Полная версия
Не к ночи будь помянута. Часть 2
– Да-да.
– Вот. Поднимешься на второй этаж. Там стоит чёрный книжный шкаф. Ты открываешь все книги по одной и смотришь. Все книги, понял? Смотришь и кладёшь на место, где взял.
– Ага. – только и сказал я.
– Теперь. Некоторые книги – не книги. Сам разберёшься. Вот их ты аккуратно складываешь и привозишь к себе. Особое внимание «Сокровищнице Эрмитажа». Прямо запомни – «Сокровищница Эрмитажа». Очень аккуратно.
– Ага.
– Никому про это не говори. Никому не показывай. Сделаешь?
– Не вопрос.
– Сколько времени тебе понадобится?
– Смотря, какой из тебя книголюб. Думаю, часа через три буду дома.
– Всё. Приедешь, позвони.
Секунд десять я как дурак стоял с телефоном в руке. Потом очнулся и стал искать тёплый свитер.
Всё это мне напомнило один разговор. Как-то раз, будучи подростками, наша четвёрка пустилась в пространные рассуждения по поводу дружбы и что она из себя представляет. Кира тогда авторитетно заявила:
– Друг – это такой человек, которому можно позвонить в два часа ночи и сказать, чтоб пришёл через двадцать минут с мешком, стамеской и микроскопом. И он не будет спрашивать зачем, а просто придёт. Потому что понимает – раз ты говоришь так своему другу, значит тебе это действительно надо позарез.
Наверняка она вычитала это в каком-нибудь девчачьем журнале. Но мы, тринадцати – и двенадцатилетние сопляки, тогда подивились мудрости Киры и сразу же согласились с ней.
А сейчас я отправлялся за город в чужой дом, чтобы отыскать книгу, которая на самом деле не книга, а потом спрятать эту ерундовину у себя, и никому про это не говорить.
На полпути случилась неприятность. Я притормозил у светофора, и тут мотор заглох. Чертыхнувшись, я стал осторожно поворачивать ключ зажигания. Такое пару раз случалось и раньше. И вовсе не потому, что я никудышный водитель. Просто машина была старой, просто я давно не занимался ремонтом, да и техосмотр по-настоящему не проходил.
Наконец я тронулся, и ни шатко, ни валко добрался до Мавринских ворот. Дело-то не хитрое. Книги-не книги… ничего особенного, возьму да уйду.
До подвала я добрался без всяких приключений. Правда, сейчас, когда мохнатые и пернатые жители покинули его, там было довольно тоскливо. В углу валялся забытый мешок с кормом. Я не стал его поднимать.
Ключ нашёлся сразу. Аккуратный маленький прямоугольник с тонкими линеечками по верхнему краю. Я отправился наверх, где мельком был пару раз, и запомнил только нагромождение офисной мебели, кучу папок с бумагами и гору каких-то тряпок, перевязанных бельевой верёвкой.
Книжный шкаф стоял в углу. Я подошёл, открыл створки и стал смотреть, что тут к чему. Вообще-то книг было не густо. В основном на полках теснились пухлые папки с документацией, каталоги стройматериалов и пачки принтерной бумаги. Я уж подумал, что Егор опять напился и понёс пургу, как вдруг между папок показался яркий синий корешок и я, к великому своему удивлению, извлёк «Историю костюма» Наталии Будур 2001 года издания.
Почесав в затылке, я сел на пол, раскрыл книгу… и просто обалдел.
Нормальных страниц посередине не было. Так было принято делать в фильмах про гангстеров времён сухого закона – выковыривать в книжке нишу и прячут оружие, деньги или, на худой конец, флягу с виски. Но ни пистолета, ни денег, ни бухла в книге не было.
Там лежали две шоколадки, завёрнутые в фольгу!
Я подумал, что ко мне вернулись мои болезненные глюки и сейчас того и гляди, в комнату опять войдёт Герасим и примется улыбаться как Чеширский кот, а шоколадка скажет: «Съешь меня!»
Честя Егора и так, и эдак, я аккуратно развернул фольгу.
Новый сюрприз. Никакого тебе шоколада. У меня в руках находилась две гладкие тёмные пластинки из непонятного материала, с одной стороны отполированные до блеска и холодные, а с другой – матовые и приятные на ощупь.
Я запаковал пластинки обратно, отложил книгу и принялся рыть как сумасшедший.
«Книга для чтения по истории Древнего мира» выглядела бедновато и никаких чудес в себе не таила. Бесполезна оказалась и «Стальная Крыса» Гаррисона. Я с интересом полистал «Кама сутру», в который раз восхитился людской изобретательностью, но тайника и там не нашёл.
Зато «Весь Даниил Хармс» порадовал меня. Пластинки в ней были поменьше и, кажется, не очень новые. В глаза бросились слова на сохранившейся странице под ними:
«Вот однажды один человек пошел на службу,
да по дороге встретил другого человека,
который, купив польский батон, направлялся к себе восвояси.
Вот, собственно, и все… »
Ну-ну. Однажды один парень встал поутру, а в дверь звонят. Пошёл он открывать, а там стоит девочка и говорит: «Мне девяносто восемь лет. Я есть хочу». «Ладно, – говорит парень. – Давай тогда вместе жить». И стали они жить вместе. Вот, собственно, и все.
Хармс, ты душка.
Дальше шла череда разочарований. «Органическая химия», «Мастер на все руки», «Сборник американской фантастики – 1998», «Оно и Мы», «Гоголь – Избранное», «Справочник повара-кондитера», «Путеводитель по Венеции», «М. Юрсенар. Восточные новеллы» были счастливо полнёхоньки целыми страницами.
Я только диву давался, по какому принципу Маврин составлял свою библиотеку!
Тут с нижней полки выполз пыльный коричневый Максим Горький со своим несчастным «Детством» и тихо представил мне в развороченном нутре два кусочка в фольге.
«Фауст» Гёте предостерёг меня словами:
«Ты в близорукости не одинок,
Так смотрите вы все на это дело.
А нужен взгляд решительный и смелый,
Пока в вас тлеет жизни огонек»
Но "Фауст" оказался пуст как неудачный лотерейный билет, и я сунул его на место.
Сальвадор Дали возник из шикарной книги в суперобложке, пошевелил тараканьими усами и попенял мне:
«Стыдно, стыдно вам, Читатель, пукать с давних пор, так и не удосужившись поинтересоваться, как протекает это действо и как его надобно совершать…»
Лучше бы дощечками запасся, художник, блин, на букву «х», чем учить людей пускать ветры!
Наконец мне снова улыбнулась удача. В «Русских импрессионистах» нашлись здоровенные дощечки, прямо таки доски, причём безо всякой фольги.
А тут подвернулась и «Сокровищница Эрмитажа». Я с интересом залез в неё. Дощечки были бережно обёрнуты тонким бархатом и только потом фольгой. Были они небольшими. Но сразу было видно, эти – самые ценные и, возможно, самые древние.
Ну вот, собственно, и всё. Я прибрался в шкафу, расставил всё, как было, увязал отложенные книги в какую-то то ли скатерть, то ли занавеску и направился к выходу.
В доме стояла тишина. За окном медленно кружились снежинки. Атмосфера Нового Года, мать его.
Волоча за спиной узел с книгами, я спустился по лестнице на первый этаж, раскрыл дверь во двор и… невольно вскрикнул.
Прямо на пороге стояла женщина. Я успел заметить только норковую шубку и прищуренные глаза.
Женщина молниеносно взмахнула рукой и чем-то коснулась моего запястья.
Я заорал от боли и упал на крыльцо.
9
Восточный торговец навёл меня на ряд размышлений. Лёжа на своей тощей постели и прислушиваясь, как из-за стены доносятся диалоги очередного сериала о несчастной женской доле, я вспоминала его слюнявый рот и влажные глаза и старалась отнестись к нему без отвращения, подставляя его как необходимую подпорку в своих мыслях о дальнейшем существовании.
Собственно, сам торговец в этом отношении был не очень полезен. Что мог привнести в мою судьбу несчастный пожилой продавец мандаринов, обременённый семьёй неудачников? Толку от такого, что от козла молока.Но рациональное зерно в этой случайности несомненно было.
У меня не было документов, не было медицинского полиса, а всё моё образование формально равнялось элементарной грамотности. Никто не торопился брать меня на работу. Почти за неделю поисков меня согласились взять только в три места: вычистить коровник в частном секторе у одного местного куркуля, разгрести снег во дворе и посидеть с двумя детьми цыганки, пока она мотается по своим делам.
Идти на первые два значило совсем себя не уважать. Согласилась только на третье, и то ради разгона скуки. За полдня работы я получила порцию нагловатой ласки от чумазых худеньких цыганят, сто рублей вместо обещанных пятисот и предложение погадать, от которого скромно отказалась.
Из этого городка надо было уезжать и поскорее. Я всё чаще думала о суетной кишащей народом Москве. Она первая лезла в голову. В Москву, в Москву… а куда ещё? В Киев теперь путь заказан. В Ленинград не поеду ни за что. Да, затеряюсь в Москве. В огромном городе, который каждый день пожирает и лениво переваривает толпы народа, это сделать нетрудно.
Уеду и забуду всё.
А ещё можно действительно всё забыть. Взять и возникнуть на месте очередного пожара или автокатастрофы. Глаза выпучены, руки трясутся, на голове шишка, из носу кровь. И ничего не помню. Кто такая, откуда пришла, как тут оказалась? Ничего не помню, полная амнезия…
Нет, таких желающих наверняка пруд пруди. В полиции тоже не дураки работают. Уж я-то знаю, что это такое. Полная медэкспертиза, детектор лжи, а ещё всякие новейшие исследования головного мозга, которые наверняка покажут, что я ловкая симулянтка.
Хотя к этому ещё можно вернуться с другими вариациями…
И всё-таки в Москву. Добраться можно на попутках. Пока есть деньги, надо купить телефон с интернетом. И чтобы непременно навигатор. Чёрт! А ведь телефон без паспорта не купишь.
Итак, восточный торговец. Вот кто невольно предложил мне ещё одно решение – воспользоваться мужчиной. И сейчас я продумывала детали, достоинства и недостатки своего проекта.
Главное, найти правильного кандидата. Идеальным был Йозеф – восторженный, вечно пьяный и доверчивый как бескрылая гагарка. Сейчас, через столько лет, можно было хоть самой себе соврать, что ложиться с ним в постель было стыдно и противно. Ничего подобного. Абсолютно всё равно – спать ли с кем, глядеть ли в небо или есть селёдку. Я заполучила от него защиту, спасение товарищей и предложение руки и сердца, а в награду за всё хорошее отравила его и сожгла.
Я повернулась на бок и попила из бутылки. Да, отравила и сожгла. А что прикажете делать? Как будто были другие варианты…
Теперь, среди вечернего кухонного шума и жёлтого света от энергосберегающей лампы, мысли о Йозефе не несли ничего ужасного.
Пожалуй, из всех вариантов мне подошёл бы некто среднего возраста, не бедный и облачённый хоть в какое-то подобие власти. Можно с криминальным прошлым, лишь бы сам не в розыске. Сойдёт и женатый. Делов-то… поплакать в жилетку, придумать трогательную историю о своей несчастной доле, пожить месяц-полтора, раскрутить на документы, да и удрать куда-нибудь в Сибирь.
И где же найти такого, работника не слишком дорогого?
Я закрыла глаза. Что же ты творишь, старая сучка? А что я творю? Может, пойти в няньки к цыганам? Это что, лучше? Или убить кого-нибудь… Ага, нужны паспорта потерянные или другие варианты. Ну, это уж точно нет. С меня хватит.
На меня опустилось странное состояние, похожее на тошноту, на похмелье. И я поняла. Мне было противно. Если раньше было всё равно, то теперь было противно, нестерпимо думать, что кто-то, похожий на торговца-яблоко или не похожий – всё равно! – коснётся меня, прижмёт потным телом.
Дура ты стала, мать, совсем дура. Нашлась, тоже мне, Ларина Татьяна!
Кто ты есть и кем тебе быть дальше – подумай.
Однажды я потеряла. Вот это была потеря. Я вздрогнула и открыла глаза.
А это что… Это не в счёт. Это можно пережить.
10
– Что, получил, тварь? А вот тебе ещё!
– Ааа! За что?! – я взвыл и схватился за вторую ужаленную током руку.
– Ну! Что стащил? Быстро выкладывай!
– Да вы чё! Не вор я! Не вор!!!
– Поговори-ка у меня, гадина!
Женщина снова метнулась со своим жутким оружием, но тут я из последних сил напрягся и резко откатился. Она замешкалась на долю секунды и промахнулась. Этого мне хватило. В конце концов, тут уж шла речь о таких ценных вещах, как жизнь и здоровье! Я извернулся как уж на сковородке, онемевшей рукой дёрнул женщину за шубу, уронил на снег и подмял ногами под себя. Проклятый электрошокер выпал на землю, и я отпихнул его от греха подальше.
– Ааа! Помогите! Пусти! – тут же заголосила дама.
Я зажал ей рот рукой и огляделся по сторонам. Никого. В полной тишине на нас слетались белые снежинки.
– Вы что, совсем с приветом? – спросил я. – Так же человека убить можно!
Женщина смотрела на меня круглыми карими глазами. В них не было и тени страха, только решимость.
– Я не вор. – напомнил я примирительным тоном. – Это дом Егора Маврина. Я ему помогаю. Понятно вам? Я тут работаю.
Решив, что с неё довольно, я неуклюже сполз и сел на снег. Обе руки нестерпимо горели. Чтобы снять боль и неприятное онемение, я принялся растирать запястья. Женщина, как ни в чем ни бывало, приподнялась, отряхнула коричневую норковую шубку и поправила короткие чёрные волосы. Чёртова баба!
Она была высокая и крепкая, на вид лет тридцати пяти – сорока, с круглым смуглым лицом и соболиным бровями. По лицу размазалась вишнёвая помада. Я посмотрел на свою ладонь и вытер её снегом.
– А я думала, ты что-то упёр. – сказала женщина.
– Индюк думал… – пробормотал я. – Извиниться не хотите?
– Конечно. Извини. – легко сказала она. – Пройдём в дом, поговорить надо.
– Счас! Я вас знать не знаю. Идите-ка откуда шли. Борец, блин, за справедливость.
– Я Эльза. Жена Егора. – представилась дама.
Это известие никак не вызывало особого желания знакомиться с ней поближе.
– Отлично. – сказал я. – Привет семье.
– Стой. Подожди. Мне надо в дом.
– Егору позвоните, он пригласит. Ах, я и забыл. По-моему, вы в разводе. Спешу успокоить, баб в шкафу нет, не ищите.
У Эльзы от злости побелели щёки.
– Ах, ты, хамло такое! Немедленно пусти меня в дом!
Я отвернулся, но к счастью, успел заметить, какое движение она собралась совершить, вовремя поддел электрошокер носком ботинка, наклонился и сунул его в карман.
– Отдай мне! Сейчас же! – кипя от злости, приказала жена Маврина.
Мне эта напористая бабёнка нравилась всё меньше и меньше. Я побаивался её. И правильно Егор с ней разбежался. Я бы тоже с такой долго не выдержал. Хотя, если вспомнить, как Маврин запустил мне в башку банкой, то можно только предположить, какие испанские страсти, должно быть, разгорались в этой чокнутой семейке.
– Ага. Счас. Отдам Егору. Как свидетельство вашей неадекватности.
Я пошёл к воротам и больше не оборачивался.
– Стой! – закричала мне Эльза.
Я остановился, но возвращаться не стал. Она подбежала сама.
– Скажи только… чем он занимается?
– Работает. Вон, – я махнул рукой окрест. – Строит потихоньку.
– Это да… Всё понятно. Но что вообще делает?
Я пожал плечами.
– А это у тебя… что-то ценное, да? – не отставала от меня Эльза.
Она попыталась заглянуть мне в глаза. Я не дрогнул. Левую руку ломило сильнее, чем правую.
– Да так. Книжки всякие. – вдруг сболтнул я, позабыв про наказ Егора.
– Книги?! – выдохнула она, как будто я только что сказал, что несу пять кило героина в детский сад. – Какие ещё книги?!
Я снова перепугался. Эта тётка того и гляди голову мне откусит, вон как глаза-то вытаращила! Да ну! Чего она теперь без оружия сделать-то сможет?
– Какие надо, такие и книги! – рявкнул я и пошёл к машине.
Мадам Маврина семенила сбоку.
– Передай ему! – выкрикивала она сбившимся голосом. – Передай, что не дай Бог… не дай бог он опять… я уничтожу его, понял! Я найду его везде и уничтожу! Вот этими руками сама придушу! Передай, что я всю знаю! И ещё! – она схватила маня за рукав, но я стряхнул её руку. – Мне нужны деньги. Так и скажи. Между прочим, окончание школы на носу! И пусть мне позвонит, пусть непременно позвонит. Понял, ты, работничек?
– Понял. Да. Всё передам.
Я залез в машину и закрыл дверь. Машина завелась не сразу. В зеркало заднего вида я наблюдал коричневый гриб боровик – жена Маврина стояла посреди белой дороги и становилась всё меньше и меньше.
Егор приехал только ближе к вечеру. Мама опять куда-то свалила. Я успел задремать. Звонок в дверь меня разбудил. Маврин вошёл и поздоровался. Вид у него был такой, будто он пробежал кросс и взял первое место. И только когда он прошёл на кухню, я понял, в чём дело – от него порядочно несло алкоголем. Видно, начал калдырить, не дожидаясь праздников. Садиться за руль в таком виде значило бы окончательно признаться в собственном идиотизме. Вот и бежал как заяц невесть откуда. А может, его из автобуса вышвырнули. Я не стал гадать, а молча поставил турку на конфорку. А пока кофе готовился, принёс узел и развязал на столе.
– О. – сказал Егор. – Молодец.
Я молча увенчал стопку книг электрошокером.
– А это что? Мне на Новый год?
– Ага. От твоей благоверной. Ты уж поговори с ней, что ли. Объясни, что развод ещё не повод кидаться на каждого мужика.
Маврин рассмеялся, как могут смеяться только дети и пьяные – счастливо и беззаботно.
– Эльза? Ты где нашёл её?
– Да я-то как раз и не искал. И не приведи господи снова встретить. Ужас, руки до сих пор ноют!
– Да? А что просила передать?
Он всё никак не мог успокоиться. Даже слезу от смеха пустил.
– Денег просила. Что-то такое с окончанием школы…
– А, ну да, конечно.
– И ещё. – я выдержал паузу. – Просила передать, что уничтожит тебя.
– Да? – Егор посмотрел уже серьёзнее, но всё ещё глупо ухмылялся.
– Да. Если возьмёшься за старое. Конец цитаты.
Некоторое время Маврин раздумывал, приподняв брови.
– А, ну ладно. – выдал он, наконец. – Она, студент, имеет право. А знаешь, почему? Потому что мать! – Егор важно показал пальцем куда-то на потолок, как будто только что высказал невероятно мудрую мысль, которую мне, по недоразвитию, всё равно не удастся постичь. – Мать, Луговой. Она имеет право. И уничтожить тоже. Я перед ней крепко виноват. Всё правильно. А! Чего тебе объяснять…
Он махнул рукой. Пьяный придурок.
– Егор, может тебе лучше домой? Я такси вызову.
– А что? – спросил Маврин с лёгким вызовом. – Сильно мешаю?
– Нет. – я налил ему большую кружку крепкого кофе. – Просто у меня тут тоже… мать. Сам понимаешь.
– Ну, так… Пошли по кабакам.
Настроение у меня было не кабацкое. К тому же, до сих пор по вечерам ломило кости. Я решил поделикатнее выставить Егора, а потом завалиться спать.
– Спасибо, но нет, не сегодня.
– Чё, не мужик что ли?
Ну, началось. Сейчас будем меряться – кто мужик, а кто нет. Я уж было, рот раскрыл, чтобы рассказать, какой я самый тяжело больной в мире человек, как вдруг зазвонил мобильник.
– Герчик, милый, – ласково и виновато начала мама. – Как ты себя чувствуешь?
– Порядок. – я сразу насторожился.
– Да? Ну, тогда спать ложись, меня не жди. Я тут… задержусь, дела.
– Мам, ты где?
– У подружки. Мы тут сидим… Новый год всё-таки.
– Завтра Новый год! Господи, мам, ты что, у подружки ночевать собралась что ли?
Маврин тоненько захихикал. Я вышел в коридор.
– Герунчик, ну что ты нервничаешь! Утром приду.
– Конечно, придёшь, ещё бы!
– Ах ты, солнышко…
– Мам.
– Пока-пока.
И отключилась.
– Что, бросила сыночка мама? – весело спросил Егор. – Халат-то хоть оставила? Ой, не могу! Розовый халат, блин. – он снова захихикал.
– Заткнись. – сказал я ему.
– Я те счас заткнусь!
– Не у себя дома.
– Ладно. – Егор допил кофе и крякнул. – Пойду я. Я ведь поговорить пришёл. Иной раз так поговорить охота. Хоть с кем. Хоть с тобой.
Он встал и осторожно поставил на стол кружку. Я раздумывал, что с ним делать. Что-то его грызло изнутри, факт. Да и мне хотелось расставить пазлы по местам.
– Ладно, шут с тобой. Давай поговорим. – сказал я.
– Вот и славно. – он сразу приободрился. – А кроме кофе, что-нибудь имеется?
– Определённо. – я радушно распахнул маленький шкафчик возле окна.
11
Я приоткрыл форточку. Запахло палёным. Подростки во дворе вовсю поджигали петарды. Очередная бомбочка грохнула, как будто в кого-то пальнули из ружья. Завизжали девочки. По-гусиному загоготали парни.
Егор разлил горячую пряную жидкость по кружкам. Я-то думал, что он будет водку, но он заявил, что будет меня лечить и приготовит настоящий глинтвейн, а не то, что сейчас за него выдают. Уж не знаю, настоящий это был глинтвейн или не настоящий, но на него убилась целая бутылка сухого красного, да ещё порядочно коньяка, а корицей и имбирём пахло так, что все бактерии должны были загрустить и повеситься.
– Завтра встанешь как огурчик, благодарить ещё будешь. – сказал Маврин. – А то что? Новый год всё-таки.
– Да ну его.
Я глотнул из кружки. Гадость была порядочная, но всё-таки лучше, чем тот энергетик, каким потчевала меня Ада. По внутренностям заструилось тепло.
– Как же так? – очнулся Маврин. – У вас, вижу, и ёлка не наряжена.
– Мы дома не празднуем. И вообще обычно не празднуем.
Маврин помолчал, потом тоже отпил и взял со стола бутерброд с сыром.
– Я должен спросить, почему?
– Отца в новогоднюю ночь сбил пьяный водила.
– Извини.
– Да ничё. Шесть лет прошло.
– А твоя подруга?
– Она ушла.
– Совсем?
– Думаю, да.
– Обидно, должно быть.
– Терпимо. Её выбор.
Мы снова помолчали. За окном пошла сплошная пальба. Потом послышалась мужская ругань, наглый смех, топот ног и где-то за пределами двора – новый выстрел и хохот.
– Луговой, а тебе никогда не хотелось что-нибудь взорвать? – спросил Маврин. – Не так, как они, а разнести всё к чёртовой матери.
– Хотелось. – сказал я.
– И что ты делал?
Я пожал печами.
– Мало ли чего нам хочется. Люди же не виноваты.
– Да. Вот именно. Знаешь что? Не приходи больше на работу.
– Что так?
– Не твоё это. Сам разберусь.
– Ты же вроде звал.
– Ну, звал. Ты бы выручил, конечно. Но вот смотрю я на тебя… Займись-ка чем-нибудь другим.
Я не стал ему отвечать. Горячее вино медленно плавило мысли. Маврин пришёл выговориться и никак не мог решить – с чего ему начать. А пришёл ко мне, потому что больше не к кому. Только бешеная жена, да ещё непонятно какой сын.
Егор сидел за стеклянным столом и отчего-то был похож на медведя, которого не ко времени разбудили среди зимы, и теперь он тыкается по лесу, ни черта не понимает и досматривает на ходу свои звериные сны. Я пододвинул ему блюдо с колбасой, и он машинально взял один кружок.
– Ладно. Слушай, студент. Может, ума наберёшься – на чужом опыте это безопаснее, хотя на своём – надёжнее. С чего бы начать-то? Так. Я окончил медицинское училище. Не абы чего, но всё-таки специальность – фельдшер. Знаешь, пошёл, потому что родители заставили. Мне тогда, в принципе, было всё равно. Учился средне, но старался. В группе нас было только три парня, остальные девчонки. Ну и, конечно, дружба навек. Ни много, ни мало, решили вместе поступать в военную медицинскую академию. Но это потом. Сначала закончить медучилище, отслужить срочную, а затем уж в вышку. Дождались призыва и сами пришли в военкомат.
Ну вот. Попали, правда, в разные части. И тут, понимаешь, я дозрел, что ли.
Бывают такие счастливые люди – их спроси в пять лет, кем они хотят стать… Лётчиком! Музыкантом! Ну или трактористом, не важно. И ведь становятся! А я вот никем не хотел. Никогда. И тут – на тебе! – до смерти захотел в десант. Вот, прямо чувствую – моё. И пошло-поехало. Забил на академию. Подмал – отслужу и махну в Рязань. Ты, конечно, не в курсе… там училище – высший класс.
Я понимающе кивнул. Никем другим я Маврина и представить не мог. Точно – это его. А всё остальное – всякие коттеджи, машины, все эти искания и открытия… наверное, не правильно. Интересно, прибыльно, но не правильно.
– До сих пор вспоминаю, снится… Да ладно, что говорить. Не сложилось.
Егор замолчал. Я разлил вино. Мы молча выпили. Мне не хотелось спрашивать, почему не сложилось. Каким бы ни было это далёкое событие, оно повернуло рычажок судьбы и не только изменило жизнь человека, но и повлекло за собой череду случайных происшествий, одним из которых стало появление Ады на моём пороге.
– В Таджикистане служил. – сказал, наконец, Маврин. – В двести первой.
Он посмотрел на меня и махнул рукой. Правильно, мне это вообще ни о чём не говорило.
– Прыгал с парашютом. В девятнадцатый раз, прикинь! – Егор взял ещё кружок колбасы, пожевал и запил вином. – Всё как по маслу, всё отработано. Ну и что ты думаешь? Приземлился как баран. Ровное поле, ни камешка! И вот, пожалуйста – перелом шейки бедра и трёх позвонков. У меня в ноге титановый сустав. Поставили на совесть, даже не хромал. Но знаешь, сколько в больнице провалялся? Полгода! Вот тебе и карьера.
