Так и есть. Книга вторая

Но, видимо, все произошло слишком быстро и голос разума несколько запаздывает. Потому что я уже держу в руках смартфон и вызываю в приложении «такси» машину на Площадь трех вокзалов, указав в качестве точки прибытия адрес дачи Писаревского.

Почему-то я помню его наизусть.

Это забавно, так как я не готов побиться об заклад, что в принципе знал этот адрес еще вчера: я бывал у него в гостях, но всегда в живом режиме ориентировался на указания Кирилла, как доехать до места по ориентирам.

Раздается мелодичная трель и на экране смартфона появляется: «Машина прибудет за Вами в течение трех минут».

Машина прибывает даже раньше. Неудивительно, они ведь дежурят возле вокзала, поджидая прибывающие поезда. Но я и сам уже на парковке, ныряю в заднюю пассажирскую дверь, бросая спортивную сумку с вещами и предметами первой необходимости рядом на сиденье, отвечаю на уточняющие вопросы водителя по деталям маршрута и засыпаю еще раньше, чем машина выбирается к Садовому.

Часа два на сон у меня точно имеется.

Мне снится Питер и старый знакомый незнакомый Сергей.

***

Тема делает очень большой глоток. Пожалуй, возможно, слишком большой для текущего положения дел. Все-таки следовало бы сохранять самоконтроль.

Но Барт, казалось, именно этого и ждет, потому что опустошает свою кружку в пару совершенно невероятных гигантских шумных хлебков. И тут же придвигает к себе две оставшиеся чаши Гамбринуса, столь же хитрым образом повышая их крепость, доливая водкой до краев. После повторного «подкрепления» напитков пол-литровая водочная бутылка пустеет и деликатно занимает место под столом, где-то между мысками дорогих дизайнерских кожаных туфель новых знакомых и малость разношенных кед Темы. А главный спонсор сегодняшнего вечера берется за ручку второй кружки.

– Давай, Тема, не спеши, пей потихоньку, да и спрашивай, что непонятно, – между делом сообщает Барт.

Два раза Тему просить не приходится:

– Вы кто?

– Эмиссары. Уже было. Давай дальше.

– Эмиссары, вы кто?

– Вот теперь молодец, – гогочет Барт и, кажется, даже в глазах индейца мелькает легкая тень улыбки.

– Мы, дорогой друг, твои проводники. Если угодно – немного наставники, немного экзаменаторы. Но тебя же не это в первую очередь интересует?

– Да, не это. Меня в первую очередь интересует – что происходит?

– Уууу, брат, это самый верный и самый сложный вопрос. – Барт берет в руки вторую кружку и оценивающе смотрит на ее донышко сквозь изрядно посветлевшую после операций с «полбанкой» жидкость. Потом крякает и аккуратно, одним махом, ополовинивает емкость. – Сейчас я тебе все расскажу. Кстати, тебе одной кружки хватит?

Тема чувствует прилив крови к голове и хочет сказать, что одной кружки сейчас ему даже много, но ограничивается простым кивком. Иногда это лучше, чем выдать свое опьянение, бросив неосторожную фразу заплетающимся языком.

Барт, кажется, видит его насквозь и снова хохочет. Завершающим глотком опустошает кружку.

Тема отмечает про себя, что люди за соседними столиками не замечают этого шумного малого и никак не реагируют. Нельзя сказать, что Барт настолько уж страшен, просто сейчас его поведение, по-видимому, воспринимается окружающими как вполне приятное и дружелюбное. Ну, праздник сегодня у человека. Пьет не просто так, а по поводу. Хорошо ему на душе и зачем мешать такой радости.

Барт берет в руки вторую кружку:

– Все нормально, Тема, расслабляйся. И на меня внимания не обращай – ну, праздник сегодня у человека случился. Я пью не просто так, а по поводу. Хорошо мне на душе, веришь, нет ли, – говорит человек-гора и хитро смотрит на Тему, а потом вдруг опять хохочет. И тут же добавляет, не давая Теме прийти в себя и сообразить, почему сказанное кажется ему таким подслушанно-знакомым:

– Ты все сделал правильно, и потому мы наконец-то встретились.

Тема раздумывает над ответом. Но Барт, кажется, и не рассчитывает на диалог сейчас. Речь его становится быстрой и размеренной.

– Теперь слушай сюда. Чудеса случаются. Сегодня как раз такой день. Ты здесь не случайно. Мы все здесь не случайно. За вчерашнее не держи зла. Ты сам пришел сюда, нам надо было лишь подтолкнуть, убедиться, что ты – тот самый. Провокация удалась. Ты закончил начатое, заявившись к Сильвестровне. Все ниточки связались в правильный узелок.

Тема с любопытством смотрит на собеседников. Индеец по-прежнему хранит ледяное молчание, но во взгляде его нет высокомерия или агрессии. Кажется, он так же внимательно, как и Тема, слушает Барта.

– Теперь про нас. Тут сложнее. Для тебя сложнее…

Куда уж сложнее…

– …Представь, что ты оказался в выдуманном мире. Реакции героев этого мира будут неправдоподобно-картонными – едва столкнувшись с чем-то, что переворачивает все их представление о Вселенной, они моментально принимают новости как истину и мгновенно перестраиваются под новую картину мира. Ну, максимум, поломаются достоверности ради пару абзацев. В жизни так не бывает, ты не литературный герой и сразу во все поверить не сможешь, поэтому пока просто молча послушай. Принимай новости хотя бы как повод для раздумий, а картина мира сама прорисуется.

Тема молчит и слушает. Кажется, алкоголь оказывает свое анестезирующее воздействие на его разум, и никакого шока или недоверия покамест он не испытывает. Просто посмотрим, что будет дальше.

– Представь, что все то, что ты знал об окружающей тебя реальности – вымысел. Что мир устроен иначе. И твое место в этом мире совсем не там, где ты сейчас находишься.

Это уже перебор. Тема смотрит в глаза Барту и заключает:

– И сам я Избранный. И я спасу человечество.

Барт снова хохочет и снова хлопает Тему по плечу.

– И кстати, у вас, у эмиссаров, у всех такая привычка – ржать и все время по плечу хлопать? – раздраженно добавляет Тема.

Барт взрывается очередным фонтаном радости, раскатисто гогоча на весь зал, впрочем, уже не хлопая никого по плечу, а Тема, в свою очередь, развивает наступление:

– Конечно же, вы долго наблюдали за мной и вот время пришло.

– Ха-ха-ха, нет, дружище, ха-ха, не так все немного. – Барт успокаивается и вновь становится серьезным. – Избранный ли ты? В каком-то смысле – да, но по большей части все-таки нет. Спасешь ли человечество? Однозначно, нет. По крайней мере, не в части решения наших с тобой задач.

– А какие у нас с вами задачи?

– Как всегда – наиглобальнейшие! Но об этом еще рано говорить. Давай все-таки познакомимся поближе.

Барт тянет ему кружку и Тема машинально чокается, тут же пригубляя стремительно теплеющее пиво, щедро приправленное сотней с лишним граммами водки. Его немного передергивает, но уже не привыкать.

Зато восприятие проясняется.

Все происходящее уже не кажется спектаклем абсурда, а размеренная речь Барта даже затягивает.

Барт будто бы кивает этим его мыслям и продолжает:

– Наша, эмиссарова, задача – поддержать тебя в начале пути. Зафиксировать твое решение. Это лишь символический жест, но символические жесты играют огромную роль. Даже если ты сам не понимал на что подписывался, все было сделано правильно. И поверь мне, дружище, что на твоем месте мог оказаться только ты сам.

– Так, секунду! Я когда от Салтычихи… от Сильвестровны выходил, встретил еще одного человека, девочку!

– Все верно. Но она не на твоем месте, а ты не на ее. Вы разные люди и пришли сюда разными путями.

– Куда «сюда»? В дешевый пивняк, где угощают ершом?

– Разумеется. И еще в сотню других не менее замечательных и интересных мест. Не столь, правда, безопасных, как это…

Свет в помещении вдруг резко слабеет и зал погружается в приглушенную полутьму. Словно напряжение в сети упало со стандартных 220 до какой-то сотни вольт. Лампочки в засиженных мухами плафонах почти погасли, только нити накаливания тускло отсвечивают красным. Пивная обретает жутковатый вид, словно это локация фильма ужасов за минуту до появления Главного Злодея.

– …хотя и это место уже не безопасно, – быстро заключает вдруг помрачневший Барт и разворачивается лицом ко входу.

Сат-Ок неуловимо мягким, кошачьим движением выпрыгивает на середину зала и отступает к боковой стене. Откуда ни возьмись, в его руке появляется нож. Отсюда он видит сразу весь зал, включая вход с улицы, а самого его почти не разглядеть в тени.

У входа стоит странно одетый человек.

На ногах его дешевые сандалии, натянутые поверх несвежих и ощутимо рваных носков. Джинсы, порванные на коленях и, скорее всего, еще где-нибудь с недоступной для беглого постороннего взгляда стороны. Грязная фланелевая клетчатая рубаха, выцветшая футболка под нею, а сверху – какая-то куртка из кожзаменителя с облупившейся где только возможно краской. Лицо его, сизо-багровое и опухшее, олицетворяет равнодушную маску смирения и бунта одновременно. Серо-голубые водянистые глаза ярким пятном выделяются на фоне этого нищенского великолепия даже в полумраке. Из-под жидковатых волос на лоб спускается широкая полоска шрама. Он меланхолично что-то жует, а в руках его бутылка с неожиданно редким и неправдоподобно дорогим, даже по московским меркам, сортом пива. Человек неторопливо поднимает ее к губам и делает большой глоток, зажмурившись от удовольствия. Потом открывает свои белесые глаза и с секунду с недоумением смотрит по сторонам. После чего, точно вспомнив что-то, переводит взгляд на Тему и Барта.

– Что надо? – бросает Барт сквозь зубы, а тело его напрягается как натянутая струна.

Надо признать, что какими бы подозрительными субъектами Теме поначалу не показались его новые знакомые, этот визитер вызывает еще меньшую симпатию. Реакция Теминых спутников настраивает на мрачноватый лад.

Гость же, кажется, никуда не торопится и ничего не боится.

С секунду пожевав почти беззубыми челюстями, он обращается к Барту:

– Вы мне не нужны. Уходи и пса своего забери, – тут субъект бросает выразительный взор в сторону притаившегося индейца и тот, в свою очередь, молча делает шаг вперед и выходит из спасительной тени.

– Пёс здесь – это ты, – лениво и как-то нарочито безразлично говорит Барт. – Уходи, но лучше дай нам повод. Дай нам только повод, Фырч.

Названный Фырчем равнодушно пожимает плечами:

– Меня зовут Виракоча. Ты знаешь это, но все равно неправильно произносишь мое имя.

– Плевать.

– Согласен. В этом мире именам уделяют слишком много внимания. Уходи, назвавшийся Бартом, и ты, Сат-Ок, тоже уходи. Мне нужен только парнишка.

Барт тускло смотрит на Фырча и скучным голосом говорит:

– Парнишка с нами.

Тот издает хриплый смешок и снова прикладывается к бутылке.

– Барт, мы не на рынке, торговаться не надо. – Переводит свинцовый взгляд на Тему и щерится гнилыми осколками зубов. – Тема, мальчик мой, давай хоть ты без глупостей. У этих дармоедов уже нет будущего, а у тебя есть.

Кажется, Барт сейчас что-то скажет или сделает, но Тема опережает:

– А Вы сами-то кем будете, дядечка?

Фырч нараспев сипит:

– А я твой комиссар, Темочка. Иди ко мне. Сам. По своей воле. Это избавит тебя от огромных неприятностей.

Но предложение явно запоздало в последней части, ибо неприятности, похоже, уже начались.

Сперва Тема наконец-то замечает, что с момента появления Фырча все прочие посетители заведения точно обратились в неподвижные статуи. Фигурки людей высятся безжизненными манекенами в полумраке зала, застыв в самых будничных позах. Худощавый очкастый мужичонка в мятом дешевеньком костюмчике стоит зажмурившись и открыв рот, словно собираясь чихнуть. По соседству с ним загорелый старичок засунул себе палец в ноздрю, немного вывернув локоть к своему пупку, точно подцепил в носу ценную добычу и вот-вот извлечет ее на свет божий. Еще один товарищ неопределенного возраста, но с запоминающимися роскошными усами, припал губами к поднятой кружке, она наклонена и, по-видимому, наклонена чересчур, так что пиво должно частично выплеснуться на подбородок и усы гражданина. Но ничего не происходит. Никто не чихает, не извлекает добычу из носа, не захлебывается пивом. Мир вокруг застыл трехмерной голограммой. Ни движения, ни постороннего звука. Только Тема с новыми знакомыми и жуткий бомж напротив. В полумраке вдруг потемневшего зала.

Теперь Тема понимает, что за окном во внезапно накативших сумерках происходит то же самое. Вернее, так же не происходит. Прохожий застыл в неестественном положении, наклонившись вперед и едва не касаясь выставленной ногой земли. Голубь, раскинув крылья и выбросив вперед когтистые лапки, словно за миг до приземления, завис у оконного отлива. Кусок автомобиля, не успевшего целиком проскочить зону наблюдаемого через окно пространства, вмерз в витраж жутковатой картинки.

Горло сжимает чувство тревоги. Дышать становится тяжело и Тема вдруг понимает, что испытывают люди, подверженные паническим атакам.

– Все правильно, Темочка. Так и есть. Иди уже сюда, – Фырч немного повышает голос.

Тема поворачивается к Барту. Тот почему-то смотрит на часы и задает пришельцу неожиданный вопрос:

– Так чего тебе надо?

– Вы молодцы, что тянете время, – вдруг невпопад отвечает Фырч, – Но вы же понимаете, что не сработает?

И тогда Сат-Ок прыгает на него. В полутьме сталь ножа блестит тусклой молнией, но лезвие протыкает лишь пустой воздух.

Фырч исчез.

– Плохо дело, – констатирует Барт.

Сат-Ок впервые подает голос. Негромкий и абсолютно без эмоций:

– Сколько на этот раз?

– Почти минута.

По реакции Сат-Ока нельзя понять, насколько плохо это «почти минута». Спокойным шагом он идет к выходу, аккуратно обходя застывших статуями людей, и замирает немым часовым у стеклянной двери, бесстрастно разглядывая замороженную панораму улицы, погруженной в такой неуместный для полудня мрак.

– Да брось, теперь долго тихо будет, – кричит ему Барт через зал, но тот никак не реагирует. Только почему-то на лице его появляется легкий намек на недовольство, он зачем-то поворачивается спиной к стеклу и делает шаг в сторону от двери. Словно крик Барта может что-то изменить в сюрреализме окружающего мира.

Теперь Тема готов поверить во что угодно. Происходит нечто невероятное, и он находится в эпицентре этого бурления. Теперь интересно уже всерьез. И страшно тоже всерьез – по-другому, не так, как полчаса назад, но очень страшно.

– Кто это был? – выпаливает он.

Барт слегка морщится, как от внезапной зубной боли:

– Ты что, не слышал? Он твой комиссар.

– А чем комиссар отличается от эмиссара?

– Всем. Слушай, что ты пристал ко мне с идиотскими вопросами? Я же тебе все по порядку хотел-собирался рассказать…

– А получилось – и показать, если даже и не хотел-не собирался, – вдруг ехидствует Тема. Но на душе невесело. В какую историю он влип?

– Не паясничай, – серьезно советует ему Барт, – послушай-ка, что я скажу… ты, кстати, пиво будешь допивать или лучше в туалет сейчас сходишь?

Словно осекшись на последнем слове, Барт пару секунд формулирует мысль и опровергает самого себя:

– Кстати, не советую ничего делать, пока не отскочили, – Барт вдруг неожиданно веселеет и даже снова хохочет. Кажется, даже Сат-Ок на другом конце зала немного улыбается.

– Куда отскочили? Кто отскочил?

Вдруг в зале вспыхивает свет с прежней яркостью, на миг ослепляя Тему. Он слышит, как кто-то пронзительно чихает, а по соседству заходится в кашле захлебнувшийся чрезмерным глотком пива мужик. И оглушительно лопается стеклянная дверь, взрываясь фонтаном осколков. Хорошо, что Сат-Ок отошел от нее несколько секунд назад, быть бы ему сейчас в крошеве стекла, повезло. Или… он сделал это не случайно?

Весь зал вновь застывает на мгновение – но это просто реакция на резкий звук, понимает Тема. В повисшей тишине звучит недовольный голос Барта:

– Отскочили. Блин, и дернул же меня черт за язык…

***

Я просыпаюсь уже на подъездах к Кирюхиной даче и запоздало спохватываюсь. Насколько же я был ошарашен ночным диалогом с Сергеем, что не подумал хотя бы связаться с товарищем и предупредить о своем прибытии!

Достаю смартфон и лезу в адресную книжку, но промахиваюсь, открывая список вызовов.

Черт возьми, крепко же я гульнул намедни.

Я вижу 5 исходящих к Кириллу. Все в районе 7 утра, когда мой давний товарищ, насколько я вообще-то могу предполагать, зная его двадцать с лишним лет, спит особо крепко и сладко. Просто любопытства ради заглядываю в раздел «СМС» и вижу прочитанное «входящее» от него с адресом дачи.

Тогда в мою дурацкую голову вдруг начинают возвращаться обрывки воспоминаний последних двух часов, прошедших перед отбытием в Москву.

Вернулся к себе и торопливо собирал вещи, благо, их немного. Как собрал всё – не помню, но вроде бы в процессе периодически названивал Кириллу. Видимо, в конце концов дозвонился, потому что он мне прислал смс со своим адресом. Поэтому я и помнил его, когда заказывал такси по прибытию в Москву.

Все-таки чудес не бывает, никакой мистики.

Стоп. Билет. Сергей дал мне заранее выписанный и оформленный на мое имя билет. И он знал, что Кирюха сейчас на даче…

– Командир, здесь направо? – полусонный голос таксиста возвращает меня в реальность.

– Прямо, пожалуйста. Последний дом в конце улицы.

– Крайний, – поправляет меня таксист.

– Летчик что ли? – не могу удержаться.

– Почти, – веско сообщает он и умолкает, давая понять, что обсуждение этого вопроса закончено.

Не хочется думать сейчас о том, сколько копий сломано в интернет-баталиях вокруг правильного «последний» и непонятно почему перетекшего в головы обывателей, не самых близких к профессиям летчиков и альпинистов, вот этого сленгового «крайний», а уж пытаться рассказывать таксисту об этом точно бессмысленно. «Крайний день Помпеи, Крайнее танго в Париже, Крайний из могикан…» – насмешливо стучит в голове, но, думаю, «шефа» такими эвфемизмами не смутить. Живопись, кино и литература наверняка должны лежать за пределами сферы его интересов.

– Прилагательное «крайний» в данном случае по своим семантическим свойствам имеет значение определенного местоположения, конкретно – «находящийся с краю», «дом на краю села». Поэтому применительно к нашей ситуации представляется более уместным употреблять «крайний», а не «последний», – вдруг говорит водитель и мне становится стыдно. Он прав, это я заигрался.

– А, да, Ваша правда, – смущенно бормочу я.

– Приехали, – смеется он.

Дача у Кирилла в отличнейшем месте. Действительно, на краю села. Присыпанная щебнем «грунтовка» заканчивается аккурат у его дома, упираясь в густую рощицу молодых тоненьких березок, метра в два-два с половиной высотой. По одну сторону дороги стоит его дом, по другую – старые деревья, за ними поле и спуск к реке. Когда-то мы бегали к ней купаться, когда я гостил у него летом. За домом с огромным участком почти сразу начинается прекрасный сосновый лес. Там мы сиживали у костра с гитарой и устраивали никем не пресекаемые шабаши с песнопениями до утра.

Подхожу к калитке и тяну на себя – не заперто!

Дом – большой уютный деревянный всесезонный сруб из толстого бруса – тепло смотрит на меня своими окнами, словно приветствуя старого знакомого.

По старой студенческой привычке выкрикиваю: «Кирюха, бляха-муха!» и, несколькими секундами позже, открывается входная дверь.

Ну конечно, я вижу Аленку.

Чтобы Писаревский подорвался и вышел встречать? Ха-ха!

Надо сказать, что Кириллу очень и очень повезло с супругой. Мы все, его институтские однокашники, знали ее еще со времен старших курсов «бауманки» – как раз тогда он начал с ней встречаться – и ни для кого из нас не стала сюрпризом их свадьба почти сразу после окончания родной альма-матер. Отдельно следует отметить, что отношения у нас у всех изначально сложились так, что все теплые эмоции делились «на всех». Мы все горячо переживали любые проблемы институтских друзей, с которыми нас свела судьба, и мы горячо радовались любому успеху своих товарищей из нашего небольшого союза, группы «ИУ 1—12» факультета «Информатика и системы управления» МГТУ имени Баумана. Так и вышло, что очень быстро мы стали одной, не очень большой, семьей. Что до меня, так я, просто попав в этот коллектив, сразу ощутил, что меня наконец-то впервые в жизни окружают единомышленники, интеллектуалы в самом прозаическом смысле, и раздолбаи в самом возвышенном смысле этих понятий.

Мы стали одной семьей и это семейное отношение друг к другу, полагаю, останется у нас навсегда.

Именно потому я всегда испытывал удовольствие, граничащее с экстазом, осознавая, что с самыми уважаемыми и почитаемыми мною людьми мне довелось испытать полное понимание и встречную дружескую симпатию. Поэтому Кирилл для меня был больше, чем другом – в определенном смысле он стал для меня отражением меня самого, и свою искреннюю дружескую любовь к этому товарищу я планировал пронести до самого конца своей наиболее дееспособной части биографии.

И вот я стою почти на пороге его дома и дежурно-весело отмечаю про себя: Аленка, как всегда, самая ответственная и серьезная из нас, философски восприняла мои утренние сообщения Кириллу и заранее подготовилась к встрече.

Мне даже становится немного смешно – я не удивлюсь, если Кирюха и не вспомнит, что общался со мной несколько часов назад. И я даже немного завидую ему – как много приятных сюрпризов преподносит ему жизнь в силу этого качества его натуры. Он ведь обрадуется, увидев меня!

Аленка улыбается и зовет меня давно знакомым, немного девчачьим, но при этом по-женски глубоким и по-хозяйски радушным голосом:

– Андрей, заходи!

Я тоже улыбаюсь и радостно вламываюсь в дом:

– Спит?

Аленка смеется и кивает. Потом подсовывает мне тапочки и вполне дежурно вопрошает:

– Обедать будешь? Я суп сварила.

Мне немного неловко, что я примчался посреди недели, не предупредив заранее, просто поставив перед фактом, и эксплуатировать гостеприимство Аленки мне, конечно же, не хочется.

Разумеется, я начинаю неуклюже оправдываться.

– Аленка, ты уж прости, совсем не хотел вас тревожить, тут просто такое дело, действительно очень важное дело…

Она снова смеется:

– Кирилл получил несколько сообщений от тебя, но не проснулся, – (я бы сильно удивился, кабы случилось иначе), – ну я его все-таки разбудила, подумала, что наверное что-то важное, если так настойчиво пишешь, – (мысленно краснею, так как понимаю, что не вполне понимал и даже совсем не запомнил, что делал в эти утренние часы), – а он сперва пробубнил, что, мол, дай ему адрес, встретим, а потом что-то глаза прорезал и пошел на кухню. Выпил зачем-то стакан коньяка и вернулся, рухнул и захрапел.

Теперь смеюсь я.

Уж не знаю, всегда это у Аленки выходит ненароком, или она просто тонко подтрунивает над всеми нами, но это невинное изложение истории нашего утреннего общения, которую мы бы, возможно, с ним сами бы и не вспомнили, не будь Аленка свидетельницей и участницей поневоле, повергает меня в хохот. Надо хорошо знать Кирилла и меня, чтобы оценить, насколько это типично для нас с ним, и насколько привычно для Аленки.

От супа не отказываюсь. В моем нынешнем состоянии фрейдистское «Оно» безусловно доминирует над «Я» и, тем более, «Сверх-Я» – сперва надо закрыть основные физиологические потребности, а уж потом о высоком.

Суп, надо сказать, отличный.

Возможно, с возрастом мы становимся слишком мнительными, но даже в выборе рецепта я словно опять ощущаю легкий стёб со стороны Аленки. Сборная «солянка» – одно из лучших похмельных блюд. Потом опять смеюсь про себя, ибо непонятно на самом деле, над кем она хихикает – над неизвестно откуда рвущимся на их дачу Андреем или над подкрепившимся стаканом коньячка ранним утром супругом, который вообще ничего может не вспомнить и сильно удивится прекрасному стечению жизненных обстоятельств – почему-то на кухне сидит старый друг, а в тарелке под носом ароматно дымится так неожиданно кстати и впору пришедшийся похмельный супчик.

Я слышу шлепанье босых ног в коридоре. Спутать этот звук невозможно ни с чем.

В двери появляется Кирилл.

Секунду он смотрит на меня и расплывается в радостной улыбке.

– Андрюха, бляха-муха! Ты как здесь очутился?

Смеемся с Аленой уже в голос.

Мигом позже Кирилл сам начинает хохотать.

Ну, вот и встретились. Все церемонии проведены в соответствии с протоколом.

Кирилл присаживается за стол и, мигом поглотив тарелку «солянки», поворачивается ко мне.

– Какими судьбами, Андрюха?

– Соскучился по вам…

– Ну, это понятно, мы тоже по тебе. По маленькой?

В такой ситуации отказывается не принято, да мне и не хочется.

– Кирилл! – возмущенно говорит Алена, но все мы – и я, и Кирилл, и сама Алена, понимаем – надо, так надо. Тем более, под такую «солянку»…

Пятнадцать минут спустя мы уже потеплели и размякли.