Час Андромеды

– А ты?

– И я тоже… такой. Хотя остается еще всегда возможность смерти от внешних причин. Или если человек сам захочет.

– И такое было?

– Нет. У нас такого никогда не случалось.

– Значит, наступит момент, когда я буду старухой, а ты все еще цветущим, вечно молодым мужчиной…

– Нет. Потом объясню.

– Какой же мощной должна быть научная мысль в вашем мире, – сказала Руна.

– Да, и это при том, что нас сравнительно мало. Пойми, Руна, мы не хотим держать наши достижения в секрете от вас. Ну… нас, вас… Я уже не знаю, чей я…

– Так за чем же дело стало? Мы-то всегда были открыты к диалогу?!

– Да, понимаешь, все не так просто. Вы – это вы. Мы… они… – это мы. Желток не должен смешиваться с белком, иначе цыпленок не появится… Мы – маленькие, вы – большие. Кристалл неизбежно растворится… Вот почему здесь считают, что контакт не должен быть слишком интенсивным.

– А за счет чего вы достигли таких успехов?

– У нас несколько иная научная парадигма. Ты, наверно, знаешь о Тамасе? То есть об оборотной стороне пространства?

– Мы строим корабли, которые будут достигать отдаленных галактик, следуя по границе между Тамасом и обычным пространством Шакти в многомерной точке, которую мы называем нуль-пространством аннигиляции.

– Здесь достигают Тамас без всяких кораблей, пользуясь многократно усиленными возможностями психики – Способностями Прямого Луча. Потому что такая многомерная точка находится в мозгу каждого человека. Задача – ее активизировать.

– Это почти невероятно. Если бы это говорил не ты, я бы не поверила.

– Тем не менее, это так. И, если хочешь, я покажу тебе один небольшой опыт. Возьми меня за руку, вот так. Второй рукой прикоснись к рукоятке этого прибора, – Он указал на стоящие на столе две призмы – темно-красную и темно-синюю, соединенные серебряной перемычкой. – Закрой глаза. Не пугайся, что бы ни произошло. Все продлится не более секунды.

– Ох. Что это было? Мне показалось, я стою в полутьме по щиколотку в воде…

– Это была не тьма, Руна. И это была не совсем вода, и ты – не совсем ты… Это был Тамас. Он совсем рядом с нами. Ближе, чем одежда. Ближе, чем кожа… Он в нас. И мы в нем…

– Не пугай, Динг.

– В этом нет ничего страшного. В следующий раз мы совершим более длительную прогулку по Тамасу, если ты захочешь, конечно…

Руну била дрожь. В глазах потемнело, но она взяла себя в руки и стряхнула дурноту. Динг внимательно смотрел на нее, не отпуская руки.

– Так бывает, Руна. Так бывает поначалу. Но это не опасно, поверь.

Наконец, она улыбнулась.

– Да, это было нечто. Ну – рассказывай дальше.

– Я уже рассказал почти все. Напоследок – самое главное. Цивилизация пещер решила сделать подарок внешнему миру. Мы хотим передать вам нашу методику физического бессмертия. Но это не просто технология. Это своего рода йога.

– Йога? При чем тут йога?

– Женщина, которая хочет родить бессмертное дитя, должна пройти через очень сложную тренировку и длительное обучение. Такая технология – не сумма чертежей, не какой-то совершенный электронный или квантовый механизм. Это – йога… Раскрытие внутренних способностей человека. Как выяснилось только теперь, она сама становится при этом бессмертной.

– Эта йога связана с выходом в Тамас?

– Да.

Воцарилось молчание.

– И вот, – продолжал Динг, – ты и есть та женщина, которая принесет дар. От имени Подземной цивилизации я предлагаю тебе овладеть этой йогой бессмертия и научить других во внешнем мире. А, с другой стороны, люди Города получат от тебя новые гены: не случайно же в древних племенах был обычай жениться на иноплеменниках. Получат детей! Здесь так соскучились по детям. Особенно наши женщины…

– Это и был весь твой секрет?! Только это? – сказала Руна. – И ты, ты – манипулировал мной и завлек меня сюда, чтобы вы получили мои гены? Обманщик. Шпион.

– Прежде чем я вспомнил хоть что-то о своей миссии, я уже давно полюбил тебя.

Руна молчала.

– Или ты хочешь уйти? – с плохо скрытым страхом спросил Динг. – Еще не поздно…

Она не ответила.

– Динг, все-таки, ты сам к какому миру принадлежишь? Какой считаешь своим?

– Оба, – ответил Динг, – и если бы мне предложили сейчас выбрать, я разорвался бы на две половинки… Город ведь и возник как диалектическое дополнение непрерывно унифицирующегося мира обычных землян. В древности был символ в виде круга из двух половин, напоминающих две рыбы: темную и светлую, Инь и Ян. Пещерный Город – это темная половина… А я в равной мере связан с обеими. Как, например, ты, – добавил Динг, – со мной и с нашим будущим ребенком…

– И где будет жить наш ребенок?

– И тут, и там, во внешнем мире…

– Клянешься?

– Да.

– Тогда я остаюсь.

Утром Динг и Руна проснулись одновременно.

На столе стояла неизвестно откуда взявшаяся огромная охапка сиреневых цветов, возвышающихся среди темных листьев. Свет почти не проникал внутрь комнаты; окна были задернуты аккуратными занавесками с вышитыми трехцветными узорами, покрытыми серебряной сеткой. Ваза, в которой стояли цветы, была одновременно светильником. Руна так и не поняла, как устроена эта необычная лампа: казалось, что это множество, светлячков, дающих ровный голубой свет.

Они вышли в город. Он был невелик. Дома прямоугольные или странных, непривычных форм: линейчатые конструкции, взлетающие вверх поверхностями отрицательной кривизны, кристаллические столбы, от которых исходил все тот же приятный синеватый свет всюду чувствовалось аккуратность и тщательность. Красивыми узорами по обеим сторонам дороги вились темные цветы.

Чем больше Руна всматривалась в окружающий пейзаж, тем красивей он ей казался. Каждый ракурс поражал совершенством пропорций, цветовых соотношений. Город был словно живая картина, разворачивающаяся в медленном движении. Что это напоминало? Старину и далекое будущее одновременно. «Среднее между Леонардо да Винчи и Ле Корбюзье», – подумала она. – Ну нет, конечно, – не то, и не другое».

Навстречу шли люди: мужчины и женщины. Одежда мужчин напоминала средневековую Европу, женское платье, почти всегда- длинный колокол до земли и низко открытая грудь, как на древнем Крите. Длинные волосы женщин и наголо обритые, как в древнем Египте, головы мужчин. Встречные приветливо улыбались Руне и Дингу и молча проходили мимо. Руна кланялась и улыбалась в ответ.

К ним подошел Кэр Бинг. Обнял сначала Динга, потом и Руну.

– Хочу, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома. Впрочем, это и есть ваш дом.

– Сколько же времени меня не было здесь! – воскликнул Динг.

– Гораздо меньше, чем пещерный город существовал без остального человечества.

И, обращаясь к Руне, продолжал.

– Вероятно, Зуг Динг рассказал тебе о даре, который мы хотим преподнести человечеству. Я говорю о реальном физическом бессмертии, достигнутом учеными нашего города. Достигший бессмертия народ не знает проблем поддержания численности. Меняется психика. Одна из главных черт человека нашей культуры – высокая осторожность, ведь непредвиденная катастрофа унесет не 20—30 лет, как у смертных, а огромный путь, наполненный самосовершенствованием и заботой о людях, в чем ведь и состоит счастье человека. Пещера – лишь купол, защищающий нас от Стрелы Аримана. Выйдя наружу, мы окажемся в неопределенных условиях, притягивающих к нам большие и маленькие неприятности.

Кэр Бинг посмотрел на Руну. И она впервые обнаружила, что глаза его – огромные и темные, – излучали бесконечную доброту.

– Сколько вам лет? – спросила Руна.

– Много, дитя мое, много. Почти 800 лет – в это не верится, но это так.

– 800 лет читать книги, изучать ремесла, искусства, науки… вы равны, наверно богам.

– Нет. Нет, конечно. Впрочем, слово «бог» – самое многозначное среди всех слов… Если идти по полю, то где-то рядом, кажется, видишь горизонт, а когда чуть взбираешься на ближайший холм, – тебе открывается огромная панорама… Так было в моем детстве. Здесь конечно, нет никаких полей. Так вот – совершенство недостижимо. У нас нет телескопов и космических кораблей. Все что у нас есть – очень маленькое, как и весь наш город… Вы открыты мегамирам, материи, Космосу. Мы – микромиром, внутреннему, духовному. И мы чувствуем: пришла пора соединить усилия в постижении великого единства Мироздания. Помни, что говорили древние: «Что вверху, то и внизу; тут звезды – и там звезды. Тот, кто разгадает эту загадку, будет счастлив». И нам кажется, что разгадка тайны бытия – не всей тайны, но существенный ее части, – нами найдена. Соединить две половинки человечества – в этом и состоит твоя миссия, Руна.

– А вы вы поможете мне?

– Да, юная женщина, да, дитя мое. И надо передать все, что достигли мы на нашем пути. Передать вам. В твоем ребенке будет хранится генная память нашей культуры, все, что мы достигли за столетие интроспективного познания

Руна внимательно смотрела на Кэра. Как он был молод! Не верилось, что этот человек мог быть отцом Динга. Но в его почти юных глазах сверкало мужество и печаль.

– Кто вы? – вырвалось у нее непроизвольно, – человек или бог?

– Я – всего лишь тот, кто понимает всю трагичность мира, и не закрывает глаза на чудовищную истину инферно, на цену, которая платит эволюция за продвижение вверх, за микроны продвижения вверх по стягивающемуся геликоиду развития. И потому я, и все мы, жители Пещерного города, хотим сохранить достигнутое нами и передать его нашим внешним братьям.

– Через моего ребенка?

– Да.

Кэр улыбался, в глазах его сверкали слезы.

– Почему вы так печальны, Кэр?

– Потому что я вижу будущее. И в нем не будет Города-Пещеры. Я не знаю причины, но наша судьба и прекрасна, и печальна, дорогая. Вот поэтому нам надо спешить. А ты? Готова ли ты служить объединенному человечеству?

Руна, с улыбкой подняла руку в старинном пионерском привете.

– Всегда готова!

Но слезы сверкнули и в ее глазах.

Глава третья. Иван Ефремович и Леночка

Что ж, прощай, незабудка,

Мой грустный цветочек.

Солнце заходит за синюю гору.

И мне уж давно пора продолжать путь.

Дальше спускаться с горы.

Шестидесятые годы ХХ века. Иван становится крупным писателем научно-фантастического жанра, ученым, женится, растит сына. За свои научные изыскания в области палеонтологии получает даже Сталинскую премию. Как раз перед смертью Иосифа Виссарионовича Сталина…

Было пасмурно, но дождь медлил. Уже темнело, когда Иван Ефремович Антонов, знаменитый палеонтолог и писатель, добрался на трамвае до дома. Открыв тяжелую скрипучую дверь, он вошел в подъезд, где вечно не горел свет. В полутьме добрался до лифта.

Возраст брал свое. Даже эта небольшая лестница, всего десять ступенек, заставила его сердце колотиться, будто он участвовал в восхождении на Памир. И вдруг он осознал: эта мокрая улица, этот темный подъезд, весь этот осенний день, наполненный бессмысленными хлопотами, этот академик Штольц в роговых очках, эта Липочка, сорокалетняя секретарша, просьбы Ивана Ефремовича о работе на четверть ставки, о сохранении за ним кабинета, и – отказ Штольца, мягкий, вежливый, но неуклонный… Этот врач со стетоскопом, другой врач, как они переглядываются, торопливость, с которой медсестра строчила рецепт… Этот скучный и нарочито стандартный редактор: а, извините, не припомню… ваша рукопись? куда-то затерялась… Все это настолько далеко от его истинной жизни!…

Да. Жизнь. Сколько там ее еще осталось? Проклятая болезнь, подхваченная в годы восточных экспедиций… Истощенное в скитаниях эвакуации сердце… Он вспомнил огромный скелет динозавра, собранный им с коллегами в коридоре Палеонтологического музея. «Вот и я такой, сила была огромна, но скоро, как и он, стану скелетом, – подумал Иван Ефремович. – Найдется ли и на меня какой-нибудь палеонтолог в далеком межзвездном будущем? Хм. А впрочем, почему бы и нет? Только не палеонтолог, – археолог, как моя Веда Конг…».

Он нащупал ключи в кармане расстегнутого плаща и открыл дверь. Он не любил звонить. Таиса чувствовала его приход каким-то телепатическим путем и всегда выходила в коридор встречать. Но на этот раз она готовила в кухне, откуда доносился вкусный запах чего-то наперченного, жареного, явно запрещенного ему врачами.

– Ива-ан! – крикнула ему Таиса из кухни. – К тебе девушка- редактор пришла. Леной зовут. Леночка, как ваша фамилия? Заболоцкая? Елена Заболоцкая. Ты знаком, Иван?

– Не имел чести. Пока.

Иван Ефремович повесил плащ на вешалку, где висело красное пальто незнакомки, зашел в свою комнату, открыл шкаф. Подумав, облачился в черный морской китель, мигнув своему отражению.

– Ну-с… – произнес он, любуясь в зеркало своим величественным видом.

В кухне его наряд буквально сразил двух миловидных женщин: жену, Таису, еще красивую женщину, бывшую спортсменку, и тонкую, как спица, девушку «дворянского» вида.

– Леночка, это и есть Иван Ефремович, – сказала Таиса. – знаменитый писатель-фантаст, ему нужно прощать эти выходки.

– Ничего подобного, – трубным низким голосом вскричал Иван Ефремович. – Я капитан третьего ранга. Это истинно так. Я водил судно «Ковпак» на Черном море…

Таиса залилась смехом.

– «Ковпак», Леночка, – сказала она. – это небольшой катер.

Иван Ефремович продолжал греметь:

– Это огромный катер, Елена, э, э, как вас по батюшке? Огромный как… океанский кит. Вы знаете, что такое кит в океане? Это больше, чем пассажирский пароход. Это – как ледокол! Вы читали Мелвилла? «Моби Дик»?

– Читала… – испуганно прошептала девушка.

– Вы… читали… Мелвилла?! Вы – самая начитанная из редакторш, которых я встречал в своей жизни! Пейте чай, и рассказывайте, что привело вас в дом капитана третьего ранга…

– Мне поручили, – тоненько прошептала девушка, – принять от вас и подготовить к печати ваш новый роман о будущем… Его будет печатать наше издательство «Юная гвардия»…

– Вот как? Значит вы принесли в этот дом удачу. Таисуля, это надо отметить. Где тут бутылка столетнего бренди?

– Ванечка, ты же знаешь. Я терпеть не могу запаха спиртного. Я знаю, что ту бутылку бренди подарил Артур Кларк, но… Врачи строго-настрого запретили тебе алкоголь. И я ее открыла и вылила содержимое в туалет. Извини, но… не собирался же ты поить этим ковбойским пойлом Леночку?

– Пятнадцать человек на сундук мертвеца! Столетнее бренди, подаренное величайшим фантастом современности… в туалет… Гениально! Это могла совершить только моя жена. Ну тогда ограничимся чаем.

Иван Ефремович очаровательно улыбнулся и сел за стол.

После чая Иван Ефремович и Леночка прошли в другую комнату, которая называлась «кабинет».

– Хорошо, – сказал Иван Ефремович, внезапно став совершенно серьезным. – Давайте работать. Наверно, вам нужна рукопись. Но рукописи нет – ее потерял зам главного редактора журнала «Молодость».

– Ах! – воскликнула Леночка. – Как же быть?

– Рукопись вот здесь, – Иван Ефремович постучал по лбу. – Садитесь за машинку, ведь вы умеете печатать на машинке? А я буду диктовать.

– Да, Иван Ефремович.

– Ну вот. Вот и славно.

«Кабинет» писателя, маленькая комнатка с окнами во двор, был весь завален книгами. Перед стеллажом, также полным книгами, стоял большой письменный стол. На нем также лежали книги, и стояла блестящая металлическая статуэтка, изображавшая рыцаря в доспехах. В граненом стакане, отражавшем луч света, неизвестно как пробившийся из окна, цвела огромная красная роза (возможно, искусственная).

– Иван Ефремович! Можно я… вас… сфотографирую?

– А у вас есть фотоаппарат?

– У меня, Иван Ефремович, детско-юношеский фотоаппарат. Называется «Смена».

– А, ну раз «Смена», – тогда можно. Да будет вам известно, Леночка, у самого великого конструктора всех времен и народов, Роберта Людвиговича Вертини, он… бывший итальянец, на родине барон или граф… Не знаю точно. Но он – наш, советский авиаконструктор. Так вот у него фотоаппарат – «Смена».

Леночка вытащила из сумочки фотоаппарат, навела и щелкнула.

– Иван Ефремович, – сказала она, – вы тут как рыцарь-розенкрейцер: на столе роза, а полки образуют крест.

– Розенкрейцер? Что ж – не возражаю. Кстати, роза – символ женского начала, а крест – мужского. Призвание рыцаря – служение Даме… Что я и делаю всю жизнь. Ведь все мои романы – о Женщине. Видите ли, Леночка, в наше время роль женщин часто понимается грубо искаженно. Либо – как «механизм» для родов и воспитания младенцев, либо женщина как бесплатная служанка мужа, такое равенство, когда женщина выполняет такую же тяжелую физическую работу, как и мужчина. Где же тут рыцарство? Оно ведь должно быть основано на динамической симметрии. Утрачено понимание истинной роли Женщины в культуре. Роли носительницы интуиции, возвышающей роли Музы. Розенкрейцеры были из тех немногих, которые сохранили в те времена понимание настоящей задачи каждой женщины, далеко выходящей за рамки воспроизведения человеческого рода.

– Ну что ж, – сказал Иван Ефремович, встал из-за стола и остановился у окна, на стекле которого змеились разводы дождя, – за работу? Диктую… «Пугающе-яйцеобразное солнце поднялось над горизонтом. Руководитель археологической экспедиции Веда Конг, растерявшись, почувствовала тревогу. Наверно, как и женщины далеких эпох. Интуиция говорила: солнце должно быть круглым…

– Иван Ефремович! – сказала Леночка. – Все так и видится. Вы ведь, наверно, были там, у этого Храма в пустыне.

– Да. В Хорезмийской археологической экспедиции, еще до войны, – ответил Иван Ефремович. Он встал из-за стола, подошел к стеллажу и достал папку со старыми черно-белыми фотографиями и рисунками цветным карандашом.

– Смотрите, Леночка, – это наш памятник. Называется Калалы-Гыр – в переводе Храм-на-горе. Это не просто Храм, но и крепость с двенадцатью высокими башнями. Но и не только крепость – Калалы-Гыр это древняя астрономическая обсерватория. Видите ли, мы сейчас недооцениваем астрономические познания древних людей. Хотя… наверно, правильнее будет сказать: астрологические… Потому что Калалы-Гыр, безусловно, огромная гадательная машина. Двенадцать ее башен – это астрологические дома. Из окон главной башни под углом видны только определенные созвездия Зодиака, разные в разное время – и в них планеты: огненно-красный Марс, синевато- серая Венера, ярко-желтый Юпитер…

Обитатели Храма поклонялись стихии Огня. После смерти тело человека не предавали земле, воде или воздуху, тем более – огню. Тела умерших парсы, обитатели Калалы-Гыра, клали на специальной площадке Башни Молчания. Прилетали грифы и пожирали мясо, кости же хоронили потом в специальных сосудах, а черепа – закладывали в бойницы…

А на этом рисунке – то самое солнце в виде узкого овала… Понимаете, Леночка, даже в самом фантастичном из всех фантастических произведений кусочки, из которых оно сложено, как мозаика, суть частички реальнейшей реальности. Невозможно ничего придумать, но можно просто поменять вещи местами.

Иван Ефремович попрощался с Леночкой, выпил лекарство и вышел в кухню, где Таиса сидела за столом за ручной швейной машинкой.

– Славная девушка, – сказал Иван Ефремович.

– Где ты сегодня шлялся? – притворно строго спросила Таиса.

– Ничего благообещающего. Врачи так и не знают, что это за болезнь, что меня прихватила в Сибири. Из кабинета в институте «попросили», – несмотря на Госпремию. Говорят, нет такого в правилах, чтобы ученому, работающему на четверть ставки, да оставлять кабинет, даже если он, между прочим, проработал в нем четверть века. Правила, Таиса, – это ерунда. На каждое правило, есть другое, а на то – еще одно правило. Все дело в том, что лоботряс Коля Штольц сам нацелился занять мой кабинет… Он, Тонечка, официально признанный философ, во-от в чем собака завернута!

Я все время пропадал в поле, организовывал экспедиции, тратил нервы, здоровье, надрывался в путешествиях, а в это время Коля пошел по другому пути. Он вступил на путь начетчика и книжника, стал парторгом. А наука? Побоку. Меня спасает лишь вера.

– Вера? Странно слышать от убежденного атеиста.

– Это не вера в Бога, Таиса. Я верю, что есть невидимая нить, ведущая Разум к победе. Есть так называемый «закон Дана»: по ходу эволюции увеличивается мозг, нервная система. Уже сейчас наука в силах противопоставить косной материи механизмы, моторы, химические вещества, электричество и многое другое, в том числе совершенные ЭВМ – электронно-вычислительные машины… Человек создает новую среду обитания, он вышел в околоземный Космос, и его космические перспективы необозримы…

– Твои перспективы, как человека, необозримы, а тут является академик Штольц и занимает твой кабинет.

– Увы-увы-увы. Но я надеюсь на закон Дана, который означает: всем этим паразитам от науки рано или поздно придет конец.

– Ох, лучше бы пораньше, – сказала Таиса.

На следующий день Иван Ефремович продолжал диктовать Леночке свой новый роман о далеком будущем.

– «Юноша взял длинный инструмент с изогнутым грифом, прозвенело несколько звонких аккордов…

Руна запела:

В час первого свиданья, первых ласк

бог Камадэва голоден и жаден, —

Будь сдержан – второпях не раздави

сладчайшей из чудесных виноградин…»

– Второпях не раздави сладчайшей из чудесных виноградин, – мечтательно повторила Леночка. – Никогда не читала этих стихов.

– Не мудрено, – ответил Иван Ефремович. – Они не изданы.

– Почему?!

– А почему не издаются другие книги, например, труды замечательного западного психолога Эриха Фромма? Или, скажите, Лена, знаете ли вы о существовании романа с названием «Доктор Живаго»?

– Название слышала, а самого романа не видела.

– А ведь это великий роман. Автора, поэта Пастернака, заставили отречься от своего произведения и от Нобелевской премии вдобавок. Гордость нашей литературы… подлые бюрократы… Э! Слов нет.

Ну а эротическая индийская поэзия – как и эротические скульптуры храмов Кхаджурахо – считается, Лена, что это может послужить источником разврата, хотя когда и где высокое искусство служило таким источником? Невежество, в том числе и в вопросах пола – источник эмоциональной тупости и ханжества… К примеру, индийские храмы Кхаджурахо. Огромное число каменных скульптурок, изображающих людей, часто обнимающихся в сексуальных позах. Их очень много. Если смотреть вблизи – снизу вверх – то становится ясной мысль их создателей: сексуальность божественна, возвышенна, сродни Космосу, куда и летят в стремительном потоке множество любовных пар. У нас же только в искусстве, в той или иной мере сохраняющем исходную сущность человека, да и то – редко, допустимо обнаженное тело.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.