Кровь на бумагах. Наперегонки

– Разуй карман шире! Польские части сытнее. Нам просто не доверяют, – сказал он, глядя как Фриц разливает коньяк по серебряным «церемониальным» стопкам с германскими орлами.

Ганс поднял стопку: «За нового немца среди нас и за воскресение германского Рейха.»

Борзиг выпил и в некотором замешательстве поинтересовался:

– Рейх?

– Вы верно не помните, как Клемансо хотел запретить нам употреблять это священное слово. Вам не нужно объяснять, как по-немецки страна и как по-немецки государство как совокупность чиновников. А Рейх – это наша держава. Рейх – для всех немцев, разбросанных без угла в родном доме.

– Ганс, только без гимнов! Мозг новичку выносишь через слуховое окошко. Верно? Лучше расскажи, в каком смешном положении твоя должность.

– О, верно! Знаете, сколько чиновников контролируют мою работу? Четыре министерства, представляете?

Борзиг недоуменно спросил:

– Четыре?

– Да. Я как военный подчиняюсь министерству обороны, моя работа на складах требует отчётов в министерство стратегических запасов, то, что на моём складе топливо – значит, я подчиняюсь министерству топливных ресурсов. И, в конце концов, я контролирую кусок железнодорожной ветки и подчиняюсь министерству транспорта. Коммунисты устроили бюрократический ад, но мне он на руку.

И Фридрих резюмировал:

– Как и всем нам. Ну, давайте в две команды. Русский бильярд, играем в две команды. Ганс, проучим молодняк, или равными шансами?

– Кинем монетку. Гинденбург за равные возможности.

Фриц достал монету в одну рейхсмарку. Орёл – со свастикой, и квадратный череп Гинденбурга. Монетка вспорхнула к крыше подвала и приземлилась на сукно.

– Ну вот. Нацистский орёл под президентом. Борзиг, в чьей команде вы собираетесь играть?

– Я… пожалуй, с Холтоффом.

– Ну и отлично. Ян, у нас отличные шансы. Ты как, первым в атаку или второй волной.

Ян тихо сказал: – Ну и шуточки у тебя, Ганс. Вперёд и с песней.

Ганс же пропустил это мимо ушей, и сказал уже Холтоффу:

– За вами первый удар.

Удар, треск, и шары слоновой кости (или всё-таки бакелита), разлетелись. Один из них угодил в правую дальнюю лузу. Холтофф продолжал – он прошёл к правой стороне и попытался загнать еще один… но провал.

Ян всё это время апатично меловал кий для Фрица, ощущая себя оруженосцем. Капитан принял это оружие, встал напротив подполковника, и попытался закатить шар.

– Не пробовали заказать нормальное сукно? – поинтересовался Борзиг.

– Мальчишка! Что вы смыслите в сукне, – возразил Холтофф.

– А мальчишка прав, – тихо сказал Фальк, себе под нос.

– Разговор беспредметен, – отрезал Фриц.

Перед ударом возникла неловкая заминка, и Фальк услышал странный звук. Он тихо похлопал по плечу капитана. Тот сказал:

– Ну… поезд и поезд.

– Такой длинный?

Звук не прекращался. Холтофф отметил:

– Как будто мы сами в этом поезде, но очень далеко. Но мы продолжим. Бильярд не прервётся.

Пять шаров спустя об этом позабыли, но в их «клуб» постучали. И по заведенной у здешних немцев традиции – когда стучатся, хозяева молчат. Свои войдут, чужие стоят у порога. Стучавшийся вошёл. Это был радист.

– Мы перехватили странные сигналы. Немцы проводили манёвры и перешли границу с нашей страной и передовые части… – радист сверился с бумагой – это пятнадцатая танковая польская дивизия.

– В шести километрах от нас… – тихо заметил Холтофф.

– Вступили в боевое столкновение с неназванным противником пятнадцать минут назад. Мы пытались проверить… сильные помехи.

– Нас глушат. Благодарю за новости.

Радист закрыл за собой. Холтофф отложил кий и тихо сказал:

– Нам пора выпить, господа. Германия напала на это уродливое пятно на карте.

– Это же просто манёвры? – уточник Борзиг.

Точку зрения старшего лейтенанта поддержал и Штиглиц:

– Рано радуемся, господа. Теперь нам придётся исполнять предписания.

– Я вас не узнаю, Штиглиц! Как же топливо, которое должно сгореть?

– За нами усилят контроль.

– Бросьте. Мы будем продолжать как и делали до этого.

В разговор двух «перечниц» встрял и Борзиг:

– Угодим под трибунал и ни капли не поможем Германии.

Капитан резко возразил – Хотите умирать героем?

Холтофф осадил его:

– Умрёте трусом? Не забывайтесь. Мы в одной лодке.

– Тогда какова точка зрения клуба?

– Поддержать соотечественников пассивно и увеличить наш круг.

003

5 мая 1949 года, 16:52

Пустынные улицы Дюссельдорфа были заполнены холодом. Всему виной был дождь. Тяжёлые, как снаряды, капли бомбили город. Армейский джип, водитель которого курил у входа в небольшой книжный магазин, был единственной машиной, припаркованной на улице.

– Капитан, эта погода нас доконает! Опять же зальёт всю дорогу до базы! – окинув взглядом лужи, сказал рядовой, на рукаве которого красовалась нашивка с волком, вскинувшим морду в протяжном вое, – я под таким ливнем рацию точно чинить не буду!

– Расслабься, Браун, – послышался в ответ слегка хрипловатый голос: – здешние дожди не чета тихоокеанским. Одежда там не просыхала днями.

Из-за книжных полок вышла рослая фигура, сокрытая полумраком. Лицо, еле выхватываемое светом, было сдобрено шрамами, вольготно занявшими свои места на лице. Продольный шрам, располагавшийся под линией пробора, был спрятан под шляпой. Задумчиво оглядев полку, он зацепился за один корешок – «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда».

«Стивенсон, да? Когда-нибудь я должен был до него дойти» – подумал он, беря в руки книгу. Подойдя к девушке, сидящей за прилавком, он передал ей книгу, краем глаза заметив, как рядовой двинулся к машине.

– Герр Бейкер, такими темпами вы скупите весь мой магазин! – улыбнулась девушка, записывая проданную книгу в журнал: – Три марки, пожалуйста.

– Легче стать совладельцем, а то у меня уже место на полках заканчивается, – усмехнулся капитан, передавая деньги: – как поживает Ганс?

– О, хорошо! – девушка расплылась в улыбке: – ему осталось отслужить всего месяц, и он писал, что нашёл прекрасные кольца!

– Поздравляю… – возглас за спиной не дал ему закончить.

– Капитан!

– Да, что случилось? – спросил капитан, убирая книгу во внутренний карман плаща.

– Капитан, сэр, по рации только что доложили… – он замялся, переводя дух. – Кажется, учения накрылись. Поляки перешли границу.

В магазинчике повисла тишина. Девушка за прилавком закрыла лицо ладоням и осела на стул. Рука, минуя плечевую кобуру с потёртым «кольтом» внутри, нащупала во внутреннем кармане пиджака невскрытую пачку сигарет. Достав одну, он достал и зажигалку, не уступающую потёртостями пистолету. Щелчок зажигалки, и огонь вцепился в табак. Клубы дыма вырвались из-за рта, и выплыв из-за шляпы, устремились к потолку.

– Запроси у штаба грузовик, нужно забрать «бастардов». Пусть подгонят его к обычному месту, – он двинулся к выходу, и, остановившись у двери, кивнул на плачущую девушку:

– Позаботься о ней, – рядовой неуверенно кивнул, после чего капитан вышел навстречу проливному дождю.

***

Одинокая фигура брела по залитым дождём улицам Дюссельдорфа. Плащ и шляпа не спасали от нескончаемого потока, вода проходила сквозь ткань, намереваясь добраться до самых костей. Сигарета потухла в прошлом квартале, однако Джон, казалось бы, не замечал этого. Завернув в узкий переулок, он сбавил шаг, все глубже погружаясь в мысли.

«Твою мать, а ведь все так хорошо начиналось. Неужели Советы всё решились? Айк устал от мирной политики? Или же это амбиции очередного карьериста?» – беззвучные вопросы повисали в воздухе без ответа. Некому было на них ответить.

Мимо него один за другим проплывали трехэтажные дома старого города. Четырёх лет городу почти хватило для восстановления. Многие дома были отстроены заново и уже успели скинуть с себя сети строительных лесов. Другие же всё ещё требовали штукатурки и кирпичных заплаток. Одинокие прохожие старались как можно скорее добраться до дома, тщетно укрываясь за зонтиками. Какой-то бедолага, пряча голову под газетой, споткнулся и плюхнулся прямо в лужу. Чертыхнувшись, он тут же вскочил и нырнул в ближайшую подворотню. Оставшаяся на мостовой газета сообщала о прошедшем заседании Министерства обороны ФРГ.

Холод пробрался в голову Джона, вызвав небольшой приступ мигрени. Мысли путались, размышления о войне уступили обычному беспокойству за намоченную книгу и пистолет в подплечной кобуре, до которого дождь почти добрался.

Потёртый «одиннадцатый» он получил так же, как и остальные – доказав, что сможет с ним управиться. Воспоминание оставляли горечь во рту. Тюремная камера, человек на стуле, мешок, скрывающий его лицо. Полковник протягивает пистолет юнцу и говорит что делать. Человек на стуле тихо бормочет молитву. Пистолет у его головы. Крамольные мысли. Торг с собой. Крик Полковника. Выстрел. Мешок окрашивается красным. Первое убийство Бейкера. Имени покойника он так и не узнал.

Не узнал он и того, почему ему достался потёртый «кольт» первой серии, в то время как остальным выпускникам достались новенькие модернизированные версии. На стволе было несколько потёртостей и царапин, а на рукоятке кто-то оставил несколько засечек. Полковник на его вопросы отвечать не стал. Бейкер заметил лишь лёгкую грусть в глазах наставника.

Двухэтажное старое кирпичное здание было одним из немногих, что не пострадало во время бомбардировок союзников. Деревянная чёрная вывеска над массивной дверью гласила «Летящая валькирия». Старейший бар города казался закрытым – массивные деревянные ставни на окнах были задраены, табличка на двери извинялась за ремонт. Джон бросил потухший шкурок в урну и достал мягкую пачку. Затянувшись, он замер напротив небольшой лестницы вниз, ведущей на цокольный этаж.

«Ладно, какой смысл строить догадки?! Это уже произошло, и с этим ничего не поделаешь» – он курил, пытаясь оттянуть момент. Рука слегка подрагивала, делая нить табачного дыма волнистой. Простояв ещё пару мгновений, он медленно открыл дверь и вошёл внутрь.

Зрение не сразу дало картинку окружение – глаза утонули в табачном дыме. Все столики были заняты, на всех посетителях была повседневные военная форма, щедро украшенная наградными планками. Слух сразу же уловил мелодичный голос, доносящийся со сцены, находящийся в противоположном конце.

«Опять за старое взялся» – пронеслось в голове. Голос был сильным, мелодичным и проникновенным. Джон прислонился к дубовой подпорке, держащей обширный деревянный помост, являющийся вторым этажом бара, ловя бесценные мгновения. Голос со сцены пел что-то о небесах и танцах, но Бейкер не вслушивался. На те пару мгновений, что он стоял незамеченным, он ощутил нечто, что можно было бы назвать спокойствием. Но окрик с ближайшего стола оборвал это чувство:

– Эй, парень, это закрытая вечеринка. Катись отсюда! – окрик шёл от жилистого рядового первого класса Джека «Хичкока» Макмилана, получившего прозвище за склочный характер и подстреленную ногу. Джон остался на месте, пытаясь поймать ускользающее мгновение. Макмилан, видя неподвижность гостя, толкнул соседа:

– Помоги парню, он видимо не расслышал.

Сосед встал со стула, благодарственно скрипнувшего, и двинулся к гостю. Это был Голиаф во плоти – двухметровый рост, крепкая спина и сильные руки. На правой стороне лице красовался большой овальный шрам от брови до уха, последствие провальной операции во время Канадского конфликта. Подойдя к Бейкеру, он протянул:

– Сэр. Уйдите подобру-поздорову, а?

Бейкер вздохнул и, подняв голову, посмотрел рядовому Элвину «Скале» Роквеалу прямо в глаза. Взгляд Роквелала, сильно изменившийся после ранения, был совершенно пустым. Лишь спустя несколько секунд в его глазах пронеслось понимание. Он побледнел и отступил на пару шагов. Капитан затянулся в последний раз, после чего затушил сигарету пальцами и двинулся к стойке, бросив остолбеневшему рядовому:

– Кто стоит как скала, как скала и рухнет.

– Эй, какого чёрта! – возмутился Джек, встав со стула. Окружавшие его сослуживцы обернулись на его возгласы, и устремили свои взгляды к чужаку. Признав в нём командира, они расплылись в улыбках, ожидая наказания для нашкодивших детей. Макмилан осел на стул и потупил взгляд. Джон, проходя мимо его стола, бросил окурок в переполненную пепельницу и похлопал рядового по плечу со словами:

– По приезду два наряда на склад вне очереди.

Не обращая внимания на причитания, он двинулся дальше, осматривая скрытое в полутьме помещение бара, с которым сама судьба сыграла злую шутку. Пройдя через войну нетронутым, сейчас он представлял собой жалкую тень былого благополучия. Массивные дубовые балки, держащие потолок и второй ярус бара, обветшали, и были истерзаны многочисленными дырами от ножей, именами посетителей, и просто неразборчивыми символами. В неровной засаленной поверхности столов отражались немногочисленные лампочки. Деревянный пол был щедро усыпан опилками, уже успевшими отсыреть. Почти дойдя до стойки, он остановился, бросив взгляд на фигуру на сцене. Даже несмотря на скрипучий патефон, заменяющий оркестр, голос человека мелодично разливался по всему бару.

«Одна песня» – пронеслось у него в голове – «Дам им последнюю песню. Они заслужили».

Сев за засаленную стойку, он обвёл взглядом посетителей бара. Сидящие здесь бойцы – половина роты специального назначения под кодовым названием «Бастрады». Рота была экспериментом армии США по созданию нового вида войск. За годы войны «бастарды» выполнили десятки опасных заданий, как Европе, так и на Тихом океане.

«Да, здесь собрались одни старики» – думал он, скользя взглядом по знакомым лицам: – «Надеюсь, к нашему приезду Миллер уже сгонит молодняк на стрельбище».

Взгляд пробежал по знакомым лицам, заставляя воспоминания рваться наружу.

«Пятьдесят два, от изначальных ста двадцати четырёх. Не так много осталось тех, кто прошёл всё, от приюта до Осаки».

Отворившиеся дверь подсобки отвлекла Джона от размышлений. На место бармена встал грузный старик с почти лысой головой. Не признав гостя, он спросил:

– Простите, но это частная вечеринка, чужим здесь не наливают.

– Да, знаю, но я считал, что приглашен, Иоганн, – ухмыльнулся Джон, снимая шляпу.

– Господи, Джон, не признал! – старик улыбнулся и достал стакан: – Давно тебя здесь не было. Тебе как обычно?

– Угу, – хмыкнул Джон, окинув взглядом пустые полки. Пустой стакан, который ловкие руки бармена, казалось, сотворили из воздуха, наполнился виски. Джон осушил стакан в два глотка, жестом попросил добавки.

– Что-то стряслось? – с долей волнения спросил бармен, доливая гостю.

– Да, кое-что, – задумчиво протянул Джон, катая выпивку по стенкам стакана и пытаясь остановить мысли, полезшие в Фалезский мешок.

– Не тяни, говори как есть, – старик внимательно посмотрел на гостя, пытаясь предугадать его ответ.

– Грядёт война, Иоганн, – сказал он, глядя бармену прямо в глаза: – Поляки перешли границу.

Иоганн отступил на пару шагов и прислонился к пустым полкам. Его глаза, смотревшие куда-то вдаль, излучали некое отрешённое спокойствие. Достав из кармана мятую пачку, он выудил из неё дешёвую сигарету.

– Забавно, – задумчиво произнёс Иоганн. Казалось, что он силился что-то вспомнить, но мысль ускользала от него в самый последний момент: – Не думал, что доживу до ещё одной войны.

– Никто не думал, – ответил он, протягивая зажигалку.

– Ведь все так хорошо начиналось, да? – горько усмехнулся Иоганн, потягивая сигарету: – Казалось, что после той бойни никто не будет больше опрометчиво бряцать оружием. Конфликт сорок восьмого стал первой трещиной в этом убеждении.

– Люди не меняются, – с горечью в голосе ответил Джон: – Солдаты продолжают погибать, пока их начальники отсиживаются в штабе, разрабатывая очередной гениальный план.

Его рассуждение прервал человек, закончивший петь:

– Ладно, парни, вы отличная публика, но мне нужно хотя бы промочить горло, – Фигура сошла со сцены и направилась прямиком к барной стойке. Не доходя нескольких шагов до неё, он признал гостя:

– А, капитан, а я тебя и не заметил. Решили всё же заглянуть на огонёк? – спросил подошедший лейтенант Гэммон. Свет ближайшей лампы явственно обозначил шрамы, полученные при рождении: – Иоганн, плеснёшь ещё стакан?

Бармен с отрешённым видом наполнил стакан почти до краёв. Как только половина содержимого стакана ухнула в пищевод, лейтенант мечтательно улыбнулся и взглянул на капитана:

– Ну, Джон, что-то стряслось? – спросил он, глядя на задумчивое лицо капитана.

– Кажется, наш отъезд откладывается, Альберт, – ответил Джон, глядя на проявляющиеся смятение в лице лейтенанта.

– В каком смысле?

– В том, что у нас появилась работёнка, – капитан отхлебнул из стакана: – Война началась, лейтенант.

Альберт на секунду потупил взгляд, после чего махом выпил остатки виски. Оглядев присутствующих – болтающих и смеющихся, ожидающих следующей песни, он спросил:

– Как действуем дальше?

– Скоро подъедет грузовик и заберёт нас на базу. Дальше всё будет зависеть от Главного штаба. Скорее всего, опять придётся браться за грязную работу, – капитан встал, и на секунду задумался: – Встреть грузовик. Я сам им скажу.

Лейтенант украдкой выдохнул от облегчения, после чего направился к двери. Капитан, кинув окурок в пепельницу, достал все деньги из потёртого кошелька и положил их на стойку:

– Налей всем по стакану. Им нужно будет где-нибудь потопить этот камень.

Взяв стакан, он вышел из-за стойки и, подойдя к ближайшему столу, за которым расположились рядовые первого класса Голдман, Николсон и сержант Томпсон. Он слегка наклонился и прошептал:

– Парни, сделайте одолжение, разнесите выпивку. Про второй ярус не забудьте. И без лишнего шума.

Посмотрев на капитана свойственным «бастардам» потухшим взглядом, они медленно встали и двинулись к Иоганну. Бейкер же, маневрируя между столами, двинулся к импровизированной сцене. То и дело с разных сторон доносились приветствия, рядовые непринуждённо «козыряли» капитану. Отвечая им всем вымученной улыбкой, он поднялся на небольшой помост, и оглянул зал. Выждав, когда сержант и рядовые покончили с разносом выпивки, он обратился к роте:

– Я чувствую себя как та ещё сволочь, за то, что рушу вам этот вечер, но я обязан это сделать, – Джон глубоко вздохнул, и, собравшись с силами, сказал: – Поляки перешли границу. Война началась.

Звенящая тишина накрыла помещение. У каждого в глазах были видны, объятые пламенем, Гуадалканал, Эйндховен, Осака. Во всех взглядах читалось нечто общее. Что-то, что можно назвать смесью отрешённости и обречённости. Капитан испытывал то же самое, поэтому подняв бокал, громко произнёс:

– За павших!

– За павших!!! – подхватил зал и в едином порыве осушил стаканы.

Наперегонки

1. На своих местах

Вечер 4 мая.

Одним свежим майским вечером по старым улочкам пригорода Лейпцига грохотал горчично-желтый, словно сошедший с кадров кинохроники, автомобиль. Он остановился у самого входа в универмаг, где стоял еще один такой же, только с радиостанцией. Рядом стояли такие же, побитые временем фронтовые кубельвагены и мерседесы. Из услужливо открытой двери вышел генерал-полковник Максимилиан фон Рихтер, недавно получивший повышение. В глазах приветствовавших его офицеров читалась готовность к утомительным переходам вперемешку с безразличием.

Итак, вернемся к свежему майскому вечеру. Невдалеке качалась старая яблоня, часы на ратуше отбили свои удары. Тихая, мирная жизнь, так можно и забыть о войне. Но нет… война на все наложит свою печать. Люди оделись сплошь в серое, и уже не встретишь досужих гуляк утром в кофейне. В окнах светомаскировка, над городом иногда проносятся лучи прожекторов, изредка воет сирена.

Перед приемной вытянулся новенький адъютант.

– Рад встрече г-господин генерал.

Рихтер улыбнулся в ответ, лениво козырнул: – Добрый вечер лейтенант. Вы, стало быть, приписаны к моей персоне?

– Так точно!

– Представьтесь, в таком случае.

– Курт Мёртенс. – лейтенант щелкнул сапогами.

– Ну что ж, Курт. Первый приказ – отставить меня бояться! Меня кто-нибудь ожидает?

Лейтенант прокашлялся – Полковник Штрахвиц.

***

Лейтенанта Вермахта Иоганна Штрахвица он помнил еще по Западному Валу. Тогда, в 613 запасный батальон фронтовой связи прислали пополнение – и среди них этот прожжёный фронтовой офицер (странно только, что капитан, в его-то годы… кажется). А после событий в Нормандии Иоганн отлично зарекомендовал себя, был награжден за храбрость и отправлялся в отпуск в Париж.

И так уж сложилось, что капитана (да-да, всё-таки капитана) застали за знакомством с штрумбаннфюрером из местного отделения гестапо, а уж после всплыли факты и свидетельства, подтвердившие участие капитана Вермахта в жестоких расправах против парижан. За что нашего нового знакомого должны были подвергнуть трибуналу, если бы не заступничество генерала…

***

Дверь открылась. Рихтер хлопнул руками, и протянул ладонь:

– А! Какая встреча! Рад вас видеть в моем штабе. Вы уже приняли дела у вашего предшественника?

Штрахвиц козырнул, после чего пожал руку Максу:

– Добрый вечер. Да. Как видите, процесс идет. Но не могу понять, зачем меня отправили к вам.

– По очень значительному делу. Мне нужен помощник для проведения наших больших маневров. Это передовой военный опыт!

Штрахвиц усмехнулся. Он-то слышал, как Макс воевал в прошулю кампанию…

– В этих маневрах участвуют и американцы и англичане, и мы отладим правила будущей игры. Заодно немного поиграем и с нашими соседями. Если всё пройдёт удачно, вы получите назначение в Академию, выйдете через годик с золотыми листьями, вместо ваших катушек. Что еще нужно такому военному как вам…

– Только мирное небо над головой.

Рихтер скупо улыбнулся:

– А, вы уже изучили бумаги… тогда нет смысла вас обнадёживать. Давайте готовиться согласно плану. Как там поживают наши визави?

– Имеете в виду Отдельную танковую бригаду?

– Именно!

– Мирно. Они еще не подозревают о произошедшем. Боевое охранение выставлено высоте 140 и сосредоточено в квадрате Танго-Фокстрот 39. Мы подготовили оборону в два эшелона вокруг города, на случай контратаки противника.

– Неплохо! Что там с дном реки? Все еще танкопроходимо?

– Мы уже работаем над этим. С нами на связи морские минные авиазаградители.

– Славно. Спросите в приемной пару чашек, мы с вами кофе выпьем, мне жена передала термос в дорогу. – Рихтер набросил на стул китель – Не забудьте, у нас еще полно работы! Никто не может знать, что могут учудить наши соседи. И, зачеркните на календаре 4 мая.

2. Тяжелая работа

5 мая, 03:15

Рихтера оторвали от чуткого, прерывистого сна криками «Атака, атака!» и воем сирен. Его будто сорвало с кровати, и он подбежал к окну. Во дворе суетились зенитчики, разворачивая стволы орудий к звёздам. Небо покрылось разрывами, рыжими стежками очередей и столпами света от прожекторов. Ночь заполонил грохот воздушной атаки, за которым Рихтер не услышал того, что дверь открыл адъютант. Тот неожиданно окрикнул, отчего Макс вздрогнул:

– Господин генерал! Прячьтесь!

– Отставить панику, Курт! Несгораемый шкаф заперли?

– Так точно, всё по инструкции.

– Молодец, что не растерялся, теперь беги в подвал.

Адъютант козырнул и убежал. «Видимо под бомбежкой никогда не был. Ну ничего, это ему уроком выйдет» – подумал Рихтер, прихватывая из сейфа какую-то папку. После чего запер его, сунул ключ в карман, и, заперев дверь, вышел. Спешно спустился в подвал, где уже сидел весь коллектив штаба, молча обменялся рукопожатием со Штрахвицем, и сел в уголке, погруженный в чтение той папки.

Штаб Рихтера ожидал реакции на многочисленные провокации, но явно не такой быстрой. Впрочем, старый лис не был бы самим собой, если бы оставил столь тяжёлый аргумент как танковую бригаду армии противника без внимания.

Ночью эскадрилья минных заградителей из Ростока с воздуха заминировала устье Эльбы и танки, шедшие по дну, подрывались. Далее их встретили огнем противотанковых орудий. Во второй волне передовые части противника навели мосты в 4-х местах, оборона уже дала слабину, вражеские легкие танки высадились на обратном берегу и через подлесок атаковали с тыла батарею ПТ-орудий. В лесу их встретил дозор лейтенанта Шнайдера, который доложил о приближении легких сил противника. Их взвод уходит вглубь собственной обороны, попутно пытаясь заманить врага на позиции ПТ-орудий, но все безуспешно. В штабе генерала Рихтера без устали стучали телеграфы, генерал отдавал приказ за приказом, параллельно двигая фишки на столе и ворча себе под нос. Властным и недовольным окриком вызвал к себе Мёртенса: