Мальчик по имени Цзя Ли

– Поздравляю.

Новости о зачислении Цзя Ли в школьную баскетбольную команду разлетелись быстро. Сестра Цзя Мэй была их самым рьяным распространителем. О случившемся узнали все девочки из художественного ансамбля. При встрече с Цзя Ли они стали обращаться к нему не иначе как к восходящей звезде баскетбола, а некоторые даже чирикали:

– Тебе надо угостить нас конфетами! Это такая честь – попасть в команду!

– В следующий раз мы придем на соревнования поболеть за тебя!

Цзя Ли был совсем не против того, чтобы известия о нем распространялись с такой молниеносной скоростью, особенно радовали его восторги девочек из ансамбля и пылкие поощрения Лу Чжишэна:

– Я со своим весом в мяч играть не могу. Ты хорошенько занимайся, в будущем станешь чемпионом страны, а я на любую роль соглашусь: твоего агента, охранника!

В субботу вечером значилась тренировка баскетбольной команды. Цзя Ли вошел на площадку в новенькой спортивной форме, но ему тут же преградили путь и сказали:

– Сегодня уже есть человек, который подбирает мяч. Ты последи за одеждой вне площадки.

– Что? Но я член команды! – Цзя Ли назвал свое имя.

– Знаю, но вы внештатные игроки, вас специально набрали, чтобы подбирать мяч и охранять вещи регулярного состава.

Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. Цзя Ли можно было похвалить за стойкость хотя бы потому, что он не упал в обморок. Он тут же без всяких слов ушел – быть мальчиком на побегушках? Увольте.

Однако это нанесло непоправимый удар по репутации Цзя Ли. Некоторые девочки из художественного ансамбля стали звать его специалистом по хвастовству. У Цзя Мэй из-за этого глаза несколько раз бывали на мокром месте.

Цзя Ли поклялся прославиться, выделиться из толпы. В третьем классе средней школы он, возможно, будет уже стар для славы, поэтому нужно скорее ухватиться за нынешний решающий момент и стать знаменитостью.

На осенние каникулы в этом году все ученики старше второго класса отправились в поездку в Сучжоу4 – смотреть древние сады и здания. Один только седьмой класс направили в городской парк Чанфэн. Мама приготовила много вкусной еды для Цзя Ли и Цзя Мэй. Девочка была очень рада, а ее брат ужасно сердился: что это вообще такое, он не  какой-то жадный до еды малыш, может довольствоваться и плиткой шоколада. В начальной школе они ездили в осенние поездки в парки, но они проходили кое-как. Сейчас он учащийся средних классов, гордо носит на груди значок школы, но опять должен отправляться в какой-то парк. Никакой доброй славы в этом нет. Ему очень хотелось вместе с Лу Чжишэном смешаться с группой, едущей в Сучжоу. Пусть даже весь день придется провести без еды. В живых останутся и то хорошо.

Но Лу Чжишэн пошел по пути наименьшего сопротивления и снисходительно сказал:

– Зачем куда-то рваться? У нас каникулы, отдохнем, погуляем, все лучше, чем на учебе корпеть!

В парке Чанфэн они были уже несколько раз. И, чем старше они становились, тем меньше казался парк. Декоративная горка напоминала низенький холмик, на который можно было забраться с закрытыми глазами. Из веселых занятий оставалась только гребля. Эх, сколько младших школьников в пестрой одежде гребли в лодочках, но рядом с ними было стыдно находиться. Они сидели с Лу Чжишэном на берегу, и Цзя Ли твердил, как ему скучно. Лу Чжишэн прекрасно понимал душевное состояние друга:

– Тебе кажется, здесь скучно, да? Но для того чтобы прославиться, нужны приключения!

– Я не боюсь приключений!

– Болтовня! А вот если бы кто-то в реку упал, ты спас бы этого человека?

– Конечно!

Как жаль, что водная гладь была совершенно спокойна, никакой опасности и в помине не было. И уж никак нельзя было опрокинуть одну из лодок и самим создать сложную ситуацию.

Лу Чжишэн сказал:

– Ладно, этого никак не проверишь.

– Если захотеть, можно и проверить.

– Как это? – засуетился Лу Чжишэн.

– Ты прыгнешь в воду, а я тебя спасу. Так мы оба прославимся!

Лу Чжишэн возразил:

– Так я клоуном каким-то выглядеть буду. К тому же я воды боюсь, я сухопутная птица!

– Так если ты сухопутная птица, весь спектакль больше будет похож на правду. Зачем спасать того, кто и так умеет плавать?

Затем мальчики стали обсуждать, как им обоим стать героями. Лу Чжишэн предложил нелепый план, говоря, что здесь пригород, и можно найти какое-нибудь кладбище и рассказать всем, что видели призрака в модных штанах, танцующего диско.

– Нет, не годится. Никто не поверит, еще и скажут, что мы суеверные и старомодные, – покачал головой Цзя Ли.

– Можно еще змею найти и всюду с ней ходить.

– Да, лучше всего взять ядовитую, с красным жалом, это по-настоящему опасно.

– Опасно-то опасно, но если она кого укусит…

– Мы будем ее держать! – сказал Цзя Ли. – И кормить жабами.

– Ну нет, девочки скажут, что мы жестокие.

Ох уж этот нерешительный Лу Чжишэн! Если все настолько детально продумывать, какие же это приключения? Совершенно заурядные делишки, а не приключения!

Пока они обдумывали возможности, те сами их поманили.

Неподалеку раздался крик женщины:

– Стой! Стой… Эй, хватай его!

Мальчишки подскочили, вытянули шеи. Они увидели, как молодая женщина в аллее яростно вопит и указывает рукой вперед. Казалось, она вот-вот расплачется. У нее были туфли на высоких каблуках, поэтому бежала неровно. За десять с лишним шагов впереди нее несся молодой человек с дамской сумочкой в руках. Лицо его раскраснелось.

– Он украл ее сумку! – завизжал Лу Чжишэн.

У него аж голос переменился. У Цзя Ли зашумело в ушах. Он был в состоянии крайнего возбуждения. Храбрецов, сражающихся с преступниками, он видел только по телевизору, но никак не ожидал, что и ему самому представится такой случай. Недолго думая Цзя Ли скомандовал:

– Вперед! – и, как пущенная из лука стрела, очертя голову метнулся к тому мужчине.

Вор повел себя странно. Когда Цзя Ли обхватил его за талию, он не вытащил нож или какое-то еще оружие, а разразился бранью:

– Чтоб тебя, что ты вытворяешь? Не отпустишь меня – отлуплю!

В это время, тяжело дыша, подоспел Лу Чжишэн. Увидев, что уже началась рукопашная схватка, он заорал:

– Это мы тебя отлупим, злодей!

Он набросился на вора с кулаками, не ожидая, что тот крепко схватит его за руки и начнет с силой отталкивать. Лу Чжишэн повалился ничком, уткнулся лицом в землю и громко завыл.

Подбежала и женщина, в страшном гневе обратилась к Цзя Ли:

– Из какой ты школы? Такой наглый!

– Но вы… разве не вы кричали: «Хватай его!»? – невпопад бормотал Цзя Ли.

– Да что за дела? Мы из одной семьи. У нас капризный сын, он разозлится и сразу убегает! – сказала женщина. – Я попросила папу догнать его!

Только тогда Цзя Ли вспомнил, как мимо молниеносно проскочил мальчик. Теперь его и след простыл.

Лу Чжишэн закрыл лицо рукой и, нервничая, сказал:

– Это все из-за того, что он с женской красной сумочкой бежал. Мы и подумали, что он ее украл!

– Я не могу помочь жене нести сумочку? – уверенный в своей правоте, сказал мужчина, как будто ношение сумочек было геройством. – Когда вырастете, вам тоже придется такие поручения выполнять.

Супруги в волнении убежали на поиски своего маленького баловня. Цзя Ли скривился и с презрением сказал:

– Ну что за молодец, еще и такой самодовольный, как будто высочайшей чести удостоился!

– Однако, – сказал Лу Чжишэн, – удар у него хорошо поставлен, он меня потрепал.

Цзя Ли вскинул голову и увидел, что Лу Чжишэн и впрямь получил легкие ранения. Кожа на щеке у него была поцарапана, крови не было, лишь несколько царапин, похожих на потертости на джинсовой ткани.

– Болит? – спросил Цзя Ли. – Давай я найду тебе обезболивающее.

– Терпимо, – со вздохом сказал Лу Чжишэн, всем видом давая понять, что терпит невыносимые муки.

– Вот незадача, не стали героями и чуть было трусами себя не выставили, – сказал Цзя Ли. – Но пусть это будет нашим мужским секретом. Тебе ведь не хочется выставить себя на посмешище?

– В мире уже не осталось таких болванов, – Лу Чжишэн иногда проявлял остроумие. – Ты как сумасшедший художник Сюй Вэньчан. Как, по-твоему, я буду объяснять, откуда у меня эти царапины?

– Да ведь можно сказать, что тот мужчина и правда был вором, и ты был ранен в драке, ну а я его взял. Как тебе такое?

– Ну и прекрасно, пусть даже я буду второсортным героем, – воодушевился Лу Чжишэн. – Слава и положение не так для меня важны.

– Не пойдет! – сказал Цзя Ли. – Все будут спрашивать о том воре. Как нам ответить?

– Это уже мелочи, придумаем!

Но именно эти мелочи доставили им немало страданий. Они никак не могли решить, как лучше обо всем рассказать. Стоило куда-то поехать отдыхать, как Лу Чжишэн становился ходячим источником проблем. На сей раз он вопил, как безумно болят его раны, и даже подпрыгивал от боли. У учительницы, сидевшей на лужайке, была аптечка, но они не стали ничего у нее просить, потому что не придумали разумного объяснения, а эта старушка умела искусно допытываться до сути. Мальчишки, прячась от учителей, выбрались из парка и принялись искать аптеку.

Они прошли всю улицу. Там нашлись какие угодно магазины, кроме аптек, как будто люди в этом районе никогда не болели. Чем дальше они шли, тем более кривой была дорога и чувствовалась атмосфера пригорода, вдалеке даже были видны огороды. Лу Чжишэн отказался от затеи с аптекой:

– Ладно, сейчас моя царапина не так уж и болит, пойдем обратно в парк.

Как раз по пути им попался общественный туалет. Лу Чжишэн сказал, что это отличное место, чтобы все обсудить, и Цзя Ли с ним согласился. Внутри никого не было, и мальчишки расслабились, присели на корточки и стали гадать, как же им стать героями и прославиться.

– Э, – начал Лу Чжишэн, – давай скажем, что тот вор сбежал, и мы не смогли его расспросить.

– Но это называется «упустить злодея», не так ли? – сказал Цзя Ли. – А герои такого никогда не допускают!

– А если сказать, что мы отвели его в участок?

– В какой такой участок? Тебя спросят, и что ты ответишь? – возразил Цзя Ли. – Вранье тоже бывает благородным и низменным.

– Так значит, моя жертва была напрасной? – с некоторой расчетливостью спросил Лу Чжишэн.

– Ну нет, ты так или иначе сегодня испытал вкус героического боя…

Не успел Цзя Ли договорить, как дверь отворилась. Вошел человек, худой, в черной одежде, и вихрем метнулся к ним, окликнул низким голосом, как привидение:

– Эй, привет! – выглядел он совершенно обычно, но улыбался недоброй улыбкой, от которой поджилки тряслись.

Оба паренька перетрухнули и инстинктивно встали, но не успели и глазом моргнуть, как тот человек вытащил самый настоящий нож и помахал им в воздухе, коротко приказав:

– Сядьте! Не двигайтесь!

Лезвие холодно сверкнуло, и мальчикам пришлось послушно сесть на корточки. Мужчина нагнулся, торопливо, будто поднимал какую-то вещь, стащил с руки Лу Чжишэна часы, перерыл карманы мальчиков и без всяких церемоний забрал все ценные вещи, еще и нагло размахивал перед их глазами ножом. В одно мгновение оба героя будто утратили мыслительные способности, только чувствовали, как невольно трясутся их ноги.

– Сидите десять минут! – свирепо сказал мужчина. – Иначе отведаете моего ножа!

С этими словами вор в несколько прыжков умчался прочь.

– Мы… мы не во сне? – сидя на корточках, осторожно спросил Лу Чжишэн. – Если я продолжу так сидеть, у меня ноги отнимутся.

Цзя Ли уже вскочил и застегивал штаны.

– Эй, мы за ним побежим или нет? Тот вор ускакал!

– У него нож. – Лу Чжишэн с усилием поднялся. – Ты меня до смерти не доведи!

– Если за ним не погнаться, мы понесем слишком большой убыток! – сказал Цзя Ли. – Вот мерзавец!

В решающий момент Цзя Ли забыл, что собирался становиться каким-то там героем, как будто такой мысли никогда не было в его голове. Он лишь разозлился, чувствуя, что его ужасно оскорбили. Им двигала жажда мести. Поэтому он просто не успел испугаться и помчался за вором. Лу Чжишэн тоже был готов рискнуть жизнью за друга. Хоть и был охвачен страхом, он со всех ног понесся за Цзя Ли.

О случившейся драке Цзя Ли было сложно говорить. Она была не такой уж героической, ведь он одновременно кричал: «Держите вора!» и гнался за ним. Вор разозлился и ударил Цзя Ли, и тот совершенно бесславно упал, почувствовал, что у него под ягодицами мокро, но из последних сил поднялся. В это время толстяк Лу Чжишэн во всю мощь своих легких звал на помощь. Наконец к ним выбежали фермеры с огородов.

Затем подъехали две полицейские машины и скорая, которая помчала мальчишек в больницу. Врач осмотрел их и сказал, что Цзя Ли получил ножевое ранение в ягодицу. Это показалось ему странным, ведь тогда он совсем не почувствовал боли. Он ощутил ее только после того, как ему дали лекарство. Врач велел Цзя Ли оставаться в больнице. Тот не мог ни сесть, ни лечь, и приходилось валяться на больничной койке ничком и думать, какой же этот воришка гнусный, как он мог ударить его ножом в такую часть тела!

На кровавые пятна на лице Лу Чжишэна наложили большую марлевую повязку. Медсестры спросили, как он получил рану, и тот не колеблясь ответил, что упал, пока гнался за вором. Это было довольно рациональное оправдание, и его приняли за чистую воду. Цзя Ли тоже не стал выдавать друга. Впоследствии Лу Чжишэн описывал эти царапины как напоминание о славном подвиге, еще и тон у него был таким утвердительным и наглым. Похоже, он уже много раз об этом рассказывал и сам поверил в собственное вранье.

Словом, Цзя Ли и Лу Чжишэн разом прославились, по школьному радио снова и снова упоминали их имена, а еще к ним приходили взять показания полицейские и вернули им украденные вещи. Цзя Ли провел неделю в больничной палате, и почти каждый день его навещали одноклассники. Лу Чжишэн тоже непременно приходил. Стоило другим заговорить о случившемся, как Лу Чжишэн, ликуя, всех перебивал:

– Эх, мы тогда хотели сразиться за народ со злом, прямо как Робин Гуд! И я не хвастаюсь: герой ты или трус, становится с первого взгляда понятно в критический момент, не так ли?

Девочки восторженно смотрели на Лу Чжишэна, как будто в больницу попал именно этот малый! Не кажется ли вам, что он слишком далеко зашел?

– Папина компания меня пригласила, чтобы я с докладом выступил! – не унимался Лу Чжишэн. – Это мой папа с ними связался.

Старина Лу стал папой героя, носился с этим повсюду, на самом же деле герой из его сына был весьма посредственный. Но у Цзя Ли не было никакого права высказаться, он мог только с жалким видом валяться на койке. Еще можно было бы горделиво держаться, если бы у него была рука на перевязи или хотя бы пластырем заклеена, – можно было бы говорить о героическом духе. Но он достоин лишь сожаления, стал позорищем, никому свою рану показать не может. Один лишь папа его понимал и тихонько спросил:

– Что ты чувствуешь? Тоже хочешь выступить с докладом?

– Нет никакого смысла, – от чистого сердца сказал Цзя Ли и уперся лбом в подушку. – Я не хочу, чтобы об этом узнало больше народу.

– Это тоже неплохое чувство! – сказал папа. А потом он по-товарищески улыбнулся сыну, чем Цзя Ли был приятно удивлен. Он приподнялся, и его рана ужасно заныла.

Когда Цзя Ли сняли швы, он тут же приступил к учебе. В школе еще не сошла на нет волна восхищения героями. Стоило Цзя Ли там появиться, как все, бурно жестикулируя, рассказывали об этом друг другу. Девчонки из художественного ансамбля, увидев Цзя Ли, обращали на него полные благоговения взоры. Цзя Ли почувствовал перемену в их отношении и даже с большей охотой принял бы их легкомысленные насмешки. Ведь их восторженные взгляды выводили его за пределы привычного.

А толстячище Лу Чжишэн все еще не наигрался, упорно нося на щеке марлевую повязку и всюду ею похваляясь. Однажды Цзя Ли вспылил и яростно оторвал эту повязку у него с щеки, сказав:

– Ну довольно!

Его царапины уже давно исчезли, и чистенькая щека словно ожидала, когда ее продемонстрируют другим.

Глава 7. Любящие сердца

«В последнее время мальчишки в нашем классе обсуждают один глупый вопрос, уж не знаю, с кого это началось. Славного в этом так или иначе немного, когда они об этом говорят, сразу пытаются понизить голос: эй, скажи-ка, какая девочка самая лучшая? Кажется, меня тоже кто-то спрашивал, но я к тому моменту еще не придумал, как ответить, поэтому на этом экзамене провалился, но сейчас немного сожалею об этом. На самом деле относительно девочек у меня есть ясная точка зрения».

(Из дневника Цзя Ли)

В окружении Цзя Ли было множество разных девочек, и ему пока было сложно решить, какая из них самая милая, но определенно не нравились девчонки, которым на все плевать, разодетые в распрекрасные кофты, модные брючки и огромные кроссовки, как у мальчиков, а еще ужасно надменные. Зимой Цзя Ли познакомился с новой девочкой, она была тихой, чистенькой, никогда не вмешивалась в разговор и любила погрустить, как героиня известного китайского романа «Сон в красном тереме» Линь Дайюй.

У нее было прекрасное имя – Линь Пин, а сама она была прелестной и воспитанной. Она была из школы Цзя Ли, училась во втором классе средней ступени, на год старше. Прозвище она как раз и получила в честь древней красавицы Линь Дайюй. Цзя Ли несколько раз видел ее и украдкой улыбнулся ее наряду: она любила сиреневый и носила его с упрямством 30-летней женщины! Цзя Ли и подумать не мог, что в один прекрасный день подружится с ней.

Хоть это и звучит как начало романа, но познакомились они в больнице.

Более чем за месяц до китайского Нового года папа Цзя Ли попал в больницу. Он целыми днями и ночами писал рукописи и вдруг упал в обморок. Обследование показало, что у него острый миокардит, или, словами папы, вел себя хорошо, а сердце подвело – он в такой ситуации еще и остроты отпускал!

Линь Пин лежала в том же отделении, что и папа, и все словно шло к тому, чтобы они познакомилась с Цзя Ли. У девочки тоже была сердечная болезнь, но она как будто чего-то боялась и все время, свернувшись клубочком, лежала на больничной койке.

В тот день Цзя Ли, войдя в отделение, первым делом заметил именно ее, но только он собрался поздороваться, как она закрыла лицо журналом.

Цзя Ли подумал, что она похожа на загадку, такой таинственной была. Он внимательно прочитал ее имя, написанное на больничной койке.

С тех пор Цзя Ли то и дело забегал в больницу и каждый раз замечал, что Линь Пин горюет. У нее был первоклассный магнитофон. Когда в палату приходили посетители, и становилось людно, она надевала наушники и что-то слушала. Возможно, это была какая-нибудь ностальгическая музыка вроде танго или саксофона. Словом, когда Линь Пин слушала музыку, она казалась очень печальной.

Цзя Ли очень хотелось ее рассмешить, но он, как и всякий мальчик, боялся потерпеть фиаско.

В тот день после учебы он увидел в ящичке на проходной письмо для Линь Пин. Он так обрадовался, что внутренне возликовал, незаметно подобрал письмо и устремился в больницу. Когда он вошел в палату, папа как раз увлеченно болтал с другим пациентом. Они выглядели как новоиспеченные друзья, поэтому не обратили на Цзя Ли никакого внимания. Тот улыбнулся и тихонько перебежал в соседнюю палату, где сказал Линь Пин:

– Эй, хочешь письмо?

– Ты ведь не почтальон! – немного сердито сказала она, слегка нахмурив брови.

Заинтригованный, Цзя Ли помахал конвертом, но она вдруг ловко выхватила его у него, повернулась спиной и стала читать. Кто бы мог подумать, что это письмо не подарит ей ничего, кроме печали. Она выглядела подавленной и еще долго сидела спиной к Цзя Ли, плечи ее подрагивали. Обернулась она лишь тогда, когда за ним пришел папа. В это время нянечка принесла ей еды. Она была такой старой, что даже разогнуться не могла. На ней был старомодный халат на завязочках, как у китайцев XIX века.

– Пинпин! Они сегодня вместе пообедали, я тебе покушать принесла!

Нет ответа.

– Пинпин, ну ты и упрямая! – заворчала нянечка. – Сама знаешь, какой человек твоя тетя. Будешь так убиваться – себе же хуже сделаешь.

По-прежнему никакого ответа, лишь видна гордая и одинокая спина Цзя Ли видывал тетю Линь Пин. Это была белолицая женщина в маленьких очках с толстыми линзами и накинутом на плечи меховом пальто. Наверное, когда она вечером выходила на улицу, ее принимали за пантеру. Вместе с ней в больницу приходил дядя Линь Пин – упитанный мужчина средних лет, одетый весьма изысканно. Они словно наносили племяннице визит вежливости: садились, произносили несколько фраз, доставали пакет с фруктами, ставили его на стол и уходили прочь. Словом, держались они так холодно, что после их ухода не оставалось ни капли тепла и вообще ничего, кроме фруктов.

Никто не трогал этот пакет, он так и лежал запечатанным. Кто-то из пациентов знал о жизненных обстоятельствах Линь Пин, говоря, что ее родители вместе с младшим братом отправились в поисках лучшей жизни за границу. Каждый месяц они присылали дяде Линь Пин щедрые алименты, а самой девочке всякие модные вещицы, но у нее сложный характер, она плохо ладит с другими людьми.

Она действительно была немного чудной. Цзя Ли пытался с ней поговорить, но отвечала она всегда с неохотой. Как-то раз мальчик сказал ей:

– Слушай, я знаю, каково это – болеть. Во рту все время горько, как от таблеток!

– Ты ведешь себя как маленький! Явно только-только в среднюю школу пошел, – сказала Линь Пин. Никакого уважения к другим!

После нескольких попыток поговорить с ней Цзя Ли наконец отказался от этой затеи и даже начал немного остерегаться. Неприветливые девочки ему не нравились. Он стал ходить в больницу раз в два дня, и то только для того, чтобы проведать папу.

В тот день Цзя Ли снова пришел к папе – тот выглядел бодро. Попав в больницу, он стал гораздо снисходительнее к Цзя Ли. Мальчик перебросился с отцом несколькими фразами, а затем он попросил его возвращаться домой и заниматься делами. Во дворе больницы Цзя Ли вдруг натолкнулся на укутанную теплым шарфом Линь Пин.

– Привет! – первой заговорила она.

Цзя Ли был приятно удивлен и поверить не мог, что это настоящая Линь Пин.

– В прошлый раз ты принес мне письмо от родителей, а я и поблагодарить забыла! – сказала девочка. – Я очень благодарна тебе.

– Ну что ты, что ты! – сказал Цзя Ли. Он, как и папа, не любил, когда его благодарят, словно ему дарили слишком дорогой подарок. – Друзья должны помогать друг другу.

Она засмеялась, причем очень мелодично. Интересно, почему же раньше не хотела? Как бы то ни было, так они стали друзьями.

Цзя Ли сообщил эту ошеломительную новость Лу Чжишэну:

– Представляешь, девочка из отделения моего папы заговорила!

– Что? Она была немой? – удивился Лу Чжишэн.

– Нет, конечно.

– Тогда что в этом такого? Со мной просто тысячи девочек разговаривают! – заявил Лу Чжишэн. – Некоторые даже первыми начинают!

Этот малый слишком самоуверен! Хорошо, что есть и другие посвященные в эту тайну. Когда Цзя Ли обсуждал в палате с Линь Пин современных китайских писателей и поэтов, папа и остальные пациенты с изумлением смотрели на них. Цзя Ли посчитал степень их удивления своим успехом. Папа похлопал по плечу сына:

– Так и надо, ты сделал хорошее дело!

Мама сказала:

– Когда она улыбнулась, я прямо-таки выдохнула!

Вскоре после этого девочка близко познакомилась с семьей Цзя Ли. Маме мальчика Линь Пин очень нравилась, она всегда приносила ей что-нибудь вкусненькое. Каждый раз, когда это случалось, Цзя Ли очень гордился мамой. Стоя рядом с ней, он искренне думал, как он рад, что эта красивая и добрая женщина – его мама.

Настроение Линь Пин становилось лучше, на щеках загорался румянец. Но когда все оживлялись, она вдруг произносила:

– Какая же Цзя Мэй счастливая!

– Ты тоже счастливая, – говорила Цзя Мэй. – У тебя есть все эти модные штуки!

– Но, – отвечала Линь Пин, – нет того, чего особенно хочется.

– Что же это?

Линь Пин ничего не ответила, лишь, водя тонким пальчиком по одеялу, написала слово «дом».

Все погрузились в молчание, на мгновение оказавшись во власти необъяснимой тоски. Вот он, источник ее печали, но против него они бессильны. У Цзя Ли брови взметнулись вверх, и он сменил тему разговора, заговорил о чем-то веселом. Вернувшись домой с мамой и сестрой, они распахнули двери, и Цзя Ли громко закричал: «Мы дома!» Когда есть дом, можно спать спокойно.

Не успел Цзя Ли и глазом моргнуть, как приблизился Новый год. По его мнению, в этом празднике только и было хорошего, что красные конверты с деньгами – в Китае их обязательно дарят детям. Больше ничего, без чего нельзя прожить, в нем не было. Только подумайте: перед Новым годом царит полный кавардак, дома делают генеральную уборку, тебя гоняют туда-сюда со всякими поручениями, в кухню входить приходится боком, потому что там все завалено мясом, на полу лежит какая-нибудь мороженая курица или что-то вроде того. Мамочка из семьи У готовит целое море блюд и, словно хочет за что-то отомстить, подстрекает всех с ними разделаться.