bannerbanner
Инжиниринг. Истории об истории
Инжиниринг. Истории об истории

Полная версия

Инжиниринг. Истории об истории

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
7 из 11
Отдых

Суббота и воскресенье – выходные дни. Обычно заранее определялся маршрут поездки: Гавана, Варадеро, Тринидад или СантаКлара, Плая-Хирон, горы Эскамбрайя и другие. Конечно, на экскурсии была очередь.

В Гаване побывали, например, в Капитолии, он похож на американский. После революции там открыли музей, билет в него стоил 20 песо ($1). На стадионе под Гаваной мы смотрели Панамериканские игры. Побывали и в музее Эрнеста Хемингуэя. Эрнесто – так на испанский манер звучит имя писателя. Видели библиотеку, усыпальницу кошек, обсерваторию с телескопом, где бывал сам Фидель. Это запечатлено на одном из фото: два приятеля, Фидель и Эрнесто, пьют из больших бокалов сербесу – местное пиво. Ну и, конечно, постояли на капитанском мостике знаменитого катера «Пилар», который находится на территории музея, покрутили штурвал. Наша преподавательница по имени Валькирия по-русски ничего не знала и учила нас, как первоклассников.

Были вылазки и на всемирно известный курорт Варадеро. Океан, огромный белопесчаный пляж, изумрудная чистая вода. Там в основном всегда отдыхали иностранцы, им по карману было это дорогое удовольствие.

Некоторые из наших, кто был при машинах, выезжали на Атлантику за лангустами, имея специальное разрешение. Лангусты вроде омаров, крупные, похожи на наших раков, но мясо по вкусу напоминает куриное. Мне его как-то подарили, я сварил, заморозил и даже довез до Москвы.

Поначалу перед всеми поездками надо было писать письменное заявление, а после августа 1991 года это правило отменили и можно было свободно уезжать в районный центр Сьенфуэгос, что означает «Тысяча огней». Мы обычно добирались по заливу на баркасе, который доставлял до места за 30–40 минут. Ездили посмотреть город, народ, сходить в шопы (по-испански – «тьенды»), куда пускали только по спецпропускам, выдаваемым иностранцам, нам в том числе.

В Сьенфуэгосе мы могли позвонить домой. Правда, минута разговора стоила $5, но когда необходимо было поздравить близких с Новым годом, днем рождения, мы звонили. Определенные трудности были связаны с разницей во времени – восемь часов. Если, допустим, в Москве уже конец рабочего дня, то у нас там – еще утро. Письма доходили недели за три. Когда кто-то летел в Москву, письма отправляли с ним.

Телевизор в поселке показывал только два канала: центральный «Ребельда», по которому, как правило, все вечера демонстрировали бейсбол (кубинцы – чемпионы мира по этому виду спорта), и вещание местной телевизионной станции. Мы сами делали антенны, направляя их на телецентр в Санта-Кларе, и тогда получали более-менее четкую картинку. Все, конечно, транслировалось на испанском, изредка – с титрами, в основном английскими. Я чаще всего смотрел сериалы. Что интересно: через год, будучи в отпуске в Москве, обнаружил, что и у нас идут те же сериалы, например «Девушки из песка», знаменитая «Санта-Барбара» и другие.

Новый год по московскому времени у нас было принято встречать на берегу залива. Собирались все с семьями и часам к трем по местному времени располагались недалеко от специально выстроенной сауны, где был банкетный зал, холодильник, посуда. Московские куранты били здесь в 16:00. А по кубинскому времени Новый год праздновали обычно дома. Один раз, правда, вывели на улицу музыку от киноустановки и праздновали все вместе на просторе. К нам присоединились и кубинцы: начальство, специалисты, рабочие. Было весело.

По другим праздникам – 1 мая, 26 июля (День национального восстания) – у кубинцев в поселке играла музыка, танцевали ламбаду. Приезжала поливальная машина, и из нее раздавали-разливали сербесу. Обычно кубинцы приходили с ведрами, и туда продавцы подкидывали льда – как бы заботясь, чтобы было похолоднее, на самом же деле просто разбавляя пиво. А вот карнавалы ежегодно проходили только в Санта-Кларе, Сантьяго-де-Куба и других крупных городах.

На таможне

В первый отпуск я поехал через 11 месяцев. Чтобы пройти таможню в аэропорту имени Хосе Марти, нужно было оформить все документы. Как правило, нас сопровождали, и большую помощь в этом оказывал Валерий Моралев. Один раз, например, паспорт мне заграничный сделал за три часа.

А чтобы пройти кубинскую таможню с перевесом по багажу, не заплатив за лишние килограммы, надо было приготовить какой-нибудь подарок, по-испански «регало». У меня больших перевесов не было, но я все равно готовил пачку кофе, банку тушенки, бутылку рома, сигареты «Популярес» (вроде нашей «Примы»). И таможенники спокойно брали подарки и пропускали с перегрузом. Но чтобы вывезти с острова, например, чучела черепах или маленьких крокодилов, все равно нужно было заполнить подробнейшую декларацию: где купил, сколько заплатил и так далее.

Возвращаясь из отпуска, на Кубу мы везли для друзей что-нибудь родное: хлеб бородинский, селедку (хотя селедку ребята делали и сами из местной рыбы). Однажды я вез из Москвы химикаты и фотобумагу, потому что на Кубе их было не достать. Купил в магазине «Юпитер» на Арбате проявитель, фиксаж (порошок гипосульфита натрия) – он был в полиэтиленовых пакетиках по 100 граммов. В Москве спокойно прошел осмотр, а в Гаване меня вдруг остановили и начали детально проверять и открывать коробку. Таможенники очень быстро и ловко извлекли из коробки пакетики с белым порошком. Видимо, показал рентген. А у них, надо сказать, очень строго с перевозчиками наркотиков, да и сам я знал, что Фидель за операции с наркотиками казнил своего боевого генерала Очоа. Но, разумеется, все обошлось. Я рассказал, что везу химикаты для фотопечати, меня отпустили, даже не проведя экспертизы.

Рыбалка по-кубински

Многие наши друзья, особенно украинские, были страстными рыболовами. Покупали лодки в складчину и по очереди удили с них. Однажды мы отправились на рыбалку с Володей Рябовым и Евгением Макаровичем Мулыком. Предварительно запаслись наживкой – магушкой, это мелкая рыбешка, которая плавает на поверхности и легко ловится сачком. Вот только лампы нормальной у нас не было. Вообще в ходу были китайские лампы, которые отлично светили, но они продавались только в крупных городах. У нас же была карбидная, так называемый самоликвидатор, потому что часто потухала, а могла и взорваться прямо в руках.

Когда отчаливали, было уже темно. Володя замешкался – не мог зажечь лампу. Я был на носу лодки, возился с самодельным якорем, который никак не хотел цепляться за дно. А тут начался отлив, и нас понесло на фарватер. В свое время его прорыли для наших подводных лодок, поскольку залив Сьенфуэгоса был стратегическим узлом в нашей глобальной системе противоракетной обороны Кубы. Глубина там была 40–50 метров, длина якорной веревки – метров двадцать. И вот нас понесло в Карибское море, а до него – всего два километра. Пограничники на берегу увидели нас, осветили прожекторами и на лоцманском катере бросились за нами в погоню. Но этого мы не видели, потому что никак не могли разжечь фонарь. Посветили ручным фонариком, а катер уже метрах в десяти от нас, назывался он, как сейчас помню, «Пилот». Евгений Макарович, как заядлый моряк, крикнул: «Полундра!» – и бросился в воду в сторону от лодки. Мы – за ним. Лоцман прошел мимо, задел бортом нашу лодку, она не перевернулась.

Рулевой лоцманского катера начал кричать по-испански: «Все ли живы?» Мы ответили: «No рroblema». Он остановился помочь, но мы уже сами забрались в лодку. Промокли, и было уже, конечно, не до рыбалки – быстрей бы доплыть до берега. В другие разы таких приключений не было и даже случались неплохие уловы, но это днем: ночью в море я больше не выходил.

«Зимняя вишня»

На площадке «Хурагуа» был открытый кинотеатр. Мой приятель крутил там кино и просил иногда, чтобы я ему помогал. А потом, когда он в 1992 году уехал, кино стал крутить я. Чаще всего шли мультфильмы. Идешь с работы, а дети караулят и спрашивают: «Дядя Саша, а мультики сегодня будут?» Или наши уважаемые женщины – «Зимнюю вишню» им подавай каждую неделю. Так Чтобы пройти кубинскую таможню с перевесом по багажу, надо было приготовить какой-нибудь подарок, по-испански «регало». что часто приходилось одно и то же крутить, хотя фильмотека была довольно большая – около 300 фильмов стандарта 35 мм. Однажды я показывал кино, уже не помню какое. И где-то на середине фильма мне сообщили, что надвигается сильная гроза и нужно заканчивать сеанс. Только я остановил киноустановку, запер будку, как все загрохотало и засверкало.

На следующий день я, как всегда, отправился после работы крутить фильмы. Захожу в кинобудку и не могу понять, что происходит: нет возможности подключиться ни к одной розетке – их попросту нет. Первая мысль: «Кубинцы обокрали». Но потом вижу: на полу какая-то пыль. Позже ребята рассказали, что в кинобудку ударила шаровая молния, которая все расплавила. Про себя выдохнул: «Слава богу, меня там не было!» Но все равно и после этого до конца своего пребывания на Кубе я крутил кино.

В эспесиаль в 1992–1993 годах электроэнергию давали всего на несколько часов. Холодильники, кондиционеры в этот период в поселке почти не работали. Не было освещения, радио и телевизоры молчали. Кубинцы, конечно, все это легче переживали, а нам было непривычно и неприятно. Особенно тяжело в тропиках без кондиционеров и вентиляторов. Нам выдали керосинки, да и мы сами делали самодельные керосиновые лампы. Ребята нашли аккумуляторы, заряжали их, и после ужина мы все собирались у дома № 1 и слушали у Евгения Макаровича радио. Темень была страшная, однако жили мы в то время как-то особенно дружно.

В гостях

Мою контропару звали Хулия. Ее муж, бывший подводник, учился в СССР и к тому времени был уже на пенсии. Но как-то надо было сводить концы с концами. Она получала зарплату, а он делал поделки на дому – украшения из перламутра и панциря черепахи. Они были красивы и необычны и пользовались у нас спросом. Я купил несколько и привез домой.

В те времена контропары часто приходили к нам в гости целыми семьями. Естественно, мы их угощали ужином. Всегда старались что-то им подарить из продуктов, у нас ведь снабжение было лучше. И когда они приглашали нас к себе, мы что-нибудь обязательно брали с собой для детей: маечки, ботиночки, а еще хабон (мыло или стиральный порошок). Кстати, детей кубинцы содержат очень чисто, что непросто при дефиците мыла, порошка, воды. Себе они отказывали во всем, а детишки у них были как игрушечки.

Хулия всегда благодарила от души и угощала кофе. Клала в него много сахара, и он получался густой, очень крепкий и сладкий. После такого кофе заряд бодрости и энергии долго не проходил. Этим напитком на Кубе даже сердце лечат: запивают им таблетку аспирина, и все проходит. Но и настоящая медицина у них на хорошем уровне. Например, зубного врача мы часто посещали, кариес у нас там был сильнейший – от воды и питания (хотя у самих кубинцев с зубами проблем нет).

А в России тогда была разруха, и мои домочадцы говорили, что я пережил все сложные периоды на Кубе и не знаю, как тяжело жилось дома. Я, конечно, почтой отправлял в Москву посылки. Однажды даже рискнул среди книг положить бутылку ликера «Амаретто», который моя жена любит. И бутылка добралась!

В Сьенфуэгосе был магазин русской книги, назывался «Москва». Благодаря этому я там начал читать «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына, журналы «Знамя», «Современник». Газеты попадались редко, а журналы можно было достать. В Сьенфуэгосе был магазин русской книги, назывался «Москва». Газеты попадались редко, а журналы можно было достать.

В 1993 году, когда было противостояние между Ельциным и Хасбулатовым, я не выдержал и написал заявление о прекращении моей командировки на Кубе. Конечно, потом я жалел об этом, но семья для меня была важнее. Все боялись гражданской войны, а у меня в России оставались жена и дочь. В 1996 году я опять поехал на Кубу в качестве консультанта по консервации. Была проведена большая работа по реакторному отделению, спецкорпусу, машзалу и внешним сооружениям.

Ураган «Лили»

На Кубе я находился и в 1997 году, даже стал свидетелем урагана «Лили». Ураганы там бывают практически ежегодно, но такого сильного не случалось лет десять. Я был командирован на два месяца Александром Константиновичем Нечаевым для выполнения антикоррозионных работ на блочной насосной станции. Мы их начали, и тут по телевидению сообщили, что приближается циклон. Говорили, что сам Фидель Кастро молил Бога, чтобы этот ураган не прошелся по Гаване, потому что он мог разрушить очень много домов старой постройки. Наверное, Господь смилостивился, и циклон начал отступать от столицы, приближаясь к заливу Сьенфуэгос. А 18 октября он прошел по нашему поселку. Это был смерч, какого в России, наверное, не увидишь. Сплошной поток воды несся параллельно земле, сверкали молнии, а ветер достигал 200 километров в час.

Ветер проникал в наши дома вместе с мусором и водой, поскольку окна были незастекленные. Продолжался этот кошмар часа четыре или пять. Внутри квартир все плавало, все было обесточено. Несколько дней мы потом вычерпывали воду из жилищ ведрами. Позже мы узнали, что в провинции ураган предчувствовали многие животные: коровы перестали доиться, а куры – нестись.

Когда ураган стих, обнаружились большие разрушения. Были повреждены многие линии электропередач, из-за чего свет отсутствовал несколько дней. Правда, к счастью, наши холодильники не разморозились до конца, потому что у нас они были очень хорошие – экспортные «ЗИЛы», которые и в тропиках мороз держали на славу. А холодильников у каждого из нас было несколько, некоторые держали даже четыре холодильника. К урагану мы подготовились заранее: рыбу и мясо сварили и заморозили, чтобы потом просто разогревать и есть. Разогревали еду кто где мог. Например, Евгений Макарович Мулык у себя на этаже устроил что-то вроде кирпичной печки, разжигал очаг с помощью керосинки или дров. Конечно, мы в эти дни не работали.

На следующий день после урагана сам команданте Фидель прилетал в войсковую часть, которая была при станции, и, как рассказывали, летая вокруг станции, очень интересовался, выстояла ли она. Да, она выдержала, немного только краны развернуло у реакторного отделения. Самые большие разрушения случились на открытых площадках, где под навесами хранилось оборудование: шифер практически сорвало и унесло куда-то в Карибское море, все было разбросано. Но тяжелое оборудование, конечно, стояло на месте, реакторная часть была уже полностью закрыта кирпичом, поэтому здесь обошлось без разрушений. В машинном зале жалюзи каркаса здания были перекручены, и там практически ничего не осталось. Потом уже эти жалюзи стали кирпичом закладывать. Мы были очень рады приезду Фиделя.

После урагана БНС и аванкамера были полностью заполнены водой, насосы для ее откачки не работали. Их вытащили, проверили и начали откачивать воду. Только после этого приступили к работе.

Ураган пронесся с юга на север, ушел в Атлантический океан и потом, как говорили, добрался до самой Англии и там еще наделал дел. Но на Кубе все довольно быстро восстановилось, жертв не было, потому что все были предупреждены и подготовились. Через неделю уже и вода появилась. С овощами и фруктами только начались проблемы. Банановые и табачные плантации пострадали, урожай кофе полностью был уничтожен – большие убытки принесла Кубе «Лили». Непострадавшие провинции, например Сантьяго-де-Куба, делились продовольствием с потерпевшими.

В этот раз вместо двух месяцев я пробыл на Кубе четыре. От ЗАО АСЭ на площадке был Саша Усков – хороший парень, умница, молодой и энергичный, сделавший много для того, чтобы закончить работу по консервации. Жаль, что он где-то в 2012-м ушел из компании. А самыми большими «долгожителями» на площадке были Евгений Макарович Мулык и Виктор Мосейко: они пробыли здесь по десять с лишним лет, выдержали этот период – эспесиаль.

Мы и сейчас дружим с питерским АЭП, периодически созваниваемся, в Китае работали вместе. Вспоминали Кубу, и нас охватывала ностальгия. Очень грустно, что эта станция потеряна для России. Зародилась, правда, надежда, когда Владимир Владимирович Путин на Кубе встречался с Фиделем: думали, что возобновится сотрудничество не только в транспорте, микробиологии, но и в строительстве атомной станции. Надеялись, что подвижка какая-то будет с АЭС «Хурагуа», но пока ничего не известно. Тем не менее я иногда произношу про себя: «Hasta la vista» – «До встречи!»

2010 г.

Михаил Рогов «Первый капиталистический»

Михаил Фалеевич Рогов. Директор по перспективным проектам АО АСЭ

Финская АЭС «Ловииса» – масштабный проект, включающий два энергоблока с реакторами ВВЭР-440. Правительство осуществляло всестороннюю поддержку и контроль за реализацией проекта. Сложные вопросы рассматривались на совместных заседаниях заместителей министров различных ведомств. Заказчиком проекта была финская фирма «Иматран Войма». С нашей стороны техническое содействие осуществлялось под руководством ВО «Атомэнергоэкспорт» и ВО «Союзглавзагранатомэнерго». Разработку реакторной установки в 1968 году поручили главному конструктору ОКБ «Гидропресс», генпроектировщиком назначили ленинградское отделение ВГПИ «ТЭП», научным руководителем – Институт атомной энергии имени И.В. Курчатова. Спустя два года после победы в тендере на острове Хястхолмен вблизи города Ловииса был подписан контракт на сооружение станции.

Первым делом – качество

За основу реакторной установки взяли серийный проект АЭС с реакторной установкой В-230. Однако его пришлось почти полностью перекроить под технические требования контракта. Финны на основе опыта многих западных стран сформулировали 70 критериев безопасности, которые российские специалисты, учитывая жесткие контрактные сроки, до сих пор вспоминают с содроганием. Например, с нуля пришлось конструировать защитную оболочку для оборудования и систем первого контура (ледовый конденсатор). Такого элемента не было ни на одной советской станции. Также увеличили резерв всех вспомогательных систем, даже резервный пульт управления на блочном щите сделали. Был реализован большой объем работ по дополнительным научно-техническим обоснованиям безопасности. Многим эти требования казались избыточными, но выполнить их было необходимо. Опыт создания финской установки пригодился при разработке последующих проектов отечественных и зарубежных АЭС.

Финны перестраховывались во всем. Результатов экспериментальных работ для обоснования предыдущих проектов им было мало, и они настояли на дополнительных исследованиях. Для таких экспериментов ОКБ «Гидропресс» понадобилось разработать новые методики, аппаратуру, стенды. Были созданы или актуализированы программы расчетов безопасности.

Чтобы станция соответствовала финским нормам ядерного регулирования, поставили дополнительное оборудование производства Westinghouse и Siemens. Соединение западных и советских разработок получило прозвище «Eastinghouse».

Основные работы по монтажу реакторной установки, турбоустановки, электротехнического оборудования выполняли советские специалисты. Координация работ и техническое руководство пусконаладкой осуществлялись вместе с финнами. Интересный факт: во время пусконаладки на площадке АЭС «Ловииса» почти весь финский эксплуатационный персонал отсутствовал – для него на этот период организовали учебу. Девиз был такой: «Качество – главное, сроки – второстепенное». Что касается эксплуатации, то станция отработала положенный срок без серьезных нарушений. Ее модернизировали с увеличением мощности с 440 до 530 Мвт, и блок № 1 будет действовать до 2027 года, № 2 – до 2030-го. Думаю, это не предел.

Первый капиталистический

АЭС «Ловииса» – это первый международный проект советских атомщиков в капиталистической стране. Внимание к нему было повышенное со всех сторон. Позже, уже после пуска, все признали, что финский проект вывел отечественные институты и промышленность на новый, мировой уровень.

Тут стоит еще раз сказать о дотошности финских коллег, которые контролировали исполнение каждого предписания, каждое требование подкрепляли экспертным мнением, связываясь для этого со специалистами из других стран. Большое внимание уделяли подготовке: еще на этапе проектирования мы должны были показать данные по каждому сварному шву корпуса реактора – материалы, образцы, информацию о квалификации сварщиков. Однажды во время монтажа финны обратились с претензией: мол, ваши сварщики за смену делают слишком много, могут устать и допустить брак. Настаивали на сокращении объема работ до нормативного, чтобы не было ни малейшего риска снижения качества работ. Мы удивились, но уступили, хотя сварщики у нас с опытом, нареканий ни разу не было, каждый шов проходил контроль качества.

Обстоятельность отличала финнов. Ни один случай на площадке они не оставляли без внимания. На любой инцидент мы составляли техрапорт с обоснованием: почему это произошло, каковы возможные последствия и как их предотвратить.

Финский след

После пуска блоков финны сразу приступили к планированию перегрузки топлива, которая должна была состояться через год. Я тогда занимался вторым блоком, но практически каждый день ко мне подходил с вопросами ответственный за перегрузку господин Мурман. Скрупулезно расписывали процедуры, моделировали работы, продумывали техническое оснащение, обсуждали подбор бригад. Каждый должен был знать, что и в какой последовательности делать. Такой тщательный подход привел к положительным результатам. Блоки с точки зрения эксплуатационных показателей до сих пор входят в первую десятку в своем классе мощности.

Не без гордости скажу, что на тот период и до настоящего времени наш проект АЭС «Ловииса» – один из лучших в мире. Рад, что отдал ему три года, работая на площадке в Финляндии заместителем руководителя по наладке оборудования реакторной установки, что представлял ОКБ «Гидропресс», участвовал в работах по монтажу оборудования и пуску обоих блоков. После каждого строительного этапа финны проводили торжественную церемонию. Однажды пригласили музыканта, который играл на аккордеоне. Атмосфера всегда была дружеская. Конечно, споры возникали, но отношений это не портило.

Подчеркну, что многие технические решения, опробованные на этой станции, получили развитие в других проектах сооружения АЭС.

2021 г.

Сергей Знаменский «Рад, что молодое поколение готово учиться»

Сергей Знаменский (1961–2021). Главный инженер проекта энергоблока БН-800 Белоярской АЭС Санкт-Петербургского проектного института

В 1985 году я окончил Томский политехнический институт по специальности «Теплофизика». Тогда еще был Советский Союз, существовала система распределения, по которой я был направлен в Ленинград, в ленинградское отделение Всесоюзного государственного проектного института «Атомтеплоэлектропроект». И с августа 1985-го до сих пор я тружусь на этом предприятии.

Ленинград ни в коем случае не был для меня чужим: я здесь жил раньше, окончил школу, отсюда уехал в Томск, решив вкусить самостоятельной жизни, оторваться от родительского дома. Оторвался, а потом вот вернулся. Так сказать, волею судеб.

Комсомольско-молодежный коллектив

Если вспоминать первый проект… Когда я пришел в ленинградское отделение устраиваться на работу в отдел кадров, меня направили для беседы к Георгию Васильевичу Зотову, который был тогда главным инженером отделения. Пришел к нему, он посмотрел мой диплом, внимательно прочитал. Говорит: «Так, так, так, теплофизика, физика, физика…» Потом: «Биологическую защиту считали?» Я отвечаю: «Нет, не считал, но могу». – «Ну ладно, физика отпадает. Тепло, тепло… Что такое атомная станция, слышали?» Я говорю: «Слышал». – «Тогда поднимитесь, пожалуйста, в тепломеханический отдел атомных электростанций – ТМОА, к начальнику Киселеву Валентину Кирилловичу. Он вам покажет, где будете трудиться».

После непродолжительного общения с Валентином Кирилловичем я был направлен в комнату № 408 со скромной вывеской на двери «Комсомольско-молодежный коллектив». Это и было бюро, которое занималось разработкой проектной документации для технологической части Белоярской атомной станции.

Так с тех пор я и занимаюсь АЭС с реакторными установками на быстрых нейтронах (РУ БН), в частности с РУ БН-800. Были и другие: и китайский CEFR, и российский проект БРЕСТ-ОД-300.

У меня было много наставников в профессии. Одна из первых – главный конструктор Марта Константиновна Бирзнек. Она меня и встретила в мой первый рабочий день, и определила в свой сектор. Евгения Ильинична Попова, начальник нашего бюро, тоже учила меня азам проектирования. Позднее, когда я поступил на должность заместителя главного инженера проекта, моими учителями стали Станислав Васильевич Попов и Владимир Николаевич Ершов. И, естественно, над всеми всегда осуществлял контроль главный инженер института – в то время это был Кирилл Лукич Сукнев.

Быстрые

Если затрагивать тему унификации проекта БН-800, то необходимо констатировать: полная унификация недостижима в принципе, о каких бы проектах мы ни говорили. Нужно в короткие сроки, за пять-десять лет, построить не менее десяти энергоблоков, и, возможно, после этого будет возникать какая-то унификация по типу. Но техника бурно развивается, требования к обеспечению безопасности и эффективности постоянно повышаются. Поэтому строить сегодня блок, спроектированный, например, в 2000 году, я считаю неразумным.

На страницу:
7 из 11