Яцхен: Три глаза и шесть рук. Шестирукий резидент. Демоны в Ватикане. Сын архидемона

– Палач предлагает воспользоваться этим вместилищем денежных единиц. По расчетам Палача, здесь достаточно для того, чтобы приобрести необходимые Палачу и Якову предметы.

– Ну-ка, ну-ка…

Я выхватил у Палача кошелек. Самый обычный кожаный бумажник. Но денег действительно более чем достаточно – хватит на билеты, и еще останется.

– Где ты это взял?

– Палач изъял данный предмет у объекта типа «милиционер». Палач сделал это, когда совершал проникновение сквозь материальную структуру объекта. Палач желает знать, было ли в его действиях что-либо, противоречащее желаниям Якова?

– Да нет, все в пор…

Я замолчал на полуслове. Дело в том, что я неожиданно почувствовал знакомое расслабление во всем теле, а потом я снова оказался в совершенно пустом пространстве. В пространстве, в котором не было ничего и никого. Даже меня.

– Ну вот, я снова сплю… – раздраженно буркнул я. – Эй, подсознание, ты здесь?

– Здесь, здесь, где же еще, – жизнерадостно ответил Голос. – Так и не научился контролировать процесс?

– К сожалению. В глаза бы плюнуть тому, кто меня конструировал…

– Посмотри на это с другой стороны. Тебе еще повезло, что это не случилось пятью минутами раньше, когда ты был в воздухе. Или десятью – когда ты распугивал милицию.

– А ты откуда знаешь?

– Я знаю все, что знаешь ты, – усмехнулся Голос. – По-моему, ты зря заключил сделку с Палачом. Что если он воспользуется тем, что ты сейчас совершенно беспомощен, и доведет до конца то, что вы начали на той поляне?

– Блин! – возмутился я, подумав о том, что сейчас, возможно, этот стеклянноглазый отрывает мне голову. – Но я все еще жив?

– Когда ты умрешь, ты это почувствуешь, обещаю. Собственная смерть – одна из немногих вещей, которые невозможно проигнорировать.

– Ладно, будем надеяться, что он сдержит слово…

– Будем, – согласился Голос. – Знаешь, а ведь если он его сдержит, тебе будет гораздо труднее прикончить его, когда он перестанет быть нужным. Совесть загрызет…

– Ты и об этом знаешь?

– Да. И это довольно подло с твоей стороны – я никогда и никого не бил в спину.

– Я еще ничего не решил… – огрызнулся я. – Его просто нельзя оставлять в живых – ты видел, что он сделал на той базе!

– Видел, твоими глазами. Но ведь его так запрограммировали – в чем же он виноват? Разве ты будешь упрекать тигра за то, что он ест зебр?

– Тигр не ест зебр, они живут на разных материках, – машинально поправил я.

– Разве? – удивился Голос. – А я и не знал… Не успели мы ваш мир как следует изучить…

– Что?

– А, извини, оговорился. Но это неважно – главное то, что он пытается пойти против своей программы, разве нет? А это довольно редкий случай, чтобы в роботе проснулась совесть.

– Не уверен, что это именно совесть.

– Или желание свободы, какая разница? Так или иначе, если ты ему поможешь, он уже никого не будет убивать. Он уже сейчас этого не делает, верно?

– Верно-то оно верно, да толь…

Я проснулся. Наш разговор с подсознанием вновь прервался на полуслове.

Судя по солнцу, первые лучи которого появились на востоке, я проспал часа четыре. Как и в прошлый раз. Вероятно, во сне время движется гораздо быстрее, ибо наша беседа каждый раз продолжалась минут десять, не больше.

Палач стоял рядом и безразлично смотрел на меня. Увидев, что я проснулся, он наклонил голову, и сообщил:

– Палач приветствует Якова. Палачу приятно, что его первоначальное предположение того, что Яков скончался, оказалось неверным. Палач желает продолжать выполнение составленного плана.

– Продолжать так продол…

Я поперхнулся на полуслове – рядом с Палачом стоял Серый Плащ. Могу поклясться – всего секунду назад его не было и в помине! Но я вообще не заметил, как он появился – такое впечатление, что до этого я просто не обращал на него внимания!

– Тихо, – вполголоса прохрипел я. – Палач?

– Палач слушает Якова.

– Ме-едленно повернись налево на девяносто градусов. Очень медленно и очень осторожно…

Палач послушно повернулся. Теперь он глядел прямо в маску Серого Плаща. Тот никак не реагировал.

– Скажи-ка, что ты сейчас видишь? – осторожно уточнил я.

– Палач видит крыши, птиц, антенну…

– А людей? Ты видишь каких-нибудь людей?

– Кроме Якова в непосредственной близости от Палача нет ни одного крупного живого существа, – равнодушно сообщил робот. Учитывая то, что Серый Плащ по-прежнему стоял в полуметре от него, звучало это довольно странно.

– Угу. Понятно. Значит, все-таки галлюцинация. Тогда не обращай внимания…

Пока Палач спускался с крыши, я продолжал смотреть на Серого Плаща. Тот, не отрываясь, глядел на меня и, казалось, решал какую-то сложную арифметическую задачу.

Пожалуй, даже хорошо, что я уснул именно сейчас. Нам все равно пришлось бы ждать до утра – сегодня первый поезд на Москву отправляется только в четверть десятого. Мы приобрели «эсвэ» – двухместное купе. Хорошо, что не будет попутчиков – мне совсем не улыбалось двое суток сидеть закутанным в это шмотье.

Кстати, на меня и так косились. Я таки приобрел Палачу темные очки – скрыть его нестандартные глаза, но сам все равно оставался приметной фигурой, несмотря на все ухищрения. А как же – яркое майское утро, солнце бьет в глаза, на небе ни облачка, а я закутан по самые уши. Капюшон надвинут так, что лица практически не видно, а то, что все-таки видно, скрывает повязка. Со стороны я, наверное, напоминал какого-нибудь таежного егеря.

– Беляши! Горячие беляши! С мясом, с луком, с яйцами!

Бабка с беляшами расхваливала товар так аппетитно, что я мгновенно почувствовал, как у меня сосет под ложечкой. Палач тоже заинтересованно посмотрел в ту сторону и неожиданно произнес:

– Палач желает утолить чувство голода. Палач просит Якова приобрести ему несколько этих вкусно пахнущих предметов.

– А ты разве ешь? – поддразнил его я. На самом-то деле я помнил как он кушал травку, но меня удивило, что ему, оказывается, не все равно, чего жрать.

– Палач нуждается в подпитке органической пищей. Еще Палач нуждается в энергетической подпитке, но сейчас аккумулятор Палача заполнен на восемьдесят пять процентов. По расчетам Палача, Палачу потребуется подключение к сети не раньше, чем через шестнадцать суток.

– Угу. Бабушка, дайте нам беляшей…

– Пару? – привычно уточнила продавщица, уже открывая свою коробку.

– Нет, мало… Тебе сколько? Ладно, неважно. Вот, на все.

Бабуся удивленно воззрилась на пятисотенную купюру, а потом расплылась в довольной улыбке. Еще бы – мы только что скупили почти половину ее груза! О таких покупателях мечтает каждый продавец.

Она деловито извлекла откуда-то огромный целлофановый мешок и заполнила его беляшами доверху. Оказалось мало – она заполнила еще один, точно такой же. Вообще-то, я даже не спрашивал, сколько эта жратва стоит, но всего вышло штук пятьдесят.

– Да куда ж вам столько, касатики? – озабоченно покачала головой бабуся, глядя, как растерянно балансирует с пакетами Палач. – Неужели вдвоем все съедите?

– А вот смотри! – прохрипел я, отправляя в пасть сразу три беляша. Разумеется, перед этим я отвернулся – не следовало показывать кому попало, что скрывается под моей повязкой.

Палач не отставал. По-моему, он даже не пережевывал – просто пихал свой завтрак в рот, как пихают фарш в мясорубку.

– Палач испытывает приятные ощущения, – в перерыве между пятым и шестым сообщил он. – Палачу нравится насыщаться этими предметами.

Я его не слушал. Дело в том, что в это время я внимательно прислушивался к собственным ощущениям, отчаянно молясь, чтобы это оказалось именно тем, чем кажется. Я чувствовал вкус беляшей! Очень слабо, где-то на грани различимости, но чувствовал! Быть может, мои вкусовые рецепторы наконец-то начинают просыпаться? Вот было бы хорошо…

– Палач сыт, – констатировал мой партнер где-то после двадцатого беляша.

Мне тоже больше не хотелось. В пакете сиротливо бултыхалось еще штук пять, и я запихнул его в карман. По дороге доем.

До отхода нашего поезда оставалось еще часа два, и мы отправились в зал ожидания. Я купил в газетном киоске авторучку и журнал с кроссвордами, и уселся их разгадывать. Палач и вовсе не скучал – он вновь впал в то же оцепенение, что в прошлый раз.

Впервые в жизни я держал ручку. Это оказалось неожиданно неудобно – второй большой палец мешал ухватить ее так, как казалось мне естественным. Через некоторое время я все-таки наловчился, но тут поймал пораженный взгляд мальчишки, сидевшего напротив меня.

До меня дошло – я ведь снял перчатку с правой руки, чтобы поудобнее держать ручку, а под ней у меня… правильно. Семь длинных серых пальцев, похожих на лапки диковинного насекомого. Хорошо еще, когти не выпустил, а то был бы здесь кошмар на улице Вязов, часть… не помню какая.

Пока пацан не опомнился, я быстро вернул перчатку на ее законное место. Это вывело его из оцепенения, и он быстро зашептал что-то папаше, тоже внимательно изучающему газету. Свою, естественно.

Разумеется, я слышал все до последнего слова – он рассказывал, что у меня-де семь пальцев, и вообще я похож на пришельца из измерения Икс. Интересно, а это где такое? Папа недовольно выслушал свое чадо и приказал сыночку не придуриваться. Потом он смерил меня подозрительным взглядом – я старательно наклонил голову пониже, чтобы он даже краем глаза не заметил моего лица.

Я было решил, что на этом инцидент исчерпан. Но не тут-то было. Мальчишка попался настырный, он упорно продолжал доказывать отцу, что у меня семь пальцев, и они явно нечеловеческие. Отец раздражался с каждой секундой все сильнее, но под конец не выдержал.

– Извините, пожалуйста, – насколько мог вежливо обратился он ко мне. – Вы не покажете моему пацану свою руку? Понимаете, ему там померещилась какая-то чепуха…

– Нет, – грубо огрызнулся я.

– Да ладно, что тебе, трудно, что ли? – мужик сам не заметил, как перешел на «ты». – Сними перчатку на секунду, пусть посмотрит!

– Нет! – повысил голос я.

По-моему, мой жуткий хрип только сильнее уверил папу, что со мной что-то не в порядке. Он задумался, что ему в этой ситуации делать. Самолюбие не позволяло сдаться вот так просто, а в то же время хрен его знает, кто я такой? Связываться неизвестно с кем ему явно не хотелось.

– Мужик, ну тебе трудно, или как?! – наконец решился он. – Ну видишь, вбил пацан себе чего-то в голову, ну и покажи ему!..

– Палач желает знать, досаждает ли Якову данный объект, – неожиданно прозвучал монотонный голос киборга-убийцы. – Палач предлагает устранить данный объект.

– Не надо, – прохрипел я, заметив, как перекосился наш собеседник. – Хочешь посмотреть мою руку? На, смотри!

Я резко сдернул перчатку, одновременно выпуская когти. При виде этой жуткой конечности сынок возбужденно завизжал что-то вроде «Вот видишь, вот видишь!», а отец переменился в лице, сильно побледнел и поспешил смыться от греха подальше.

Я проводил его взглядом, спрятал когти, надел перчатку и довольно расслабился. Имелась крохотная возможность, что сейчас эти двое кому-нибудь старательно на меня стучат, но почему-то я в этом сильно сомневался. В конце концов, в Уголовном Кодексе РФ не написано, что иметь семь пальцев запрещено.

Когда мы уже заняли наши места в купе и поезд тронулся, я вновь заметил этого типа. По-видимому, они с сыном кого-то встречали – теперь с ними были две женщины. Все четверо стояли на перроне и оживленно беседовали. Самое интересное, что речь шла обо мне – это я услышал даже сквозь толстое стекло.

На миг взор мужчины упал прямо на меня, и он окаменел на месте. Неожиданно мне захотелось пошутить. Я поднял руку и резким рывком сдернул с головы капюшон, очки и маску. Увидев то, что скрывалось под этой незамысловатой маскировкой, мужик схватился за сердце и зашатался.

А когда я снял плащ и продемонстрировал полный набор моих многолезвенных рук, он окончательно впал в кому. Он даже не мог ничего не произнести, только открывал и закрывал рот, как рыба, вытащенная на берег.

Что было дальше, я уже не увидел – поезд унес нас слишком далеко, а заглянуть за угол невозможно даже с моим сверхзрением.

Колеса стучали мерно, убаюкивающе, и вот сейчас я вздремнул бы с удовольствием, но, к сожалению… Палач сидел напротив и с интересом глядел в окно. Один раз он даже просунул голову сквозь стекло, но я тут же втащил его обратно. Не хватало еще, чтобы машинист в своем зеркальце заметил такое чудо!

Вряд ли, конечно, но мало ли что бывает…

А потом Палач уселся поудобнее и начал издавать какие-то странные звуки. Они напоминали похрапывание пополам с жужжанием, и для моего чувствительного уха оказались очень неприятными. Просто ужасно неприятными. Я терпел несколько минут, а потом потребовал объяснений. Палач внимательно посмотрел на меня и равнодушно сообщил:

– Палач проводит сканирование и поиск поврежденных участков электронной части мозга Палача.

– А бесшумно это нельзя делать?

– Ответ отрицательный. Сканирование электронной части мозга Палача не может не сопровождаться незначительными звуковыми эффектами.

– Угу. Незначительными, говоришь… И долго ты еще будешь храпеть?

– По расчетам Палача, полное сканирование займет от сорока до семидесяти минут.

– Угу. Ладно, пойду прогуляюсь пока…

Я с грохотом захлопнул дверь в наше купе. Звуки были слышны и здесь. Вот чертов Палач… Придется, видно, поискать местечко потише.

Только вот где оно – это местечко? Я отходил все дальше и дальше, но мне все равно было слышно. А еще мне было отлично слышно, как разговаривают в соседних купе, как стучат колеса, как звякает ложечка в стакане с чаем, как о чем-то переругиваются проводницы, как…

– Ти-и-и-ихххха-а-а-а-а!!! – взревел я, не в силах выдерживать этот кошмар. Сверхчувствительный слух… да какая скотина его выдумала?!

По-моему, мой вопль услышали. Во всяком случае, разговаривать действительно вроде бы стали потише. Я угрюмо двинулся дальше. Прошел тамбур… еще один… еще… Следующий вагон был общим – купе здесь не закрывались на замок. Собственно, здесь и не было никаких купе – просто лавки с пассажирами и проход между ними. На меня сразу же настороженно уставились несколько десятков глаз. Еще бы… Фантомас какой-то, а не человек.

– Ветяр с моря-я дуль, ветяр с моря-я дуль, нагоняль беду, нагоняль беду!.. И казал ты мне, и казал ты мне, боше не приду-у, боше не приду-у!

Это еще что такое?.. Пара цыганят – мальчик и девочка. Ну правильно, побираются по вагонам, песенки поют, дело житейское… Но до чего же отвратительно поют, до чего же фальшиво…

Я уже упоминал, что у меня сверхчувствительный слух? Так вот этот самый слух от их кошачьего концерта мгновенно взбунтовался, громогласно заявив, что если это будет продолжаться еще хоть несколько секунд, он сожжет мне мозги.

– Молч-а-а-ать!!! – заорал я во всю глотку. – Молчать! Молчать! Молчать!

Цыганята немедленно заткнулись, в ужасе подняв на меня черные глазенки. Потом испуганно пискнули и бросились обратно в тамбур. Все остальные пассажиры тоже удивленно пялились на меня.

Мне стало стыдно. Наорал на детей… Я решительно пошел за ними, чтобы как-то извиниться. Но меня встретили на полпути. Хмурый цыган, похожий на Будулая из известного кино, вынырнул из дверей, за которыми скрылись две его уменьшенные копии, и поманил меня пальцем. За его спиной я заметил знакомую туманную фигуру – Серый Плащ явно уже успел стукануть на меня куда следует.

– Эй, гаджо, ты зачем наших детей пугаешь? – спокойно поинтересовался он, когда я подошел поближе. – Храбрый, да? Справился с маленькими? У тебя совесть есть?

Я почувствовал, как мой несчастный мозг снова начинает раскалываться от бешеной злобы. Состояние у меня сейчас какое-то… был бы я женщиной – однозначно, критические дни.

– Твои дети отвратительно поют, – прошипел я прямо ему в лицо. – Им платят не за их пение, а только чтобы они заткнулись!

– А ты лучше споешь, да? Может, послушаем, а, гаджо?

– Заткнись, рома! – рявкнул я. – А что до совести – ты сам бессовестная мразь, детей отправляешь побираться!

– Вот как заговорил… – грустно покачал головой цыган. – Знаешь, гаджо, мне кажется, мы друг друга не понимаем. Может, выйдем в тамбур, потолкуем по душам?

Даже не дожидаясь моего согласия «потолковать по душам», цыган повернулся и направился туда, куда сказал. Я молча двинулся следом. По-моему, в вагоне все хором вздохнули с облегчением, когда мы свалили с их глаз.

– Ну что, гаджо, ничего не хочешь мне сказать? – насмешливо посмотрел на меня цыган. – Прощения попросить, например?

– Да что ты заладил – гаджо, гаджо! Я тебе не гаджо!

– А кто же ты тогда? – усмехнулся цыган. – Все люди либо рома, либо гаджо, вот так-то.

– Люди, говоришь? – прохрипел я. – А я не человек, рома!

Я резко сдернул очки и маску. Но, к моему удивлению, цыган вовсе не испугался. Он преспокойно полюбовался на мою рожу, и сказал:

– Детей напугал, теперь меня хочешь напугать? Страшная маска, гаджо… Сколько заплатил? Борнагкуй, да?

– Что еще за борнагкуй? – удивился я.

– Да я не помню, страшила какой-то, из детских сказок, – равнодушно пожал плечами цыган. – Вот, гаджо, смотри, чем надо пугать.

Он медленно вытащил из кармана нож. Длинный такой нож, острый. И держал он его умело.

– Придется поучить тебя уму-разуму, гаджо, – грустно сообщил цыган и… пырнул меня.

Однако на полпути его руку встретила моя рука. Я схватил его за запястье и сдавил со всей силы. Второй рукой выхватил этот дурацкий нож, третьей сжал другую руку Будулая, а четвертой, пятой и шестой поднял его над полом. Одновременно я открыл дверь хвостом, и, как следует размахнувшись, вышвырнул его наружу. Бедный цыган, по-моему, даже не успел ничего сообразить, как оказался на вольном воздухе.

– Счастливого пути! – злорадно прохрипел я ему вслед, высунувшись наружу насколько смог.

Злорадствовать – плохо. В тот день я понял это особенно ясно. То, что случилось потом, не назовешь иначе, чем возмездием свыше. Потому что в тот самый момент, когда я окончательно потерял из виду улетевшего цыгана и собрался вернуться обратно, я почувствовал за спиной какое-то шевеление, а потом – сильный удар в спину. Уже вываливаясь из тамбура, я увидел там по-прежнему молчащего Серого Плаща.

Этот гад только что вышвырнул меня из поезда!

Больше я ни о чем подумать не успел – падение завершилось… под колесами едущего поезда. Вы никогда не попадали под поезд? Тогда вы не поймете, что я почувствовал в этот миг.

Но если вкратце, я почувствовал, как в глазах стремительно темнеет, а тело наполняется болью, которая все усиливается, усиливается, усиливается… пока все не заканчивается и меня накрывает блаженная чернота…

В самый последний миг перед глазами промелькнул успевший опостылеть Серый Плащ – все это время он стоял рядом с путями, внимательно наблюдая, как я корчусь от непереносимой боли…

Глава 9

Я очнулся уже на рассвете. Значит, прошло не меньше суток. Боли не было, остался только какой-то странный зуд во всем теле.

И еще чувство голода. Ужасного, всепожирающего голода. Еще чуть-чуть, и я начал бы глодать собственную ногу, так мне хотелось есть.

– Точно, я тоже чувствую, – раздался голос в моей голове. – Нам с тобой нужно срочно чем-нибудь подкрепиться, а то ослабнем, двигаться не сможем. Ты два дня регенерировал, все внутренние резервы исчерпал.

Я не обратил на это внимания. Решил, что это остатки боли, которая все еще слабо пульсировала по всему телу.

Хотя было в этом голосе что-то такое смутно знакомое…

Не знаю, где я очутился, но это точно не поезд. Я лежал в какой-то ямке, неподалеку от железнодорожной насыпи. Неподалеку, но отнюдь не вплотную – со стороны меня, скорее всего, не видно. Еще из окружения присутствует стена леса, мелкий дождик и облезлая псина, рассеянно обнюхивающая кончик моего хвоста.

– Пошла отсюда! – громко потребовал я. Собака фыркнула в мою сторону и продолжила свое увлекательное занятие. – Что со мной произошло?

– А это я тебе могу сказать, – снова послышался тот же голос. – Ты вывалился из поезда. Это тебя тот странный тип столкнул, которого ты Серым Плащом окрестил. И вывалился ты очень неудачно – тебя отшвырнуло прямо под колеса и почти километр волокло по шпалам, пока поезд не закончился и тебя не отбросило сюда. Ты долго катился по склону и в конце концов остановился в этой яме. Здесь ты и остался.

– И я выжил? – удивился я.

– Сам удивляюсь! Между прочим, тебе оторвало крылья, хвост, ногу и пять рук. Шестая каким-то чудом уцелела.

– А почему тогда все это на месте?

– Заново отросло. Ты тут трое суток лежал без сознания. Регенерацию тебе сделали прекрасную, надо поздравить твоих создателей. Но материал для всего этого черпался откуда-то из тебя, так что тебе срочно надо пожрать. Вон – собака, подарок судьбы. Съешь ее!

– Иди ты… Я собак не ем, гадость… И животных я люблю.

– Ну-ну… – насмешливо фыркнул голос в голове. – Настолько любишь, что согласишься голодать? Жри давай, скотина, а то сдохнешь, и я вместе с тобой!

Я печально посмотрел на псину. Выглядела она совершенно неаппетитно. К тому же была еще живая. Чувство голода и чувство жалости боролись во мне, попеременно одерживая верх. Однако голод с каждой секундой усиливался, заставляя жалость проваливать ко всем чертям.

Стыдливо пропускаю следующую сцену. Самому неприятно вспоминать об этом ужине. Я усиленно твердил себе, что вот например в Корее собак едят, да еще похваливают, но все равно было противно.

Но хотя бы вкус я снова чувствовал, хоть какое-то утешение…

Впрочем, как раз сейчас я бы предпочел его не чувствовать.

– Могу снова отключить! – обиделся голос. – Знаешь, как долго я старался заставить твои рецепторы работать! У тебя их вообще не было, пришлось с нуля выращивать!

– Подожди секунду, – потребовал я. До меня наконец-то дошло, что все это время я разговаривал с кем-то, обитающим исключительно в моей голове. И голос у него был точь-в-точь такой, как у… – Подсознание, это ты? А я разве сплю?

– Нет, не спишь, – неохотно признался голос. – Это все из-за твоей травмы – пока ты валялся подобно булыжнику, я сумел подключиться к тебе поплотнее. Кстати, раз уж мы теперь друг друга слышим, можешь забыть обо всей этой ерунде с подсознанием и прежней личностью.

– Угу. То есть не понял. Что ты имеешь в виду?

– Лапшу я тебе на уши вешал, уж извини. Нельзя было сразу все как есть вываливать – ты бы здорово разозлился. По-моему, ты все равно очень скоро разозлишься, так уж лучше побыстрее.

– Дальше, – мрачно потребовал я.

– Для начала, представимся. Мое имя – Рабан. Кто я такой – объяснить довольно сложно… Тот ублюдок, профессор Краевский, окрестил меня мозговым паразитом.

– Угу… чего сказал?!! Какого хрена ты там делаешь, скотина?! Я же тебя сейчас… сейчас…

Я замолчал, усиленно соображая, как можно прикончить того, кто сидит у тебя в мозгах. Почему-то ничего не придумывалось.

– Только не выходи из себя, ладно? – заторопился Рабан. – Я ни в чем не виноват!

– Как это не виноват?!

– Не злись! – завизжал паразит. – Не надо, мне больно!

– Ах вот как! – обрадовался я. – Ладно, тварь, держись, сейчас тебе будет еще больнее! Нет, ну какие сволочи – мало того, что в монстра превратили, так еще и гадость какую-то в мозги подселили!

– Это не они, я сам залез!

– Еще хуже!

– Не надо, пощади, ты же без меня умрешь!

Постепенно я начал успокаиваться. Кем или чем бы ни был этот Рабан, он явно сидел в моей башке с самого рождения, и пока что я его не чувствовал и не ощущал. Пожалуй, не стоит пороть горячку: если ему причиняет боль всего лишь моя злость, убить я его успею.

– Как это – умру? – мрачно потребовал объяснений я. – Колись давай, рассказывай!

– Не будешь психовать? – на всякий случай уточнил Рабан. – Я – один из керанке, мозговых полипов. Мы живем в мозгах разумных существ…

– Угу, – грозно прохрипел я.

– Ты дослушай! Это симбиоз. Те, у кого мы живем, сами нас к себе приглашают, потому что мы очень полезные.

– Пока что не заметил…

– Заметил, заметил! – обиделся полип. – Ты ведь еще живой? Вот! Понимаешь, человеческий мозг и тело яцхена несовместимы. Яцхен вообще ни с чем несовместим – эти профессора с ним здорово напортачили, в твоем теле серьезная ошибка с ДНК. Потому-то им все время и не везло. Повезло только с тобой именно потому, что у тебя есть я – я не дал твоему мозгу разрушиться. И сейчас не даю.

– То есть?

– А у твоего мозга и тела кровеносные системы не совпадают. Кровь яцхена ядовита для человека. Я не пускаю ее сюда, и снабжаю мозг кислородом и прочими веществами. А сам все это беру из нашего… твоего тела – я сижу в самом низу, на стыке головного и спинного мозга. Я тут целую систему построил! – похвастался Рабан. – Миниатюрное подсердце, облатка, усилитель потоков… Знаешь, как старался! Если б не я, ты бы сначала конкретно спятил, а потом и вовсе сдох!