Красная линия метро

– Тааак… – протянула подруга, – а у нас, как я вижу, приступ ревности намечается?

– Да какая там ревность, Свет! Так, просто жаль его. Парень-то симпатичный…

Слегка улыбнувшись, она подмигнула подруге, и обе двинулись по тропинке вдоль пруда.

Глава 15

– «Разбежавшись, прыгну со скалы…» – с упоением вытягивал Колкин песню группы «Король и Шут», разглядывая со всех сторон керамическую урну для праха.

Это был уже второй экспонат в недавно начатой им коллекции. Первым стала урна с прахом Евгения Грачева, студента-третьекурсника филфака МГУ. «Вот, дорогие мои Галина и Евгений, теперь вы всегда будете вместе. Ведь так, Жека? Ты этого всегда хотел?» – осклабился маньяк и противно захихикал. Во рту несостоявшегося доморощенного комика дымился его любимый «Camel» без фильтра.

Сегодня с раннего утра он начал основательно закидываться колесами, как сам же заметил, «совсем не по-детски». Так что ближе к обеду обдолбанный амфетаминщик достиг такой степени драйва, что, позабыв о всякой осторожности, решил прокатиться по местам своей «боевой славы». Говоря обыкновенным языком, его невыносимо сильно тянуло в район МГУ, чтобы попробовать найти там очередную рабыню.

Тот кайф, который он получил во время убийства влюбленных, и та эйфория, которую он испытал, когда сжигал их трупы в печи, не отпускали его до сих пор. Осатаневший маньяк, окончательно слетев с катушек, как зверь-людоед, вкусивший человеческой плоти, жаждал лишь одного. Его с головой накрыла необузданная тяга к убийствам. Сопротивляться ей он был не в силах. Под непрерывным воздействием наркотиков Колкин стал терять человеческий облик, все больше и больше превращаясь в обезумевшего волка-оборотня из своих любимых ужастиков.

– Ууу! – завывал он на всю квартиру, представляя себя в этой роли. – Я уже иду-у-у! Кто следующий?

Вдоволь наигравшись с прахом, он поставил погребальную вазу обратно в старенький сервант и закрыл стеклянную дверцу.

«Все-таки классно батя придумал устроиться сторожем в крематорий! А что? И работа посменная – сутки через двое, и начальники не теребят. Кому ты ночью, на хрен, нужен? Хорошо карауль территорию, и никто тебе слова плохого не скажет. Какой дурак станет тебя ругать за то, что ты настолько радеешь работой, что порой в свой законный выходной можешь заглянуть на работу? А сменщики? Смех да и только, если всю правду рассказать. Один – вечно бухой. За два пузыря водяры под любой статьей подпишется. Под присягой скажет, что на охраняемой им территории полный порядок, никто из посторонних во время его дежурства не появлялся. Другой – тощий, как палка, дряхлый подслеповатый старик Кузьма Степанович. Этот вообще давным-давно мышей не ловит. Когда батя в крематорий устроился, уже тогда Степаныча все «дедом» величали. Правда, и время было другое. – Колкин с грустью вздохнул. – Только-только «лихие девяностые» начинались. А теперь – смешно сказать – «спокойные нулевые» всем рулят. Да и старые пердуны с тех пор еще больше постарели… Хотя нет, вру. Отец еще ничего, а вот Степаныч того и гляди на дежурстве в подсобке помрет. До того порой, бывает, крепко спит дедуля – пушкой не разбудишь!»

Все эти мысли показались ему забавными, однако развивать их дальше он не стал, поскольку в памяти всплыли совсем другие воспоминания.

Ему вспомнилось, как прошлым летом, в смену этого самого Степаныча, знакомые пацаны весьма неудачно прокатились где-то по области и угодили на тачке в кювет. Результат ДТП оказался печальным: две телочки, которых они в тот вечер подцепили на МКАДе, от полученных травм скончались на месте. Как мрачно потом пошутил один из корешей, «забыли пристегнуться ремнями безопасности». Да только вы сами подумайте, какие могут быть ремни безопасности, когда девчонки с одним из друганов всю поездку кувыркались на заднем сиденье? Короче, только водитель и остался цел – сработала подушка безопасности. А вот его пьяный в хлам приятель с заднего сиденья вылетел точняк через лобовуху. Правда, каким-то чудом отделался лишь разбитым лбом, расцарапанным лицом и вывихнутым плечом. А вот телочкам откровенно не повезло…

В общем, чтобы не получить срок и не загреметь в тюрягу, решили ребятишки от трупов избавиться. И тут они вспомнили про своего кореша – Сашку – Сына печника, как они в шутку называли его за глаза. Но Александр ведь тоже не дурак, да и друганы они были так себе – чмошники плешивые. Даром, что у одного батя – крепкий московский бизнесмен-строитель, коттеджи да таунхаусы за МКАДом строил. Поэтому решил тогда он на сокрытии улик как следует подзаработать. А чего мелочиться? Тюрьмы чудики как огня боялись, аж тряслись, словно листья осиновые, когда девичьи тела в печку заталкивали. Вот и содрал он с них за услугу десять тонн «зелени», а девах сжег, только пепел один остался.

Той ночью у Кузьмы Степаныча как раз смена была. Но, надо отдать ему должное, старик даже глазом не моргнул, когда Колкин ему тихонько шепнул, чтобы тот до утра из подсобки носа не выказывал. Сунув в карман дедуле две сотни «гринов», он поставил на стол бутылку водки и пакет с закуской, после чего намекнул, что неплохо было бы помянуть усопших. «А как же? За упокой души – оно ведь выпить не грешно», – быстро скумекал дед, и только его и видели.

Как только кремулятор завершил окончательное перемалывание непрогоревших костей до состояния пыли, тщательно вычистив зольник, Колкин вновь явился в подсобку. Старик к тому времени, опустошив треть бутылки, уже сладко посапывал на сбитой из досок самодельной кровати. Решив не будить понятливого сторожа, Александр выпил грамм сто и, вызвав знакомого таксиста-бомбилу, поехал домой.

Вот, собственно, и все. Нет тела – нет дела, как любил поговаривать отец-сиделец.

А толк в этом он знал, еще когда копил себе «на пенсию» – столько трупов в девяностые спалил, мама не балуй! Теперь вот в ближнем Подмосковье на собственной даче круглый год радикулит на русской печке лечит – денег на старость хватает. А так, поначалу, как только объявился с зоны, батюшка родимый жаден был, как хомяк, – все под себя, все под себя, любимого. Так всю жизнь и тащил: сначала с матери-покойницы, а потом, когда Сашка подрос, и с него. Хорошо хоть на старости лет с любвеобильностью подзатих немного, да с охотой на бомжих и пьянь подзаборную угомонился…

Хотя, возможно, и нет. Как-то раз соседка в дачном поселке пожаловалась, что около железнодорожной станции старуху мертвую без зубов нашли. Кто-то несчастную без всякого обезболивания лишил последнего зуба, а она, видать, не выдержала и померла. Александр вначале на отца подумал, правда, говорить ему об этом не стал. Зачем старость тревожить? Он и так со своим радикулитом всех прежних радостей лишился. Но зарубочку все-таки сделал: не так уж батя и плох, как прикидывается, рано он на его наследство роток раскрыл.

Второй случай, произошедший все тем же прошлым летом, был совсем другого плана. На этот раз не обошлось без старинных отцовских знакомцев – бандюков из девяностых, коим ранее он частенько оказывал определенные услуги. Вот один такой «братан», легализованный по нынешним временам под добропорядочного бизнесмена, не разрулив там что-то с конкурирующей фирмой, решил взяться за старое. Но, видимо, потеряв сноровку, где-то накосячил, поэтому, не придумав ничего лучшего, по-быстрому разыскал отца:

– Послушай, Кола, – такую кликуху батя имел среди отморозков за дебильную привычку запивать любое спиртное сладкой американской газировкой, – надо бы, как раньше, по старинке, от трупака избавиться.

Только Колкин-старший то ли поленился лично за дело взяться, то ли на самом деле в тот день ощущал себя сильно хворым, но в итоге он повернул все в другую сторону. Заверив, что «концы» у него в крематории надежные, батя ловко перевел стрелки на сына, после чего, поручившись за него, как за самого себя, заявил, что если сынку хорошенько заплатить, то все будет в полном ажуре. Себя, правда, жадный старикашка не обделил, придержав ровно половину навара.

Вот так Александр добыл еще пять кусков «зелени». И стало у него за короткий срок пятнадцать штук «зеленых» из ничего. Считай, на новенький «Форд» и накопил. Правда, в салоне ему все равно пришлось сверху еще три штуки накинуть – за «полный фарш». Но эти деньги у него были припасены заранее. К тому же, перед тем как отправиться в автосалон, он очень удачно скинул какому-то олуху свое старое ржавое «корыто». В итоге все вышло тютелька в тютельку.

* * *

– «Разбежавшись, прыгну со скалы…» – не останавливаясь ни на минуту, напевал одну и ту же песню Колкин, крутя руль своего красного «Форда-Фокус». – Ну что, телки-метелки, кто следующая на кремацию? Есть желающие? – задал он вопрос в пустоту и припарковался на улице Косыгина, недалеко от смотровой площадки на Воробьевых горах.

Выбравшись из авто, он ощутил на себе порыв холодного ветра. «Пришел марток – надевай семеро порток», – обозначил он погоду поговоркой из обширной батиной коллекции.

– А вот хрен вам всем, а не семеро порток! Апрель уж почти на дворе! – возразил неизвестно кому одурманенный переизбытком психостимуляторов Колкин, показав рукой неприличный жест проезжающей мимо маршрутке.

Демонстративно расстегнув нараспашку укороченное пальто и взлохматив «ежик» крашеных волос, он вдохнул полной грудью прохладный мартовский воздух и уверенно двинулся в сторону пешеходного перехода.

Очень скоро эйфория сыграла с ним дурную шутку. Буквально через сотню метров, встретив первую же красавицу с рыжеватым отливом волос, он, видимо, не рассчитал силы и угодил в неприятную историю.

Рыжеволосая девушка стояла на остановке и напряженно вглядывалась в каждый приближающийся общественный транспорт. На долговязого блондина, подошедшего почти вплотную и уставившегося на нее немигающим взглядом, она поначалу не обратила никакого внимания. Однако находившийся в неадекватном состоянии Колкин принял ее безразличие за вызов и приступил к действиям.

– Детка, а ты, случайно, не меня ждешь? – развязно обратился он к ней.

Незнакомка бросила на него холодный взгляд и вновь устремила взор на проезжую часть.

– И чего это мы такие холодные? От зимы, что ли, еще не успели отойти?

И обдолбанный приставала противно захихикал собственной шутке.

– Отвали, – не выдержав, грубо отрезала рыжеволосая.

– Ох, какие мы грозные, прямо боюсь-боюсь… – продолжал юродствовать Колкин.

– Слушай, дружок, ты лучше иди, куда шел. Я парня своего жду, и, если он, не дай бог, увидит вот эти кривляния, – гарантирую, мало тебе не покажется, – как можно спокойнее предупредила она Александра.

От этих слов Колкин аж взвился. Он очень не любил, когда ему угрожали физической расправой.

Отец с детства вдалбливал ему в голову, что если хоть раз дашь слабину, то второй раз она это сделает за тебя сама. Даже спрашивать не станет. «Слабина – она же как девочка, только раз в жизни женщиной стать может, – авторитетно заявлял он сыну. – А потом обратной дороги уже нет, вся цена прошла. Продернули цену, как Бобик – Жучку!»

– Ладно, ты сама напросилась, – засопел Колкин, мрачнея прямо на глазах. – Ну и где твой герой? Давай, показывай этого Герак… ка… кулуса…

И надо же было такому случиться, что именно в этот момент к остановке подъехал автобус, и из него ловко выпрыгнул молодой человек спортивного вида.

– Наташ, этот кент к тебе клеится? – были его первые слова вместо приветствия.

– Щас этот «кент» тебе больно сделает, – с угрозой проговорил Колкин и самоуверенно шагнул вперед.

Плохо соображая, что делает, правую руку он автоматически сунул в карман пальто и нащупал рукоятку «выкидухи», которую сегодня захватил из дома. Однако сделать что-либо еще он не успел. Мгновенно оценив исходящую от незнакомца угрозу, молодой человек едва заметным движением подпрыгнул и резко вынес в ударе ногу в сторону физиономии наглеца. Раздался громкий шлепок, и в следующее мгновение двухметровый блондин оказался на спине.

В глазах у Колкина помутилось, голова закружилась, в ушах зашумело. Но хуже всего отреагировал желудок. Он сжался в комок, а затем распирающей болью под ложечкой за доли секунды подкатил к глотке волной нестерпимой тошноты. Колкин едва удержался, чтобы не выблевать на асфальт свой завтрак.

Лезть дальше в драку он передумал. С трудом поднявшись на ноги и вытянув перед собой руку, на не слушающихся после нокдауна ногах маньяк сделал неуверенный шаг назад. Затем еще один, еще…

– Ладно, сучонок, я поговорю с тобой по-мужски в следующий раз. Если ты не трус, скажи, где тебя найти? – продолжая пятиться, сквозь зубы процедил он.

Парень насмешливо посмотрел и спокойно ответил:

– Запомни, мудила, я здесь учусь. Ты всегда можешь меня найти в районе смотровой площадки – я там часто бываю с друзьями. Но лучше бы тебе со мной не встречаться – во второй раз так легко не отделаешься.

– Это мы еще посмотрим, – прошипел раздосадованный Колкин. – Посмотрим, как ты запоешь, когда я подкрадусь к тебе сзади в темноте, ублюдок. Против лома нет приема.

Он сплюнул на асфальт окрашенную кровью слюну, развернулся и нетвердой походкой зашагал в сторону своей машины.

Идея провернуть трюк, подобный убийству Быка, показалась ему заманчивой. Только думать об этом он был не в силах – его скрючивал пополам очередной приступ тошноты.

– И сучка твоя крашеная туда же пойдет. Я ее, тварь, запомнил, – пригрозил он и изверг фонтан рвотных масс.

Однако его планам мести так и не удалось сбыться. Их смешал тот самый неугомонный опер Седов.

Глава 16

– Седов, вот что ты мне мелешь немолотую? – Следователь по особо важным делам Власенко уставился тяжелым взглядом на сидящего напротив оперативника. – Как мне понимать твое утверждение, что исчезновение студентов филфака МГУ – вероятно, дело рук того самого серийного маньяка? Ты мне объясни, как связан психопат, обривающий своих жертв, отрезающий им мочки и выкалывающий глаза, с исчезновением влюбленной парочки?

– Самым что ни на есть прямым образом, Геннадий Петрович, – упрямо твердил старший лейтенант московского УГРО. – Две свидетельницы детально описали незнакомца, с которым в день своего исчезновения куда-то уехала на автомобиле «Форд» красного цвета Терехина. Вы только послушайте, как они его мне описали! «Высокий, под два метра, худощавого телосложения, на вид около тридцати лет». Разве не таким описывали свидетели и потерпевшие того злыдня из ночного клуба? А еще…

– Значит, по-твоему, высокий рост, худоба и возраст около тридцати лет – это «железные» приметы? – насмешливо протянул следователь, перебив опера. – Это и есть твои доказательства наличия связи между нападениями на женщин и исчезновением студентов? Да, Седов, негусто у тебя, как я вижу, с уликами…

– Но Геннадий Петрович, это ведь еще не все! Два одногруппника Грачева в один голос утверждают, что видели его в последний раз в компании высокого белобрысого худощавого молодого мужчины, представившегося Александром. А еще они припомнили, как он всех зазывал в следующую пятницу посетить ночной клуб «Миранда». Расхваливал его во всех красках и говорил, что он там чуть ли не старожил, поэтому им однозначно понравится. – От волнения Седов даже начал чуть заикаться. – Геннадий Петрович, вы же помните, что жертвы маньяка утверждали, что им он представлялся Александром? А ночной клуб? Получается, что совпадений не так уж и мало!

– Мало немало, – забурчал по-стариковски Власенко, задумчиво почесывая нос. – Уже одно то, что он блондин – а мы ищем длинноволосого брюнета, – указывает на нестыковку фактов и возможную ошибку.

– Так ведь он мог и перекраситься, – логично возразил ему старший лейтенант.

– Ладно, Седов, говори, что тебе от меня требуется? – нетерпеливо выпалил Власенко.

Ему и самому, конечно, хотелось зацепиться за эту ниточку. Последнее совещание в главке, по личному ощущению, было просто расстрельным – «главный» свирепствовал как никогда.

– Геннадий Петрович, мне нужен официальный запрос на просмотр записей с камер наблюдения в районе студенческого общежития на Вернадского. Я хочу отыскать на них этого типа и его красный «Форд», а затем по автомобильным номерам вычислить личность этого гражданина.

– Идея, конечно, неплохая… Хорошо, будет тебе официальная бумага. Только смотри у меня, Седов, – если это опять будет пшик на ровном месте, я с тебя живым не слезу! Ты двух свидетельниц, которые наверняка смогли бы опознать маньяка, так разгильдяйски похерил – что толку, что они живы, если при этом абсолютно слепы?.. Кстати, а что насчет первой жертвы, которой удалось частично сохранить зрение? Есть какие-нибудь новости?

– Все так же – как в воду канула, – огорченно ответил Седов, но, вспомнив о чем-то еще, встрепенулся: – Есть же еще специфический запах гари! Вы же помните? Все они утверждают, что от маньяка пахнет горелой человеческой плотью! Как от крематория, куда он их привозил! Я думаю, если этого типа задержать, то существует вероятность, что мы ощутим от него запах гари…

– Какой, на хрен, запах гари! – Власенко побагровел. – Седов, еще один такой ляп… – Однако продолжать дальше старший следователь по особо важным делам не стал. Взяв себя в руки, он ровным и спокойным голосом уточнил: – Кстати, ты все крематории в столице и области прошерстил?

– Так точно. Но среди их сотрудников нет никого, похожего по описанию на нашего садиста.

– А ты не думал, что он может и не в самом крематории работать, а в какой-нибудь, например, смежной службе? Ну, не знаю… Как вариант, газовые системы обслуживает. Современные крематории ведь не на дровах коптят?

– Да, Геннадий Петрович, виноват. Смежные службы я не проверял.

– Так давай проверяй. Руки в ноги – и вперед. А в понедельник жду тебя с первыми результатами. Да, и забеги ко мне после обеда, бумаги по камерам наружного видеонаблюдения забери. Я думаю, они уже будут готовы.

– Слушаюсь, Геннадий Петрович! – козырнул молодой оперативник и поспешно вышел из кабинета.

* * *

В понедельник в 11.00, как и планировалось, Алексей Седов начал доклад:

– На видеозаписи одной из камер наружного наблюдения, расположенной на улице Кравченко, в требуемом временном интервале удалось обнаружить искомый автомобиль марки «Форд Фокус» красного цвета. По данным базы ГИБДД столицы, данный автомобиль зарегистрирован на имя гражданина Колкина Александра Сергеевича, одна тысяча девятьсот семьдесят пятого года рождения, проживающего по адресу: город Москва, Восточный административный округ, район Преображенское, улица Малая Черкизовская, дом три, квартира дв… кх-кх… мь… – Седов откашлялся и продолжил: – Сегодня с утра я посетил этот адрес, однако дома никого не оказалось. Соседи сказали, что хозяина квартиры знают довольно плохо, поскольку видят его редко. С их слов, за чем-либо противоправным он никогда замечен не был. Я навел справки. Официально гражданин Колкин числится безработным. Не женат, детей нет, живет один. Из родственников в Москве проживает только отчим.

Добавить что-либо еще оперативник не успел, поскольку был жестко перебит следователем. Для Седова это была уже, конечно, привычная история, только на этот раз Власенко был настолько груб и несдержан, что это вызвало у опера единственный вопрос: «Отчего это он сегодня такой нервный? Случилось что?»

Конечно, старлею было невдомек, что ларчик открывался просто. Как говорят в народе, старость – не радость. Дело в том, что у Геннадия Петровича после острого харчо в эксклюзивном исполнении дорогой тещи жутко обострился геморрой. Долго сидеть на стуле следователю теперь было больно и крайне неудобно. Он весь извертелся, пока слушал обстоятельный доклад подчиненного, а теперь, когда информация о хозяине автомобиля пошла вразрез с его ожиданиями, следак просто не выдержал боли и сгоряча вылил весь негатив на бедолагу-оперативника.

– Седов, а можно было чуть короче и конкретнее? Мол, «выяснил, что я оказался дураком и в очередной раз пошел по тупиковому пути», а?.. Чего молчишь?

– Я с вами не согласен, – упрямо произнес опер, еле сдерживаясь, чтобы не сболтнуть лишнего. – К тому же я еще не все доложил.

– Ладно, Седов, валяй дальше, – словно от назойливой мухи, отмахнулся от него Власенко, который мечтал лишь об одном – поскорее завершить эту пустую болтовню. – Только, старлей, давай исключительно по делу и никакой воды… Колкин-Колкин – хрен метелкин…

Последние слова заставили его спохватиться.

– Как, ты говоришь, его отчество? Сергеевич?.. Хм… Колкина, которого я когда-то знал, звали Иваном. Забавно, уж не родственники ли они? По возрасту, надо признаться, он действительно подозреваемому годится в отцы… Впрочем, о чем это я? Сколько таких Колкиных по Москве шатается…

На Власенко нахлынули давние воспоминания.

Москва, середина семидесятых. Он – молодой опер, которому сказочно повезло. В первом же деле, куда его привлекли в качестве рядового сотрудника МУРа, едва оперившемуся летехе посчастливилось присутствовать при задержании сексуального маньяка, долгое время терроризировавшего московский район Бескудниково…

Ой!

Картинки из прошлого вмиг улетучились. Ощутив боль в пятой точке, Власенко быстро вернулся в настоящее.

– А фото имеется? – вновь включился он в работу.

– Так точно. Есть фотография с водительских прав.

– Покажи, – ничего не объясняя, потребовал Власенко.

Седов протянул распечатанный на принтере лист бумаги. Старший следователь по особо важным делам нацепил на нос очки и принялся внимательно рассматривать снимок. Он крутил его и так, и этак, то удалял от себя на расстояние вытянутой руки, то приближал чуть ли не к кончику носа. В завершение, отложив его в сторону, обхватил рукой подбородок и погрузился в раздумья.

– Что-то здесь не так, Седов… Чую, но не понимаю… Уж слишком этот Колкин похож на молодого Ваньку-Стоматолога. А так не бывает… Впрочем, спешить с выводами я пока не стану. Слушай, вот тебе новое задание. Отправляйся в архив и подними материалы по делу Колкина Ивана Ивановича. Год расследования – тысяча девятьсот семьдесят четвертый – семьдесят пятый. Что-то мне подсказывает, что мы с тобой все-таки нарыли кое-чего.

«Мы с тобой», – передразнил про себя начальника старший лейтенант, но вслух произнес лишь бодрое «Есть!»

* * *

Неделю спустя в том же самом кабинете состоялся очередной доклад.

– Значит, говоришь, Александр Колкин в свое время был усыновлен двоюродным дядей, Сергеем Николаевичем Колкиным?

– Так точно, вот копии документов, – бодро произнес Седов.

Власенко полистал бумажки и вздохнул.

– Жаль. А то у меня такая версия родилась… закачаешься. – Было хорошо заметно, что старший следователь по особо важным делам не сможет скрыть разочарования. – Ладно, валяй, что ты там еще нарыл.

– Да больше особо похвастаться нечем. В поле зрения милиции Колкин не попадал. Живет в квартире, перешедшей ему по наследству от родной тетушки. Как я уже говорил, в настоящий момент нигде официально не работает. Зато получает пенсию по инвалидности по медицинскому заболеванию. Что за заболевание – я пока не выяснил. А так, в свое время он работал в разных местах: ремонтником в Московском метрополитене, охранником в торговом центре, в «Мосводоканале» что-то сторожил – в общем, ничего примечательного, обычный работяга. Со слов соседки по этажу, по несколько месяцев в году лежит в психиатрической больнице. Кстати, свое знакомство с пропавшими студентами Грачевым и Терехиной не отрицает. Говорит, что вначале познакомился с Галиной, а позднее та познакомила его со своим бойфрендом. Свидетели из числа студентов этот факт подтвердили. В день исчезновения Терехиной он по ее просьбе подвозил девушку до станции метро «Юго-Западная». Я проверил записи с камер наблюдения – все его слова подтвердились, не врет Колкин. А вот свое знакомство с жертвами серийного маньяка он категорически отрицает. Я показал его фотографию работникам ночного клуба «Миранда», но никто Колкина не опознал. Сам же он утверждает, что никогда в этом ночном клубе не был – мол, откуда у него такие деньжищи, чтобы по дорогим клубешникам ходить. А то, что друзьям-студентам про свои визиты в «Миранду» втирал, – так это он так, покрасоваться. Насчет новенькой иномарки пояснил, что в прошлом году они с отчимом квартиру его матери обменяли на меньшую с доплатой, вот ему и обломилось на новую машину. К тому же с нее ему капает ежемесячная плата за сдачу в аренду квартиры, полученной при обмене. В общем, Геннадий Петрович, зацепиться пока особо не за что. Вел себя во время допроса он уверенно, отвечал на вопросы спокойно.

– Да… негусто. А про родного отца ты у него спросил? Не его ли батя тот самый Стоматолог, который безобразничал в Москве в середине семидесятых? Я ведь тоже справки навел. Колкин Иван Иванович после освобождения из спецучереждения как в воду канул.

Седов с хитрецой посмотрел на Власенко. Этого вопроса он ждал. Очень уж ему хотелось посмотреть, как начальник отреагирует на его ответ.