Полная версия
Поэма о скрытом смысле. Четвертый дафтар
Ты же приняла царство жалкое и презренное[595].
1100 О [сколь] блажен тот, кто вырвался из этого царства,
Ибо смерть это царство опустошает[596].
Встань же, о Билкис, приди и узри
Царство царей и султанов религии.
Внутренне он восседает в цветнике,
Внешне он – хади среди друзей[597].
Сад идет вместе с ним, куда бы тот ни пошел,
Но от людей он остается скрытым.
Плоды [в том саду] умоляют: отведай нас!
Живая вода притекает: испей меня!
1105 Облетай вокруг небосвода без крыльев и перьев,
Словно солнце, словно полная луна, словно молодой месяц[598].
Ты, подобно душе, будешь идти, а ног не будет.
Будешь вкушать сотни яств, а [зубов], разжевывающих кус, не будет[599].
Ни морское чудище скорбей не нападет на твой корабль,
Ни смерть не причинит тебе зла.
Ты и царь, ты и войско, ты и престол.
Ты будешь и обладатель благого счастья, и само счастье.
Ведь если ты – обладающий благим счастьем и могучий султан,
Счастье-то – это не ты сам, когда-нибудь счастье уйдет,
1110 И останешься ты, словно жалкий бедняк.
Будь же сам своим собственным счастьем, о избранный!
Если ты сам будешь своим счастьем, о обладающий смыслами,
То как же ты, который сам и есть счастье, утратишь себя?!
Как же ты утратишь себя, о обладающий благими свойствами,
Если самая твоя сущность стала для тебя царством и богатством?![600]
Окончание рассказа о том, как Сулайман (мир ему!) построил Отдаленнейшую мечеть по научению и внушению Господнему[601], ради премудрых причин, Ему ведомых, и как ему явным образом помогали ангелы, дивы, пери и люди[602]
«О Сулайман, построй мечеть Отдаленнейшую:
Войско Билкис пришло на молитву!»[603]
Когда он приступил к строительству этой мечети,
Пришли джинны и люди и взялись за работу[604],
1115 Часть из них – с любовью, а другие – без желания, —
Так же, как и рабы, [трудящиеся] в повиновении[605].
Люди – [словно] дивы, а вожделение – цепь,
[Которая] тащит их к лавчонкам и к хлебу[606].
Эта цепь состоит из страха и страстей,
Ты смотри на этот люд не иначе как на скованный [цепью][607].
Тащит их [эта цепь] к ремеслу и разбою,
Тащит их в рудники и моря[608].
Тащит их и к доброму и ко злому.
Сказал Истинный: «На шее у нее – (только) веревка из пальмовых
волокон»[609].
1120 Мы завязали на их шее веревки,
Мы сплели эти веревки из их нравственных качеств[610].
Нет никого, ни осквернившегося, ни очистившегося от [болезни],
У кого его птица-судьба не была прикреплена к его шее[611].
Твоя алчность к дурным делам подобна огню,
Раскаленный уголь красив [только] благодаря красивому цвету огня.
Чернота угля скрыта посреди огня,
Когда огонь уйдет, чернота обнаружится.
Твоя алчность превратила черный уголь в сверкающий,
Ушла алчность – остался испорченный уголь.
1125 В то время, [когда] тот черный уголь представлялся сверкающим,
Не само дело было прекрасным – то был пламень алчности.
Алчность приукрашивала для тебя все, что ты делал,
Алчность ушла, и осталось твое дело иссиня-черным[612].
Кислый виноград, который приукрасил гуль,
Легковерный невежда принимает за спелый[613].
Когда же его душа захочет опытно удостовериться [в его спелости],
От [такого] опыта притупятся его зубы.
От сильного желания ему в том силке увиделись [спелые] зерна,
[Но это было] под воздействием дива алчности, а [зерна-то] – незрелые!
1130 Ищи алчности к делам религии и добра:
Когда алчность уйдет, они [все равно] останутся прекрасными.
Добрые дела прекрасны не благодаря отражению [в них чего-то] другого:
Когда уходит сверкание алчности, сверкание добра остается.
[А] когда сверкание алчности уходит из мирских дел,
От пылающего угля остаются только черные угольки.
Сильное желание обманывает ребятишек,
И они начинают с восторгом скакать на самодельных лошадках[614].
Когда же эта злая алчность покидает мальчишку,
Его при виде других детей разбирает смех:
1135 Мол, что это я делал? Что я в этом видел [хорошего]?
Из-за сильного желания уксус казался мне медом!..
А пророки созидали без алчности,
Поэтому сияние непрестанно возрастало[615].
О, немало мечетей воздвигли благородные мужи,
Но имя им – не Отдаленнейшая мечеть[616].
Величие Ка‘бы возрастало с каждым мигом, —
Это было от искренней преданности Ибрахима[617].
Превосходство той мечети – не от земли и камня,
Но от того, что возводилась она без алчности и вражды.
1140 Ни книги их не подобны книгам других,
Ни места поклонения, ни занятия, ни все их достояние[618],
Ни их обхождение, ни их гнев, ни наказания, [от них исходящие],
для поучения людей,
Ни сон, ни их аргументация, ни их речи[619].
У каждого из них – иная слава,
Птица его души летит на иных крыльях[620].
Сердце трепещет при поминании состояния, [в котором каждый из них
пребывает],
Кибла наших деяний – их деяния[621].
Их птицы приносили золотые яйца,
В полуночи они созерцали рассвет[622].
1145 Что бы я ни сказал от всей души о добродетелях этой общины [пророков],
Сказал я недостаточно, стал я говорящим несовершенно [о совершенстве
этой] общины.
Воздвигайте Отдаленнейшую мечеть, о благородные,
Ибо Сулайман вернулся – и дело с концом![623]
А если дивы и станут отвращаться [от этого служения],
Всех их ангелы притащат на аркане[624].
[Если] див по своей лживости и лукавству сделает кривой шаг, —
Хлыст обрушится на его голову, словно молния.
Стань подобным Сулайману, чтобы твои дивы
Вытесывали камни для фундамента твоего дворца.
1150 Будь, как Сулайман, свободен от дурных мыслей и лукавства[625],
Чтобы тебе покорились джинны и дивы.
Это сердце – вот твой перстень, и будь начеку,
Чтобы див не сделал его своей добычей[626].
[Ведь] тогда станет владеть тобой, словно Сулайман,
Див с помощью этого перстня. Берегись – и дело с концом![627]
О сердце, Сулайманова власть не упразднена:
В твоей голове и тайнике [сердца] есть Тот, кто осуществляет Сулайманову
власть.
Див тоже некоторое время осуществляет Сулайманову власть,
Но разве простой ткач соткет шелковую ткань?!
1155 Движения его рук – как у того [искусного ткача], но, однако,
Между ними обоими огромная разница.
Рассказ о поэте и о том, как царь дал ему награду [за стихи] и как вазир по имени Бу-л-Хасан ее увеличивал[628]
Некий поэт принес царю стихи
В надежде получить за них халат, почет и славу[629].
Царь был ценителем, приказал ему тысячу [дать монет]
Из червонного золота, и милости, и дары.
Но вазир сказал ему: «Этого мало.
Пожалуй ему десять тысяч, и он уйдет [довольным].
Поэту такого ума от тебя, чья рука подобна морю[630],
Десяти тысяч, названных мною, – и то мало!»
1160 Он приводил тому шаху [аргументы] и от фикха, и от фалсафы,
Пока на току не вытряслась десятина хирмана из оставшихся колосьев[631].
Он вручил ему десять тысяч и халат, достойный его,
Домом благодарности и хвалы стала его голова.
Затем [поэт] стал выяснять: «Чьи это были старания?
Кто показал царю мои достоинства?»
Тогда ему сказали: «Имярек ад-дин, вазир,
Имя ему – Хасан, и он прекрасен нравом и сердцем»[632].
[Поэт] длинное стихотворение во славу его
Написал и отправился домой[633].
1165 Без языка и губ ту милость царя
Делал мадхом царю и царевым дарам[634].
О том, как через несколько лет поэт снова пришел в надежде на такое же вознаграждение, и как царь, согласно своему обычаю, распорядился дать ему тысячу динаров, и как новый вазир, которого также звали Хасаном, сказал царю: «Это слишком много: у нас большие расходы, а казна пуста; я его удовольствую [и] десятой долей этого»
Через несколько лет хлеба и зерна
Не стало у поэта из-за бедности и нищеты.
Он сказал: «В пору нужды и лишений
Лучше стремиться к тому, что уже испытано.
Щедрость этого двора я уже испытал, –
Принесу же туда свою новую нужду».
Значение [имени] Аллах объяснил тот Сибавайх:[635]
«В нуждах прибегают к Нему»[636].
1170 Он сказал: «Мы обратились к Тебе в наших нуждах,
Искали их и нашли их в Тебе».
Сотня тысяч мудрецов в пору страдания —
Все стенают перед тем единственным Судией[637].
Да самый несмысленный безумец станет ли
Обращаться за помощью к скупому и неимущему?
Если бы не увидели тысячу раз [Божию милость]
Мудрые, зачем бы они так трудились [в молитве к Нему]?!
Даже все рыбы в морских волнах,
Даже все птицы в небесных высотах,
1175 Слон, волк, и охотящийся лев,
И огромный дракон, и муравей, и змея,
Даже земля, и воздух, и вода, и каждая искра огня —
[Все] находят в Нем основу [существования] и в месяц дей, и весной[638].
Каждый миг обращает к Нему мольбы небосвод,
Мол, не сбрасывай меня вниз, о Истинный, ни на миг![639]
Твоя чистота и охранение – вот моя опора,
Все небеса свернутся силою Твоей десницы[640].
И эта земля говорит: «Сохраняй меня в устойчивости,
О Ты, утвердивший меня на водах!»[641]
1180 Все сшили кошели [в надежде на милости] от Него,
Все узнали, что дарование чаемого – от Него[642].
Каждый пророк от него получает грамоту:
«В терпении и молитве ищите Его помощи!»[643]
Итак, у Него просите, не у иных, чем Он!
Ищи воду в море, не ищи в сухом русле!
А если ты просишь у другого, все равно это Он дает,
Все равно это Он вкладывает щедрость в ладонь намерения [дающего][644].
Тот, кто [и] отвращающегося одаряет золотом, [превращая в] Каруна,
Если ты обратишь к Нему лицо в послушании, что же Он тогда сделает?!..[645]
1185 И вот, возмечтав о дарах, снова
Поэт отправился к царю-благотворителю[646].
Какое приношение бывает от поэта? Новые стихи.
Он приносит их благотворителю и отдает в залог[647].
Благотворители с сотней даров, щедрот и благодеяний
С золотом наготове ожидают поэтов.
Для них стихи лучше сотни тюков шелка,
Особенно [стихи] поэта, который добывает перлы из глубины[648].
Человек сначала алчет хлеба,
Ибо еда и хлеб – опора жизни.
1190 К стяжанию, захвату и сотне ухищрений
Устремляется он всей душой, полный алчности и надежд[649].
Когда же в редком случае он [уже] не нуждается в хлебе,
То начинает любить славу и восхваления от поэтов.
Чтобы они давали плод его корню и ветвям,
Ставили минбар для восхваления его достоинств[650].
Чтобы его мощь, слава и щедрость
Словно амбра благоухали в речах [поэтов].
Нас, людей, Истинный создал по Своему образу,
Наши свойства обучены от Его свойств[651].
1195 Поскольку тот Творец ищет благодарности и славословия,
В природе человека также есть искание хвалы[652].
Особенно муж Истины, который в превосходстве быстр,
Наполняется тем ветром, словно крепкий бурдюк;[653]
Но если он не будет достоин [этой хвалы], от того ложного ветра
Бурдюк прорвется, где уж ему взять сияние?![654]
Эту притчу я не от себя сказал, о друг,
Не слушай ее с небрежением, если ты достойный и бодрствующий [духом].
Ее сказал Пророк, когда услышал поношение:
«Зачем Ахмад умащается хвалой?..»[655]
1200 [Итак,] пошел поэт к тому царю и принес
Стихи в благодарность за его благодеяние – мол, оно не умерло.
Благотворители умирают, но благотворения их остаются:
О, блажен восседающий на этом скакуне!
Угнетатели умерли, а их угнетение осталось,
Увы душе, которая творит коварство и хитрость!
Сказал Пророк: «Блажен тот, который
Покинул мир, а от него остались добрые дела».
Умер благотворитель, но его благотворение не умерло,
[Ведь] перед Богом религия и благотворение не мелочь[656].
1205 Увы тому, кто умер, а его прегрешение не умерло,
Не воображай, будто со смертью он избавил свою душу [от кары]!..
Оставим это, ибо поэт двинулся в путь,
Он в долгах и сильно нуждается в золоте.
Принес поэт стихи владыке
В надежде на награду и милость прошлых лет.
Прекрасные стихи, полные истинных перлов,
В надежде и чаянии прежних щедрот.
Царь снова по своему обыкновению сказал ему: «Тысяча!»,
Поскольку таков был обычай того владыки.
1210 Но к тому времени тот щедрый вазир
Уже покинул сей мир на Бураке величия[657].
Вместо него новый вазир власть
Принял, но очень немилостивый и скупой.
Он сказал: «О царь, у нас большие расходы,
Таких вознаграждений для поэтов не бывает.
Одной четвертью десятой части этого, о ты, от кого все ждут [щедрот],
Я сделаю этого поэта радостным и довольным».
Окружающие сказали ему: «Он прежде
Десять тысяч унес от этого доблестного [царя].
1215 Как он после сахара будет жевать [полый] тростник?
Как он, побывав султаном, станет нищенствовать?»
Он сказал: «Я так его прижму,
Что он станет жалким и измученным от ожидания[658].
Тогда, дай я ему хоть прах дорожный,
Он схватит его, словно лепесток розы из цветника.
Предоставь это мне, ведь я мастер в этом.
Пусть будет проситель каким угодно пламенным,
Пусть он может облететь [всю Вселенную], от Сурайя до Земли —
Смирится, когда увидит меня»[659].
1220 Султан сказал ему: «Иди, распоряжайся,
Но сделай его радостным, ведь это наш панегирист».
Сказал [вазир]: «Его и [еще] две сотни ждущих подачки
Ты мне поручи и запиши это на меня»[660].
Тогда министр поверг его в [муки] ожидания,
Прошла зима и дей, наступила весна[661].
Поэт от этого ожидания состарился,
Был сломлен этим горем и заботами.
Сказал [вазиру]: «Если нет золота, изругай меня,
Чтобы моя душа освободилась и стал бы я тебе рабом[662].
1225 Ожидание убило меня, так скажи мне: “Уходи!”,
Чтобы освободилась эта бедная душа от неволи».
После этого [вазир] дал ему десятую часть от четверти того.
Погрузился поэт в горькие раздумья:
Мол, тогда была такая полновесная монета и так много,
А то, что поздно расцвело, было пучком колючек.
После сказали ему: «Тот благородный дастур
Покинул мир, [так что теперь] пусть Господь вознаградит тебя[663].
Ибо тот постоянно умножал дары [шаха],
Не погрешал он с теми дарами[664].
1230 А теперь он ушел и унес с собой благодеяние,
Да, поистине, не он умер – благодеяние умерло.
Ушел от нас благородный и щедрый.
Пришел живодер, сдирающий шкуры с бедняков.
Иди, возьми это и ночью беги отсюда,
Пока этот министр не учинил тебе насилия.
Мы сотней уловок у него этот подарок
Добыли [для тебя], о не ведающий о наших стараниях!»
Он обратил к ним лицо и сказал: «О сострадательные!
Откуда прибыл, скажите мне, этот мужлан?
1235 Как имя этого вазира, сдирающего одежду [с бедняков]?»
Придворные ответили: «Его тоже зовут Хасан».
Сказал: «Боже! Имя того и имя этого
Как может быть одинаковым? Увы, о Господин Суда!
Тот [первый] Хасан – от одного [росчерка] его пера
Становились щедрыми сотня вазиров и министров[665].
Этот Хасан – из гадкой бороды этого Хасана
Ты можешь соткать, о душа, сотню веревок![666]
Если царь слушает такого министра,
Тот навеки опозорит и царя, и его царство.
Этот низменный вазир своим зломыслием так же развращал благородство царя, как вазир по имени Хаман делал Фир‘ауна невосприимчивым [к благим речам][667]
1240 Сколько раз Фир‘аун становился кротким и мирным,
Когда слушал слова Мусы!
Такие слова, что камень источил бы молоко
От приятности тех несравненных слов.
Когда с Хаманом, своим вазиром,
Обычаем коего была ненависть, он совещался,
Тот говорил: «До сих пор ты был господином,
[А теперь] станешь рабом оборванцу из-за [его] мошенничества?»[668]
Словно камень из катапульты, вылетали
Эти слова и ударяли в его стеклянный дом[669].
1245 То, что тот Собеседник прекрасно проповедующий, сотню дней
Созидал, он разрушал в одно мгновение…[670]
Твой разум – советник, и [если] он побежден страстью,
То в твоем существе он – разбойник на [твоем] пути к Богу[671].
Божественный советчик тебе дает наставления,
[А] он искусно производит вычитание из этих слов:
Мол, эти слова неуместны, смотри же, не сдвигайся с места,
Не так уж все это [серьезно], приди в себя, не будь безумцем…
Увы царю, у которого такой вазир!
Место обоим будет в злобном аду.
1250 Счастлив тот царь, у которого помощником
В делах вазир, подобный Асафу[672].
Когда справедливый царь становится единомыслен с ним,
То именем его (т. е. царя) становится «свет на свете»[673].
Царь, подобный Сулайману, и вазир, подобный Асафу, —
[Это] свет на свете и амбра на ‘абире[674].
Царь, подобный Фир‘ауну, и его вазир, подобный Хаману, —
Им обоим не избегнуть злосчастья.
Будет [для них] мрак, один поверх другого,
Ни разум, ни счастье не станут помощниками в День Смотра[675].
1255 Я не видел низких [людей] иначе как злосчастными,
Если ты видел – передай им от меня привет![676]
Царь – словно душа, а министр – как ум,
Испорченный ум направляет дух [к дурному].
[Если] тот ангельский разум станет подобным Харуту —
Станет он учителем колдовства для двухсот прорицателей[677].
Не бери себе вазиром частичный разум,
Всеобщий разум сделай, о властитель, своим вазиром![678]
Не делай своим вазиром никакую страсть,
Не то твоя чистая душа отойдет от молитвы.
1260 Ведь страсть ненасытна и видит только сиюминутное,
[А] помыслы Разума – о Дне суда.
Глаза Разума [обращены] на завершение дела,
Он боль от шипов переносит ради той розы,
Которая не вянет и не осыпается осенью –
Да будет нос всякого, кто не различает ароматы, далек от нее![679]
О том, как див сел на месте Сулаймана (мир ему!), и сравнение его дел с делами Сулаймана (мир ему!), и о внешнем различии между обоими Сулайманами, и том, как див называл себя Сулайманом, сыном Да’уда
Пусть у тебя и есть разум, с иным разумом
Будь в дружбе и советуйся, о отец![680]
С двумя разумами ты избавишься от многих бед,
Поставишь свою ногу на вершину небосвода.
1265 Хотя див назвался Сулайманом,
Присвоил царство и овладел державой[681],
[И людям] видна была внешняя форма деяний Сулаймана –
[Но] в [этой] внешней форме он проявлял свою дивовскую суть[682].
Люди сказали: «Что-то с этим Сулайманом нечисто,
Между Сулайманом и Сулайманом большая разница[683].
Тот – словно бодрствование, этот – словно дремота,
Точно как тот Хасан и этот Хасан»[684].
Див же говорил: «Истинный [Бог] соответственно моей форме
Создал приятный облик Ахриману[685].
1270 Истинный придал мой облик диву:
[Смотрите] как бы вам не попасться на эту ловушку.
Если он явится с [ложными] уверениями, берегитесь!
Внешнему облику не доверяйтесь!»
Див говорил им это с хитростью, однако
В благих сердцах являлось обратное этому [его слову].
Не заморочишь умеющего различать, особенно такого,
Чьи сила различения и разум говорят ему о сокрытом.
Никакое волшебство, никакие плутовство и увертки
Не накинут пелену [на глаза] стяжавших царство[686].
1275 Тогда люди сами в себе отвечали ему:
«Ты идешь превратно, о лживо говорящий![687]
Так же точно ты и отправишься вверх тормашками
В ад, о нижайший из низких[688].
Пусть он (Сулайман) стал низвергнутым и нищим,
На его челе – сияющая полная луна.
Ты если и заполучил перстень,
[Все равно] ты – адский, потому что холоден, как мороз[689].
Мы перед этим высокомерием, лицом, роскошью и чванством
Что там головы, – мы и копыто не опустим!
1280 А если, забывшись, и склоним перед ним лоб [до земли],
Длань воспрещающая поднимется из земли:
Мол, не склоняй голову перед этим низким,
Эй, не поклоняйся этому злосчастью!»
Я дал бы объяснение этому, весьма радующее душу,
Если бы не было рвения и ревности Господней[690].
Удовлетворись этим, прими столько [сколько сказано здесь],
Чтобы я истолковал все [остальное] в другое время.
Назвав себя Сулайманом-пророком, [див]
Притворяется перед всяческой малышней[691].
1285 Пройди мимо внешнего облика и имени, поднимись,
От прозвищ и имен устремись к смыслам.
Затем разузнай о его пределе и о его действиях,
Ищи его внутри его предела и действий[692].
О том, как Сулайман (мир ему!), после того как завершилось строительство Отдаленнейшей мечети, каждый день приходил туда для поклонения и для поучения поклоняющихся и молящихся [в ней][693] и о том, как в той мечети вырастали целебные травы
Каждое утро, когда Сулайман приходил,
Со смирением входил в Отдаленнейшую мечеть,
Видел он, что в ней выросло [новое] растение,
И говорил: «Скажи, каково твое имя и назначение?[694]
Что ты за лекарство? Что ты такое? Как твое имя?
Кому ты приносишь вред и кому пользу?»
1290 Тогда каждое растение говорило свое действие и имя:
Мол, для того-то я – жизнь, а для того-то – смертный приговор.
Тому я – яд, а этому – сахар,
Имя мое так и так записано на Скрижали Предопределением[695].
После этого лекари, [узнав] от Сулаймана о том растении,
Становились мудрыми и знающими и наставниками [для других].
Они создавали медицинские книги,
Избавляли тела от страданий.
Астрономия и искусство врачевания внушены пророками,
Разуму и чувствам где уж найти дорогу туда, где нет никаких направлений?![696]
1295 Частичный разум сам не извлекает [знания],
Он лишь принимает умения и нуждается [в обучении][697].
Этот рассудок воспринимает обучение и способен к пониманию,
Но обучает его получивший внушение [свыше][698].
Несомненно, все умения были внушены свыше:
Получили начало через [Божественное] внушение, а разум их приумножил.
Подумай, какому-либо умению этот наш разум
Может ли научиться без мастера-наставника?
Пусть хитроумием он расщепляет волосок,
Ни одно мастерство не давалось ему без наставника.
1300 Если бы знание ремесла было от этого разума,
То каждое ремесло осуществлялось бы без наставника.
Как Кабил научился искусству копания могил от ворона, когда в этом мире еще не существовало искусства копания могил и [не было] ни могилы[699]
Искусство копания могил, которое было наименьшим из умений,
Могло ли произойти от мысли, хитроумия и размышления?
Если бы было такое разумение у Кабила,
Разве положил бы он себе на голову [тело] Хабила[700],
Мол, где я сокрою этого убитого,
Этого запачканного кровью и пылью?[701]
Он увидел ворона, который, [другого] мертвого ворона в клюв
Взявши, быстро приблизился.
1305 Он спустился с высоты и стал умело
Ради обучения [Кабила] рыть могилу.
Потом когтями разрыл землю,
Быстро закопал умершего ворона в могиле.
Похоронил его, потом засыпал землей –
Ворон от Божественного вдохновения имел это знание.
Сказал Кабил: «О, тьфу на мой разум!
Ибо ворон превзошел меня в искусстве».
Сказал [Всевышний] о Всеобщем разуме: «Взгляд его не уклоняется,