Такаббир Кебади
А. З.
~ 1 ~
В скупых лучах закатного солнца зеленел бескрайний лес. Над верхушками сосен, нарушая тишину, летел вертолёт, построенный ещё в советское время, но до сих пор используемый в поисково-спасательных операциях. Экипаж из двух человек совершал дежурный облёт заповедника.
Пожар дождливой весной – большая редкость. В детском оздоровительном лагере походов не предвиделось. Охота в этом районе запрещена. А потому Максим смотрел не в окно, а на карту и слушал болтовню пилота с позывным Стрекоза.
Сорокалетнего Серёгу Стрекозу в отряде недолюбливали за его казарменные и зачастую жестокие шутки. А тот из кожи лез, чтобы обрести авторитет среди товарищей. В отличие от Серёги, Максим держался в коллективе обособленно и не страдал от одиночества: шумную и весёлую компанию ему заменил молчаливый лес. К нему Максим проникся тёплыми чувствами ещё в детдоме. И очень скучал по развесистым елям и земляничным полянам, когда учился в городской школе-интернате для сирот. После службы в погранвойсках пошёл в спасатели и перевёлся из областного центра в таёжный городок. В будни смотрел на чащобу с высоты птичьего полёта, выходные проводил опять-таки в лесу. Берег реки, палатка, костерок… быть наедине с нетронутой природой, чувствовать себя частицей мирозданья – не это ли счастье?
Прежде Максим и Серёга особо не общались. «Привет-пока» и пара фраз по рабочим моментам – весь их разговор. Сегодня, в первый день после отпуска, Максим узнал, что подменяет напарника того самого Стрекозы. И занервничал, подозревая, что пилот-хохмач не упустит случая сделать его очередным объектом злого розыгрыша.
Вопреки опасениям Максима, дежурство подходило к концу без каких-либо сюрпризов. Серёга трепал языком, и все истории были пустой болтовнёй о спасательных операциях, где он, Сергей батькович, конечно же, проявил героизм. Максим слушал его вполуха, рассматривал разложенную на коленях карту, которую знал назубок, и еле сдерживался, чтобы не зевнуть во весь рот.
В наушниках булькал голос Стрекозы:
– Я как-то с тонущей баржи людей снимал. Шторм девять баллов…
Максим поперхнулся глотком воздуха. Покхекал в кулак.
– Ну не девять, чуток меньше, – быстро поправил себя Стрекоза. – Это я образно. Лебёдку из стороны в сторону кидает, вокруг гул стоит. Жуть, одним словом. Но это ещё что. Когда склад с боеприпасами горел…
Максим не вытерпел:
– Как такой герой в нашей глуши оказался? Сам перевёлся или кто-то посодействовал?
– Конечно сам! – взъерошился трепач. – Устал от постоянного напряга. А ты что подумал?
– Ничего. Просто спросил.
Стрекоза помолчал, глядя перед собой, и неожиданно вымолвил:
– Ты нормальный парень, Волга. Я думал, ты ни рыба ни мясо, а с тобой есть о чём побалакать.
Максим хмыкнул и снял наушники, давая понять, что желание балакать иссякло, а шум вращения лопастей более приятен слуху, чем звук голоса сидящего рядом пилота.
Нажав кнопку на ручке управления, Серёга перешёл на канал связи с землёй:
– Стрекоза вызывает Исток… Сто пятый завершил облёт, возвращаемся на базу… Вас понял, заход через восточный. Посадку доложу с земли. – И вдруг рывком сдёрнул наушники с головы. – Чёрт! Чуть перепонки не лопнули!
– Трещит? – прокричал Максим.
– Ага. В этом квадрате всегда так.
– Так уж и всегда?
– Всегда! Думаешь, я вру?
Максим потянулся к портативной радиостанции, закреплённой в нагрудном чехле, намереваясь включить и проверить, но представил, как будет ржать Стрекоза, и опустил руку. Он расспросит других пилотов о радиопомехах и либо забудет о них, как о тупой шутке хохмача, либо известит командира взвода.
– Хочешь, я замолвлю о тебе словечко? – проорал Серёга. – Станешь моим напарником?
– А твой где?
– В больнице.
– Что с ним?
– Сердечко барахлит. Вот странно: комиссии проходил, на сборы ездил, на тренировках выкладывался – никто ничего не заметил. И если бы не я… – Стрекоза приложил наушник к уху. – Трещит, зараза.
Максим не выдержал – открыл клапан чехла и вытащил радиостанцию. После включения раздался треск. Не врёт хохмач.
– Вот представь, – вновь заговорил Стрекоза, перекрикивая шум, – ночь, тишина, все дрыхнут как коняки, а тут я. Забегаю в дежурку, чуб в гору, глаза навыкате. Ору: «Взвод! Подъём! На стоянке пожар, сейчас машины рванут». Все туда, а он за сердце хвать и на пол.
– Придурок.
– Что ты сказал? – не расслышал Стрекоза.
Не желая завершать рабочий день скандалом, Максим произнёс:
– И кто ты после этого?
– Кто ж знал, что он на новенькой «Хонде» приехал?
– Да хоть на «копейке».
Стрекоза приложил наушник к уху:
– Порядок! – Подождал, когда Максим наденет гарнитуру на голову, и продолжил: – Нет, Волга, сам рассуди: какой из него к чёрту спасатель, если он из-за железки в обморок грохнулся?
Максим затолкал рацию в чехол, принялся складывать карту. А внутри непрошеная злость ужом извивается.
– Как спишь?
– Я? – переспросил Стрекоза растерянно. – Нормально. А чё?
– Совесть не мучает?
– Чего?
– Из-за тебя человек чуть инфаркт не заработал, и ты спрашиваешь – чего?
Стрекоза скривил губы:
– А не хрен лезть в спасатели. И вообще… рот закрой. Воняет.
Максим спрятал карту в специальный карман под приборной доской, посмотрел в окно со своей стороны и прильнул лбом к стеклу:
– Разворачивай вертушку.
– Зачем?
– Разворачивай! Живо!
Стрекоза опешил от грубости Максима и, вместо того чтобы возмутиться, беззлобно пробормотал:
– Ладно, ладно, не ори.
Максим вытянул руку:
– Видишь прогалину между деревьями?
– Вижу.
– Сделай вираж над тем районом.
– Да что случилось? – недоумевал Стрекоза, всматриваясь в кроны деревьев.
– Займи скорость поменьше, – велел Максим. – Давай сядем здесь. Надо проверить с земли.
– Что проверить?
– Я видел человека.
– Какого?
Максим разозлился:
– Зачем, что, какого… Заладил как глючный айком.
– Кого ты видел? – В голосе Стрекозы прозвучали командирские нотки.
– Какая разница?
– Это не ответ, Волга! Лесника, браконьера, ребёнка… Кого именно ты видел?
– Человека, – повторил Максим. – Выйди на связь с базой.
Всматриваясь в заросли по краям поляны, Серёга проговорил в микрофон:
– Стрекоза вызывает Исток. Приём.
В наушниках потрескивало.
Максим снял с головы гарнитуру и включил свою портативную радиостанцию:
– Волга вызывает Исток. Приём.
Стрекоза резко обернулся. По его губам Максим прочитал: «Какого хрена?..» Казалось, от возмущения хохмача в кабине потемнел воздух. Того и гляди разразится гроза. Виданное ли дело, чтобы спасатель вмешивался в радиообмен командира экипажа с диспетчером!
Сквозь помехи пробилось:
– Волга! Исток на связи. Приём.
– Докладываю. Квадрат пять-два-три-ноль. Вижу человека. Движется по направлению к детскому лагерю. Как слышите? Приём.
Не выпуская ручку управления, Стрекоза уткнулся носом в боковое окно:
– Где он?
Из радиостанции прошипело:
– Волга! Повторите.
Максим пытался пробиться сквозь радиопомехи, но база упорно твердила: «Волга! Повторите». А потом и вовсе умолкла.
– Давай сядем на поляне, – попросил Максим, пряча рацию в нагрудный чехол.
– Без разрешения диспетчера… – начал Стрекоза.
– Потом всё объясним. Или есть ещё способ связаться с землёй?
– Один выговор ты уже заработал. Хочешь второй заработать?
– Спустись ниже. Я спрыгну.
Стрекоза вытаращился:
– Совсем сдурел?
Максим взялся за дверную ручку:
– Или я прыгну, или сади вертушку.
Вертолёт выполнил вираж над поляной и совершил посадку. Шелковистая трава забурлила как штормовое море. Пушистые ели взмахнули лапами и раскрыли объятия. Ветви лип и осин пустились в дикий пляс.
Стрекоза завертел головой, озираясь:
– Зрение давно проверял?
– Чего прицепился? Говорю, видел, значит, видел, – огрызнулся Максим и открыл дверь кабины.
– Куда собрался?
– До детского лагеря пять часов ходьбы. Ближняя деревня ещё дальше.
– И что?
– Глаза разуй. Скоро стемнеет.
– И что?!
– Человек не успеет дойти. Ему придётся заночевать в лесу, что крайне опасно. Или ты со мной не согласен?
– Ты видел ребёнка? – не успокаивался Стрекоза.
– Не уверен, что это ребёнок.
– Если не уверен, тогда к чему этот кипиш? Мы не должны за каждым бродягой бегать.
– А я тебя не зову, – отрезал Максим и выбрался из кабины.
***
Над землёй стелился полупрозрачный туман, хвойный настил источал прелый запах. По деревьям прыгали белки. Из спутанных кустарников взлетали стайки пичуг. Вдруг затих шум лопастей вертолёта, и в наступившей тишине стал чётко слышен стон стволов вековых сосен. Появились привычные звуки леса: стучал дятел, свистели птицы, в траве шуршали ежи.
– Волга!
Не сбавляя шаг, Максим крикнул:
– Жди меня в вертушке!
– Волга, постой!
Бросив взгляд на небо в просветах крон, Максим нехотя обернулся.
Чертыхаясь, Стрекоза вынырнул из зарослей крапивы:
– Надо вызвать поисковую группу. Это их работа по лесу рыскать.
– Хочешь из-за какого-то бродяги поднять всех на ноги? Давай, докладывай. Ну что же ты? – Максим кивком указал на рацию в руке Серёги. – Включай свой айком. Или хочешь, чтобы это сделал я?
– Знаешь, что мы делаем?
– Объясни непутёвому.
– Мы нарушаем инструкцию, вот что мы делаем, – прошипел Стрекоза.
Максим вытащил из кармана куртки пачку «Мальборо». Сигареты в ней были перевёрнуты вниз фильтрами. Выудив одну за «носик», Максим щёлкнул зажигалкой и закурил:
– Думаешь, я не понимаю, почему ты не включаешь рацию? Диспетчер сразу определит, что ты оставил вертушку без присмотра. Это ты нарушаешь инструкцию, а я выполняю свою работу. – Спрятал сигареты обратно в карман и пошёл дальше.
В спину ударилось:
– Я доложу командиру!
Максим на ходу затянулся сигаретой. Запрокинув голову, выпустил в небо струю дыма:
– Да хоть министру.
Сзади раздались быстрые шаги. Стрекоза вцепился Максиму в локоть и заставил остановиться:
– Мы возвращаемся. Понял?
– Отпусти.
– Тебе не понятен приказ?
Максим затушил сигарету о ствол дерева. Подковырнув землю носком ботинка, бросил окурок в ямку, притоптал:
– Да пошёл ты.
– Детдомовский ублюдок!
Скрипнув зубами, Максим с разворота нанёс удар кулаком в искривлённое презрением лицо.
Охнув, Стрекоза упал навзничь. Прижал ладонь к разбитому носу:
– Ты чего? Обкурился?
Максим сплюнул горьковатую слюну и нырнул в затянутый туманом малинник.
За спиной прозвучало:
– Ты мне нос сломал, урод! У тебя минута, чтобы извиниться.
Не оборачиваясь, Максим вскинул руку и показал средний палец.
Туман стремительно густел. Под подошвами ботинок хрустели невидимые ветки, за штаны цеплялись поросли кустов, из молочной пелены выплывали деревья. Максим остановился, покрутился на месте. Шагнул вперёд и с запозданием понял, что под ногами нет земли.
~ 2 ~
Борясь с тошнотой, Максим открыл глаза. Вокруг белое марево. На уши давила тишина. Лицо усеивали мельчайшие капли, будто кто-то увлажнял воздух из распылителя.
Упираясь руками в раскисший хвойный настил, Максим сел. Мазнул по лицу рукавом куртки. Кривясь от боли, прикоснулся к саднящей щеке:
– Стрекоза, прикинь? Здесь овраг.
Голос прозвучал глухо, как в замкнутом пространстве.
Максим достал из подсумка карту. Учащённо поморгал, пытаясь вернуть зрению чёткость. Провёл пальцем по топографической бумаге, всматриваясь в обозначения:
– Картографы хреновы… – Затолкав карту в подсумок, приложил ладонь к чехлу на груди: клапан открыт… Пополз на четвереньках, обшаривая землю. – Стрекоза! Вызови меня на связь. Я рацию потерял.
Встал на колени. Взмахнул рукой. Туман всколыхнулся, как плохо загустевший молочный кисель.
– Оглох, что ли? Вызови меня на связь… Стрекоза!
Перед глазами мелькнуло тёмное пятно. Рядом послышался тихий шлепок.
– Не хрен делать?
Максим погрузил руку в клубящуюся пелену. Нащупав на земле нечто мягкое, поднёс к глазам. Мёртвая птица…
– Вот дерьмо! – Откинув не успевший окоченеть трупик, вытер ладонь о штаны. – Стрекоза!
Напряг слух. Безжизненная тишина, словно лес вмиг опустел. Максим вновь пополз, шаря по земле руками:
– Ладно, мудилкин, я тебе всё припомню.
Наконец нашёл рацию, включил. Трещит. Попробовал перенастроить канал связи. Чёртовы помехи!
Спрятав рацию в чехол, встал в полный рост. Посмотрел на наручный компас и, вытянув перед собой руки, двинулся вперёд. Под ботинком противно чавкнуло. Очередная птица? Земля резко пошла в гору. Пальцы упёрлись в крутой склон оврага, к ногам с тихим шуршанием съехал залежалый слой прошлогодней листвы.
Обнаружив выпирающие из земли древесные корни, Максим вскарабкался наверх и насторожился. Кроме необычного тумана и какой-то особенной тишины было ещё нечто, от чего по загривку побежали мурашки.
Максим сделал пару шагов и напоролся на корягу:
– Чтоб тебя…
Усевшись на вывороченный с корнями пень, потёр голень. Если бы не плотная и прочная ткань штанов, взрезал бы мясо до кости.
– Стрекоза! Ты где?.. Надоест придуриваться, крикнешь.
Звук голоса увяз словно в вате.
Максим надавил на уши. Видать, при падении он здорово долбанулся головой. Полез в карман. Зажигалка на месте, сигареты исчезли.
– Со мной такие шутки не проходят. Считаю до трёх и ухожу. Один, два, три. Я ухожу. Ты слышишь? – Напрягая зрение, Максим пытался хоть что-то различить в тумане. – Стрекоза, ты здесь?
Он точно здесь! Стоит за кустом и потешается. По возвращении на базу расскажет сослуживцам историю, как напарник заблудился в трёх соснах. И в конце добавит: «А не хрен лезть в спасатели!»
Стерев с лица влагу, Максим вытащил из чехла рацию. Слава богу, треск исчез.
– Стрекоза, я Волга. Приём.
Похоже, хохмач так и не включил радиостанцию.
Связаться с базой? И что сказать?..
Ещё один сюрприз: компас сломан. Поломка необычная: стекло и корпус целые, а стрелка прилипла к делению, и получалось, что куда ни повернись – везде север.
– Всё, Стрекоза! Моё терпение лопнуло.
Максим расстегнул куртку. Из крепления на жилете выдернул охотничий нож и сделал на коряге засечку.
Он осторожно шёл вперёд, водя перед собой руками. Оставлял метки на деревьях скорее по привычке, чем по необходимости. Максим был уверен, что идёт к вертолёту и ему не придётся искать по засечкам дорогу обратно. У всех живых существ, в том числе у человека, есть внутренний навигатор и внутренние часы. За годы неустанных тренировок Максим развил навыки ориентироваться на местности без подручных средств. Разрабатывал маршруты по карте, отправлялся в лес, смешивал интуицию с логикой, добавлял зрительную память и, не доставая из рюкзака карту и компас, добирался до конечного пункта.
Туман, конечно же, усложнял задачу. Но и такое случалось в походах. При плохой видимости Максиму удавалось не отклоняться от выбранного направления, даже огибая непроходимые заросли и заболоченные участки.
Однако сейчас он шёл уже не столь уверенно и был, мягко говоря, обескуражен. По его расчётам, вертолёт находился в двух минутах ходьбы от оврага и должен давным-давно выплыть из тумана.
Максим посмотрел на часы. Секундная стрелка без характерного щелчка лениво перемещалась от деления к делению, непомерно растягивая секунду. Странная поломка.
– Стрекоза, вызывает Волга, – проговорил Максим в рацию. Помахал рукой, пытаясь разорвать непроглядную пелену. Набрал полную грудь воздуха и проорал: – Серёга, мать твою! Отзовись!
Вдруг туман рухнул на землю, как занавеска с окна.
Куда ни глянь, всюду лес. Совсем другой лес… Под ногами порыжелый мох. Папоротники до пояса. Лишайники опоясывали искривлённые стволы деревьев и седыми бородами свисали с ветвей. Кустарники скручены в клубок. В просветах крон мертвенно-серое небо. И только тишина такая же – давящая.
Максим постучал пальцем по компасу. Бесполезно: стрелка словно примёрзла к круговой шкале. Снова включил рацию; дисплей мигнул и погас. На базе, перед отлётом, был полный заряд. И радиостанция почти всё время находилась в спящем режиме. Аккумулятор не мог разрядиться так быстро.
Затолкав рацию в чехол, Максим посмотрел по сторонам. Сбоку, между двумя засохшими деревьями, протянулась почерневшая изгородь-штакетник с закрытой калиткой. Старая, но прочная на вид ограда будто выходила из толстых стволов. Крайние планки изгороди и калитки скреплял ржавый хомут. Неужели когда-то здесь была деревня? Не похоже. Кому понадобилось устанавливать в чащобе кусок штакетника? И, главное, зачем? Даже если это всего лишь сохранившийся фрагмент забора, который огораживал большую территорию, – толку от такой ограды никакого. Её запросто перепрыгнет и человек, и волк.
Максим покрутился, озираясь. Вдалеке, в просветах между лиственницами, разглядел дощатую крышу. Обошёл изгородь и замер. Появилось неприятное чувство, будто кто-то буравит затылок взглядом. По спине заструился колючий холодок. Потирая шею, Максим посмотрел через плечо. Папоротники, кустарники, лапы елей – в застывшем воздухе всё оставалось неподвижным. Калитка… Максим как во сне повернулся к ней лицом. Калитка открыта! Хомут висел на крайней штакетине изгороди.
Мышцы невольно напряглись. Продолжая стоять столбом, Максим повёл глазами вправо, влево:
– Кто здесь? – Сжимая в руке нож, вслушался в гробовое безмолвие. – Стрекоза… Это ты?
В голове заметались мысли: Серёга не мог идти по пятам незаметно, его выдал бы вздох или шорох хвои и прошлогодних листьев под подошвами ботинок. Тогда кто открыл калитку? Отшельник, живущий в этой глуши? Почему не покажется, не проявит дружелюбие, свойственное человеку, которому нечего скрывать? Или он боится незваного гостя? И, открыв калитку, даёт понять, что здесь не рады гостям.
Максим спрятал нож в рукав куртки, чтобы выхватить его в случае опасности.
– Я Максим Волга, спасатель. Кто здесь?
В ответ ни звука. Ощущение постороннего присутствия не исчезало.
Беспокойство переросло в тревогу. Непривычное чувство. Внешне изображая спокойствие и расслабленность, Максим размеренным шагом направился в сторону виднеющейся над зарослями крыши. Перелез через поваленное дерево, пересёк поросшую орешником ложбину и замешкался за раскидистым кустом, рассматривая сквозь ветки бревенчатую постройку на сваях-пеньках. В глухой стене дверь с ручкой в виде бублика. Перекошенное крыльцо без перил. На крыльце деревянное ведро, окованное металлическими полосами. К приоткрытой дверце чердака приставлена ветхая лестница. Как есть избушка Бабы-яги, только на крыше трубы не хватает.
Внимание привлекла окружность из чёрной дымки в небе. Такой след обычно оставляет самолёт после выполнения виража, но след самолёта – белого цвета.
Не заметив ничего подозрительного, Максим неторопливой походкой подошёл к избе:
– Есть кто дома? Хозяин! – Поднялся на крыльцо, постучал в двери. – Хозяин! Вы дома?
Выждав немного, потянул дверь на себя.
В избе царил полумрак. Единственный оконный проём в дальней стене забит досками. В ручейках дневного света плавали пушинки. В углу возвышался сколоченный на скорую руку стол на толстых ножках. Возле него – два старых табурета. Всё это покрыто толстым слоем пыли. Потолок из тесин лежал на балке, источенной жуком-короедом. В прорехах между тесинами лохматилась красно-бурая солома. В углах колыхалась паутина. Ни печки, ни лежака, ни следов пребывания человека. В этом доме явно никто не живёт.
Осторожно ступая по скрипучим половицам, Максим двинулся к окну. В полу разглядел крышку с железным кольцом, утопленным в половицу. Но ведь погреба нет. Под избой пустота…
Максим посмотрел сквозь отверстия между досками на окне. За домом находился старый деревянный колодец. На краю сруба стояла такая же бадья, как на крыльце. С поворотного бревна для спуска и подъёма ведра свисал огрызок цепи и при полном безветрии размеренно покачивался, словно маятник часов.
Смахнув с виска струйку пота, Максим вышел из избы и оцепенел. С крыльца исчезла бадья. Посмотрел по сторонам, пытаясь уловить малейшее движение или чью-то тень.
– Меня зовут Максим Волга. Я спасатель, – вымолвил он и медленно спустился с крыльца. Бегая взглядом по зарослям, развёл руки. – На мне форма спасателя. Видите? На груди рация. В подсумке карта и аптечка.
Окружающий мир оставался неподвижным и безмолвным.
Максим так же медленно пошёл вперёд:
– Не бойтесь меня, я не причиню вам вреда.
Повернулся лицом к избе и уставился на закрытую дверцу чердака. Минуту назад она была открыта. Точно открыта!
– Эй! На чердаке! Звучит смешно, но мне нужна ваша помощь. Можно к вам подняться?
Приблизился к лестнице. Потряс, проверяя на прочность:
– Я поднимусь к вам. Хорошо?
Выждал несколько секунд. Поставил ногу на нижнюю перекладину.
– Я следовал в детский лагерь. Вы не поверите, но у меня сломался компас и разрядилась рация, – говорил Максим, опасливо взбираясь по ненадёжным ступенькам. – Вдобавок туман… Здесь был туман? Плотный, белый. Я впервые видел такое.
Взялся за дверную ручку:
– Серёга… если это ты… – И открыл дверцу.
В лицо ударил смрад. Послышался писк, захлопали крылья, с чердака вылетела чёрная туча летучих мышей. Максим взмахнул руками и, не удержав равновесия, рухнул на землю. Сгоряча сел. Зажмурился от боли в затылке. Когда в голове перестало шуметь, открыл глаза.
– Кто вы? – спросил он, глядя перед собой. И вмиг охрип. – Нет…
Судорожно отталкиваясь руками и ногами от земли, заскользил на ягодицах назад. Упёрся спиной в кустарник.
***
Прижимая к носу салфетку для остановки кровотечения, Сергей встал. Чертыхаясь, отряхнул свободной рукой штаны и куртку. Услышав треск веток, прогундосил:
– Ты опоздал. Минута прошла. Но я бы тебя всё равно не простил. Даже если будешь ползать на коленях – не прощу. Таких, как ты, надо гнать из спасателей взашей.
Из зарослей малины выбежал Максим – взлохмаченный, грязный, облепленный хвоей, с фиолетовым кровоподтёком на лбу. Увидев Сергея, выпучил глаза.
– Волга, ты чего?
Максим лихорадочно повернулся в одну сторону, в другую. Завертелся как волчок.
– Ты чего? – вновь спросил Сергей и попятился. – Ты это… чего делаешь?..
Запрокинув голову и сжав кулаки, Максим заорал во всё горло. Орал так, что над лесом поднялась огромная стая перепуганных птиц. И вдруг упал навзничь. Глядя в небо, заколотил кулаками по земле и разразился безумным смехом.
~ 3 ~
Автомеханик вылез из смотровой ямы. Вытирая ладони тряпкой, обошёл старенький жигуль со свежей вмятиной на крыле:
– Ну что скажу… Тут работы на месяц.
С этим механиком Олег когда-то учился в одной школе, но, как ни пытался, не мог вспомнить его имя.
– А за выходные – никак?
– Нет, Олежа, не получится.
Олежа… Пахнуло детством. Видать, они дружили. Как же его зовут?
– Знаешь, сколько у нас клиентов? – продолжил механик. – И все по записи. Сам понимаешь, работать с твоей колымагой придётся урывками. Или записывайся в очередь и жди.
Олег окинул взглядом помещение станции техобслуживания. Одни иномарки. Жигулёнок здесь явно лишний. В ушах прозвучал голос тестя: «Пора заиметь приличное авто, перед соседями стыдно». Тесть прав. Конечно, прав. Но денег вечно не хватало. А главное, рука не поднималась отправить на свалку подарок отца. Память о родном человеке дороже «Ниссанов» и «Тойот». Если бы сын по неопытности не черканул крылом мусорный контейнер, то Олег не выступал бы сейчас в унизительной роли просителя и не напрягал бы память, чтобы обратиться к старому приятелю по имени.
– Всё понимаю, но… – Олег скроил горестную мину. – Я без машины как без ног.
Механик бросил тряпку в ящик для ветоши:
– Тогда езжай к гаражным шнырям. Они отрихтуют молотком, покрасят обычной эмалью. И вряд ли станут заморачиваться с подбором цвета. А через неделю краска облупится. Знаю я этих мастеров. Зато делают быстро. К нам, Олежа, не зря со всей округи едут. Знаешь почему? У нас лучший рихтовщик, раз. Лучший автомаляр, два. Лучший электрик, три. Лучший…
– С электрикой всё в порядке, – поспешил заверить Олег.
– Тут только копни. Дверные крепления никуда не годятся. Багажник хлопает. Свечи забрызганы. Ходовая разболтана. Тормозные колодки стёрты. Давно клепал?
– Прошлой зимой, кажется.
– Кажется, – передразнил механик. – Если уж делать, то на совесть. Мы мухлевать не умеем, держим марку.
