Испытание

Пролог

Он проснулся поздно ночью от громких голосов, что случалось не в первый раз. Няня, поняв что-то раньше мальчика, тут же запела тихую песенку и неплотно прикрыла ему уши. Но он все равно слышал фразы, доносимые из-за дверей.

– Подумай о сыне! – кричал его отец.

– Ему уже восемь, – отвечала мать, – и он не нуждается в моей юбке.

– Ребёнок всегда нуждается в матери, – возражал отец.

– Я его выносила, родила, подобрала лучших кормилицу и воспитателей. Терпела тебя все эти годы, в конце концов!

Раздался звук пощёчины. Мальчик уже знал его. Однажды, когда няни не было рядом, он подсмотрел ссору родителей.

– Дрянь! Какая же ты дрянь! – голос отца был еле уловим.

– Слабак! – ответила мать, а затем мальчик услышал удаляющиеся шаги.

Он не понимал, почему родители так часто ругались. Но осознавал, что мама плохая и не любит его. А ещё чувствовал себя виноватым, хотя очень старался быть хорошим. И сейчас пытался не плакать, ведь он уже взрослый, а взрослые не разводят сырость. Главное, чтобы няня не заметила слёз, ведь тогда она расскажет о них родителям. А те расстроятся и снова повздорят.

Когда открылась дверь, явив силуэт отца, оба, и няня, и мальчик, вздрогнули.

– Проснулся? – шёпотом спросил родитель.

– Да, господин, – так же тихо ответила няня.

– Идите, Марта, я сам побуду с ним.

Женщина пригладила волосы мальчика и со вздохом встала с постели. Её место тут же занял отец. Когда няня ушла, мужчина, зная, что сын не спит, откинул край одеяла и взял ребёнка на руки.

– Не стесняйся слёз, – проговорил в его макушку. – Ты ещё можешь позволить их, хоть они и напрасны.

Мальчик, впервые набравшись смелости, поднял заплаканное лицо на отца и со всхлипом спросил:

– Вы из-за меня ругаетесь? Я вёл себя плохо?

– Ну что ты? – отозвался отец с лаской в голосе. – Ты ни в чём не виноват.

– Но тогда почему? – не понимал мальчик.

– Когда-нибудь я тебе все объясню, – вздохнул мужчина. – Сейчас ты можешь не понять.

– Но я уже взрослый! – обиженно возмутился ребёнок.

Отец сильнее прижал его к себе.

– Любовь – это всегда испытание, сынок, – с горечью прошептал мужчина. – И хорошо, если ты сможешь это понять до того, как отдашь своё сердце.

Мальчик, действительно, ничего не понял. Но важно кивнул, обещая себе обязательно подумать над словами родителя.

– Я никому не отдам своё сердце, – пообещал он отцу, – пока испытание не закончится.

Мужчина усмехнулся, не ответив. Вернул сына в постель, но не ушёл. Мальчик хотел задать много-много вопросов, однако пока думал, что спросить первым, уснул. А его отец ещё долго сидел и смотрел на спящего сына.

Через несколько дней, после очередной ссоры, мать мальчика ушла из дома и больше не вернулась. Она даже не попрощалась с сыном. И тогда он понял, что испытание в его жизни уже началось. Ведь он любил маму, а она просто ушла. Отец запил, и так продолжалось несколько месяцев. Никто, кроме Марты, не заботился о ребёнке.

Но и она вскоре исчезла.

Когда отец вышел из запоя, он больше не уделял сыну столько внимания, как раньше. Мужчина стал чёрствым, ослабленным долгой болезнью, названия которой сын не знал.

«Любовь – это всегда испытание» – помнил мальчик, хотя до сих пор не понимал смысла фразы. Но она помогала ему не плакать, когда становилось особенно тоскливо.

Глава 1

Капли, что разбивались о каменный пол, уже раздражали. Каждый удар отдавался эхом в голове. Поначалу я их считала. Думала, так сумею сократить своё ожидание. Но никто не приходил ко мне. Как долго я была в заточении, не бралась даже предполагать. Но истерики давно прошли, оставив за собой сорванный голос, разбитые костяшки и полное опустошение в душе. Зачем меня похитили? И почему никто не приходил? Я не знала этого. Могла лишь догадываться. Когда засыпала, мне приносили еду и воду, а также зажигали потухшие свечи. И как ни пыталась застать посетителя, у меня это не выходило. Оставалось лишь ждать.

Да что ещё делать в закрытой подвальной камере? Кричать? Пытаться выбраться? Все это уже опробовано, и не единожды. Когда отчаянье и злость со свежей силой поднимались во мне, я вновь билась в эту проклятую дверь. Но все было тщетно.

Мои глаза устали от слёз. Они высохли настолько, что казалось, будто в них насыпали песок. Голова была тяжёлой, а каждое движение отдавало болью в ней. И если сначала падающие капли отвлекали, то потом они стали новым поводом для мучений.

Внезапно различила то, чего уже и не надеялась услышать. Шаги. И судя по всему, они приближались. И, казалось бы, надо было радоваться – тому, что, наконец-то, узнаю, зачем меня тут держат – но я растерялась. Как встречать похитителя? Какой бы он хотел меня видеть? Ведь, если не оправдать его ожиданий, моё заточение может продлиться на неопределённый срок.

Удивительно, с такой больной головой я ещё могла размышлять.

Возле двери звук шагов затих. Вот сейчас похититель войдёт… и? Мне броситься на него, как того хотело все моё нутро? Или забиться в страхе, как, должно быть, повела бы себя любая другая жертва? Но я не любая. У меня был козырь. Осталось лишь применить его верно.

Спрятала свои эмоции глубоко-глубоко. Хорошо, что в мой курс обучения входила подобная подготовка. Не к похищениям конкретно, но и к ним в том числе. Зельевар – это далеко не безобидная и безопасная профессия. Яды, паралитические средства, привороты, отвороты – лишь малая часть того, что он мог сварить, а преступники потребовать от него. И потому нас в академии готовили к ситуациям, когда злодеи применяли грязные методы для достижения своих целей: шантаж, угрозы, похищения.

В первое время даже была мысль, что мне устроили проверку вместо выпускного экзамена, но она слишком невероятна для правды. Находился только один вариант: от меня требовалось какое-то зелье. Больше причин своего похищения и плена просто не находила.

Оставался лишь вопрос: почему именно я? Да, студентка выпускного курса, но среди лучших не числилась, впрочем, среди худших тоже. Намного проще и логичнее для преступников было бы взять уже получившего диплом стажёра, у него хоть уровень знаний известен. Или как бы эгоистично это ни звучало, выбрать из тех, кто слыл талантливым студентом. Меня отличало ото всех только то, что я единственная девушка-зельевар в академии.

В замочной скважине провернулся ключ. А я так и не выбрала правильную роль. И была ли она – правильная. Села на лавку, что все это время заменяла мне постель. Дверь медленно, со скрипом, раскрылась, явив мне мужской силуэт.

Неспешным уверенным шагом похититель вошёл в камеру. Небрежно махнув рукой, он, не прикасаясь, закрыл дверь. Маг – стало понятно сразу. От громкого удара о косяк я невольно вздрогнула.

Мужчина, казалось, и не ко мне пришёл. Не боясь, повернулся спиной и стал зажигать потухшие свечи. Какой шанс! Но я вовремя остановила свой порыв. Если напасть тогда, когда он этого ожидал, то неизвестно, представится ли ещё такая возможность. Похититель хмыкнул, и я поняла, что была права – он предполагал этот неосмотрительный шаг от меня. Значит, и готов к нему был.

Когда все свечи оказались зажжёнными, мужчина обернулся ко мне. Я старалась рассмотреть его детально, чтобы потом предоставить стражам полным портрет. Высокая, худощавая фигура. Узкий подбородок, плотно сжатые тонкие губы, нос без горбинок, острые скулы, немного суженный миндалевидный разрез глаз, прямые брови – все это я смогла рассмотреть и запомнить в считанные мгновения. Вихрь белых, почти снежного цвета, волос заканчивал образ похитителя. Хотя его скорее можно было принять за прожжённого повесу, чем за преступника. Но на занятиях нас, зельеваров, предупреждали, что внешность часто обманчива в восприятии окружающих. И я не забывала об этом.

– Рад, что ты благоразумна, – тихим низким голосом произнёс он.

Такой тон развеял всю мою собранность.

Знания, полученные в академии, словно испарились. Я не помнила, как надо отвечать, и не знала, что ответить. Просто сидела и смотрела на него исподлобья.

– Ты хочешь выйти отсюда, Хиония? – спросил, делая шаг ко мне.

Постаралась не показывать своего удивления. Конечно, он знал имя той, кого похитил. А значит, и имел определённые планы на меня. Скажет ли сразу? Или будет ещё мучить заточением.

– Хочешь, – ответил сам.

Я не двигалась, выжидала подходящий момент. Ведь был только один шанс сделать всё верно.

Мужчина подошёл ко мне вплотную. Ему хочется чувствовать своё преимущество? Пусть. Задрала голову и смотрела на него снизу вверх. По правилам ли это, я уже не придавала значения.

Он положил свою тонкую ладонь на мою щёку. Большим пальцем провёл по губам. Невольно вздрогнула. Такого я не ожидала.

– Ты очень красивая, Хиония, – так же, не повышая голоса, проговорил он.

А я оцепенела. Понимала, к чему все вело. И моё образование тут было совсем ни при чём. Или, наоборот?

Он убрал руку и отступил на шаг. Я продолжала смотреть на него, боясь даже взглядом выдать то, что не совсем беззащитна.

Браслет, который находился на моем запястье, имел свой секрет. Как же вовремя Демис, мой сокурсник, подарил его. Я не хотела принимать, потому что Грегори, мой жених, мог неправильно понять этот поступок.

Но Демис убедил, что никто не обратит внимания на такую безделушку. А лучше, вообще, никому о ней не распространяться. Знал ли он о грозящей мне беде или просто решил уберечь от случая? Это уже не имело значения.

Воспоминания о друге и женихе отозвались во мне горечью и подступившими слезами, хотя я думала, что их уже не осталось.

– О, не стоит слёз, – притворно-заботливым голосом произнёс похититель, по-своему истолковав моё состояние.

– Чего вы хотите? – дрожащим хриплым голосом спросила его.

Мужчина сложил руки на груди и, наклонив голову набок, разглядывал меня. Мне очень хотелось посмотреть на своё правое запястье, проверить, на месте ли браслет, но я не позволяла себе этого. Один неловкий взгляд – и уже ничто не спасёт.

– Сотрудничества, – наконец, ответил он. – Взаимовыгодного и, надеюсь, взаимоприятного.

– Я не понимаю вас.

– Ох, уж эти игры в невинность, – он покачал головой. – Все просто: ты становишься моей и исполняешь все мои прихоти, а когда я останусь доволен – ты свободна.

В неверии мотнула головой, отчего боль с новой силой сдавила её. В глазах потемнело.

– Не стоит изображать обморок, – донёсся раздражённый голос. – Подумай, а я вернусь позже.

С этими словами он вышел, не забыв запереть за собой дверь.

Некоторое время сидела и наблюдала за колыханием огоньков на зажжённых свечах. Потом улеглась на лавку, обхватив голову.

Неужели придётся нарушить правила, по которым я жила все эти годы? Ведь обещала же, что никогда, даже в предсмертном состоянии, не опущусь до такого. И всегда была уверена в непоколебимости этого слова.

Непрошеные воспоминания тут же лавиной накатили на меня.

Я выросла в деревне, постепенно разросшуюся в маленький посёлок, но сохранявшую старые устои. В Криево, названного в честь речки, на которой он стоял, время текло со своей скоростью. Этому способствовали и большое расстояние от крупных населённых пунктов, и плохие дороги в округе, но более всего изоляция исходила от старшего поколения, которому совсем не нравилось то, как менялся мир. Но обо всем я узнала значительно позже, когда покинула родные края.

А тогда жила в самой обычной семье и не подозревала, да что там, даже не задумывалась, настолько современно общество в посёлке или отстало. У родителей я была шестым ребёнком. С пятым, моей сестрой, разница в возрасте составляла всего одиннадцать месяцев. Естественно, столь скорые роды подкосили здоровье матери. И потому я считалась нежеланной и не оправдывающей своё существование. Слишком хрупка и болезненна. Бесполезна в доме и хозяйстве. Ненужная никому. Разве только для того, чтобы сделать меня крайней в любой неудаче, даже если я и рядом не стояла.

Постепенно привыкла везде оставаться виноватой. Нет, не считала себя таковой, просто смирилась с обвинениями, руганью и наказаниями. Бессмысленно спорить, когда никто никогда не заступался за меня. Разве что, это сильнее злило родителей, и я уже не отделывалась бранью, а получала удары кнутом.

В мою пятнадцатую зиму по посёлку прошлась хворь. Она не щадила никого. Но даже тогда старейшины не обращались за помощью к магам, оправдывая своё решение от обычного предубеждения к ним до заметённых дорог.

В каждом доме готовились отвары, составленные из всего, что было под рукой. Местной знахарке после первых смертей не верил никто.

Меня не подпускали к этому делу. Казалось, что и вообще перестали замечать. Даже удивительно, как только и в появлении хвори не выставили виноватой.

Самый старший брат вместе с семьёй жил недалеко от нас. У него было трое детей. Младший, совсем кроха, только недавно родился, в столь неудачную зиму.

Однажды матушка, наготовив отвара, отправила нас с сестрой разнести его братьям. Меня к самому старшему. Время было уже вечернее, мела вьюга, а ветер сбивал с ног.

Застряв в одном из сугробов, я упала. Бутыль, в которую был налит отвар, находился за пазухой. Каким-то неведомым образом я сумела раздавить его своим весом. Тогда же, наверное, впервые испытала отчаянье. Ведь, как и все, верила, что это средство окажется верным, сможет излечить.

Хотелось плакать и выть. Я не боялась наказания – жизни заболевших детей были важнее. Не придумав ничего лучшего, явилась к брату и обманула его, сказав, что мать поручила сварить отвар самой. Я видела, как она его готовила, верила – и сама с этим справлюсь. Брат с недоверием посмотрел на меня, но под плач своей жены согласился допустить к печи.

Побоявшись раскрытия обмана, даже не пыталась извлечь из тела осколки, от которых не смогла избавиться в темноте, хоть они и больно впились в меня.

А потом, начав готовить отвар, забыла буквально обо всём. Мне казалось, что сами травы шепчут, которую из них взять и когда бросать в воду. В бульканье я слышала голос, подсказывающий, в какую сторону помешивать и сколько раз. Запнулась только единожды, не сумев найти у печи то, что требовалось – обычный мёд.

Брат на мою просьбу откликнулся сразу, но подозрения во взгляде не скрывал. Он что-то спросил, но я уже не улавливала посторонних звуков, полностью погрузившись в приготовление зелья. Да, это был уже не просто отвар, а зелье, что обязательно вылечит. Я чувствовала, знала это.

Закончила поздно вечером. Старшие дети уже спали. Я настаивала, чтобы брат с женой разбудили их, но меня никто не послушал. Если бы только знала, какие будут последствия, то непременно настояла бы на своём, а не поддалась усталости, навалившейся на меня. Но я не знала.

Утром старшая дочь брата умерла. Сына он успел напоить, а её нет. К слову, сам он, его жена и младшая дочь избавились от хвори.

Конечно, мой обман был раскрыт. А раны, что остались на животе и груди только подтверждали его. И в смерти ребёнка осталась виноватой только я. Возможно, они понимали, что это не так, но их злость требовала выхода.

В одной рубашке меня вытянули на улицу прямо за растрёпанные волосы. Босиком, спотыкаясь, я брела за отцом до самого центра посёлка. Брат шёл рядом с ним, держа в руках кнут. А люди, все, кто видел нас, бросали свои дела и направлялись следом. Зрелища, особенно когда кто-то страдал, всегда собирали зрителей. Я пыталась вразумить родных, кричала, что зелье помогло, и они сами виноваты в смерти своего ребёнка. Но кто станет слушать ту, которая с рождения считалась ошибкой.

Как меня привязывали к столбу, уже не чувствовала – тело онемело от холода. И снова не боялась за себя. Не страшилась даже смерти. Плевала на унижение.

Удары сыпались один за другим, я потеряла счёт. Сначала, после первого удара, кричала, а затем могла лишь шептать:

– Я могу помочь…

После очередного свиста не произошло удара. Но мне было уже все равно. Гул голосов за спиной убаюкивал, а мороз, стягивающий кожу на ранах, был почти приятным.

Проснулась я тогда в доме у знахарки. О недавних событиях ничего не напоминало. Казалось, что даже чувствовать себя стала намного лучше.

Так и было. Мои спасители – их было трое – случайно попавшие в Криево студенты последнего курса магической академии. Целители, Клеон и Катерина – брат с сестрой, и Леандр. Они первые, кто заступился за меня. И я с полным доверием рассказала им все.

Тогда мы договорились, что они помогут мне добраться до академии в конце весны.

Прибывший руководитель целителей подтвердил перед старейшинами, что я обладаю магией и могу варить простые зелья, в том числе и от той хвори, которая ходила по посёлку. Самых тяжёлых вылечили маги, но они тратили на это много сил. И потому я сразу же взялась за дело.

Мне нравилось готовить зелья. Я словно очнулась от долгого сна, нашла себя, своё предназначение. Когда все жители избавились от хвори, к дому знахарки, у которой я все это время жила, пришли мои родители. Увидев их, я испытала боль и страх. Понимание, что ко мне их отношение не изменилось, и все останется по-прежнему, тоской отзывалось где-то внутри. Но заступников не было рядом, а старейшины решили – дочь должна жить в семье.

Мне пришлось вернуться в отчий дом.

Поначалу со мной общались более ласково, чем раньше. Но потом, когда я неосмотрительно заикнулась про обучение в академии, всё стало только хуже. Меня заподозрили в потери девичества, мне приписывали все немыслимые деяния, вновь начались побои, не кнутом, но ежедневно, всем, что попадалось под руки.

А в конце зимы приняли решение выдать меня замуж. За первого, кто предложит.

Выгода от того, что я могла варить зелья, перевешивала все остальные недостатки, выявленные семьёй. Ко всему прочему, при всём отношении родственников и частом недоедании, я обзавелась формами. Небольшими, но при моей общей хрупкости многого и не нужно. Все вкупе сделало из меня желанную невесту, так что родители ещё смогли поторговаться. И остановили свой выбор на Агарпите. Он был старше меня на двенадцать лет, имел высокий рост и огромный живот, который не давал ему нормально дышать. В целом своими габаритами превышал мои раза в два с половиной. Но Агарпит держал большое хозяйство и не имел родни, претендующей на него, что и склонило родителей в пользу такого выбора. Естественно, меня ни разу ни о чём не спросили.

Свадьбу наметили на время, как только сойдёт снег. Никто и никогда в это время не женился, даже тут вышло не так, как у всех. Скорее всего, боялись, что я сбегу. А ведь, как ни крути, свой зельевар в посёлке, пусть не обученный, но и не испорченный запосёлочной жизнью, намного предпочтительней, нежели если бы его не было.

Украдкой я лила слёзы в подушку. А если кто и замечал заплаканные глаза, то непременно давал мне подзатыльник.

Мои мечты сводились к одному – чтобы зима никогда не кончалась.

Раз в несколько дней в наш дом приходил Агарпит, «знакомиться и приучать к себе». Я ненавидела эти вечера. Но моё мнение по-прежнему никто не учитывал. И если сначала мы всеми собирались за столом, то потом посиделки всё больше затягивались, а мне запрещалось идти спать, пока гость находился в доме.

В первую оттепель во всём посёлке устроили праздник. Меня на гулянья никто не звал, да и сама бы не пошла. Уж кто, а я не чувствовала торжества, ведь скоро моя жизнь окончательно разрушится.

Стук входной двери оказался неожиданным, ещё слишком рано для возвращения домой. Не подозревая о неприятностях, я вышла из закутка, где часто проводила время, стараясь остаться незамеченной. И сразу же пожалела об этом. Пришёл Агарпит.

И если сначала он вызвал привычное раздражение, то потом, когда я поняла причину его визита, испытала ужас.

– Ну, что, невестушка, познакомимся поближе? – хмельным голосом спросил он и улыбнулся, показывая почти полностью потемневшие зубы.

– Не надо, – сдавленно, шёпотом ответила ему.

Но моё слово ничего не значило.

Пошатываясь, он разулся и скинул верхнюю одежду, а я стояла, не зная, что мне делать. Оказавшись возле меня, Агарпит прижал к стене и обдал смрадным дыханием. Мне только и оставалось, что беззвучно лить слезы и трястись от страха.

Нависая, он больно сжал мою грудь. Я вскрикнула.

– Кричи, крики громче, – приговаривал, второй рукой ощупывая тело.

А я просто закрыла глаза, понимая, что никто не придёт на помощь. У всех праздник. И ни один из них не вспомнит обо мне. Люди жестоки – они забывают добро.

Не сопротивлялась и тогда, когда Агарпит разорвал на мне платье, не сумев его стянуть. Радовало, что он не тянулся ко мне губами. Почему-то казалось, что так будет легче все перенести.

На мгновение он замер, а потом я услышала глухой стук, вместе с которым его руки покинули моё тело. Открыв глаза, увидела самого старшего брата с поленом в руке, Агарпит лежал у его ног.

– Быстро – собралась! – скомандовал он.

Я привыкла к приказам. Поэтому без вопросов кинулась одеваться, на ходу стягивая лохмотья платья. Помощь брата неожиданна, но своевременна. Догадывалась, что он сделал это не просто так. И это было не важно ни тогда, ни потом.

– С собой собери вещей, – прошёл он за мной. – И поскорее!

– Каких? – растерянно спросила его.

– Одежду на смену, еды в дорогу, а денег я дам.

Выполнила указание и лишь потом спросила:

– Куда?

– Пойдём, – поторопил он меня, – в дороге все объясню.

Наверное, он боялся, что Агарпит очнётся и увидит, кто его ударил. Да и неожиданное возвращение родителей и сестёр нельзя было исключать.

Выйдя на улицу, брат осмотрелся, а затем велел следовать за ним и не отставать. Он шёл по закоулкам, в которых я раньше никогда не бывала. Примерно сориентировалась уже на окраине посёлка. Потом наш путь лежал по её периметру, мы преодолели где-то четверть.

Я молчала, боясь привлечь внимание тех, кто мог не пойти в центр, на праздник. Да и брата раздражать опасалась. Он вполне мог и передумать помогать.

Пройдя границу посёлка, брат заговорил:

– Я вывезу тебя до ближайшей деревни, там уже договорился, завтра отправитесь в город, в Алихор, – пояснил он. – Оттуда с обозом доберёшься до Фира. Фир – большой город, в нём есть магические переходы, ими и воспользуешься, чтобы попасть в Эльпиду.

– Эльпиду? – я даже остановилась от удивления.

Эльпида – столица нашего государства. От посёлка до неё где-то месяц пути, если не использовать диковинные для Криево магические переходы. Даже удивительно, что брат о них знал.

– Да. Поспеши, – раздражался брат. – Я дам тебе достаточно денег, никому не показывай их и не трать зря. Ты обязана, – сделал упор на этом слове, – добраться до Эльпиды.

Мы перешли небольшой лесок, за которым оказалась повозка с лошадью. Больше брат ничего не говорил, а я боялась задавать вопросы. Или просто не могла поверить в происходящее со мной. Слишком неожиданно и неправдоподобно.

– Не заводи знакомств, – не оборачиваясь ко мне, продолжал он напутствия. – Если спросят, с кем ты, всегда говори, что с отцом и братьями, которые вот-вот подойдут.

Я кивала, хотя брат этого и не мог увидеть.

– Семью свою забудь, выдумай новую, не связанную с Криево, – будто нехотя, сказал он, – забудь наши имена и даже в мыслях не упоминай их.

Вновь замолчал. Не сказал ни слова за несколько часов пути. Я успела задремать. Глубокой ночью мы почти доехали до деревни, какой именно – даже не спрашивала. Нас ждали, повозка стояла чуть в стороне от населённого пункта. Но прежде чем проводить до неё, брат отдал мне еду и деньги.

– И последнее, – серьёзно сказал он, – у тебя есть магия. Я не разбираюсь в этом, просто знаю, что умения полезны. Поздно, конечно, но спасибо за детей и жену – только поэтому и помогаю. Но видеть тебя не могу.

Он замолчал. Отчасти я его понимала.

– Никогда, слышишь, никогда не пользуйся телом для заработка! – взяв за плечи, почти прокричал он. – Лучше сдохни, но шлюхой не становись! Я не для того тебя вызволял! Поняла?

– Да, поняла, – пискнула в ответ.

– Я серьёзно, Хиония, – чуть сильнее сжав плечи, настаивал он, – не смей становиться шлюхой. Иначе найду и убью собственными руками.

Ни на мгновение не засомневалась в его словах. Это были непустые угрозы.

– Поступи в магическую академию, ты сможешь. Но замуж выходи только после окончания, не раньше. И надейся только на себя. В Криево не пиши и не вздумай возвращаться. Назад пути нет. Все поняла?

– Да, – кивнула, стараясь сдерживать слезы.

С тех пор прошло шесть лет.

Тогда я выполнила все распоряжения брата. Действовал ли он из благодарности, жалости или любви – старалась даже не гадать. Просил забыть, так и поступила. Но в плену, со всей этой ситуацией, воспоминания снова и снова возвращали меня в прошлое. Наверное, я устала быть уверенной в себе и предполагала худший исход – смерть.