Здравствуй Ангел, здравствуй Бес

Мягкий свет от старой лампы, батарея, на которой всегда что-то сушилось, запах свежего, либо жареного хлеба. А главное – ириски. Тётушка Фима всегда делала их сама, и ничего вкуснее я никогда не пробовал. Ириски были сладкими, со вкусом сливок, и они всегда липли к зубам, да так, что порой было челюсти не разомкнуть. От этого всегда поднималось настроение. А ещё мы пили чёрный чай.

Я не знаю, откуда тётушка Фима брала ингредиенты для ирисок и откуда умудрялась доставать чай. Живой растительности на планете к моменту моего появления на свет уже не было. Она погибла от радиоактивных осадков и ветров. Редкие плантации, на которых что-то выращивали, брали баснословные деньги за свой товар, а домашний скот и вовсе держали единицы. Вся еда в основном была концентрированной и модифицированной. Настоящих продуктов в продаже уже давно не было. Хотя поговаривали, что в районе Сибири всё ещё сохранились живые леса и поля, укрытые специальными каркасами, поддерживающими их жизнь.

Признаюсь, я нигде не был так счастлив и никогда не чувствовал себя более спокойно, как в той маленькой подсобке. Тётушка Фима рассказывала нам чудные истории про отважных рыцарей и прекрасных красавиц. Про драконов и волшебников, про добро и зло, про Бога и Дьявола и про их вечную битву.

Это были чудные мгновения в моей жизни. Возможно благодаря им, благодаря тётушке Фиме, её чаю, ирискам, её рассказам про драконов и принцесс мы все оставались детьми в это жуткое время и могли хоть ненадолго, но ощутить тот дивный вкус детства, которое должно быть у каждого нормального ребёнка даже в мире, напрочь уничтоженном войной.

Глава 3. Андроид

После завтрака мы отправлялись работать. Не стоит, наверное, лишний раз говорить, что детский труд запрещён и даже в нашем суровом мире приравнивался к рабству. Но что можно поделать, если о происходящем в подвале прачечной никому, ничего не было известно. Поэтому каждый день я и ещё несколько ребят направлялись на работу.

Там в подвальной стене приюта находилась труба, закрытая тяжёлым люком с тугой заглушкой. Открыть её самостоятельно никто из нас не мог, это всегда делала миссис Бэкстридж. Именно через эту трубу, грязную, вонючую, тёмную, кишащую крысами и тараканами мы ползли целый квартал до прачечной нашей «Воспитательницы». От таких путешествий у меня сильно болели колени. Я помню, что когда только начинал работать в прачечной, мне на ноги надевали специальные наколенники, сделанные из пластика, такими пользуются солдаты. С помощью этих нехитрых приспособлений мои ноги со временем привыкли к нагрузкам, и теперь я ползал по трубам не боясь боли.

Главная «прелесть» этой трубы была в том, что по ней могли передвигаться только дети не старше десяти лет. То есть ростом чуть выше метра и весом не более… С этим, как вы понимаете, проблем в приюте не было.

Путь до прачечной занимал ровно час. Ползли мы по трубе в специально предназначенных для этого костюмах. Это были ОВЗК (Общевойсковой защитный костюм) старого, ещё мохнатых лет образца. А точнее, времён давно развалившейся страны, которой некогда было наше чудом существующее ныне государство. Ранее эти костюмы предназначались для защиты солдат от воздействия химии и радиации на поле боя. Но уже давно в войсках подобные меры защиты не использовались в силу морального старения. А поскольку на старых военных складах этого добра были целые тонны, то достались они миссис Бэкстридж за считанные копейки. Её даже никто не спросил о целях их дальнейшего использования.

Миссис Бэкстридж, однако, приспособила эти самые костюмы для наших путешествий по канализации.

Когда наш путь по трубе завершался, и мы оказывались в комнате прачечной, костюмы мы снимали и укладывали в специальный ящик. Там они обрабатывались и очищались, проходя полную дезинфекцию. Мы же тем временем переодевались и направлялись работать.

Прачечная была старой. Открыла её в давно забытые времена бабка миссис Бэкстридж, некая Бэлла Вэйд. На фасаде здания в своё время висел даже лозунг, выцветший от времени: «Отбели бельё у Бэллы». Ужас, не правда ли?

Снаружи внешний вид приёмной прачечной кое-как поддерживался в божеском виде. Раз в год миссис Бэкстридж нанимала мастеров, и они штукатурили стены, меняли настил пола и освещение. Но что касается подвала, в котором работали мы, то сюда не заглядывал ни один мастер наверняка ещё со времён открытия прачечной. Тут всегда было сыро, пахло плесенью и хлором. Можете поверить, что если люди, что сдают миссис Бэкстридж свои вещи в стирку, узнали бы о подобном, они не пришли бы сюда больше никогда. Да и вообще никто бы больше не пришёл, поскольку слухи расползаются гораздо быстрее радиации. Именно поэтому миссис Бэкстридж и держала свой секрет в такой строгости и страхе. В конце каждого рабочего дня она лично спускалась в подвал и инструктировала нас относительно этого дела. Её главными аргументами были два жутких кошмара.

Первый – это история о мальчике Паше, которую знал весь приют, и о которой всегда если и говорили, то только шёпотом.

Мальчик Паша также как и все мы работал в прачечной, но был он не простым ребёнком, а удивительным, поскольку совершенно не боялся гнева миссис Бэкстридж. И вот однажды, он устал терпеть её издевательства и решил рассказать всё людям. Он сбежал из приюта и отправился в полицию. Но миссис Бэкстридж успела перехватить отчаянного мальчугана по дороге и утащила обратно в подвал прачечной. Что стало с Пашей дальше, никто так и не узнал. Но вот кто был в подвале в тот день, кроме миссис Бэкстридж знали все.

Отсюда вытекал второй довод, всегда приводимый миссис Бэкстридж и этот довод заставлял всех нас дрожать от ужаса. Это был старый сторож прачечной, мистер Крюмский.

Это был страшный тип. С виду он даже не был похож на человека. Большая часть его тела, была заменена протезами и всевозможными имплантами. Его внешний вид наводил на детей самый настоящий ужас. Так что главным оружием миссис Бэкстридж по большому счёту был страх.

Пугала она нас и очень жуткими историями о том, что мистеру Крюмскому, бывшему ветерану той страшной ядерной войны и по совместительству сторожу прачечной для нормального существования просто необходима свежая детская кровь. Молодая, живая кровь, то есть наша. Она говорила, что именно благодаря этой самой детской крови старый солдат всё ещё способен жить, и что только детская кровь поддерживает в нём жизненные силы. Мы же в свою очередь тряслись от страха при виде жуткого андроида по имени Герри Крюмский.

Рассказывали, что во время войны он оказался в самой гуще событий, и только чудом ему удалось спастись. В бою он потерял руку и получил множество других ранений. В госпитале врачи списали его со счетов, утверждая, что его дела совершенно безнадёжны. В результате он едва не умер, но чудом провидения выжил. И хотя больше половины его тела заменили на искусственные импланты, он не сдался, а выйдя из госпиталя ещё в течение нескольких лет обучал и тренировал новобранцев для военных подразделений, пока вовсе не стал плох и, в конечном счёте был вынужден уйти в отставку.

После увольнения из армии, он долгое время ничем не занимался. Постоянно торчал в барах, где попросту напивался и дрался со всеми подряд.

Но однажды возвращаясь из бара, он заметил, как двое крепких хлопцев зажимают в тёмном переулке какую-то даму с ребёнком. Они угрожали ей расправой и пытались отобрать сумочку. Крюмский хоть и был пьян, но военный долг всё же возобладал над его затуманенным сознанием. Он быстро раскроил головы мерзавцам, а спасённая им дама оказалась миссис Бэкстридж, тащившая в подвал мальчика по имени Паша.

Крюмский предложил проводить бедную женщину с ребёнком до их жилища. Что там тогда случилось в подвале этой чёртовой прачечной? Куда пропал несчастный мальчик Паша? И почему после всех этих событий мистер Крюмский стал работать на миссис Бэкстридж сторожем? Этого никто так и не знал.

Сказать по правде, охранять в прачечной было совершенно нечего, разве что её страшные секреты. Оборудование, которое расхваливала своим клиентам миссис Бэкстридж, существовало лишь в её фантазиях, а выручку она каждый вечер отправляла в креп-блок. Это специальный индивидуальный контейнер, предназначенный для хранения и транспортировки чего-либо ценного. Каждый вечер к прачечной подъезжала специальная машина и при помощи установленного в виде трубы в прачечной устройства, контейнер отправлялся в её лоно. Его словно засасывало мощным потоком ветра. В одно мгновение контейнер исчезал из виду. Утром машина приезжала вновь, и контейнер возвращался обратно.

Поскольку присутствие мистера Крюмского в прачечной было больше символическим, нежели надлежащим, он нашёл себе нехитрое занятие. Каждый вечер после окончания рабочей смены, когда все мы облачившись в столь ненавистные костюмы уползали по трубе, а миссис Бэкстридж закрывала свою лавочку и пешком отправлялась в приют, мистер Крюмский заваривал себе крепкий кофе, доставал из старой коробки толстую и крепкую сигару и включал свою любимую музыку в стиле регги на непонятном плоском устройстве. Затем он передвигал огромный стол в приёмной подальше от окон, опускал тяжёлые жалюзи, и начиналась его личная церемония.

Сначала он выпивал кофе, делал несколько глубоких затяжек сигары, откинувшись на спинку крепкого кресла из старого дуба, обитого протёртой кожей. Когда его голова затуманивалась от табачного дыма, он поднимался и шёл к огромному столу. Вот там-то и начиналось всё самое интересное.

Усевшись на стол, мистер Крюмский по очереди отстёгивал свои ноги, так как обе они были некогда ампутированы из-за надвигающейся гангрены. Отстегнув протезы, он разбирал их основные механические компоненты и начинал бережно протирать и смазывать. То же самое он проделывал и со всеми своими остальными протезами.

Сырость, что царила в подвале прачечной, очень плохо сказывалась на состоянии искусственных частей его тела. Эту процедуру мистер Крюмский проводил практически каждый вечер. Со стороны это выглядело весьма печально, хотя в его положении это было скорее в порядке вещей. А вот для обычного, нормального, ну в смысле вполне здорового человека данные деяния смотрелись весьма и весьма необычно, если не сказать больше.

Вы только попробуйте себе представить картину того, как человек разбирает себя по частям, чтобы почистить, смазать детали, подкрутить там что-то. Ну, очень «приятное» зрелище. Не правда ли?

Поскольку всё это мистер Крюмский хранил в глубочайшей тайне, никто и никогда наверняка не узнал бы об этом. Не будь в нашем приюте Зюзи.

Глава 4. Зюзя

Об этом постояльце нашего приюта стоит рассказать особо.

Начну я, пожалуй, с того, что всем сразу становится интересно и о чём всегда спрашивают в первую очередь. Почему Зюзя? Я не знаю. Его всегда так звали, насколько я помню. Откуда Зюзя взялся в приюте я тоже не могу сказать. Хотя признаться, я однажды даже попытался это выяснить, но случилось то, чего я даже и представить не мог. Выяснилось, что истины никто точно не знает. Каждый раз, когда я пытался узнать, у кого бы то ни было историю появления Зюзи, я всегда натыкался на новую ещё более фантастическую версию. Потратив на это почти неделю, я оставил сие бесполезное занятие. Но кое-что я всё-таки выяснил.

Кто-то говорил, что Зюзя жил в приюте всегда. Другие говорили, что его приволок сюда мистер Крюмский. Была даже версия, что он некий дальний родственник миссис Бэкстридж. Но после разговора с тётушкой Фимой эта версия отпала.

Сама же тётушка утверждала, что Зюзя сам прибился к приюту, но когда и как именно это было, она вспомнить не могла, ссылаясь на свой возраст и плохую память.

Сам же Зюзя был парнем несловоохотливым и разговаривал очень и очень редко. В основном только когда хотел этого сам. Да и вообще, был он очень тихим, я бы даже сказал неприметным. Мог пройти мимо тебя, а ты его даже не заметишь. Причём делал он это исключительно в подходящих для этого случаях. Возможно, именно поэтому о его появлении в приюте никто ничего толком и не знал.

Роста Зюзя был маленького, едва ли чуть выше метра. С чёрными цвета вороньего пера волосами и большими голубыми глазами. Глаза, кстати сказать, были у него очень зоркие, а уши слышали больше, чем нужно.

Было у Зюзи одно свойство, о котором знали все обитатели приюта, но без особой надобности об этом не упоминали. Был наш Зюзя отличным шпионом. Всегда оказывался в нужное время в нужном месте, причём, совершенно не прикладывая к этому ни малейших усилий. Именно от него мы узнавали, что будет на ужин, когда будут раздавать новую одежду, какого цвета нижнее бельё у миссис Бэкстридж и в кого влюблена самая красивая девочка в нашем приюте.

Одним словом, Зюзя знал всё. Благодаря своей исключительной незаметности и странному дару своей природной безалаберности, он проникал куда угодно, причём порой даже не замечая, как ему это удавалось. Странность Зюзи выражалась в его исключительной особенности. Он мог легко задуматься или замечтаться о чём-либо и незаметно для окружающих и самого себя попасть в секцию к девочкам. Там он мог усесться где-то в уголке, и продолжая размышлять о чём-то своём параллельно слушать, о чём говорят окружающие. Информация автоматом оседала в его памяти, а когда приходило время, он её непроизвольно выдавал.

Ради примера могу привести историю с Римом и Тимом, моими соседями по комнате. Эти два шалопая стащили где-то банку со сгущёнкой и спрятали. Никто кроме них об этом не знал, и когда к нам в комнату пришла тётушка Фима с вопросом, не видели ли мы банку со сгущёнкой, Зюзя появившийся словно из ниоткуда выдал всё как на духу. Он рассказал, глядя в книжку и как всегда витая в облаках, что Рим и Тим стащили банку и спрятали в свой тайник за книжной полкой. Пока тётушка Фима доставала банку, а Рим и Тим с красными от стыда лицами просили у неё прощения, Зюзя смылся.

Не нужно думать, что делал он это сознательно или специально. Нет. Просто таким он был.

С таким же успехом Зюзя мог путешествовать где угодно и с таким же успехом мог уснуть где угодно и затеряться. Поэтому когда вечером все ложились спать, считалось, что Зюзя тоже спит, поскольку очень часто его просто не могли найти.

Зюзя конечно же знал о своей необычной особенности, но особого интереса или гордости за неё не испытывал. Ему было абсолютно наплевать, что про него говорили и что о нём думали. Хотя возможностей удрать из приюта у него было множество. Где бы Зюзя ни терялся он всегда, я подчёркиваю, всегда приходил на завтрак.

Но вот однажды этого не произошло и все не на шутку разволновались. Тут же поползли первые слухи и пересуды о том, что Зюзя наконец-то поумнел и воспользовался своим даром, чтобы сбежать из этого жуткого места. Другие говорили, что его, как и Пашу, наверняка растерзал мистер Крюмский. А кто-то даже высказал мнение, что Зюзя умер.

Среди воспитанников приюта нарастала паника. Все не на шутку перепугались.

Но ситуацию в свои руки взяла тётушка Фима и быстро всех успокоила. Она сообщила, что сегодня же обыщет весь приют, и что если к вечеру не отыщет Зюзю, то тут же доложит об этом миссис Бэкстридж, а уж та пусть сама решает искать мальчика дальше или нет.

В то время когда мы завтракали, хозяйка приюта и её сынок ещё спали. Разбудить их так рано означало навлечь на себя и всех окружающих жуткую кару миссис Бэкстридж. Поэтому, было решено успокоиться и продолжать делать то, что и раньше. Так мы и поступили.

Закончив завтрак, мы отправились собираться на работу. Полчаса сборов, затем час в трубе коллектора и вот мы в прачечной. Мистер Крюмский открывает тяжёлую заглушку. Мы переодеваемся, отправляем костюмы ОВЗК в чистку и идём переодеваться. Затем забираем вещи, которые поступили за вчерашний день. Девочки перебирают одежду, откладывая в сторону повседневные вещи, отделяя их от рабочих, грязных и засаленных. Далее одежда развозится по разным мойкам, где и обрабатывается нами индивидуально.

Когда я катил в подвал очередную тележку, она показалась мне на удивление тяжёлой. Бывало такое нечасто и то, когда бойцы со стены гостили у нашей соседки мадам Тулим, которая держала небольшую гостиницу через дорогу от приюта. Тогда эти пятеро здоровяков притащили в прачечную миссис Бэкстридж всю свою боевую броню. Бронежилеты, каски, кители и штаны со специальными защитными щитками, вшитыми в локти и колени, неподъёмные сапоги и, конечно же, каркасы.

Каркас – это специальная одежда, разработанная для военных ещё до великой войны. Она представляла собой смесь одежды и нанотехнологий последнего поколения. Выглядел каркас, словно обычное нательное бельё и изготавливался по индивидуальным размерам каждого бойца. Это была высокотехнологичная система жизнеобеспечения, защищавшая бойца от холода, жары, влаги и даже радиационного облучения. Каркас поддерживал нормальную температуру тела солдата, полностью контролировал показатели здоровья во время боя и даже мог подлечить человека, давая ему возможность самостоятельно дотянуть до ближайшего центра спасения жизни. Иными словами, это была вторая кожа, напичканная кучей датчиков и всевозможными контроллерами и сканерами. Стоила такая штука баснословных денег, но благодаря опять же новейшим системам изготавливалась с ресурсом использования до десяти лет. Каркас не боялся грязи, влаги, огня. Он мог подстраиваться под особенности организма человека на случай, если тот похудеет или располнеет. Полностью герметичный каркас служил лишь дополнительной системой защиты. Основную же функцию брони выполняло специальное защитное обмундирование.

Многие мечтали об этом чудном устройстве. Но, к сожалению, получить его можно было только вступив в части регулярной военизированной армии, подписав соответствующий контракт и вверив своё тело и душу защите Родины не менее чем на десять лет.

Весили каркасы около пяти килограмм, и я поначалу подумал, что в тележке лежат именно они.

Но когда я высыпал содержимое на пол, то от изумления открыл рот. В куче грязного белья мирно спал Зюзя. Он проснулся только тогда, когда получил от меня хорошего пинка.

– Вставай, поганец, – сказал я, – мы тут с ног сбились искать тебя. Что ты тут делаешь?

Зюзя протёр заспанные глаза. Нехотя поднялся, взглянул на меня, улыбнулся и вдруг… Он как будто что-то вспомнил. Его глаза округлились, и в них я отчётливо увидел неподдельный страх.

Он быстро осмотрелся по сторонам, затем присел, словно мышка и мигом скрылся за тележкой.

– Да что с тобой такое? – не понимая, что происходит спросил я, заглядывая за тележку.

Тут-то Зюзя и рассказал мне о том, что он видел ночью. Оказалось, что он как обычно по своей растерянности о чём-то задумался и совершенно не заметил, как все ушли. О том, что Зюзя мог остаться в прачечной никто даже не подумал. Осмотревшись по сторонам, он услышал шаги наверху, и подумал, что возможно это миссис Бэкстридж всё ещё работает. Он подошёл к лестнице и направился наверх, в приёмную. Но там никого не было. Никого, кроме мистера Крюмского, который к моменту появления Зюзи практически полностью себя разобрал. Подобного зрелища Зюзя вовсе не ожидал увидеть. Он испугался и спрятался в корзину с грязным бельём. Наблюдая за мистером Крюмским из своего укрытия, Зюзя увидел всё. Он видел, как мистер Крюмский перебирал, смазывал и протирал свои протезы и запчасти. Как доставал свои импланты и проверял их работу на каком-то странном специальном устройстве. Как достал старый андроид какую-то чашку с дымящейся густой тёмной жидкостью и протёр ею все свои запчасти, а потом ещё и отхлебнул из неё. Это навело Зюзю на мысль о тех жутких историях, которые рассказывала нам миссис Бэкстридж. Он воочию убедился, что все байки про кровожадность старого сторожа, правда.

Затем мистер Крюмский долго дымил из какой-то жутко вонючей штуки и громко кашлял. А когда он подскочил и резко рванул в сторону скрывающегося в тележке Зюзи, тот тут же потерял от испуга сознание. А вот как он проснулся, вы уже знаете.

Глава 5. Машенька

Несмотря на все трудности и невзгоды, что преследовали нас в приюте, были здесь и светлые мгновения. Таких мгновений было три. Для одного года не так уж и много.

Первое – это, конечно же, Рождество. Когда-то давным-давно один из мудрых правителей уже давно несуществующей ныне страны повелел всем отдыхать и праздновать Новогодние торжества в течение десяти дней первого месяца нового года. Мы отдыхали целую неделю, поскольку прачечная в эти дни не работала, а миссис Бэкстридж сама любила побездельничать. Мы радовались и были счастливы. В пору детства всё кажется больше, чем есть на самом деле. Вот и для нас целых десять дней праздников были без преувеличения сказать почти что отпуском. До сего дня Новый год один из моих любимых праздников.

Мы наряжали ёлку. Не живую конечно, а искусственную. У нас были самодельные игрушки и чудные украшения, которые придумывали мы сами. Ну и как полагается, мы дарили друг дружке подарки. В большинстве своём это были сделанные своими руками безделушки, но порой попадались и по-настоящему чудные вещицы.

Конечно же, мы их прятали, поскольку во время нашего отсутствия в приюте сынок миссис Бэкстридж очень любил порыться в наших вещах, он тащил всё и даже то, что ему было совершенно ни к чему. Воровал он часто, и чаще всего просто из жадности.

Однажды он забрал из тумбочки Рима карманный библиотекарь. Зачем он ему понадобился, мы не знали. Читать Миша никогда не любил, да и к книгам относился не более как к подпоркам для ножек стола.

А вот Рим очень любил читать. Он хоть и был мал ростом и годами, но жить не мог без книг. Этот библиотекарь подарила ему тётушка Фима, когда узнала о пристрастии мальчика к книгам. Устройство было простым. Это была обычная электронная книжка, но с доступом в сеть. Рим частенько бегал к мадам Тулим в гостиницу, чтобы подключиться и скачать очередную испещрённую словами историю. Досадно было, что у устройства имелась маленькая память, и более пяти десятков книг сохранить, там не удавалось. Но Рим не расстраивался. А тётушка как-то сказала ему, что на следующий новый год подарит новый блок памяти. Рим радовался целую неделю.

Тётушка Фима всегда старалась нам помогать. Мне же она подарила на прошлое Рождество микросканер, маленькое устройство, сканирующее пространство во всех мыслимых диапазонах. Оно цеплялось за ушную раковину и одевалось на глаз. Изображение автоматически попадало на сетчатку и показывало все внешние данные, а пояснения передавались по микрофону в ухо.

Такие сканеры уже давно были распространены, поскольку помогали жителям земли не угодить туда, куда не следовало. С помощью данного прибора можно было просканировать пространство вокруг себя и узнать, где повышенный радиационный фон, а где слишком большая влажность или предупреждение о неплотно закрытом канализационном люке. Кто из окружающих тебя людей болен и с ним не следует долго общаться, поскольку можно подхватить вирус. Весьма полезная вещь. Моя модель была не из последних, но были и такие, у которых имелся увеличенный радиус действия, и о результатах сканирования можно было узнать за несколько сотен метров. В общем и целом штука это была полезная.

Второе счастливое мгновение было, весьма относительным, но всё же было.

День рождения Миши. Радости нам это особой не доставляло. Но зато мы могли целый день посвятить самим себе, сидя в своих комнатах. Так называемые Мишины друзья, которые приходили к нему на праздник, были из семей, что терпеть не могли беспризорников типа меня и всех кто жили в приюте. Нам всем строго настрого было запрещено показываться перед ними в этот день. Поэтому, мы спокойно сидели в своих комнатах и наслаждались тишиной и спокойствием.

Ну а третья радость нашей жизни состояла в дне рождения самой миссис Бэкстридж. Каждый год на свой день рождения она вместе с Мишей уезжала за Уральские горы. Там всё ещё сохранились закрытые заповедники, окружённые специальными куполами и системами поддержания естественной природной среды. Там были созданы специальные медицинские учреждения, в которых за немалую сумму можно было поправить своё здоровье. Дышать свежим воздухом и пить кристально чистую воду. Эта поездка вошла в ежегодную традицию семьи Бэкстридж, и мне порой казалось, что этого дня мы все ждали больше, чем Рождества.

Но кроме всего этого была у меня в приюте и ещё одна радость, которая не могла сравниться ни с чем. Ни один праздник или подарок не радовал мои глаза, сердце и душу больше, чем Машенька.

Была она причудливой светловолосой девчушкой с неотразимой и завораживающей улыбкой. Простой, словно никакие трудности не касались её вовсе. У неё были необычайно красивые карие глаза с крупинками чёрных точек. Личико резное, словно у куклы. И самое главное – это её косички! Сплетённые за головой две безумно смешные с простыми бантиками они всегда вызывали у меня улыбку. На душе становилось так легко и светло, и казалось, что все заботы уходят, исчезают, мчатся прочь и уже никогда больше не вернутся.