Инжиниринг. Истории об истории

Второе: я бы не стал говорить об уникальности каждого проекта. Хорошо, что мы имеем дело не с революционным, а с эволюционным развитием проекта. Главные технические решения не менялись: например, число основных контуров осталось прежним. Мы последовательно улучшили проект по всем направлениям, изменяя компоновочные решения, применяя новое оборудование. А по-другому действовать просто нельзя.

Наши проекты были и есть абсолютно независимы от иностранных разработок. Мы самостоятельны во всех аспектах. Например, генеральный конструктор реакторной установки АО «ОКБМ Африкантов» является и комплексным поставщиком всего оборудования РУ. Турбогенератор нам поставили «Силовые машины», и так во всем. В научном плане мы тоже полностью независимы.

Интересных случаев было достаточно много. Самое парадоксальное, что многие проблемы были связаны как раз с результатами «оптимизации», осуществленной еще до принятия решения о возобновлении строительства энергоблока. Как и сейчас, нас склоняли к тому, чтобы уменьшить стоимость строительства, снизить ее до стоимости сооружения серийных энергоблоков АЭС с ВВЭР. В связи с этим много чего было придумано. Может быть, это прозвучит грубовато, но изначальный хороший, пусть и 1980-х годов, проект был слегка подпорчен. Но чудес ведь на свете не бывает! Вот и пришлось бороться с результатами «оптимизации».

Оценивая, как блок БН-800 проявляет себя в работе, скажу: он работает так, как нужно. Крупных и даже более-менее значимых замечаний не выявлено. Мелочи, естественно, есть. В первые годы эксплуатации, как и должно, проявляются все «приработочные» отказы, где-то что-то ломается, персонал учится устранять поломки. Это нормально. Такое происходит во всем мире на блоках любого типа. Если говорить откровенно, то мне лично за проект не стыдно.

Будущее

До недавнего времени БН-600 был самым крупным реактором. Он и сейчас остается актуальным. Сегодня на нем проводится огромный комплекс работ. Именно комплекс: исследуется состояние оборудования, готовятся предложения по замене машин и устройств, выработавших свой ресурс. Проводится анализ соответствия энергоблока современным требованиям, нормативно-технической документации, при необходимости разрабатываются и согласовываются компенсирующие мероприятия. При оценке безопасности – тот же сценарий с компенсирующими мерами. Ну а по срокам, как говорится, буквально в этот или следующий год будет видно.

Одно продление срока эксплуатации блока БН-600 уже было. Его продлили через 30 лет работы на десять лет, сейчас очередное продление – еще на такой же период. Получается, что основное оборудование, которое было там установлено, функционирует, вырабатывает все возможное.

Меня нередко спрашивают, нужен ли нам проект БН-2000, о планах развития которого якобы упоминали СМИ. Так вот, про БН-2000 я не слышал. Шли разговоры о БН-1500, были даже проектные проработки, а в петербургском «Атомэнергопроекте» состоялось заседание научно-технического совета на эту тему. Я считаю, не нужно гнаться за мощностью. Эффект от наличия на атомной станции БН-1200 связан далеко не с одной мощностью, выдаваемой в энергосеть. Здесь гораздо важнее эффект от замыкания ядерного топливного цикла, от решения проблемы ограниченного запаса природного урана, обращения с отработавшим ядерным топливом.

Не нужен нам пока БН-2000, давайте построим БН-1200 – целую серию, в том числе и для реализации за рубежом.

Молодое поколение в нашей отрасли именно в части проектирования я оцениваю положительно. Они много знают, но готовы слушать и слушают. Молодежи много, она грамотная и не перестает учиться – это самое главное, и это радует. 2021 г. Молодое поколение много знает, но готово слушать и слушает. Молодежи много, она не перестает учиться – это главное, и это радует.

Иван Иванисов «Атомщики остаются научно-технической элитой нашего общества»

Иван Иванович Иванисов. Начальник Управления строительства на площадке АЭС «Куданкулам» в Индии АО АСЭ

Середина 60-х годов прошлого века. Страна на пике патриотизма, и нам в самом деле есть чем гордиться. Наши достижения в освоении космоса и строительстве мощнейших гидро- и тепловых электростанций, возведение новых металлургических и машиностроительных гигантов вызывают восхищение одних мировых лидеров, недоумение других и откровенное раздражение третьих. При этом мало кто из граждан СССР имел представление о том, как, кем и какой ценой обеспечивается безопасность страны, ее защита от тех, кто готов на многое для ее ослабления и даже уничтожения.

Вот эта защита и была основной задачей тружеников малоизвестной широкому кругу людей отрасли, управляемой органом с невыразительным на первый взгляд названием – Министерством среднего машиностроения. За скромной вывеской ведомства скрывалось государство в государстве со своей передовой наукой, новейшими технологиями и закрытыми городами. Люди, работавшие в институтах и на предприятиях нашего министерства, занимались тем, о чем позже властные лица с высоких трибун говорили: «Ковали ядерный щит Родины».

Средмаш

Мое знакомство с Министерством среднего машиностроения было связано с началом работы. Молодым специалистом я пришел на предприятие в Красноярском крае, которое занималось обогащением урана до кондиции, необходимой для создания атомного оружия. Это было производство с новейшей технологией в основе. Использование этой технологии, освоенной в промышленном масштабе только в нашей стране, полностью удовлетворяло потребность в сырье для нужд обороны и атомной энергетики.

Для этого в сибирской глубинке, неподалеку от главной жизненной артерии Сибири – Транссибирской магистрали, был основан городок Заозерный-13 (позже – Красноярск-45, а ныне Зеленогорск), и там началось строительство нового предприятия.

Город, расположенный на берегу таежной реки, был живописен: рядом сопки, нетронутая тайга, красивая и изобильная грибами, ягодами, зверьем. Там находились богатые охотничьи угодья, которые начинались в сотне метров от границы городской застройки. А мне 18 лет, практически мальчишка, выросший в степях юга Украины. Чувство восхищения и привязанности к этому чудесному краю у меня возникло сразу.

Дело молодых

Но, конечно, основные впечатления были связаны с людьми, которые вызывали уважение и среди которых начиналась моя трудовая биография, рабочий путь длиной более 50 лет, продолжающийся до сих пор. Это было строящееся, набирающее производственную мощность предприятие, бо́льшую часть работников составляли молодые люди в возрасте 25–30 лет. Предприятие, где можно и нужно было учиться обслуживать новейшее оборудование, где работа, учеба и отдых сливались в единое целое и давали ощущение интересной, полноценной, важной для страны и общества жизни.

Именно молодым было доверено выполнение важнейшей государственной задачи – управление сложнейшим технологическим оборудованием, освоение и в дальнейшем совершенствование уникального оборудования и новейшей технологии. Ошеломляющее впечатление производили производственные корпуса, заполненные сотнями тысяч единиц оборудования, работающего практически бесшумно. В них, несмотря на летнюю жару и 45-градусные сибирские морозы, непрерывно поддерживался стабильный уровень температуры и влажности воздуха, там царила такая идеальная чистота, что их можно было без большой натяжки сравнивать с хирургическим отделением в хорошей клинике.

Элита общества

Отдельно хочу сказать о том, что сейчас называется условиями трудового договора и социальным пакетом. Все работники основных профессий получали зарплату значительно выше средней по стране, специальное профилактическое питание. А еще им практически сразу предоставлялось благоустроенное жилье в новостройках города. В магазине можно было приобрести без ограничений любые качественные продукты (ту самую колбасу по 2 рубля 20 копеек за килограмм), промышленные товары отечественного и импортного производства. В летнюю пору были доступны разнообразные свежие овощи и фрукты. Яблоки, а также апельсины и прочие цитрусовые не исчезали с прилавков круглый год. Для всех работников были доступны услуги хорошо оснащенной медсанчасти, профилактория, путевки в ведомственные санатории и дома отдыха в Крыму, на Кавказе и в Средней Азии. Зимой стоимость проезда к месту отдыха и обратно дополнительно компенсировалась доплатой профсоюза. Все это значительно мотивировало сотрудников длительно, а то и всю трудовую жизнь работать в отрасли, что, в свою очередь, обеспечивало высокий профессиональный уровень персонала. Большинство населения страны в то время могло только мечтать о таких условиях работы и жизни. Это впоследствии стало поводом для корпоративной шутки о том, что мы и не заметили, как успели пожить при коммунизме.

В заключение хочу высказать свое убеждение: люди первого и последующих поколений советских и российских атомщиков всегда были и остаются научно-технической элитой нашего общества, теми, кто, обладая высочайшим профессионализмом и пониманием ответственности за решение сложнейших задач, обеспечивает безопасность и техническое развитие страны. Их труд всегда будет востребован и должен оцениваться по достоинству. У них есть все основания гордиться причастностью к нашему общему делу – освоению и использованию энергии атома. 2020 г. У атомщиков есть все основания гордиться причастностью к нашему общему делу – освоению и использованию энергии атома.

Исаак Коган «На ряде объектов мы ввели четвертый уровень защиты реакторной установки»

Исаак Рувимович Коган. Главный технический эксперт БКП-3 АО «Атомэнергопроект»

Я пришел на работу в отдел теплового проектирования института «Теплоэлектропроект» в 1964 году. Здесь начал заниматься вопросами электротехники и автоматики тепловых электростанций.

По мере развития атомной энергетики наш отдел стал подключаться к проектированию атомных станций в части автоматизации технологических процессов. А когда в конце 1980-х годов институт разделился на «Теплоэлектропроект» и «Атомэнергопроект», перешел в атомную энергетику и возглавил бюро по электротехнике и автоматизации атомных электростанций в должности главного инженера БКП-3.

Коммерческий проект

В конце 1990-х годов у московского «Атомэнергопроекта»1 1 На тот период было три «Атомэнергопроекта»: в 1992 году из состава института были исключены и стали самостоятельными, наряду с московским, предприятиями Ленинградское (Санкт-Петербургское) и Горьковское (Нижегородское) отделения. Здесь и далее автор рассказывает о московском институте. – Прим. ред. появился контракт на достройку АЭС «Бушер» в Иране. Этот контракт, в отличие от предыдущих, был чисто коммерческим. Одно из главных требований иранского заказчика было таким: самая передовая АСУ ТП. Это означало для нас необходимость создания новой АСУ ТП – при практически полном на тот момент провале производства элементной базы в России, ее низкой надежности.

«Бушер» тогда представляла собой жалкое зрелище. Ее начинали строить специалисты немецкой компании Siemens. Однако после войны между Ираном и Ираком стройка была частично разрушена, и Siemens ушла с объекта. При этом оборудование было поставлено не полностью. Фирма забрала также часть документации. Складывалось впечатление, что все было сделано специально: там, где осталось оборудование, не было документов… и наоборот.

Для принятия решения по сложившейся ситуации было проведено несколько совещаний у тогдашнего министра Минсредмаша Евгения Олеговича Адамова. Обсуждалась стратегия наших дальнейших действий. В итоге руководителем работ по этой станции назначили заместителя главного инженера «Атомэнергопроекта» Валентина Захаровича Куклина, имевшего большой опыт по созданию АЭС, а обязанности руководителя работ по АСУ ТП возложили на меня.

Решение принималось так долго еще и потому, что ни у кого в мире не было опыта по достройке атомных электростанций, причем другой организацией. Мы решили опереться на знания, компетенции наших инженеров. Кроме того, финансовое положение, связанное с непростыми перестроечными временами, усиливало наше желание взяться за этот объект.

Для знакомства с ситуацией в Иран был направлен десант из советских специалистов: проектировщиков, наладчиков, эксплуатационников. Они обследовали имеющееся оборудование, провели ряд испытаний. Их заключение сводилось к тому, что надо проектировать российскую станцию с использованием части оборудования, оставленного немцами. Кроме того, на базе вычислительной техники и с использованием программируемых средств автоматизации мы должны были создать современную АСУ ТП, которая не только подходила бы для этого объекта, но и могла тиражироваться при строительстве других АЭС в РФ.

Еще одна загвоздка состояла в том, что сроки сдачи «Бушера» обгоняли даты достройки третьего блока Калининской станции. Иными словами, мы впервые нарушали положение министерства, согласно которому сначала надо было построить объект у себя, а потом предлагать его другим. В связи с этим на совещании у министра Минсредмаша было принято решение о создании полигона для проверки АСУ ТП. Решение принималось долго еще и потому, что ни у кого в мире не было опыта по достройке атомных электростанций.

К работе были привлечены не только «Гидропресс», Курчатовский институт, ВНИИЭМ, но и ряд предприятий, которые освободились по конверсии от оборонных заказов, включая институт ВНИИА. В этом институте было принято решение о покупке лицензии на производство самых передовых средств, которые фирма Siemens изготавливала для теплоэлектростанций, с разрешением доработки их для АЭС.

Первая российская АСУ ТП для АЭС

Для АЭС «Бушер» и Калининской АЭС мы решили создавать АСУ ТП в соответствии с нашими российскими стандартами. Это привело к следующим основным моментам.

Головная АСУ ТП создавалась проектным путем. То есть «Атомэнергопроект» разрабатывал общую архитектуру, требования к отдельным системам и выдавал эту документацию в производство для изготовления конкретных изделий. Вся АСУ ТП была поделена на 12 больших частей, и мы начали делать техническое задание и технический проект.

ВНИИА, приобретя у Siemens лицензию на производство средств автоматизации для тепловых станций, модернизировал эти средства. В новом виде они отвечали требованиям атомной энергетики и стандартам, отличались высоким качеством.

Система автоматизации имела три уровня: уровень датчиков, которые измеряли параметры и положение объектов управления, уровень логики, где реализовывались функции защит, блокировок, и уровень предоставления информации и формирования команд управления. Для третьего предполагалось создание большой вычислительной машины, поставляющей операторам информацию на монитор и реализовывающей команды дистанционного управления. Таких разработок в России до этого не было. К работе был привлечен академический Институт проблем управления, который имел опыт по созданию перспективных систем автоматизации для оборонки.

Необходим был специальный полигон, на котором отрабатывались бы все основные принципиальные решения, что сводило бы количество ошибок к минимуму. В качестве него выбрали ЭНИЦ – Электрогорский научно-исследовательский центр, созданный заместителем министра Булатом Нигматулиным. На полигоне уже была модель энергоблока. На ней мы разместили головные образцы средств автоматизации, блочный щит управления, несколько систем, небольшую часть аварийных защит.

Там работали очень квалифицированные специалисты, собранные со всей страны. Впоследствии, накопив знания и опыт, эти люди заняли достойные должности и в «Атомстройэкспорте» (например, Андрей Лебедев), и у нас в АО «Атомэнергопроект» (Вадим Жмайлов).

В Электрогорске была собрана мини АСУ ТП, имевшая примерно 15 % от того, что есть на блоке. Были разработаны спецпрограммы и проведены испытания с привлечением примерно 30 специалистов, операторов с атомных станций: Балаковской, Нововоронежской и других. Их замечания, пожелания мы постарались учесть. Кроме того, нас проверяла привлеченная иранцами комиссия МАГАТЭ. Мы получили положительное заключение. Таким образом, в Электрогорске мы отработали основные проектные решения, а также доработали саму технологию проектирования АСУ ТП. Эта технология легла в основу проектов, создаваемых для последующих АЭС.

В результате получалась новая АСУ ТП, которая характеризовалась возможностью управления с пульта блочного щита, хорошей наблюдаемостью за всеми параметрами работы блока. К тому же имелась резервная зона с экраном коллективного пользования, на который выводились все основные параметры и объекты управления. Таким образом была облегчена деятельность персонала и созданы условия для снижения вероятности ошибочных действий людей, сидящих за пультом.

В новой АСУ ТП нам удалось добиться весомого повышения надежности, существенно сократилось и количество обслуживающего персонала.

Можно сказать, что так называемая старая гвардия «Атомэнергопроекта», включая Михаила Ефимовича Фельдмана, Николая Анатольевича Иванова, Галину Геннадьевну Саркис, Ларису Борисовну Косову, Елену Владимировну Полякову, Илью Андреевича Монахова, Татьяну Николаевну Семину, Татьяну Васильевну Зорину и многих других, вместе с молодыми специалистами и сотрудниками из других организаций обеспечила выполнение проекта и его реализацию.

Тогда же появилась необходимость достройки в сжатые сроки блока № 3 на Калининской АЭС.

Для этого были привлечены проектировщики Москвы, Санкт-Петербурга, Нижнего Новгорода и специалисты «Атомтехэнерго». Блок был успешно сдан в эксплуатацию в 2005 году. Первый же блок на станции «Бушер» заработал в 2010-м.

Четвертый уровень

Что касается дальнейшего развития, то можно смело сказать: его обусловили эти решения – они легли в основу всех последующих проектов, которые мы разрабатывали в «Атомэнергопроекте» и в Индии, и в Нововоронеже, и на других объектах. Изменения были небольшими, касались в основном увеличения объема автоматизации, оснащения блока диагностическими системами для контроля за вибрацией насосов, за работой арматуры. Дополнительные системы позволили выявлять, какая арматура требует замены, а какая нет.

Появились и новые нормы МАГАТЭ, уделяющие внимание принципу разнообразия, то есть защите от отказа программного обеспечения по общей причине. Это привело к тому, что на ряде объектов мы ввели четвертый уровень защиты реакторной установки на случай, если программное обеспечение откажет одновременно во всех каналах безопасности. И по сей день система тиражируется АО «Атомэнергопроект» на всех объектах с теми или иными изменениями, обусловленными в основном пожеланиями заказчика.

2020 г.

Геннадий Тепкян «Первая сейсмоустойчивая»

Геннедий Оникоевич Тепкнян. Директор по проектам в Болгарии АО АСЭ

В профессию я пришел по распределению, окончив в 1973 году Ереванский политехнический институт. Преподавательский состав у нас там был молодой, кафедра очень интересная – «Автоматизация теплоэнергетических процессов». Новое направление, новая аппаратура. А с четвертого курса часть нашей группы начала заниматься атомными станциями и атомными проблемами, и диплом писали по этой же теме. Я как староста группы имел право выбирать, куда идти. Выбор пал на строящуюся атомную станцию – Армянскую АЭС.

Сияние

Это было очень интересное время. Уже работали блоки Нововоронежской АЭС, только пустили первый блок Кольской. Армянская АЭС была третьей, работа на ней захватывала невероятно. Там были отделы капитального строительства и оборудования с соответствующими специалистами, а профессионалов-атомщиков не было, их начали набирать, как сейчас помню, приказом № 10. Так вот, ребята из нашей команды выпускников Ереванского и Одесского политехов были там первыми молодыми специалистами-атомщиками.

Нас бросили на подготовку к пуску пускорезервной котельной. Мы осуществили его, и нас направили на полугодовую стажировку в город Полярные Зори, на Кольскую АЭС. Там был жесткий график обучения – что называется, с самых азов. Я лично начинал с дежурного электрослесаря. Стажируешься, потом сдаешь экзамен, получаешь допуск, потом опять стажировка и опять экзамен. И все это время ходишь на смену как стажер.

Дополнительное испытание – полярная ночь. Поначалу было не понять, какое время суток. После начали ориентироваться по магазину в поселке: открыт – значит, день, закрыт – ночь. Но молодость есть молодость. Быстро привыкли. Помню, полярное сияние произвело особое впечатление.

В итоге я досрочно сдал все экзамены и меня назначили дежурным инженером смены. Получал хорошие деньги – полярные, премиальные: с ними получалось в два или три раза больше оклада. Сдал экзамены на начальника смены ТАИ, вернулся в Армению и уже активно включился в работу над первым блоком АЭС. За четыре месяца до его пуска меня назначили начальником лаборатории систем управления и защиты реактора (СУЗ). А подготовкой пуска второго блока я занимался уже в должности заместителя начальника цеха по пуску блока.

Нейтронный поток

Я был молод, а должность начальника лаборатории налагала огромную ответственность. Все было отдано этой работе. Самое яркое впечатление – когда детектор нейтронных потоков уловил первые щелчки. Я до этого три месяца практически дневал и ночевал на станции. И результатом был этот первый нейтронный поток. Это было нечто! Столько сил, энергии отдано – и вот физпуск произошел! Помогали, что называется, всем миром – тогда это было проще. Приехали на пуск специалисты с Нововоронежской, Кольской АЭС, много было профессионалов-энергетиков, которые, как и мы, прошли обучение в Полярных Зорях. И уже после нас многие опытные специалисты поехали пускать украинские и новые российские станции.

В 1982 году на АЭС произошел пожар. Вся аппаратура была отключена, оператор терял контроль над состоянием реактора. Сидели с манометром и передавали по связи оператору показатели давления и температуры. Справились, нормально вышли из этой экстремальной ситуации. Пожар потушили, а потом долго работали над восстановлением всего кабельного хозяйства. Из Москвы и с других станций к нам быстро подоспела помощь. А так серьезных ЧП больше не было.

Великие люди

Я был начальником СУЗ, когда к нам приехал академик Анатолий Александров. Он, конечно, произвел очень большое впечатление. И как человек, и как ученый. Мне поручили показать ему помещение и оборудование СУЗ и рассказать, как оно работает. Потому что Армянская АЭС была уникальной: ее построили в зоне высокой сейсмической активности, и там впервые применялись японские гидроамортизаторы, американские сейсмографы панелей. Нам приходилось с нуля придумывать, как это все установить. Было много ошибок, исправлений, доработок и так далее. И вот это все мне надо было рассказывать Александрову, светилу науки. Мне было тогда лет 25–26, я разволновался. И он мне говорит: «Сынок, ты рассказывай спокойно, ничего страшного…»

Доводилось работать и с Андроником Иосифьяном. Он был директором ВНИИЭМ и одновременно – первым вице-президентом Академии наук Армении. «Главный электрик всех ракет» – так о нем говорил великий ученый, конструктор Сергей Королев. К одной научной работе Андроник Гевондович привлек нашу группу с атомной станции. И тоже произвел неизгладимое впечатление. Он показал, например, фотографию 1946 года. Они тогда создали электровертолет, сфотографировались под ним, а фотографию отослали самому Сталину. Тот что-то написал на фотографии (не помню что) и вернул им. Или Иосифьян как-то спрашивает: «Уравнение моментов помните, ребята?» Мы тогда напряглись, замерли. В кабинете была доска во всю стену, метров семь, и он начал выводить на ней формулы, всю доску исписал. А было ему 82 года, на память все жаловался… Великие были люди.

Ни одной трещины

Как я уже говорил, Армянская АЭС была уникальной станцией, она остается таковой и сегодня. Когда в 1988 году произошло Спитакское землетрясение, я работал главным инженером ПО «Кавказатомэнергоналадка», созданном в 1986 году, и как независимый эксперт возглавил комиссию Самое яркое впечатление – когда детектор нейтронных потоков уловил первые щелчки. Столько сил, энергии отдано – и вот физпуск произошел! по проверке состояния станции. Буквально всю ее исследовали, по итогам написали отчет. Представляете, на ней не было практически ни одной трещины! Все оборудование отработало по штатной схеме, блок не отключился, потому что не достиг порога срабатывания защиты. Целые города были стерты с лица земли, а атомная станция продолжала работать.

Я считаю, что это прорывная технология, и мы до сих пор ею гордимся. А ведь сколько было хлопот с тем японским и американским оборудованием, о котором я говорил! Оно приходило без соответствующей документации, и нам нужно было вникать во все, действовать методом проб и ошибок.

Не обходилось без курьезов. Например, американский сейсмограф с функцией записи колебаний долго находился на складе, и то ли мыши, то ли крысы съели микросхемы, а чертежей не было. Получить эти чертежи из США тогда было невозможно: оборудование завозилось через третьи страны. Но мы все-таки запросили американского специалиста, потому что второй блок нужно было пускать (он и так запускался с задержкой). Из Штатов, разумеется, никто не приехал. Мы сели, разобрались, нашли аналоги. У нас тогда не было таких микросхем, и мы поставили транзисторы. Потом прибыл специалист из Европы. Он был поражен, увидев, что сейсмограф работает с громадными транзисторами: «Как вы смогли?» Также впервые на Армянской АЭС мы применили опытную систему внутриреакторного контроля, впервые использовали новые датчики контроля нейтронного излучения. Много чего мы там сделали впервые.