолжила Вика.

– Да, я просто прочитала заклинание из книги, и они сразу пришли. Сказали, ждут моей команды. А я…

– А ты испугалась и не стала натравливать их на отчима, верно?

Вера молча закивала.

– Да, я подумала, что даже если его не будет, я все равно не смогу простить, даже мёртвого. И еще… еще они потребовали взамен…

– Жертву… – расширила ноздри Вика, собирая волосы позади в пучок и перетягивая тугой резинкой. Потом замотала головой. – Я не знаю, как тебе помочь. У меня нет столько сил, чтобы справиться с ними. Ты выпустила слишком много духов, которые кормятся твоей ненавистью. Понимаешь? Теперь они не уйдут так просто. И даже если ты сменишь квартиру, они последуют за тобой. Я не могу, не могу. Тебе нужен кто-то сильнее меня.

– Кто? – девушка упала на колени и принялась целовать Викины ладони, – умоляю, помогите мне, помогите, помогите…

Вика сжала зубы, выдернула ладони, задев случайно сережку на мочке уха у девушки, та вскрикнула и, схватившись за потревоженную мочку, позволила ведунье уйти.

– Ну что я могу, что? – бормотала себе под нос Вика по дороге на вокзал. – Там черная магия, я не смогу их прогнать, не смогу…– Вика смахивала слезы, вспоминая боль от насилия, обиду на мать и ужас еженощных кошмаров, в которых Вера убивала отчима. Все это впечаталось в ее сознание и не отпускало.

Отчим насиловал Веру с двенадцати, а мать не верила собственной дочери. Даже спустя два года после того, как отчим с матерью переехали в другой город, Вера не смогла смириться с пережитым и ежедневно задыхалась от ненависти к отчиму и теперь – к матери.

Да, Вика понимала ее желание отомстить. Чисто по-человечески. Но не такой ценой. Не такой! Что теперь будет делать бедная глупая девчонка? Что?

Вика остановилась.

С одной стороны, помочь девушке прямо сейчас ведунья не могла. Собственного опыта почти не было. В эту минуту как никогда не хватало мудрого совета Большака, а еще больше – тайных записей Анисьи.

Вика решила вернуться и договориться с Верой, чтобы та подождала, пока Вика найдет верное средство от бесов. По крайней мере, попытается найти.

Дверь в квартиру так никто и не закрыл. Вера сидела на старом линолеуме, облокотившись к стене, и безразлично смотрела в одну точку, почти не моргая. На виске рьяно пульсировала тонкая голубая жилка, то ли смиряясь с принятым решением, то ли борясь с ним.

Одного взгляда на девушку было достаточно, чтобы понять – оставлять одну ее нельзя даже на час. Недоверчивый пристальный взгляд смутил Вику, но она выдержала его.

– Сегодня переночуешь у меня, пошли.

Глаза Веры сразу же сделались умоляюще-детскими. Она молча встала и вышла из квартиры вслед за ведуньей, не задавая вопросов.

Краем глаза Вика заметила ползущие к входной двери тени. Скорее всего, они последуют за Верой, которая сейчас принадлежит им. А если Вика впустит Веру на ночевку к себе, то может случиться нехорошее, потому что начнется борьба света и тьмы. И как оно потом повернется – неизвестно.

Старые вагоны электрички были переполнены, как спичечный коробок, из которого все спички достали, а потом к тем, что были, добавили новые, и запихнули все это обратно. Дышащие перегаром пассажиры с красными лицами, в толстых куртках, с рюкзаками и клетчатыми барыжными сумками давили друг другу ноги.

Вера сидела у темного окна и смотрела на свое отражение, сквозь которое проносились верхушки деревьев и черные поля в рваных белых лентах недавно выпавшего снега.

– Ты как? – спросила Вика, заметив сильную бледность и выступившие синие тени вокруг глаз девушки.

– Нормально, – Вера уткнулась лбом в стекло.

Вика глотнула и взяла Веру за холодные пальцы. Вера дернула плечом, а потом стихла. Скоро двери в вагоне раздвинулись, впустив внутрь холодный воздух.

Дома Вика показала Вере на раскладушку, где недавно ночевал Сергей, напоила девушку чаем, и когда та ушла отдыхать, села за стол.

В доме сразу стало неспокойно: то двери скрипели, то ручки на дверях дергались, то половицы ходили ходуном. Да и за домом сорока трещала чаще и громче, чем обычно. Но тени пока были на своих местах, значит, Большак справлялся, защищал территорию. Только вот за советом к нему сейчас Вика не пошла – не до того бедолаге.

На столе в два ряда пестрели в потрепанных от времени тетрадках с разбухшими обложками записи Анисьи. Вика нашла нужное, вчиталась и охнула.

Сердце у Веры прыгнуло отдельно прямо к горлу. Ей показалось, что в этом Охе таится бессилие ведуньи перед бесами. Девушка зажмурилась и беззвучно заплакала.

В подполе что-то убедительно загрохотало. Потом опять, громко так, трясуче, будто били кого-то с размаху, швыряли, прямо как в кино. Вера вжалась в раскладушку, поджав ноги, обхватила их руками и смотрела на Вику. У Вики внутри сначала ухнуло, потом стало прохладно.

Жаль Большака, это ж он сейчас там внизу страдает, а Вика помочь не может, надо средство для девушки искать. Неожиданно для Веры Вика запела, тихо так, протяжно, а может, и не запела, может, это заговор такой был специальный. Потом она замолчала, а песня все продолжала звучать в голове у Веры, и в комнатах, и на лестнице, и в погребе. Скоро возня прекратилась. Вика взяла свечку и полезла в погреб. Нужная ей вещь хоронилась там.

Рано утром Вика разбудила Веру, поставила перед ней чай с какими-то травами, положила бутерброд и велела поторопиться.

Ничего не объясняя, думая о своем колдовском и периодически перешептываясь с кем-то невидимым, только перед самым входом в квартиру Вика попросила Веру открыть дверь, дала ей в руки мел и велела нарисовать большой круг.

Как только круг очертился, тени на стене засуетились, и раздался шепот, который на этот раз Вика тоже услышала, нервно закрутив головой.

Тени забегали по пустым стенам, замелькали, будто рыбы под толстым льдом на реке. Шепот постепенно переходил в негромкий многоголосый гул на незнакомом языке. Прямо из стены к кругу полезла самая темная тень с зелеными точками, напоминающими волчьи глаза. Полезла и с шипением остановилась у белой дуги.

Вика вошла в круг к Вере, встала рядом и достала нож. Он сразу же стал ярким, и Вера разглядела блестящую режущую кромку, резную ручку, обхваченную медными кольцами по краям, и неизвестные буквы на рукояти.

Вика взяла Верину ладонь, раскрыла ее и вложила нож. Начала чертить в воздухе пальцем буквы, похожие на те, которые виднелись на рукояти. От этого буквы на ноже коротко загорались, как проволочки в старом обогревателе со спиралью.

Полыхало все чаще и больше. Вера щурилась, закрывала глаза, но черные следы от вспыхивающих букв через веки кружили ей голову.

Слезы на Викиных глазах дернулись и скользнули вниз, растаяв на губах. Ощущение невыносимой боли и ненависти, живущее в Вере и подвластное вызванным бесам, а также необходимость избавиться от них во что бы то ни стало, заставляли Вику верить в то, что все получится. Потому что иначе… Нет, иначе и быть не может. Все получится.

На лице Вики мелькнула решительность. Она сжала ладонь Веры с вложенным ножом.

– Будет больно, – кивнула она Вере, – очень больно. Но другого выхода нет. Понимаешь?

Тень с шипением поднималась вокруг круга, как штормовая волна, но пока не могла перейти белую дугу. Девушка закивала мелкой дрожью. Сжала руку с ножом со всей силы, и Вика повторила ее движение, инстинктивно сжав даже пальцы на ногах.

– Я верю… Я справлюсь…

Первая капля крови упала в круг.

Мелкие тени на стенах начали наскакивать в панике друг на друга, почуяв неладное.

Вика зашептала в ухо Вере прерывисто, обдавая прохладным дыханием:

– Кровь – это память, кровь – это сила, кровь – это сознание, кровь – это дверь, надо отворить, надо вспомнить, надо простить. Живое и мертвое, густое и жидкое, любовь и ненависть…

Тут же нож длинным бугорком пополз под кожу, обдавая жаром и вымораживая одновременно.

Вера закрыла глаза.

Вере шесть лет. Она сидит на руках у мамочки, та целует ее за ушком и щекочет.

– Только ушко мое не ешь, – звонко смеется Верочка.

Звонок по телефону. Мама бледнеет и падает на пол без сознания. Верочка плачет, выходит на холодную лестничную площадку, кто-то из соседей вызывает скорую. Через неделю мама возвращается домой. Папы нет. Он умер. Мама по вечерам начинает пить вино, улыбается, говорит, ей так легче. Пьет одна.

Верочке восемь лет. Мама приводит в дом мужчину. От него пахнет чесноком и, как от мамы, вином. Он остается ночевать навсегда и больше не уходит.

Верочке девять лет, она замечает, что отчим подсматривает, как она переодевает нижнее белье, хочет закрыть дверь, но он запрещает ей приказным тоном. Верочка плачет и бежит к маме. Та утешает ее, просит быть повежливей с отчимом.

Мама все больше влезает в долги и по пьяни подписывает документы о продаже квартиры. В одиннадцать лет Верочка приходит к маме со слезами и обвиняет отчима в том, что он лез к ней под блузку. Мама устраивает отчиму скандал, тот грозится выгнать ее с дочерью из своей квартиры. Мама притихает. На время перестает пить. Понимает, что натворила, и снова уходит в запой, потому что не в силах вынести реальность.

Вере двадцать. Она видит квартиру с белым кругом, выкупленную за кредит у отчима. Она смотрит на спившуюся мать, валяющуюся на кухонном полу общежития рядом с пустыми бутылками. Слышит, как отчим хвалится мужикам, что подцепил малолетку в одной из общажных комнат, и как той с ним в кровати хорошо.

Вера разжимает ладонь и подходит к нему. Сейчас она видит как-то иначе. Одновременно все, что было, и все, что сейчас есть, в разных местах. Вера берет нож за рукоять. Тени в ожидании ужина движутся все быстрее по стенам общежития, обгоняют друг друга, собираются вокруг комнаты, где пьет отчим. Еще чуть-чуть, Вера вонзит в него нож, прямо в сердце, чтобы наверняка, а потом тени сожрут его тело.

Вера вздрагивает. Может, тени пришли за ней? И как только она свершит месть, тени заберут ее? Ведь они ждут жертву. Вера не понимает, что и как правильно делать. Она поднимает глаза и слышит с неба голос Вики, напевающий монотонные слова на незнакомом языке.

Вера не понимает, что означают слова ведуньи, но чувствует, что внутри этих звуков другая жизнь. Чистая, светлая, наполненная тихой радостью, благодарностью за то, что жива, за то, что не калека. И все, что нужно сделать, чтобы получить эту жизнь – выпустить нож, прямо сейчас, выпустить и прогнать тени, довериться светлому голосу, выбрать другую жизнь, поверить в то, что может быть иначе.

– Давай же, давай, – говорила сама с собой Вика, беспокойно оглядываясь на темную тень, полностью заполнившую комнату и бушующую сейчас как море в шторм.

Если Вера сейчас выберет месть, тени поглотят ее, станут еще сильнее, тогда и Вика вряд ли сможет справиться с ними, и тени сожрут ее тоже.

Вера задыхается, немо вскрикивает и роняет нож на грязный пол. Отчим сейчас видит ее. Разинув рот и округлив мутные глаза, тычет в нее пальцем, хватаясь одной рукой за сердце. Тени довольны, тени ждут. Серый воздух в комнате сгущается. Пахнет серой.

Глаза у Веры светятся, как лазерный фонарик, с необычно красивым лиловым светом. Она отшвыривает нож ногой. Кто-то проводит по ее лицу вышитым белым полотенцем слева-направо. Не вытертая слеза поблескивает на щеке.

Слеза прощения…

Вика выдыхает. Тени вокруг жалобно перешёптываются, сбиваются стайками, уползают в углы, под люстру, под плинтуса.

Вика слышит, как за окном проносится скорая. Чувствует приближающуюся смерть мужчины из общежития неподалёку. Выживет ли?

Скоро рассвет.

***

Вика вернулась к себе домой вместе с Верой, потому что та никак не могла прийти в себя. Несколько дней на свежем воздухе под присмотром заботливой ведуньи, разделившей жизнь девушки на «до» и «после», запах пряных трав, ласковое трещание сороки за окном быстро поставили Веру на ноги.

Вике очень хотелось покоя и отдыха. По дороге со станции, от которой электричка с новыми вагонами, пахнущими внутри пластмассой, увезла Веру, ведунья почувствовала на себе пристальный взгляд в спину. Остановилась.