У истоков пирамид

А после этого Гор‑Кха впервые говорил с ней – не объясняя, что надо делать – просто говорил, расспрашивая о её детстве, Ме‑Нари, семье. И Ренехбет вдруг поняла, что рядом с ней каждую ночь спит не свирепый чужак с гортанным говором, а действительно тот, кто стал её мужчиной. И она не так отчаянно одинока здесь, как ей казалось.

Но теперь он ушел, и сегодня, как и в предыдущие дни, ей нужно было выйти одной в Нехе. И не просто выйти – вчера к ней пришла женщина, чьего имени она не запомнила, но это была одна из тех, кто ходил вместе с Седжи. Она сказала, что жрец приглашает её к себе в жилище на следующее утро. Ренехбет за время, проведенное в Нехе, уже отвыкла, что местные женщины разговаривают с ней, как с равной – все они опускали глаза, и в голосе звучал благоговейный страх. Нельзя сказать, что посланница Седжи была непочтительна, но страха в ней не было совершенно точно, а слова жреца она передала так, что было неясно, приглашение это или приказ.

Ренехбет всё ещё не понимала старого жреца. Тогда, на берегу, и потом, он обращался к ней, как когда‑то отец – но его взгляд, становившийся пронзительным, когда он говорил о своём Боге‑Соколе, до сих пор пугал её, как испугал в тот самый первый день. И ещё тревожнее становилось оттого, что она поняла – Седжи у её мужчины вызывал схожие чувства. Конечно, Гор‑Кха никогда бы этого не показал, но она видела явное – жрец с его изогнутым посохом в правой руке смотрел на уари без всякого страха и говорил с ним как с равным. Единственный в Нехе… Хотя нет, есть еще Себех.

Но что Седжи хочет от неё сейчас? Может сегодня – день какого‑то обряда, о котором она не знает, а должна знать? На этой неделе она рассудила еще один женский спор – две сестры поругались из‑за мужчины, обещанного их семье, и приняла от другой женщины жертву Нехбет об удачном разрешении от бремени. Всё ли она сделала правильно?

Нехе, залитое солнечным светом, давно уже проснулось. Когда Ренехбет, за спиной которой следовала Мерхет, проходила мимо хижин, во многих из них оставались только дети и женщины. В этой части селения жили шери – такой разницы не было в Ме‑Нари. Сейчас многие из них ушли в каменную землю вместе с Гор‑Кха, а из тех, кто остался, некоторые отправились на охоту. Шери в Нехе воевали, охотились или торговали – часто отправляясь для этого на ладьях вверх и вниз по Реке. Младшие же, еще не взявшие в руки лук или булаву, пасли скот на лугах за взгорьем.

Нехе лежал между несколькими каменистыми руслами высохших ручьев, хижины опускались с пригорков вниз, не доходя, однако, до дна – низины затапливались при разливах по весне. Седжи жил у другого края холма, рядом с жертвенным шестом и камнем Гора‑Сокола. Прямо за хижиной начиналось кладбище – старое место упокоения, и люди избегали ходить туда после наступления темноты. Но жрец не боялся потревоженных теней.

– Пусть Нехбет осветит твой день, уари‑на.

Ренебхет подняла голову, отвлекшись от своих мыслей. К ней обратилась высокая женщина, стоявшая у одной из последних хижин. Она подняла в приветствии руку. Запястье украшал отделанный крокодильими зубами браслет – это явно жена одного из шери. Она, не отрываясь, глядела на Ренехбет очень темными, широко расставленными глазами. Солнце поблескивало на гребне из слоновой кости, скреплявшем её прическу.

– И да будут сильны и здоровы твои дети, – ответила Ренехбет, как нужно было отвечать, не сбавляя шаг.

– Меня зовут Эмме, уари‑на. Эмме, – негромко, но ясно произнесла женщина, когда Ренехбет проходила мимо.

Это уже было излишним. Её обычно приветствовали жестом, но, если и обращались голосом, то не представлялись. Ренехбет кивнула, и, чуть напрягшись, прошла мимо Эмме, которая не сдвинулась с места, следя за ней глазами.

Ренехбет очень хотелось оглянуться на странную женщину еще раз, но, стесняясь это сделать, она спросила Мерхет:

– Ты знаешь её?

– Встречала, уари‑на, но имени не знала, – ответила та. – Она появлялась на праздниках, и на ней всегда было много украшений. Её муж – известный охотник, кажется, из рода Крокодила.

Через некоторое время Ренехбет все же не утерпев оглянулась, но женщины уже не было.

Когда они дошли до жилища Седжи, небесный огонь уже поливал землю яростным жаром. На плоском холме с ровной площадкой наверху темнел длинный джед с деревянным изображением и черепом сокола, вокруг – ряд жертвенных камней. Там же, где холм уступом спускался к каменистому ложу ручья, стояла хижина.

Обожженные глиняные кирпичи образовывали углы и основание, стены же как и у большинства были сложены из скреплённых глиной веток. Её жилище выглядело лучше, но Ренехбет всё же подходила с опаской. Вспомнив их первую встречу, она невольно глянула на предплечье, где ещё розовел шрам, оставленный его ножом. Тогда он соединил её, нагую и испуганную, с богиней‑коршуном. Но что он скажет сейчас?

Они увидели Седжи, когда до хижины оставалось не более тридцати шагов. Старый жрец, сидевший на камне у тропы, ведущей на холм, при её приближении встал и вышел вперёд. В его руке был всё тот же крючковатый посох, кожаная повязка стягивала волосы.

– Пусть светел будет твой день и спокойна ночь, – неспешно сказал он, когда Ренехбет приблизилась к нему.

– Пусть день твой будет ясен, а ночь спокойна, – ответила приветствием Ренехбет. – Твоя женщина сказала мне, что ты хотел со мной говорить.

– Наа не моя женщина, а женщина Гора, – проговорил Седжи – но да, нам надо поговорить. Поднимешься со мной к джеду, уари‑на?

Ренехбет кивнула, и они медленно двинулись вверх по тропинке. Поняв невысказанный приказ, она сделала Мерхет знак подождать внизу.

Холм встретил их душным безветрием, разогретым жаром небесного огня. По левую руку от Ренехбет тянулось сухое русло, позади карабкались на соседний холм хижины, спереди же были каменные знаки, поставленные кое‑где над могилами.

Ренехбет смотрела на круг из валунов, намечавших будущее святилище и черные жертвенные камни, окружавшие джед, ожидая, что скажет Седжи. Старый жрец коснулся посохом одного из камней.

– Первый, который мы принесли сюда и обмазали жертвенной кровью, – сказал он, – но это лишь начало. Гору‑Соколу нужно святилище, дом, где его будут прославлять. И твой уари с этим согласен.

Ренехбет кивнула, не очень понимая, куда он клонит. Мысль о том, чтобы построить дом для Гора, как был построен такой же для Нехбет, уже высказывалась при ней. Но это должна была решать не она, а мужа сейчас нет. Седжи молчал, оглядывая площадку, а потом спросил:

– Знаешь ли ты, что здесь было, когда я только приплыл в Нехе?

Ренехбет пожала плечами, не очень понимая, что он хочет услышать.

– Каким было Нехе? – снова спросил Седжи.

– Нет, – ответила она.

– Роды мало общались друг с другом. Они приносили жертвы своим хемму, но не знали, отчего Река разливается каждым летом, отчего небесный огонь освещает землю, и почему людей по ночам иногда мучает страх. Я говорил еще с Каихо, отцом твоего мужчины. Он тоже видел, что жить у Реки так, как жили наши предки, нельзя. Он хотел, чтобы люди из соседних селений приходили сюда, и долго строил святилище Нехбет. Каихо должен был бы со временем принять мудрость Гора‑Сокола, но умер… и тогда его сын поднял булаву. Его юная душа была открыта новому, и он принял соколиное имя и силу Гора‑Отца.

– Да, Седжи, он тоже мне так говорил, – осмелилась сказать Ренехбет, гадая, неужели жрец вызвал её сюда лишь для того, чтобы повторить свои слова и слова Гор‑Кха, – и я вместе с ним просила Сокола о мудрости у его жертвенных камней.

Седжи молчал, никак не показывая, что услышал её слова, и глядя на жертвенный камень, но потом неожиданно повернулся и посмотрел ей прямо в глаза.

– Легки ли твои, сны, уари‑на? – спросил он резко. – Сейчас, когда твой мужчина далеко, не терзают ли злые духи твой сон?

– Иногда такое бывает, – сказала Ренехбет, не понимая, что именно хочет узнать жрец.

– Мы все страдаем от этого. – Губы жреца дрогнули. – Ночью, когда гаснет небесный огонь, черный шакал Хатх выходит из своей норы. За ним же ползут его жены, и жены эти принимают вид змей. Ты видишь их глаза, когда смотришь в чёрную воду ночью. Кода они доползают до земли, то ищут нас. Они вползают в уши и под веки тех, кто спит. Страх, что мучит нас во сне, приносят эти ночные змеи. Они хотят украсть твою ка, твою душу.

В селении, где выросла Ренехбет, объясняли ночные страхи совсем иначе.

– Но ведь они не могут её украсть совсем? Когда мы встаем утром, страхи рассеиваются.

– Человек не знает, что его душа украдена, – сказал Седжи, всё так же пристально глядя в её глаза – но, потом в бою или на охоте, желтая кровь, яд змей Хатха, заполнят его жилы, и страх овладевает им. Тогда он гибнет. Если же украдена душа женщины, то порча переходит на её ребенка.

Жрец помолчал, рассматривая могильные насыпи на склоне.

– Змеи Хатха не единственные из ночных духов, которых нужно бояться, уари‑на. Когда я был юн, как ты, я видел, как женщина, чья душа была украдена старыми духами, перерезала горло своему ребенку, а потом своему мужчине. Она бежала по селению, и в её глазах была ночь, хотя небесный огонь горел ярко. За ней гнались, но она бросилась в воду и плыла, пока не утонула. И так бывает, если душа похищена.

– Зачем ты говоришь мне об этом, Седжи? – Ренехбет старалась не опускать взгляд, хотя глаза жреца сверлили её лицо. – Разве Нехбет не хранит меня?

– Тебя – хранит, уари‑на. Но в Нехе много людей и много ночных духов, ищущих чужие души. Если они украдут душу человека, он станет опасен. Ты должна научиться видеть таких людей, уари‑на.

– Как узнать такого человека?

– Нехбет скажет тебе.

Седжи помолчал, но Ренехбет не задала ему нового вопроса.

– Сколько родов шери в Нехе и округе? – вдруг спросил он.

– Не знаю. – Ренехбет пожала плечами, пытаясь скрыть недоумение.

– Семь, – сказал Седжи. – У каждого свой хемму, и люди приносят ему жертвы. Так и должно быть. Но некоторые из этих хемму могут быть кровожадны и опасны для других. Встретив такого человека, ты увидишь гнев и ночь в его глазах, даже если он об этом не знает. Ты должна будешь видеть это, Ренехбет.

Кажется, впервые он обратился к ней по имени, вместо того чтобы назвать уари‑на. Ренехбет посмотрела на него, он молчал, глядя на неё в ответ.

– Почему ты говоришь мне всё это сегодня, Седжи? – наконец спросила она. – Есть ли что‑то, что мне угрожает? Или уари‑на должна что‑то знать, а я не знаю? Я не росла в Нехе, ты знаешь. Скажи мне, что ты хочешь, Седжи.

– Я хочу, чтобы ты запомнила мои слова. – Старый жрец покрепче перехватил рукой свой посох. – Гор‑Кха теперь далеко. Пусть крыло Сокола хранит его там, но здесь, в Нехе, теперь ты старшая. Нехбет даст тебе мудрость, даже если меня не будет рядом.

– Почему тебя не будет рядом? – спросила Ренехбет.

– Потому что наше ка может в любой миг покинуть нас, – сказал Седжи, – наши души уйдут к закату, откуда когда‑то пришли наши предки. Но Гор‑Сокол не оставит своих детей. Я проживу достаточно, чтобы увидеть, как строится его дом, и как твой уари еще раз вернется с принесенной им победой.

Он повернулся к камню.

– Теперь обратимся к кормчему небесной ладьи, уари‑на.

Спускаясь по холму, Ренехбет думала о разговоре со жрецом, вновь и вновь вспоминая его странные слова. Он говорил ей о духах ночи, о людях, чья душа была ими похищена, о ночном шакале Хатхе – зачем? Может, ей просто полагалось знать это. Но может, и нет. Она оглянулась по сторонам, чуть замедлив шаг. Хижины на склонах двух холмов, каменистое русло сухого ручья, стук камня о камень, голые дети, игравшиеся в тени акации. Ничего, что могло бы вызвать страх, но Нехе вдруг снова показалось Ренехбет чужим и враждебным. Она оглянулась, ища глазами Мерхет. Та стояла в нескольких шагах за ней, остановившись, когда остановилась Ренехбет.

– Видела ли ты человека, чью душу похитили ночные духи, Мерхет? – вдруг спросила она.

– Нет, уари‑на. Там, где я родилась, все носили обереги, и духи ночи не могли причинить нам вред, – ответила Мерхет. – Здесь, в Нехе, я иногда слышала о таких людях, но сама их не видела.

– А откуда ты родом?

– Хижины нашего рода там, за холмами, пол‑дня пути от Нехе, уари‑на.

Кроме больших селений, в долине Реки были разбросаны и множество мелких деревушек – обычно в них жил один род. В таких деревушках нет собственных джедов, и люди из них приходят на празднества или торжища в селение, чьего хемму признают. Такие деревушки были и вокруг Ме‑Нари, и вокруг Нехе. Но в окружавших Ме‑Нари деревушках не отдавали своих дочерей прислуживать шери. А здесь это случалось.

Она еще раз посмотрела на девушку. Мерхет была чуть старше её, но ненамного. Невысокая, шире её в бедрах и плечах, грудь, которую та не прикрывала, уже налилась соком. Она была готова к деторождению, и Ренехбет впервые задумалась, есть ли у неё мужчина, а если нет, желает ли она его.

– Идем, – сказала она ей, – я хочу окунуться в Реку. Небесный огонь очень жарок сегодня.

Они спускались к берегу долго. Ренехбет понимала, что ей нельзя купаться перед остальными, даже женщинами, потому что уари‑на не должны видеть голой. Выше по течению, за небольшой рощицей, было хорошее место. Деревья заслоняли от нескромных взглядов и давали тень, а тихая заводь позволяла плескаться, не боясь, что течение утащит в глубины Реки – как погиб её брат два лета назад.

У заводи, действительно, не было никого. Испуганная змейка скользнула под деревья, когда Ренехбет сбросила оборачивавшую бедра ткань. Она развязала сандалии и потянулась, наслаждаясь тенью и слабым ветерком, скользившим по разгоряченной коже.

– Раздевайся и ты. Искупаемся вместе, – приказала она Мерхет, и та послушно вынула костяную застежку.

Ренехбет плавала хорошо, как и все в Ме‑Нари, но Мерхет, когда вода коснулась её смуглой груди, испуганно замерла, а потом попятилась. Так она и сидела на мелководье, пока Ренехбет, наплававшись, не вылезла из воды.

Жаркий даже в тени день быстро высушил их кожу. Мерхет помогла обернуть льняную юбку вокруг бедер, и Ренехбет успела поймать её удивленный взгляд, когда потянулась, чтобы помочь ей сделать то же.

– Как случилось, что ты стала гаша́ моего мужчины, Мерхет? – спросила она её, когда та заканчивала завязывать повязки от сандалий.

– Когда разливы жестоки, и мужчины возвращаются с охоты без добычи, нам тяжело жить, – ответила Мерхет, поднимаясь. – Не на что выменять топоры и стрелы, циновки и чаши. Тогда мужчины предлагают дочерей родам шери из Нехе, тем, кто готов отдать достаточно.

– Предлагают в жены? – спросила Ренехбет, и снова наткнулась на недоумение в круглых глазах Мерхет.

– Шери не женятся на таких, как я. Они могут взять одну из нас как гаша, если готовы отдать за неё достаточно.

– У тебя есть мужчина, Мерхет?

– Уари ещё не выбрал мне мужчину.

Ренехбет всё ещё обдумывала её слова, переступая по узкой, петляющей вдоль берега тропке, когда увидела впереди мужскую фигуру. Она поняла кто это ещё до того, как рассмотрела лицо.

– Да будет твой день ясен, уари‑на, – сказал Себех.

***

Предсмертная судорога изогнула тело козла ещё раз, его нога выпрямилась, изо рта струйками вышла розовая пена. Кровь, хлеставшая из разрезанной глотки, понемногу иссякала. Однорукий чуть отступил от бежавших по камням красных ручейков. Крючковатый посох, зажатый в единственной руке, сейчас напоминал его самого – худого, со склонившейся над умирающим животным головой.

– Несите топор, – приказал он негромко, и один из стоявших за ним людей отвернулся. – Козёл умер чисто. – Как обычно он медленно выговаривал слова. – Духи приняли его кровь.

– Воля духов ясна и так, – заговорил стоявший напротив него человек. Его хрипящий голос, словно сожжённый солнцем, подходил внешности. Ещё не старый, но худой и выглядевший изможденным, он, как и однорукий, сжимал в руке посох. – Чего ты ждешь, Мёртвый Лев? Люди Реки совсем скоро будут здесь. Мы принесём к чёрному камню их мужские части еще до того, как погаснет жёлтый огонь.

Однорукий чуть шевельнул посохом, по‑прежнему не спуская взгляда с издыхавшего козла. Подошедший сбоку человек с топором посмотрел на него, и однорукий кивнул. Человек наклонился, поднял топор и опустил лезвие на шею животного.

– То, что ты говоришь, Красногубый, не воля духов Хаа‑Та, а воздух изо рта твоей рогатой женщины, – ответил Мёртвый Лев, наконец отворачиваясь от жертвы. – Мы узнаем, что они хотят, лишь когда догорит небесный огонь. Как дети Хаа‑Та делали всегда.

Не дожидаясь ответа, Мёртвый Лев двинулся по склону, за ним молча шёл человек и нёс, держа за рога, отрубленную голову козла. Кровь падала с неё градом тягучих капель, отмечая след.

Они были внизу, в одной из выемок между скалами – те, кто сейчас не охотился, не сторожил газелей и не следил за людьми Реки. Его люди – клан Шестирогой Газели и породнившийся с ними через женщин клан Красной Змеи. Голые дети игрались цветными камнями, женщины разделывали тушу дикой козы, какой‑то юноша обстругивал древко стрелы.

Однорукий остановился у кострища, и человек, несший голову убитого козла, положил её рядом с ним.

– Здесь осталось мало травы, Мёртвый Лев, – сказал мужчина с собранными кожаной тесемкой волосами. – Нам придется отгонять газелей почти за дневной переход.

– Мы прогневали духов Хаа‑Та, – сказал Мертвый Лев. – Дожди так редки сейчас, и небо не дает бурь. Почему, Харр?

– Я не знаю, – ответил Харр, – я не старейший, чтобы знать. Красногубый говорит, что нам надо уходить отсюда. Духи приняли нашу жертву?

– Козёл умер хорошо, – сказал Мёртвый Лев. – Созови девушек, что охотились за жиряками. Мы будем готовить еду. Я посмотрю, что сделал Рагг.

С юга к ложбине почти отвесно подходила гладкая тёмно‑бурая скала. Мёртвый Лев медленно шёл к ней, опираясь о посох, культя его левой руки качалась, когда он спотыкался на камнях. У горы виднелся силуэт другого мужчины – как и большинство горцев, почти обнаженного сзади, если не считать пояса. Сейчас он как раз отошел от скалы на несколько шагов и рассматривал её, склонив голову.

– Ты закончил, Рагг? – спросил Мёртвый Лев, подойдя ближе.

– Да, – ответил Рагг. Он отошёл от скалы еще на шаг и протянул руку. – Смотри.

Рисунок шёл через скалу – узкие линии, высеченные в камне, складывались в форму не сразу, узор открывался частями: газель, наклонившая рога, смотрящий на неё сверху шакал и странное переплетение линий, немного походившее на цветок.

– Духи услышат наши слова? – сказал Мёртвый Лев, и это был лишь наполовину вопрос.

– Шестирогая Газель даст силу нашим рукам, – ответил Рагг, в его голосе звучала уверенность. – Каждый раз, когда я оставляю знак на скале, они дают мне силу, и наша охота удачна.

– Пусть будет так. – Мёртвый Лев махнул рукой в сторону костра. – Матери варят похлебку из полбы. Есть немного мяса. Идём.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.