Так и есть. Книга вторая

Они кружат дворами. Редкие прохожие отводят взгляды и деликатно жмутся к стенам, пропуская странную компанию.

Кажется, что сейчас они выйдут на улицу и Тему посадят в автомобиль. А потом его бренное тело найдут где-нибудь в песчаном карьере под Люберцами с кляпом во рту и паяльником в заднице. То, что помощи ждать неоткуда, понятно стало сразу. Никто из граждан не спросит: «Что происходит, куда вы ведете этого приличного молодого человека?», никто не позвонит в полицию, никто даже не попытается отбить его.

Вот так люди и пропадают средь бела дня с оживленной городской улицы. Тихо, буднично, незаметно. Никто не обратит внимания. Никто не вспомнит. Отведет взгляд и сам себе внушит, что ничего не происходит. А если вдруг потом, во время организованных поисков пропавшего и вспомнит что-то, то предпочтет промолчать, чтобы самому не переживать заново это гаденькое чувство собственной ничтожности. Не рассказывать никому ценную информацию, дабы не признаться мимоходом в своей маленькой трусости.

«Врет, как очевидец», – любят говорить журналисты и следователи. В реальной жизни все гораздо хуже – очевидцы предпочтут не говорить вообще ничего. Кому хочется прослыть малодушным трусливым обывателем, косвенно поспособствовавшим пропаже человека, своим равнодушным бездействием допустившим его мучительную смерть?

Самое противное, что Тема сам ощущает страх. Подгибаются ноги, немеют колени. Ему бы улучить момент, да вновь вырваться и броситься наутек, но тело парализовано. И это самое отвратительное – осознавать, как разум порой до обидного эффективно подавляет тело.

– Живешь-то где?

Тема мрачно молчит, ясно, что вопрос риторический. Так, для поддержания разговора. И еще он понимает, что эти люди знают о нем все.

Стоп.

Вдруг схема разворачивается своей богатой палитрой перед ним во всей красе.

Ну конечно!

Вчера его выследили и загнали в нужное место. Правильно подготовили психологически. Дальше он сам пришел и сам все подписал. Салтычиха даже паспорт не спросила, а он, поддавшись ее цыганскому гипнозу, не глядя подмахнул какие-то бумажки. Вот так и работают черные риэлторы.

Каким-то образом эта банда узнала, что он живет один уже пять лет в Крылатском, в просторной квартире, доставшейся ему в наследство от любимой бабушки. Он один, он безработный и беззащитный. Его выследили, подобрали правильный код к мозгам и очень технично обработали. Он сам все подписал. САМ ВСЕ ПОДПИСАЛ.

А они уже все знали наперед. Вписали в договор паспортные данные, спровоцировали его визит к нотариусу, прикинувшемся эксцентричной теткой и, ловко объегорив подавленного недавним стрессом Тему, подсунули нужные документы.

Ничего даже делать принудительно не пришлось. Он заигрался, увлекся и исполнил все, что от него требовалось. А теперь его можно просто стереть. Взять в охапку и увезти куда подальше, лишь бы не мешал закончить сделку. Теперь все произойдет без его участия, ведь он уже отработанный материал и больше никому не нужен.

Теперь ему стало по-настоящему холодно.

Тема понял, как одним росчерком любезно поданного пера он сам, своими руками, перечеркнул всю свою прежнюю жизнь и себя, как личность.

В этот момент они вышли из переулка на еще не просохший после дождя тротуар и двинулись в сторону огромного черного внедорожника, похожего на катафалк.

***

Не люблю этот момент, когда ты понимаешь, что задушевный разговор за бокалом пива превращается в обрывочный обмен спутанными фразами.

В принципе, мы и раньше с дядьСережей набирались преизрядно. И оба понимали, что уже хватит, и утро красит нежным светом стены древних питерских зданий, а, значит, лучшее решение – разойтись. Проснувшись от жажды, дома в мягкой постели несколько часов спустя, мы похвалим себя за мудрый поступок и почти что своевременное отступление с поля алкогольных баталий. Через неделю, окончательно отдышавшись, обменяемся несколькими добродушными фразами в мессенджере и вновь забудем друг о друге на полгода.

Но сегодня мы явно перебрали и, стало быть, начинается долгий бессистемный диалог. Это плохо, потому что я уже не смогу контролировать себя дальше, а Сергей, однозначно, уже даже перешагнул границу осознания этого факта и ушел в абстракции. Я же балансирую на границе, но разум мой понимает, что сейчас отключится и напоследок отчаянно сигнализирует о грядущем апокалипсисе. Но поздно. Химические процессы в мозгу сейчас протекают быстрее, чем я могу сконцентрироваться и попытаться вяло распрощаться, капитулировав с поля алкогольных баталий.

Дальше все будет происходит по известному каждому, хоть раз крепко выпивавшему человеку, сценарию.

Мозг отключится, и только подсознание продолжит исподтишка наблюдать за происходящим, пытаясь если не контролировать, то хотя бы получать удовольствие от созерцаемого абсурда.

На этом моменте мой мозг и отключается. Вам слово, товарищ Подсознание!

Сергей, тем не менее, продолжает смотреть мне в глаза.

Мучительно напрягшись, я вспоминаю, о чем он только что спросил меня.

«Ты знаешь что такое „эмиссар“?» – гулким эхом прокатывается на смутных задворках сознания.

Морщу лоб, пытаясь сформулировать в ответ, что речь шла вовсе не об этом, но понимаю, что это уже выше моих сил и, мысленно махнув рукой, сдаюсь и капитулирую. Теперь надо максимально тактично слиться. А, значит, я подыграю, выслушаю ответ и раскланяюсь. Время плыть по течению.

– Вообще – знаю, а так – нет!

Почему я не могу ответить на простой вопрос односложно?

Обрывки сознания пихают меня в метафизический бок, как бы хихикая: зачем ты начинаешь выпендриваться и вечно цитируешь непонятно какими ассоциациями подброшенные шутки?

«– Гиви, ты помидор любишь?

– Кушать люблю, а так – нет».

Понимаю, что только что приговорил себя к увеличению количества обсуждаемых тематик вдвое, значит – минимум вдвое дольше мы будем прощаться. Так всегда бывает у выпивших людей – любое лишнее слово вызывает очередной виток бурных диалогов по новому поводу. Но поздно, дело сделано.

Сергей хмыкает и только:

– Да, хороший анекдот.

Мысленно я благодарен ему сейчас. Он вычеркивает случайно поданный мною повод продолжать беседу в сторону бесконечности.

– Но давай еще раз. Ты знаешь, что такое «эмиссар»?

– дядьСереж…

– Сергей

Каждый раз, когда я увлекаюсь – теряю контроль над собой. Вот и опять у меня включился режим «дядьСережи». Ну, в самом деле, попробуйте пообщаться с этим матерым человечищем на равных – сами поймете, что в какой-то момент внутренние резервы исчерпаются и, незаметно для себя, вы начнете переходить на «Вы» и это вот детское «дядьСереж». Скажу больше: каждый раз, вступая в нечастую переписку с Сергеем, я думаю, как его называть и пролистываю историю диалогов в прошлое, пока не увижу, какие обращения к нему я себе позволял. Это забавно, так как на самом деле я знаю, что мы вполне узаконено и санкционированно общаемся на равных, но у каждого – свои комплексы. Мой комплекс в том, что мне трудно переключаться в режим «Андрей и Сергей», когда я испытываю такое благоговение перед столь тучной личностью.

Не могу удержаться на этом моменте и смеюсь над собственными мыслями.

– Да! Сергей!

Он сам улыбается, но глаза у него по-прежнему серьезны. Собираюсь и стараюсь выдать максимально лаконичный и корректный ответ:

– Эмиссар – это посланец. С дипломатической или любой другой миссией.

Сергей не прекращает смотреть в упор:

– Верно. Посланец.

Я снова слышу «Пусланец», но уже не замечаю этого. Начинаю понимать, что сознание немного возвращается ко мне, потому что разговор вдруг перестает быть праздной болтовней «на посошок». И я задаю вполне закономерный вопрос:

– А в чем здесь суть?

– Ты добрался до эмиссара, Андрей. Вот в чем суть.

***

– Пожалуйста, присаживайся.

Бабка за столом реально странная. Вежливая, но разговаривает словно через гугл-переводчик с китайского языка. Вроде и по-русски, но очень чудно.

Юнона хмыкает и присаживается. Странно, что в этом круто обставленном офисе не нашлось приличного стула для посетителя. Какое-то дешевое пластиковое кресло, которое кричаще диссонирует со всей остальной обстановкой.

Весьма удобное, впрочем.

– Времени счет нужен, за двадцать пять минут управиться должны мы. Чай, кофе, повальсировать?

***

Вокруг шумит жиденький поток прохожих, но Тема не слышит ничего. Вместе с грозной троицей в полном молчании он приближается к катафалку.

Чирикает сигнализация и в машине отщелкиваются замки.

Ну вот и все. Стоп караван – приехали.

И тогда Тема делает резкий рывок. Железные пальцы главаря-дзюдоиста смыкаются в кольцо, но локоть Темы уже снаружи этого кольца.

Прохожие смотрят сквозь них.

Ну и ладно, зато не потребуется сантиментов.

Тема бросается сквозь толпу, уже не думая, что может кого-то задеть и опрокинуть.

Кто-то отпрыгивает в сторону, кого-то он сбивает плечом. Два случайных пешехода, ненароком закрывающих просвет, ведущий к свободе, исчезают с его траектории.

Тут же роговицу глаза обжигает острая боль.

Тема врезается лицом в грудь неведомо откуда выросшего перед ним азиата. Впечатавшись глазом в нелепый галстук-бабочку.

Впрочем, не столько выросшего, сколько просто каким-то чудом материализовавшегося и, видимо, специально ради этого момента немного подпрыгнувшего, потому что в целом Тема выше его минимум на голову.

Впрочем, подпрыгнувшего не «немного», а достаточно высоко для того, чтобы Тема попал головой в его грудь.

Не проходит и секунды, как равнодушное течение прохожих адаптируется к ситуации и превращается в раздвоенный поток, обтекая странный квартет с двух сторон на расстоянии в полтора метра.

«Как только на тротуаре умещаются?» – мелькает в голове дежурно неуместная, но злорадная мысль.

Азиат шумно выдыхает, а остановленный Тема, чудом удержавшись от падения, уже инстинктивно втягивает голову в плечи, ожидая неминуемого удара в затылок.

Но этого не происходит. На локте дежурно-равнодушным движением смыкаются пальцы дзюдоиста, а афророссиянин, гулко хохотнув, комментирует:

– Эта птиса какаду летит и серит нахаду.

И тогда Тема окончательно сдается.

– Успокоился?

Дзюдоист, кажется, ничуть не рассержен. Азиат стоит лицом к Теме с равнодушным выражением полной отстраненности на лице. Афророссиянин, кажется, продолжает хохотать.

Тема понимает: троица бандитов была уверена в его попытке побега и заранее ко всему подготовилась.

Так кошка играет с пойманной мышью. Чуть ослабляя хватку и даруя ей надежду на спасение, а потом вновь хватая и подтаскивая к пасти. Играет до тех пор, пока жертва не обессилит.

Но Тема не мышка и чувствовать себя жертвой не собирается.

Странным образом только теперь все укладывается в его голове.

Ситуация паскуднейшая, но никто не сможет забрать у него самое главное – его достоинство.

Тогда Тема поворачивается к дзюдоисту и с неожиданным для себя самого спокойствием смотрит ему в глаза. Потому что он понимает, что попал в прочнейший капкан и выхода нет. Он не смирился с ситуацией, но принял ее. И теперь вдруг ощущает какое-то страшное умиротворение. И еще какое-то небывалое прежде чувство холодного управляемого бешенства. Онемение в ногах проходит. По телу начинает растекаться горячая кровь. Немного стучит в висках, но это побочный эффект – словно ты выжал педаль газа до предела и включился «кик-даун». Точно ты сидишь в мощном автомобиле и сейчас наконец-то дал волю его мотору. Будто ты ощутил этот «подхват» и тебя несет вперед, задирая нос и приседая на корму. Как во взлетающем самолете…

…Сзади хлопает водительская дверь черного внедорожника-катафалка, машина заводится и тут же срывается с места. Похоже, бандиты не имели отношения к этому страшному автомобилю…

…Дзюдоист спокойно выдерживает его взгляд и говорит неожиданное:

– Все правильно. Молодец, Артем. Пришла пора познакомиться. Я – твой эмиссар.

***

– Сергей, переформулируешь? – я улыбаюсь. Голова еще не стала похмельно-чугунной и можно позволить себе немного радости напоследок. Неожиданно понимаю, что еще минут на пятнадцать с удовольствием отсрочил бы встречу с перинкой дабы послушать интересное. Это вот его «ты добрался до эмиссара» звучит действительно интригующе.

Но Сергей серьезен. Теперь в его лице нет ни намека на улыбку.

– Поздравляю тебя, парень. Наконец-то у тебя начинается настоящая жизнь. Имя «Кирилл Писаревский» или ник «Corner» тебе о чем-нибудь говорят?

Я молчу, оторопевший. Сергей тоже молчит.

Скоро солнце поднимется над крышами домов. Пока что редкие прохожие уже снуют мимо нас. А мы стоим, как два чересчур загулявших бездельника и меряемся взглядами.

Зачем ты так, Сергей? Я знаю, что ты читал. И, может быть, даже запомнил имена. Только сейчас разве это уместно? Что ты вообще знаешь о том, что было на самом деле?

Наконец, я не выдерживаю:

– Продолжай.

Меня даже не удивляет иллюзия, что враз всё изменилось вокруг и внутри нас. А может быть, это и не иллюзия вовсе.

А Сергей, словно того и дожидаясь, продолжает:

– Уезжай завтра. Уже сегодня. Обратно в Москву. В 8.45 «Сапсан». Вот билеты, – буднично, как-то дежурно он вынимает из кармана маленький клочок бумаги с бледным штрих-кодом, распечатанный на принтере в экономичном режиме Eco Print.

Машинально смотрю на часы: 6.40.

– Прямо с Ленинградского вокзала бери такси. Кирюха сейчас на даче… Не перебивай!

Закрываю едва открывшийся рот.

– Приедешь к нему и сразу к делу. Пусть расскажет все, что помнит о происшествии на Куусинена. Так и скажи: «происшествие на Куусинена». Потом созвонимся. Наберешь меня, когда будешь готов. Время есть. Не спеши, хоть через год звони, хоть через пять лет, да хоть через двадцать. Только долго тоже не тяни, а то состаришься.

Сергей хохочет и хлопает меня по плечу.

Потом разворачивается и, вперевалку, не спеша удаляется.

В странном отупении ловлю себя на дурацкой мысли, что никогда не смотрел ему вслед, не видел как он уходит. Я всегда уходил первым.

Секундой позже наваждение развеивается, и я вижу только пустую улицу. Сергея нет. Нет никого вообще.

Перевожу взгляд на клочок бумаги в руке. У меня еще два часа до отправки поезда.

***

Тема тупо смотрит на здоровяка-дзюдоиста. А тот, в свою очередь, смотрит на него. Выражение его лица невероятно суровое, но глаза смеются.

Афророссиянин вдруг быстро шагает почти вплотную к Теме и протягивает огромную пятерню с дымчато-розовой ладонью:

– Тимошка, очинь приятна тёзка, питнасать минут асталась, атбываю!

Машинально Тема пожимает протянутую ладонь:

– Тема…

– Ну вот и пазнакомилис тыц-пердыц, бывай, ищо увидимса!

Тимошка делает торопливый взмах рукой, хохочет и хлопает Тему по плечу, после чего стремглав бросается обратно в переулок, из которого они только что вышли.

Тема смотрит ему вслед и поворачивается обратно, навстречу взгляду другого бугая.

Тот улыбается уже всем лицом. Добродушно и тепло. И вдруг выдает не совсем понятную тираду:

– Пойдем, тут рядом. Раздавим полбанки, нас как раз трое, – и увлекает Тему за собой. Так же, под локоток. Только теперь Тема вдруг ощущает, что это не насильственное воздействие. Его просто деликатно и вежливо направляют в нужную сторону.

Азиат по-прежнему суров и молчалив, но Тема вдруг понимает, что уже не страшно. Всё как-то перевернулось и переигралось.

Кажется, сегодня никто не умрет.

А десять секунд спустя они заворачивают в стеклянную дверь с нарисованными на ней причудливыми вензелями ячменных колосьев и кучей иностранных слов, нанесенных на стекло белой краской, из которых Тема успевает разглядеть только «Beer House».

В помещении пахнет затхло и спертый воздух. Несмотря на помпезную вывеску, заведение явно ориентировано на не самую состоятельную аудиторию. У дальней стены в глубине зала располагается грубо сколоченная барная стойка, причем, не нарочито-грубо, наигранно-аляповато собранная из толстенных дорогих дубовых досок, а просто стеночка между барменом и синеватыми уже с утра посетителями, небрежно возведенная мозолистыми руками низкоквалифицированной рабочей силы из стран ближнего зарубежья. У стены на стойке ютится несколько грязноватых пивных кружек, покрытых остатками пены после явно торопливого употребления содержимого. Кажется, бармен не спешит моментально убирать использованную посуду в мойку.

Бугай цокает языком и с наслаждением втягивает воздух мясистым хрящем ноздрей:

– Вот он, запах свободы. Наслаждайся, Тема, когда ты еще в таком месте побываешь.

Тема очень рад, что умрет не сегодня, и уже поэтому готов наслаждаться чем угодно, но накопившиеся вопросы начинают лезть наружу.

– Парни, все это очень круто, и я правда впечатлен. Но… вы кто и что вообще происходит?

Секунду бугай в недоумении смотрит на него, всплескивает кувалдами ручищ и восклицает:

– Дружище! Нижайше прошу нас извинить, мы не представлены должным образом!

Как ни странно, в этой нелепой тираде не слышно ни грамма иронии. А бугай не умолкает:

– Сами обстоятельства нашего неслучайно знакомства, как Вы понимаете, располагали к некоторой интриге, которую, небеса тому свидетель, мы не стремились раздуть и обыграть! Все расклады вышли такие, что… Впрочем, о чем это я! Все говорю и говорю, ха-ха, а Вы же кроме Тимошки, почитай, никого и не знаете!

– Жадно внимаю, – вдруг неожиданно для себя отвечает Тема и думает, не перебрал ли он с сарказмом.

Но бугай словно не замечает ни намека на негатив:

– Да, так позвольте же представиться, представиться по-настоящему! Меня зовут Бартоломью, но для друзей Барт. Как есть – Барт! – радостно хохочет громила.

Кажется, это какой-то розыгрыш. Но в голосе Барта нет ни грамма издевки, и он неожиданно открыто смотрит на Тему, а потом переводит взгляд на своего спутника и представляет его:

– Сат-Ок. В переводе с индейского «Длинное перо». Племя шеванезов. Получил свое имя в шестилетнем возрасте во время проживания в лагере Молодых волков после того, как с помощью одного ножа в поединке победил огромного орла. Сын вождя и взятой им в жены беглой белокурой восточноевропейской коммунистки.

– И потому – белобрысый? В маму пошел? – выдавливает неуместно-обидное Тема, но никто не обижается. Кажется, Сат-Ок абсолютно безразличен, а Барт настроен максимально добродушно.

– Точно так, в маму! – заливисто хохочет Барт и тут же добавляет: – Давайте-ка к столу, к столу, вон там место освободилось, везет нам нынче! И да, я угощаю!

***

Юнона выходит из здания через десять минут после прибытия.

Ничего особенного не произошло, но ей смешно и немного страшно. Но смешно сильнее, чем страшно. А страшно ровно настолько, чтобы было еще смешнее.

Она захлопывает за собой дверь и, не оглядываясь, шагает навстречу прохладному дождливому полудню. Планшет под мышкой, музыка в ушах (да, она привыкла к дешевым наушникам, но и они звучат вполне прилично, да, а зато если теряются – а теряются они почему-то раз в три дня – то можно не сильно напрягаясь купить новые, да!)

По дороге Юнона заворачивает в «Шоколадницу», чтобы выпить горячего шоколада, залезть в мессенджер и поделиться впечатлениями о только что пережитой забавной истории с лучшей подругой Лерой. Выбирает свободный столик, садится поудобнее и начинает искать глазами официантку.

За столик к ней садится не пойми откуда возникший пожилой мужчина лет тридцати-тридцати пяти. От неожиданности Юнона открывает рот, да вдруг никак не находит приличествующих моменту слов.

Возможно, потому что этот тип возник как из ниоткуда, просто вырос перед столом и тут же, не задумываясь, присел.

Возможно, потому что мужчина явно иностранец. Его выдает не одежда, а внешность – он чернокожий. Согласитесь, ведь не каждый день в Москве на Арбате в «Шоколаднице» к вам без спросу подсаживаются незнакомые дети Африки. Вот в это Лера точно не поверит. Еще он большой, очень большой. Какой-то весь немного квадратный, но в то же время круглый.

Юнона вынимает наушник из правого уха, обдумывая гневную тираду, которой сейчас пошлет этого типа куда подальше.

А он ухмыляется, глядя ей в глаза и сообщает с сильным акцентом:

– Падписала тыц-пердыц типерь давай еще раз пагаварим.

***

Только теперь Тема оглядывается и понимает, что попал в классический советский пивняк: одноногие высокие круглые столики, за которыми пьют стоя, облокотясь локтями и вынужденно общаясь с любым случайно присоседившимся собеседником, нелегкий дух пивного перегара и закономерная круглолицая буфетчица за барной стойкой, несмотря на общий антураж довольно миловидная и несколько щеголевато носящая на плече огромной толщины пшеничную косу, струящуюся из-под белой марлевой шапочки на голове.

И еще Тема понимает, что совсем не прочь выпить и послушать.

А Барт уже топчется возле барной стойки, добродушно созерцая, как фактурная буфетчица наполняет толстые кружки пенистым содержимым.

Сат-Ок стоит рядом с Темой за столиком и, кажется, не проявляет ни малейшего интереса к происходящему. За все время их странного знакомства он не произнес ни слова и Теме даже не приходит в голову его разговорить. Немного оторопело он наблюдает за телодвижениями Барта и пытается осмыслить происходящее.

– Ну вот, теперь поговорим, – громыхает четырьмя кружками о стол вернувшийся Барт. Две себе, две Теме. Потом оглядывается и хитро подмигивает: – Сильвестровна водкой угощала?

– Было дело.

– Трижды хлопнули?

– Точно.

Барт счастливо хохочет и хлопает Тему по плечу:

– В голову дало, а теперь ни в одном глазу?

– Да… – Тема чувствует, что и правда, эффект от принятого алкоголя абсолютно исчез.

– Оно и понятно. Там водка-то ненастоящая, Сильвестровна ведь Словом берет, – немного загадочно подытоживает Барт и вдруг достает из-за пазухи пол-литровую бутылку явно настоящей водки со вполне себе современной этикеткой. Не спрашивая Тему, с хрустом сворачивает пробку и щедро доливает прозрачным содержимым пивные кружки, так, что теперь они наполнены до краев. Потом оглядывается на фактурную буфетчицу и, заметив ее пристально-суровый взгляд, снова смеется и прижимает указательный палец к губам. Та корчит недовольную гримаску и отворачивается, успев, однако, бросить на Тему неожиданно обжигающий мимолетный взгляд. Это не ускользает от внимания Барта и вызывает у него новый взрыв веселья:

– Ты на Наташку внимания не обращай, она строгая, но добрая. Нам, по справедливости, сейчас НАДО, так что все в порядке, – хохочет он и поднимает кружку. – Ну, за наше неслучайное знакомство! Понеслась, я угощаю!

Тема немного медлит и многозначительно смотрит в сторону молачливого индейца, в ответ на что Барт неожиданно тихо говорит:

– Он не будет.

И все встает на свои места.

Они будут пить и о чем-то разговаривать. Как водится, будет один непьющий, и он будет в основном молчать. Самая правильная компания. Атмосфера располагает. Тема вдруг выдыхает, отдаваясь захлестывающему его потоку событий, и, ничтоже сумняшеся, берет свою кружку. Будь что будет.

***

Юнона смотрит на заграничного идиота в упор, пытаясь вложить в свой взгляд всю бездну возмущения и прочих эмоций, обуревающих ею. Но незванный сосед словно бы не замечает реакции и продолжает нести свою тарабарщину:

– Приятнава апетита, угащайся сваим напитком, слушай маи прикидки.

Позвать менеджера или сразу звонить в полицию?

– Сильвестравна тибя уже падгатовила?

И тогда Юнона осекается на полуслове и выдавливает из себя неопределенно-полуутвердительное «ээээ», одновременно означающее и «ну да, мы с ней о чем-то говорили», и «о чем вообще идет речь, что все это значит», и «ты кто»?

По всей видимости, ее чудаковатый собеседник ощущает себя сейчас как рыба в воде и явно все это ему не впервой. Поэтому он игнорирует поток невразумительных междометий из ее уст и продолжает:

– Твае счастье, хороший тебе эмиссар дасталса. Знаешь такое слово?

***

В половину первого я выхожу из скоростного поезда в Москве, на Ленинградском вокзале.

Разгар обеденного времени, дежурные клерки, вечные служители рабочих будней, спешат по окрестным заведениям на бизнес-ланчи. Даже Комсомольская площадь не чужда им – в округе полно бизнес-центров, и потому даже в этом месте средоточия паломников, авантюристов и транзитных путешественников тоже находится время для будничной рутины.

А я еще стою на перроне и мучительно морщу лоб.

Алкогольный угар окончательно рассеивается, передавая эстафету жажде и головной боли. Вместе с ними начинают возвращаться первые вразумительные мысли: что это было и зачем я здесь?