Дорога домой

–А потом недельки через две мы ездили в Судак. Праздновали день рождения Яны…

–На автобусе?– спросила Тамара.

–Нет. Инна арендовала маршрутную газель. Но шашлыки в лесу пожарить не удалось-дождь пошёл. Сидели в ресторане. Ели, пили, танцевали. До дождя успели в крепости побывать. Оттуда вид… Море как на ладони. А на холме за городом три высоченных креста стоят. Киношники оставили, когда снимали фильм "Мастер и Маргарита"…Я на днях передачу смотрела про актёра, который Христа играл…Так вот, он рассказывал, что когда висел на кресте испытал что-то необычное, мистическое…

От выпитого вина щёки Тамары раскраснелись, но глаза смотрели по трезвому пытливо.

–Что именно?-спросила она.

–Боль, страх, отчаяние. Ведь Иисус жил жизнью обыкновенного человека. Был сыном плотника. Общался с простыми людьми. И только выполнив свою тяжёлую миссию он нарёкся Сыном Божьим…Знаешь, в Евангелии мне дорог один эпизод…О том как Иисус молился в Гефсиманском саду накануне своей казни. Там написано: "И был пот его как капли крови" и просил он "да минует меня чаша сия", а потом добавил: "впрочем не моя воля. Твоя воля". Я думаю, что как всякий нормальный человек, он страшился казни. Но доверие к Господу было настолько велико, что он пошёл на пытки и мучительную смерть…

–Почему ты об этом сейчас вспомнила?

–Со мной что-то произошло после монастыря. Что-то необычное, но радостное…

–Муж вернулся, вот и радуешься,-улыбнулась сестра.

–Это раньше началось. Ещё до его возвращения.

Тамара недоверчиво сощурила глаза. Потом сгребла остатки яичницы со сковороды в тарелку Алины.

Должно быть она решила, что я от вина плету невесть что-подумала Алина.-Как же ей объяснить?

–Понимаешь,-снова приступила к разговору с сестрой Алина.-У меня в последнее время такое ощущение, что я вернулась в детство. Вот иду сегодня утром, а в траве сеточка паутины. На ней капли росы блестят как алмазы. У меня дух захватило, как когда-то в детстве, когда я замечала что-то красивое в природе…

Сестра поднялась, стала собирать посуду, сказала:

–Ты и внешне изменилась. Будто помолодела. И глаза блестят. Я вначале подумала, что у тебя со Стасом что-то вроде медового месяца началось.

–Это здесь не при чём. Это не физическая радость…Другая…Духовная…

Они отнесли посуду в летнюю кухню. Тамара мыла тарелки, бокалы. Алина, перекинув полотенце через плечо, вытирала их, думала, о том что ничего объяснить сестре она не сможет и зря затеяла этот разговор. Лучше молчать, а то решат, что я так обрадовалась тому, что муж вернулся, что от счастья рассудком повредилась. Но вслед за этими невесёлыми мыслями в уме пронеслось, как утешение: "от избытка сердца говорят уста".

–Я недельки через две в Москву уезжаю,-сказала сестра.-Зовёт меня одна москвичка, что у меня отдыхала. Устроюсь на работу. А к лету вернусь.

–Хорошо придумала. У нас в городе работу искать сложно. Особенно в зиму.

–Стас не может мне рыбки солёной сделать? В гостинец хочу повезти .

–Конечно сможет. Единственное, что он не сможет сделать- это обмануть меня. Обмануть меня теперь никто не сможет.

Глаза сестры округлились. Открылся и снова закрылся рот.

–Откуда такая уверенность?-спросила она, высоко вздёрнув брови.

–Не знаю, -ответила Алина. Сняла с плеча полотенце, бросила его на спинку стула.-Со мной и правда что-то происходит…Вот только объяснить не могу, не получается.

–Давай чайку попьём?-предложила сестра.-У меня варенье есть из инжира.

–Давай. А к автобусу я успею?

– До автобуса ещё сорок минут. Я тебе инжира дам. И расскажу как варенье варить.

–Особая технология?– улыбнулась Алина.

–Есть нюансы, -засуетилась по кухне сестра.-В него обязательно нужно лимон дольками нарезать…

К остановке пришли заранее. Сюда, на берег Азова автобус ездил из города четыре раза в день. Этот рейс был последним. Сёстры молчали. Алина смотрела на море. У линии горизонта застыл полукруг заходящего солнца. Ярко оранжевый, он походил на дольку апельсина. От солнечного полукруга по воде бежала к берегу жёлто-розовая дорожка. По дороге гнал стадо овец татарский мальчик. Рядом с ним гордо ступала мощными лапами огромная собака.

–Алабай,-сказала Алина.

–Что?-оторвалась от своих мыслей сестра.

–Порода собачья,-кивнула Алина на пса.

Она подумала, что несмотря на те трудности в жизни, которые сестра перечисляла сегодня выглядела та хорошо. Только в глазах усталость…Немудрено устать. Приезжие к местным зачастую относятся свысока. Особенно любят превозносить себя "столичные штучки".

Тамара от общения с ними не успела отойти, а тут сестрёнка приехала с разговорами непонятно про что-мысленно укорила себя Алина за серьёзный, но не застольный разговор. Уж лучше бы пошутить, посмеяться.

–А со мной недавно история одна приключилась,-начала она, улыбнувшись.-Недавно, ночью мне не спалось. Я на балкон вышла. Луной полюбовалась. Она огромная была и почти оранжевая. И вот я обратно захожу и останавливаюсь в "ногах" дивана. Соображаю как бы в постель забраться, чтобы Стаса не разбудить. А он спит сладко. Посапывает носом. Посвистывает даже. И вдруг свист прекратился, а я понимаю, что я всё таки его разбудила. Но молчу. Он поворачивается к тому месту где по его понятию должна лежать я и тихим, дрожащим голосом спрашивает: "-Алина, посмотри кто там, возле балкона, стоит". Я ему отвечаю: " -Это я, жена твоя, стою".

Тамара звонко, закатно засмеялась, заразив смехом Алину.

–Подожди, это ещё не вся история,-продолжила Алина.-Я потом в постель забралась и у Стаса спрашиваю: " Что ты подумал, когда меня увидел?". А он отвечает: "Я думал инопланетяне прилетели. У тебя бигуди на голове как антены".

Они снова смеялись. Тамара, утихнув, вытерла заслезившиеся от смеха глаза, посмотрела на Алину, спросила:

–Как он сказал? "Инопланетяне прилетели" ?

И снова зашлась в смехе.

Подъехавший "Пазик" распахнул дверцы. Алина чмокнула сестру в щёку. Забралась в автобус.

–Про рыбу не забудь!– крикнула ей вслед Тамара.

–Я позвоню,– махнула ей рукой Алина.

Пристроилась на заднее сиденье. Набрала номер мужа. "Абонент недоступен"-отозвался телефон голосом оператора.

Батарея села-прогнала Алина прочь дурные предчувствия. Но внутренне заторопилась к мужу. А за окном всё тянулась степь с уже выгоревшей травой. Только кое-где островками зеленели кусты дикого шиповника и боярышника, густо усыпанные тёмно- красными плодами…

На автовокзале Алина снова набрала номер мужа и услышала тот же ответ.

Что ж, она съездит к "недосягаемому" сама. Уже стемнело, когда она добралась до причала. Волновалась: а вдруг сейнер мужа в море.

Но в наступивших сумерках она увидела судно и даже прочла его название: " Войковец". Обрадованная удачей, весело крикнула:

–Эй, там на барже! Есть кто живой?!

Из рубки вышел парень. Незнакомый. Новенький?

–Позовите Стаса, пожалуйста,-слегка смутившись попросила Алина.

–А его нет,-ответил парень.– Он с утра домой поехал.

Уже подъезжая к дому, Алина поняла, что мужа там не будет.

И не ошиблась. В квартире было убийственно тихо. Сын ещё утром уехал с друзьями на рыбалку, прихватив с собой собаку. В холодильнике нетронуто стоял, сваренный ею перед отъездом борщ. Настенные часы показывали начало одинадцатого.

Стаса снова потянуло к той "красотке"?!-больно полосанула по сердцу мысль… Или он играет в покер с друзьями?!… Или празднует чей-нибуть день рождения?!…Может и мне напиться?! И уже не вина, а водки!…Выключить мысли, все до единой…А особенно эту: "Только жена может простить и понять". Так муж сказал, вернувшись домой.

Только жена?!-задумалась Алина. Нет! Скорее это материнская "привилегия": прощать, няньчить, жалеть. И он видит во мне мать?! Не женщину, а всепрощающую мамочку?!

Какой-то "эдипов комплекс"– в омерзении передёрнуло её.

Интересно, они все по натуре инфантильные маменькины сыночки?! Нагуляются, набегаются, наворотят дел и к жене, как к маме под крылышко: "Спаси, пожалей, больше не буду".

Не хочу!-взбунтовалась она. Ради чего?!

Ему не нужна её любовь! Ему нужна острота ощущений, как в случае с карточной игрой; нужна реализация своих похотливых фантазий-для этого он бегает на сторону; ему нужен алкоголь, чтобы чувствовать себя неотразимым. Он грязи ищет, как свинья. А извалявшись в ней бежит чиститься домой?! И живя с таким человеком, она, Алина, тоже испошлится, извозится в "болотной грязи" и окончательно сопьётся.

Нужно бежать отсюда как можно дальше, пока муж снова не изгадил, не опустил в низы её душу!

Она подошла к журнальному столику. В хрустальной вазе стояли хризантемы. Её любимые цветы. Стас принёс их три дня назад. Просто так, без повода… Или "повод" был? Снова реабилитация, извинение за собственную подлость?!

Она сжала в руке белый шар. По комнате поплыл чуть горьковатый аромат осенних цветов. Лепестки рассыпались под её пальцами. К горлу подкатил тугой ком. Он забивал дыхание и никак не проглатывался.

Алина взяла вазу вместе с цветами, пошла на кухню, запихала цветы в мусорное ведро, вылила воду из вазы в раковину.

На двух стульях хочет усидеть?! Не выйдет! Она уедет с Тамарой в Москву, а сейчас сварит варенье из инжира. Кажется в холодильнике был лимон.

От этих мыслей ком, распирающий горло, исчез. Исчезло и желание напиться.

Уехать-правильное решение-подумала Алина и добавила в уме.-Не забирай свою благодать, Господи.

Картинки московской жизни. Женька.

* * *

По небу, расцвеченному северным сиянием, мчался в санях розовощёкий Санта-Клаус. "Дин-дон" весёлой рождественской песенкой звенели колокольчики на крутых шеях оленей. Северное сияние таяло, небо темнело. А потом на этом тёмном полотне стали проявляться звёздочки. Звёздочки сложились в цифры: ноль, пятёрка и снова два ноля. Сознание прояснялось и вскоре стало понятным: надрывается электронный будильник, негромкой музыкой вырывая из сна, а цифры-это время.

Где только Зина достала будильник с такой музыкой?– с лёгким недовольством подумала Алина. Расставаться с приятной дрёмой даже даже под такую весёленькую музыку совсем не хотелось.

Она утопила кнопку будильника, свернулась в уютный калачик.

"Пять минут"-вспомнилась излюбленная фраза сына по утрам. Какое тёплое, мягкое одеяло. Оно так нежно обнимает тело. Тело млеет, цепенеет…

Так и опоздать недолго-с трудом вырвалась Алина из сонного забытья.

Подумать только, ей стали снится яркие, красочные сны. Впрочем, ей снятся не только красочные сны, но часто вертятся в уме детские стишки, песенки, сказки. Такое чувство, будто освобождённый от суетливых тревожных мыслей ум стал выдавать давно забытое, детское, радостное. Удивительная метаморфоза! Чудесное превращение! Столько лет бежать по замкнутому кругу и вдруг вырваться из него. Свободна как птица в полёте. Никому ничего не должна…Нынешнее состояние так похоже на счастье.

Неужели брак и в самом деле тиски?! Или он становится таковым где двое не любят друг друга?! Стас не ограничивал её свободы, не устраивал сцен ревности, не спрашивал куда деваются деньги. И всё равно давление существовало. Тиски фальши…

И если раньше она считала, что такая демократичность с его стороны от доброты, от мягкости характера, то теперь точно знала – она от равнодушия.

Вспомнился их последний разговор в то утро, когда он вернулся. Она сказала: "Я отпустила тебя к другой женщине без злобы, по доброму и обратно не звала, ты вернулся сам и снова продолжаешь врать, снова хочешь успеть и туда, и сюда. Но я стала другой и жить так больше не хочу. А путь, который ты выбрал, тупиковый и рано или поздно на тебя посыпятся камни. Ты их уже собрал на Небе." "-Небось не завалят-усмехнулся муж."

Откинув одеяло, Алина села. Ногами нащупала тапочки.

Как можно было так долго жить с этим самовлюблённым бараном?!– подумала она. Должно быть я спала живя…Или жила спящей.

Она поднялась и не включая свет ни в комнате, ни в коридоре пробралась на кухню. Прикрыла за собой дверь. Щёлкнула выключателем. Поставила чайник на огонь.

Потом юркнула в ванную. Такое, почти беззвучное перемещение по квартире имело свой смысл. Хозяйка квартиры и её трое-мал, мала, меньше-детей ещё спали. Не стоит нарываться на скандал. Квартиру в Москве найти не просто, особенно не дорогую. Почти месяц Алина названивала уехавшей в Москву сестре, которая искала ей здесь комнату. И только ближе к концу ноября нашлось что-то подходящее.

Алина выключила газ, заварила чай, сделала пару глотков, глянула в темноту за окном. На фасаде соседнего дома светились два окна на первом этаже и на четвёртом. Они светились так каждое утро. Скоро засветится то что с краю, на втором. Градусник, прикреплённый к раме показывал минус девятнадцать.

Алина зябко передёрнула плечами. Сегодня ещё холодней чем вчера. На ветках ели за окном сидела, нахохлившись, ворона. Чёрная бусинка её глаза то подёргивалась серой плёнкой века, то снова открывалась.

–На ель ворона взгромоздясь, позавтракать уж было собралась,– шопотом продикламировала Алина. Открыла крышку небольшой кастрюльки.

Завтракать в такую рань совсем не хотелось. Но в завтраке тоже был свой смысл. До работы добираться, по-хорошему, минут сорок. Силы нужны уже сейчас. А там, на месте, она может выпить чайку с коллегами по работе.

Так уговаривала себя Алина, проглатывая почти не жуя слипшуюся в комок овсянку.

Аванс задерживали и приходилось сидеть на вынужденной диете. Но во всём неприятном, которое теперь с ней иногда случалось, она находила свои плюсы. Вот и сейчас подумалось, что джинсы, в которые она еле втискивалась дома, здесь стали надеваться молнееносно. Сколько диет было перепробавано ею раньше, памятуя: "растолстеешь-разлюблю". Всё тщетно, не худелось-хоть плачь. А здесь прошло чуть больше месяца и тело потеряло почти все жировые накопления.

Алина глянула на настенные часы. Обе стрелки выравнились в ровную вертикаль. Шесть часов-время выходить, а она ещё не одета! Ринувшись в комнату, быстро натянула на себя тёплые колготки, джинсы, свитер. Вспомнив о температуре за окном, стянула со стула шерстяную кофточку. Но, как нарочно, от неё оторвалась пуговица и закатилась под диван. Искать, а тем более пришивать её не было времени-в учереждении, где Алина работала, опоздания не допускались. Даже на пять минут.

В коридоре глянула на себя в зеркало и вдруг вспомнила: " Сто одёжек и все без застёжек- кто это?".

Она ещё раз осмотрела своё потолстевшее отображение в зеркале, подумала: "Кто?!"…Капуста!

На вешалке, среди шубок и дублёнок, нашла своё кожаное пальто. В который раз пожалела, что отправляясь на север, не взяла с собой полушубок. Сшитый то ли из волчьего, то ли из собачьего меха он хорошо бы защитил её от морозного воздуха. Кожанное пальто, только по вороту и манжетам украшенное чернобуркой, для московской зимы явно не годилось. Не спасала даже меховая подстёжка.

Мягко захлопнув дверь, Алина спустилась вниз. Ледяной воздух улицы обжёг лёгкие. Нос и подбородок мгновенно занемели. Пальто стало жёстким. Его негнущиеся полы били по коленкам. Скрип снега под её сапогами эхом разносился по двору.

"Хруп-хруп"-будто шагаешь по битому стеклу.

Как обманчива тишина московского утра-думала Алина. Пройдёт пару часов и загудят, зашумят машины, почти сплошным потоком двигаясь по дороге; заснуют толпы спешаших куда-то людей.

Сперва по приезду Алину ошеломили шум, гам, людская суета, но прошло немного времени и она так же торопливо стала бежать по своим делам, подчиняясь столичному ритму.

На пешеходном переходе притормозила пропуская её, поседевшая от инея, иномарка. Плавно опустилось тёмное стекло. В окне показалось лицо.

–Подвезти, дэвушка?– спросило оно.

–Отвяжись,-буркнула Алина и мелкими шажками, чтобы не поскользнуться, направилась к остановке. Услышала как за спиной резко взвизгнули, а потом зашуршали по ледяной корке шины.

Обиделся-хмыкнула Алина. Меньше всего ей хотелось сейчас впутываться в отношения с мужчинами. Ещё подъезжая к Москве она решила, что не будет слушать позывы тела, пока сердце не даст своё согласие на такие отношения.

Пальцы рук, даже сквозь перчатки, задеревенели. Начали подмерзать ноги. Обычно автобус приходит быстро. Ехать на нём всего пол часа. В салоне тепло и сколько угодно свободных мест. Мёрзнуть на остановках и в транспорте ещё не приходилось.Так и получилось-автобус не заставил себя долго ждать. В нем Алина нашла сиденье подальше от дверей, которые то и дело, открываясь, впускали внутрь клубы морозного воздуха. Глядя в окно, она заметила: город готовится к празднованию Нового года. Кое-где появились ёлочки в гирляндах, магазины украсили мишурой. Алина вышла из автобуса через двадцать пять минут. На станции "Юго-Западная" спустилась в метро. В вагоне дремала, но не глубоко, опасаясь пропустить "Красные ворота". Выбравшись наверх в ларьке купила плитку шоколада.

Проделав всё это, без пяти семь почти вбежала в холл восьмиэтажного административного здания. Снаружи оно архитектурно, наверняка, ничем взгляды прохожих не привлекало. Обычное: из стекла и бетона. А вот внутри сверкало позолотой дверных ручек, блестело надраеным ламинатом полов, лакировкой стенных панелей. Но несмотря на этот новомодный шик в сознании Алины оно почему-то ассоциировалось с тюрьмой. Возможно такое сравнение было связано со строгими правилами поведения, которые в первую очередь касались обслуживающего персонала. А может быть такие нелестные для учереждения ощущения вызывали, сидевшие за стеклянной стенкой охранники или глазки камер, которыми были утыканы все его углы.

–Доброе утро,-кивнула Алина охраннику.

–Доброе, -ответил он и добавил.-Ваши уже пришли.

Алина спустилась в подвал, где оставляли вернюю одежду, а так же обедали "ваши", они же "коллеги" или просто -уборщицы. Здесь же, внизу, находились комнаты для дворников, сантехников и водителей.

Работу Алина искала наспех, лишь бы зацепиться за что-нибуть. Поэтому и попала сюда. Работа не сахар: две смены, которые длятся с семи утра до десяти вечера и всё это время нужно что-то делать, от камер слежения некуда скрыться. Поначалу она работала в одну смену, но когда получила зарплату, поняла: почти вся она уйдёт на оплату жилья. Попросила подработку. Добираться далековато. Преимущество только в одном-в здании тепло. Мечтала к весне найти работу полегче и поближе к дому. А пока как Золушке приходилось с утра до вечера что-то мыть, тереть, чистить. Отсыпалась в выходные.

Алина толкнула дверь с надписью "уборщицы". Ещё две Золушки -"хохлушка" Ольга и узбечка Мила, сидя за длинным столом, пили чай. В комнате приторно пахло Ольгиным парфюмом. Увиденная картинка была по домашнему милой, уютной. Алина знала: это обманчивое впечатление. Мила и Ольга питали друг к другу взаимную неприязнь. Три дня назад их вражда вылилась в драку. Алина при этом не присутствовала. Чуть позже узнала что стало причиной склоки.

Служащие учереждения частенько выбрасывали в мусорные корзинки чуть подпорченные или слегка надкусанные продукты. Оля и Мила, убирая кабинеты, собирали это и прятали. Каждая в свой тайник. Ольга, случайно обнаружив Милын склад, вычистила его до последней конфетки. Их драку засняли камеры, сюжет дошёл до глаз начальства, и Ольга чудом не была уволена.

–Чай пить будешь?-спросила она.

–Буду,-ответила Алина, переодеваясь в синюю униформу: брюки и куртку.

–Я зелёный принесла, такой как ты любишь.

Ольга встала, залила пакетик чая кипятком, повернулась лицом к висящему на стене зеркалу. Стала начёсывать тонкие пряди. Их искуственно-блондинистый цвет совсем не вязался со смугловатым-даже в зиму-лицом и карими глазами. Обрызгав причёску лаком, Ольга добавила к запаху духов аромат средства для укладки волос. В комнате запахло парикмахерской.

Мила, отхлёбывая чай, исподлобья наблюдала за Ольгой. Алина подумала, что миниатюрной Миле явно не поздоровилось от тумаков высокой крепко скроеной Ольги. А может они уже помирились?

Покопавшись в сумке, Алина вынула шоколадку, развернула.

–Угощайтесь.

Ольга отщипнула кусочек, и не прожевав сказала:

–Я ухожу и вы не задерживайтесь. Уже начало восьмого.

Сказано было это тоном не допускающим возражений. Командирской итонацией Ольга давала понять остальным, что она здесь сторожил, а так же особа приближённая к бригадиру и возражения недопустимы. Тихой мышкой Ольга проходила всего два дня. И уже, вероятно, забыла как рыдала в кабинете начальства и как униженно просила у Милы прощения. Алина поняла почему её не уволили: работать Ольга умела. Быстро и качественно. Она была энергичной, хвасталась, что не разу за два года не попросилась на больничный. Этакая выносливая рабочая лошадка. Как только за ней закрылась дверь Алина пододвинула шоколад к Миле.

–Попробуй.

–Не хочу, – пробубнила та и сощурив и без того узкие азиатские глаза, произнесла:-Ты здесь особо ни с кем не дружи. Ты не знаешь кто такая Ольга и кто такая я.

–Я не боюсь людей,-улыбнулась Алина.

Мила с жалостью посмотрела на неё.

Как на дурочку-подумала Алина. Сама Мила почти ни с кем не общалась. Ни с Алиной, ни с Ольгой, ни с теми уборщицами, которые приходили на вечернюю смену. Держалась особнячком. Никто ничего о ней не знал.

–У тебя семья есть?– спросила Алина.

–Нет. Мне ещё рано замуж,-ответила Мила.-Мне недавно двадцать пять исполнилось.

Алина посмотрела на её натруженные руки без маникюра, на привядшую шею, поняла: та лукавит с возрастом, скидывая себе лет десять.

–Ты не сердись на Ольгу. У неё жизнь не сахар и не мёд. Муж ушёл к любовнице в день двадцатилетнего юбилея совместной жизни. Дома, в Украине, двое детей осталось, подростки…

Злым огнём полыхнули глаза восточной дикарочки.

–Так ей и надо! Я её ненавижу!

Стало понятным: этих женщин примирить не удастся. Они заклятые враги.

Вот тебе и "дружба народов", которой так славилась когда-то Москва- про себя усмехнулась Алина, сказала:

–Пошли работать Милочка?

Но ждать не стала. Прихватив рулон пакетов для мусора, она отправилась к лифту.

Пока смахивала пыль со столов и оргтехники, пока мыла полы из головы всё не выходило: " Я её ненавижу!". Алина сочувствовала обеим женщинам, хотя общалась больше с Ольгой. Мила на контакт не шла.

Не стоит напрашиваться на общение и тем более мирить их-думала Алина. Ольга озлоблена на весь свет мужевой изменой и тем что теперь вынуждена сама зарабатывать себе на жизнь, а Мила, приехав в Москву из какого-то узбекского кишлака, панически боится людей. И говорить с ними о любви бессмысленно. Не поймут. Они точно не поймут, если даже Инна и Тома не поняли.

Управившись с кабинетами, поднялась на пятый этаж. В его роскошных кабинетах обитало начальство. Здесь пол был устлан ковровыми дорожками. А в столовой, которую убирала Алина, стояли столы и стулья из лакированного дуба…или бука. Передвигая тяжёлые стулья, Алина мыла паркет. Прямоугольное основание швабры с нацепленным на неё мохнатой тканью, которые уборщицы именовали "мопом", рисовало на полу привычные "восьмёрки". Нужно сказать, что такой швабры Алина ещё не видела, даже в кино. При лёгком нажатии носком туфли низ складывался пополам, закреплённая по краям мохнатая ткань провисала. Её нужно было окунуть в ведёрко с водой, установленное на тележке, потом при помощи рычага отжать и снова носком туфли распрямить прямоугольную дощечку…

В открытую дверь столовой ворвалась Ольга. Залитые лаком волосы на её голове растрепались и топорщились "рожками". Упершись кулаками в бока, она некоторое время наблюдала за действиями Алины.

–Моп хорошо отжимай, паркет сырости не любит,– посоветовала она.

Алина остановила движение, спросила:

–Тебя Марковна прислала?

Марковна и была тем самым бригадиром, которая благоволила к Ольге. Если точнее, её должность именовалась "мененжер по уборке помещений". Бейджик с такой надписью она прикалывала к своей одежде каждое утро.

–Нет,-заговорщицки улыбнулась Ольга и скороговоркой выпалила.-Мальчики пригласили нас к себе.

Алина ошарашенно смотрела на неё. "Мальчиков" в здании было много. Деловых сотрудников в строгих костюмах, водителей, охранников, дворников. Какие из них могли пригласить их к себе?…Явно не первые.

–Кто эти мальчики?-спросила Алина.

–Как кто?!-возмутилась Ольга.-Я ж тебе говорила! На чердаке я убираюсь! А там строители!

Алина вспомнила: Ольга говорила о строителях, и она сама иногда сталкивалась с молодыми мужчинами в тёмно синей одежде то в лифте, то на лестнице. Но сейчас как не старалась не могла вспомнить ни их лиц, ни их фигур. Она пригладила торчащие пряди волос на Ольгиной голове, сказала:

–Не помню я их.

Ольга стиснула губы, пожала плечами, дескать: у тебя что, ранний склероз? Потом достала из кармана куртки апельсин.