По секрету всему свету

И теперь я думала: «Стоит ли завтра идти с ними гулять. Андрей был чуть-чуть ниже меня, мне так показалось, а Женя и вовсе малыш. Разве это парни. Пожалуй, их предложение мы проигнорируем».

– Сейчас я быстро прополю грядку, и мы попьем чаю, – сказала Олеся, как взрослая.

– Тогда я тебе помогу.

Небольшую грядку с морковкой мы быстро освободили от сорняков и пошли пить чай в летнюю кухню, построенную совсем недавно. Там было чисто, уютно, и вся посуда была перенесена из дома тоже недавно.

– Когда это вы успели сюда перебраться? – поинтересовалась я.

– Вчера вечером, папка тут кое-что доделал, и мы все перенесли.

– Здесь здорово! – восхитилась я. – Кругом зелень, как в раю.

– Мне тоже здесь нравится, – улыбнулась подруга.

Она взяла чайник с горячей печки, которая уже не топилась, но держала жар, и разлила кипяток в фарфоровые кружки. Потом налила из чайничка заварку. Все это она делала очень ловко и быстро. А я наблюдала за ней и думала: «А ведь я старше Олеси, но не такая хозяйственная, как она и не гостеприимная…» Затем она поставила на стол жареные шанежки и банку сгущенки. Мне, конечно, стало как-то неловко, я сыпанула в чай три ложки сахару, быстро размешала и стала его пить.

– А шанежки ешь, они очень вкусные, – проговорила Олеся с набитым ртом.

– Хорошо, – я тоже взяла стряпню, но не стала ее обмакивать в сгущенное молоко.

Ела Олеся очень много, шумно причмокивала, облизывала с пальцев сгущенку, потом опять макала стряпню в сгущенное молоко, и оно текло по пальцам, она его снова слизывала с наслаждением. Все это меня очень забавляло.

Когда она наконец-то наелась, то откинулась на спинку стула и погладила свой животик.

– Фу, наелась, очень вкусно! – выдохнула она. – А что ты так мало съела?

– Я много не ем.

– А я люблю покушать, особенно что-нибудь стряпанное.

«Надо тебе поменьше есть и побольше двигаться», – подумала я и увидела в огороде маму Олеси.

– А сегодня тетя Надя дома?

– Да, она сегодня дома и завтра тоже.

Мне стало как-то совсем неловко. Тетя Надя смотрела всегда на меня, как соседка Августина, недоброжелательно и высокомерно. Ее взгляд говорил: «Вот болтаешься без дела, бездельница и дочь мою отрываешь от работы». Она могла пройти мимо меня и не поздороваться. А когда я ей говорила: «Здравствуйте, теть Надь!», – она поднимала голову и проводила взглядом по мне сверху вниз, как бы решая, желать мне сегодня здоровья или нет. Потом брезгливо говорила: «Здравствуйте!», – и снова опускала свои голубые глаза. Конечно, тетя Надя была очень красивой женщиной, блондинкой. Она следила за собой и приучала к этому дочь. В доме у них было чисто и современно. И приятная внешность тети Нади никак не сочеталась с ее скверным характером.

– Ты знаешь, Олесь, я наверно пойду домой, – вдруг засобиралась я, когда увидела, что тетя Надя медленно приближается к летней кухне. Ее пышные элегантные формы в ситцевом сарафане, казалось, парили в лучах яркого солнца. Соломенная шляпка, с большими полями, придавала ей вид светской дамы. В ней было что-то сдержанное, аристократическое и в тоже время отталкивающее.

– Ну, ладно, а я пойду телевизор посмотрю, а потом помою пол, – быстро согласилась подруга.

Я вышла на улицу и шмыгнула к воротам, довольная, что не встретилась с хозяйкой дома. Только маленькая собачка Моська несколько раз огрызнулась на меня, так как я потревожила ее сон.

На следующий день, около трех часов дня, мы с Олесей решили не показываться на глаза мальчишкам, придумали их одурачить. Выйдя через калитку в конце огорода, двинулись в лес одни. Погода стояла чудесная. Щебетали весело птицы, перелетая с дерева на дерево. И кукушка долго куковала на сосне. Жужжали пчелы, и изредка назойливые комары лезли в лицо.

– Они, наверно, сейчас нас ждут возле лавочки, а мы тут! – загалдела подруга. – Здорово мы их обманули!

– Ага, здорово! – отозвалась я.

И мне почему-то стало как-то грустно. Пока мы бежали через огород, а потом к лесу – было весело, а когда были далеко, какое-то непонятное чувства разочарования накатило на меня. Захотелось вернуться, показаться на глаза мальчишкам и опять броситься бежать куда-нибудь от них. Видимо, игра в «кошки-мышки» мне нравилась.

– Что ты молчишь? – спросила Олеся.

– Как-то тоскливо. Может вернемся?

– Не знаю, давай вернемся, – согласилась подруга.

Мы повернули обратно.

И тут неожиданно из-за кустов вынырнули мальчишки. Мы с подругой даже вздрогнули.

– Здрасьте! Это как понимать? – начал возмущаться Андрей. – Мы их там ждем, а они тут гуляют.

– Очень интересно? – подтвердил Женя.

– А мы забыли, – не растерялась я.

– Я так и думал, – сказал Андрей. – Девичья память короткая, – и опять его голос звучал красиво и решительно.

– Пойдем, Оля, домой, – взволнованно проговорила подруга. – А то мама будет ругаться, что я убежала без спроса.

– Давай немножко пройдемся по лесу, – попросила я шепотом.

– Ну, хорошо, только совсем немножко, – уже громче ответила Олеся.

Мы двинулись вперед.

Мальчишки пошли следом. Одеты они были также, как вчера. Олеся тоже нечасто меняла наряды. Я же привезла с собой весь свой гардероб и, почти каждый день переодевалась. Сегодня я была в голубоватом спортивном костюме, который очень мне нравился. Он придавал моему крепкому телосложению женственность и уверенность.

Дома же у себя, в своем поселке, я не любила такие переодевания, часто ходила в одном и том же. Предпочитала спортивные штаны и спортивную кофту.

Мальчики начали о чем-то шушукаться, и Женя то и дело тихонько хихикал. А Олеся то поглядывала на меня, то поворачивала голову назад. Она слегка улыбалась и покачивала головой, тем самым говоря: «Ни стыда ни совести – идти сзади и шептаться. Зачем мы только пошли с ними?»

Мне же стало совсем не до улыбок, я почувствовала себя неловко, точно являлась предметом для насмешек. И тут я резко обернулась и сказала мальчишкам:

– Наверно, мы пойдем домой.

– Извините нас, шептаться за вашей спиной – это неприлично, – интеллигентно произнес Андрей.

– Наконец-то дошло, – сказала подруга. – Пойдем домой, Оля.

– Мы больше не будем, – громко, улыбаясь, проговорил Женя и, повернувшись назад, стал кидать на дорогу сосновые шишки, которые он успел набрать.

Андрей поднял с накатанной щебеночной дороги несколько шишек и тоже стал их кидать, не обращая на нас внимания.

Мы с Олесей переглянулись, удивленные и разочарованные. Нам показалось, что они над нами просто издеваются.

– Давай убежим, – прошептала я.

– Давай, – отозвалась шепотом подруга.

И мы кинулись в глубину леса. Несколько шагов, и кучка плотно выросших густых молоденьких ёлок скрыла нас в одно мгновение. Но мы не остановились, а бежали все дальше и дальше. Нам стало очень весело.

Мы выбежали из леса и поторопились к огороду Олеси. И только там смогли перевести дух и оглянуться назад. За нами никто не бежал.

– Какие-то дураки! – громко проговорила подруга.

– Не говори, – подтвердила я. – Детство еще в голове.

– Точно. Больше с ними не пойдем гулять.

Почти весь день мы просидели у Олеси в доме одни, смотрели телевизор и болтали. Ее мама уехала к сестре в гости в соседний поселок, оставив записку.

На следующий день, около десяти часов утра, я пошла за хлебом. О том, к кому приехали мальчишки в гости, я узнала от подруги. И проходя мимо маленького старенького домика, в котором жила бабушка мальчиков, я опустила глаза на дорогу. Но взгляд мой все же скользнул в сторону деревянного забора. В ограде никого не было. Я с облегчением выдохнула и почему-то разочаровалась. Конечно, я хотела увидеть мальчиков. Увидеть их и быстро куда-нибудь скрыться. Мне почему-то захотелось рассмеяться им в лицо громко, с презрением и убежать.

Когда я шла обратно, в ограде по-прежнему никого не было.

«Может быть, они домой уехали? – подумала я. – А может быть, они где-то гуляют? Интересно, где они? – меня мучил вопрос, и я уже не понимала себя. – Мне кажется, что это происходит со мной от тоски и безделья. И если я чем-нибудь займусь, то это пройдет».

И я сегодня решила поработать в огороде.

Как только я сообщила об этом бабушке Шуре, она, обычно говорившая: «Что ты, Олечка, отдыхай, я сама все сделаю. Да и работы там совсем немного», произнесла: «Я не откажусь от помощи. Да и грядки у меня заросли»

Я поела и вышла в огород.

Возле дома стояли три старых ранетки. Дальше расположились грядки с овощами, рядом росла картошка, высокая и тонкая, слегка заросшая осотом. А в основном было все чисто и аккуратно. Бабушка моя – настоящая трудяга. Только грядка с морковкой затянулась мокрецом. Я присела и стала полоть. А мысли мои блуждали по лесу, там, где мы последний раз расстались с мальчишками.

Несмотря на то что детство еще играло в них и многие выходки казались нелепыми да наивными, меня тянуло к ним. Может, действительно, от безделья.

– Вот она где! – услышала я за своей спиной тихий голос.

Я повернула голову и увидела подругу в голубом трикотажном платье. Лицо ее сияло.

– Привет! – отозвалась я, стараясь улыбнуться.

– А мне твоя бабушка сказала, что ты сильно занята. Тебе еще много полоть?

– Я почти закончила.

– Вот здорово! – произнесла Олеся. – Потом погуляем по лесу.

– А что, можно и погулять, – обрадовалась я. – Ты случайно мальчишек не видела?

– Видела, они у тетки своей, которая за нашим огородом живет. Я их увидела, когда горох полола.

Что-то екнуло во мне, точно Олеся говорила о моем парне. Даже холодок по телу пробежал.

«Да какое мне до них дело, – успокоила я себя. – Пусть себе гуляют, где хотят».

А когда я закончила работу, то выходя за ограду, внимательно посмотрела по сторонам. И тут мой взгляд остановился на Андрее, который сидел на скамейке возле забора т. Гути, опустив голову. А рядом стоял Женя и чертил правой ногой по земле, при этом внимательно что-то разглядывая у себя под ногами.

Мы с Олесей решили пройти мимо, не обращая на них внимания.

– Здравствуйте, девушки! – громко произнес Андрей.

– Здрасьте! – ответила я и отвернулась.

Андрей, глядя на нас и понимая, что мы ими больше не интересуемся, решил пойти на уловки: он сделал вид, что что-то поймал и сейчас держал это в ладони.

– Гляди-ка, Жека! Ничего себе… Я и не думал, что поймаю его…. Какой он огромный… Кошмар! Девчонки тоже такого не видели!

Олеся попалась, как и Женя, они подошли близко и стали внимательно смотреть на его кулак. Я же подошла к Олесиным воротам.

– А я вас обманул, у меня ничего нет! – вдруг прыснул смехом Андрей, глядя на меня.

– Дурак! – крикнула на него Олеся и побежала ко мне.

– А что сразу обзываться, – обиделся парнишка. – Я просто хотел с вами пообщаться, прогуляться по лесу.

– Ага, сейчас, нам и без вас хорошо! – крикнула девчонка.

– А вот нам без вас плохо, – проговорил Андрей. – Давайте дружить.

Мальчишки встали и пошли в нашу сторону.

– Ну, давайте прогуляемся и поговорим о чем-нибудь, – умоляюще, глядя на меня, сказал Женя.

– Хорошо, давайте погуляем, – согласилась я, глядя на подружку, у которой было недовольное лицо.

– Иди с ними, если хочешь, а я дома останусь, – в обиде проговорила она тихо.

– Я не пойду без тебя, ты что такое говоришь, – прошептала я.

– Хорошо, пойдем, только недолго, у меня много дел.

Олеся всегда ссылалась на какие-то домашние дела, хотя последнее время только и занималась тем, что мыла пол и посуду. А остальное время гуляла со мной или просиживала возле телевизора.

Брата Саши постоянно не было дома. Родители с утра до вечера на работе. А она покормит кота и собаку, вымоет пол да посуду и свободна.

В ограде залаяла Моська.

– Моська, это мы! – крикнула хозяйка.

– Пойдемте в лес и не будем нервировать Моську, – прошептал Андрей.

И вот мы шли по лесу. Андрей рассказывал о себе и о двоюродном брате Жене. Мы узнали, что живут они в разных городах, но каждое лето проводят вместе. Сюда, к своей бабушке и тетке, приезжали два года назад.

Потом я начала рассказывать о себе и как-то незаметно мы разбрелись по парам: Андрей шел со мной, а Женя догонял Олесю, которая убежала вперед.

Тут Андрей остановился, сорвал гвоздичку и, смущаясь, как джентльмен, поднес ее мне. Я даже вздрогнула. Сердце у меня заколотилось. И теплая волна прокатилась по телу, когда мой спутник взглянул мне в глаза. В сумраке леса его загорелое лицо с ямочками на щеках показалось мне привлекательным и даже красивым. Как же я этого не замечала раньше. Его зеленые глаза смотрели на меня ласково и нежно, точно просили о помощи и о сострадании.

– Спасибо, – растерянно проговорила я и вдохнула аромат цветка. Мне было очень приятно.

Так мы прогуляли около двух часов, я много узнала о незнакомцах, которые еще несколько часов назад не вызывали у меня доверия.

И когда мы прощались возле бабушкиной калитки, мне стало очень грустно, даже не хотелось идти домой.

Но начиналась гроза. Черные тучи заволокли небо. Подул ветер, листва на черемухах во дворе запрыгала. Я, взволнованная, и охваченная каким-то непонятным чувством, и в тоже время счастливая, посидела немного на скамейке во дворе под деревьями и подошла к двери дома. Высокая ранетка, повисшая над крышей веранды, скинула мне под ноги несколько маленьких зеленых плодов. И тут полил сильный дождь.

«Ох, мальчишки, наверно не успели еще добежать до дома! – подумала я. – А как там бабушка Шура, ведь она очень боится грозу и прячется в спальне под подушку? Ее старшую сестру, молодую Дашу, убило молнией на крыльце своего дома. У Даши остался муж и трехлетний сынишка. Это было так давно, а баба Шура по-прежнему вспоминает со слезами на глазах сестру, когда начинается гроза».

Я не ошиблась, баба Шура лежала на кровати в спальне молча, положив на голову подушку и наблюдала за происходящим в маленькую щелочку. А когда за окном озарялось, она вздрагивала и причитала: «О, господи! О, господи!»

И мне бесстрашной, которая относилась к грозе безразлично, на какое-то время тоже становилось жутковато и очень одиноко.

– О, господи, Оля, где тебя носит? Когда начинается гроза, надо бежать домой. Доведешь ты меня до могилы. Что я матери твоей скажу…

– Но ничего же не случилось, – отмахнулась я.

– Вот бедную Дашеньку убило грозой… как это страшно, – сказала баба Шура и приподняла край подушки. – Кажись, поутихло, посветлело за окном.

– Так лет пятьдесят уже прошло или больше, а ты все вспоминаешь и боишься грозу.

– Так она – Дашенька, у меня перед глазами стоит, хоть я ее тогда не видела и не хоронила. Она в Саратовской области жила, мы то уехали в Сибирь с братом и мамой, а она осталась.

– Баб Шур, расскажи что-нибудь о себе.

– А что говорить то?

– В каком году ты родилась? Где?

– Родилась то… 17 мая 1914 году в селе Андреевка Сердобского уезда Саратовской губернии… Тятенька Платон Кузин был беден. Умер он, царствие ему небесное, когда мне было шесть лет. Я это хорошо помню. Лето стояло. Все ушли в поле, а я осталась дома с тятенькой, его недавно

привезли из клиники, ему сделали операцию на аппендикцит. Он лежал на кровати больной и попросил попить. Я принесла ему цельный чайник квасу. Он очень много выпил, ему стало плохо. Открылось кровонтечение, и он умер, прямо на моих глазах. Если б я тогда знала, что пить ему нельзя… – баба Шура смахнула слезу и всхлипнула. – Мама моя Евдокия была батрачкой. Она родила шешнадцать (16) детей, но все умерли, не дожив и до года, акромя Даши, Кирилла и меня. После смерти отца совсем обнищали, голодали. Печку топили кизяками (коровьими лепешками), дров не было. Питались, чем придется. И мама решила продать дом и уехать с нами в Сибирь. Говорили тогда знакомые, что там живется лучше и голода нет. Дом продали и поехали. Даша с нами не поехала, она вышла замуж. Здесь, в Сибири, мы купили маленький домишко и стали жить втроем. Мама моя так и не вышла замуж, она была инвалидкой. Жилось получше, но она очень скучала и хотела вернуться, но так и не получилось, началась война. Вскоре мама умерла… Я вышла замуж в 1944 году за тваво деда Ивана. Он тоже переехал из Липецкой области где-то в 1943 году. Ваня родился в 10 году (1910). До меня он был женат два али три раза. Я у него четвертая жена, кажись. Правда, от первого брака детей у него не было…

– Баба Шура, а наш дед живет в Липецкой области уже больше трех лет?

– Да.

– Он же бросил тебя, – выпалила я.

– Ну что значит, бросил? Ну да, бросил. Он уехал в Липецкую область на родину, там его родственники живут. Его первая жена, она правда умерла. Он туда подался из-за того, что, видите ли, я ему надоела хуже горькой редьки… А я кажный день плакала, все его вспоминала, и сейчас плачу… у меня и зрение стало портиться только из-за него. Мне сделали операцию на глаз, но толку мало – не спасли глаз.

– Да, я знаю. А как ты думаешь, он вернется?

– Он мне не пишет, а пишет дочерям. Он же и вам писал. А мне одно письмо прислал, да так он меня поливал в нем грязью. Письмо читала Гутя, а я все плакала… Что же я ему плохого сделала, ведь много лет мы с ним прожили. Всю жизнь он пил, душу мне мотал. А сейчас говорит, что не пьет и живет хорошо, а меня, змею, видеть не хочет.

– Значит, не вернется, – сказала я.

На улице стало совсем светло, дождь перестал лить.

– Скажи, баб Шур, а твой брат Кирилл давно умер?

– Его на войне убило, двое детей осталось: Тася и Гена. А у Дашеньки сын остался Николай трехлетний, его тетка вырастила.

Когда баба Шура рассказывала мне о своей нелегкой судьбе, я, конечно, ей сочувствовала, но это все было так далеко от меня. Я не могла прочувствовать ее страдания. Хотела, но не смогла. А старушка по-прежнему плакала и вытирала лицо краешком белого платка. Потом она встала и направилась на кухню.

А я подумала: «Как все-таки хорошо, что я не родилась в то тяжелое и голодное время».

На следующий день я уже с утра думала об Андрее, он мне уже казался таким взрослым юношей. Я поняла, что не могу не думать о нем, и мне захотелось с ним еще раз встретиться, только наедине. Мне хотелось с ним прогуляться по лесу. Пусть он мне срывает цветы и рассказывает о себе. А я буду слушать и удивляться.

Но день прошел, и я не увидела ни мальчишек, ни Олесю. Она уехала к тетке в город, так сказала ее бабушка, которую я застала возле ворот, она собиралась уходить. А про мальчишек я ничего не смогла узнать.

Утром, около восьми часов, меня разбудила подружка.

Баба Шура уже успела открыться и суетилась на кухне, громко шаркая ногами и гремя посудой. Я слышала ее сквозь сон. Тут в дверь тихонько постучали. Старушка вздрогнула и спросила:

– Кто там? Входите!

Зашла Олеся.

– Здрасьте! А Оля где? – спросила она.

– Спит, проходи в комнату.

– Хорошо, – она зашла в комнату и, взволнованным торопливым голосом проговорила, – Оля, вставай, ты непременно должна мне помочь. Оля!

– А! Что случилось? – я широко открыла глаза.

– Ты не могла бы со мной съездить в город?

– Зачем?

– В парикмахерскую.

– Зачем?

– Мне мама разрешила прическу сделать.

Я села на кровать и удивленно посмотрела на подругу.

– У тебя такая красивая коса. Ты что?

– Я хочу прическу… я хочу быть красивой. Поедем на полдесятого в город, – заныла она.

– Ладно, поедем.

Малолетка Олеся переживала по поводу своей внешности. Она видела, как мальчики смотрят на меня с обожанием и восторгом, а с ней обращаются, как с ребенком. Между тем, ей хотелось уже повзрослеть и тоже нравиться. Я и не думала, что это для нее так важно.

Сначала и мне казалось, что я не могу иметь успех у сильной половины. Ведь я ни с кем никогда не дружила, хотя мне нравились мальчики. Думала, что я серенькая мышка. Но лишь стоило парням обратить на меня внимание, как самооценка моя поднялась. И я уже гордо смотрела на всех, точно была королевой. Как можно быстро задрать голову и не замечать других. В данном случае свою подругу. Ведь каждая девушка хочет быть в центре внимания. В дальнейшем моя высокая самооценка сыграет со мной злую шутку. Ведь именно зависть и ревность встанет на пути к моему счастью.

Я спала в сорочке, которую мне подарила баба Шура. Гостья посмотрела на меня очень грустно. Потом улыбнулась и отвела взгляд в сторону, когда я соскочила с кровати и поспешила в бабушкину спальню, чтобы одеться.

– А знаешь, я ведь тоже хотела прическу себе сделать! – крикнула я из спальни.

– Зачем, тебе и так хорошо! – в голосе почувствовалась тревога.

– Я сделаю химию на челку. Вернее, можно состричь волосы коротко по кругу и сделать химию.

– И как это будет выглядеть? – насупилась подруга, подумав, что это будет выглядеть красиво.

– Думаю, хорошо. Точно, деньги у меня есть.

Я видела, как остатки настроения у подруги улетучились прочь.

– Баба Шура, а можно мы с Олесей съездим в город. Ей очень нужно.

– Если очень нужно, то ехайте. Только поесть надо. Садитесь поешьте.

– Я не хочу, – выдала подруга.

– А я чай попью.

На остановке мы простояли недолго, минут десять, и ехали минут двадцать.

В парикмахерской народу было немного. Олеся сидела молча и грустила. По ее лицу было видно, что она сильно переживает. Она даже начала подергивать ногой. Честно сказать, я ее в таком упадническом настроении еще не видела. Лицо ее то хмурилось, то становилось каким-то восковым и бледным.

Я посматривала на нее и старалась представить новую прическу. Но спросить не решалась.

Как только подруга зашла в зал, оттуда послышались какие-то возмущения. Я подошла поближе и прислушалась.

– Как хочешь, но стричь я тебя не буду! – сопротивлялась парикмахерша. – А завтра приедет твоя мать и мне голову оторвет. Вот если бы ты с ней приехала, то другое дело.

– Она мне разрешила, – застонала девчонка.

– Я не верю… Такую косу отрезать, это просто ужас!

– Я же вам за это деньги заплачу. Не просто так.

– Да ты не понимаешь своей красоты! – продолжала женщина. – Отрезать недолго. А вот вырастить заново – очень проблемно.

– Я хочу короткую стрижку.

– Не буду стричь, приходи с матерью завтра.

– Она на работе. А со мной ведь сестра приехала, – сходу придумала Олеся. – Она подтвердит мамины слова.

– Где сестра?

– Там, в коридоре.

Я поспешила сесть на место. Из кабинета вышла стройная женщина с красивой короткой стрижкой и обратилась ко мне:

– Вы сестра этой девочки?

Олеся сделала мне знаки глазами и скривила лицо.

– Да, а что?

– Ей мама разрешила стричься?

– Конечно, мы бы сюда не пришли.

– А волосы продадите?

Подруга отрицательно помотала головой.

– Нет, – ответила я.

– Ладно, как хотите. Ну что, будем стричь, если сестра не против.

Когда подруга вышла из зала через несколько минут, я чуть не лишилась чувств. На ней была мальчиковая стрижка. Какое-то время я даже не могла оторвать от нее глаз. Ее волосы, слегка волнистые, даже потемнели. И сама Олеся стала серьезнее и намного старше своих лет. Точно эта женщина из салона красоты сунула мою подругу в капсулу времени и добавила ей года три- четыре. Мне даже показалось, что волнения женщины были не напрасны, она превратила это милое создание во взрослую девушку.

– Ого! Ничего себе! – удивилась я.

– Нравится?

– Хм!

– Так нравится или нет? – гордо приподняв голову, спросила Олеся.

– Красиво! – неуверенно произнесла я. – Очень красиво!

– Мне тоже понравилось.

Если честно, то Олесе коса шла больше, нежели такая короткая стрижка. Она сделала девушку угловатее и строже, менее женственной, как мне показалось. Кажется, голос у нее стал грубее.

– А коса твоя где?

– В сумке, здесь.

– А мама то знает, что ты так коротко пострижешься?

– Нет, я ей сказала, что немножко подравняю волосы.

– И что теперь будет!? – вспыхнула я.

– Поворчит да перестанет, – спокойно ответила подруга. – Мальчишки зато удивятся.

– Это точно. А ты спросила, здесь химию можно сделать?

– Нет, они химии не делают, – соврала Олеся.

Я бы все равно не стала здесь делать, так как нам надо было успеть на автобус.

В автобусе я все посматривала на подружку. Она даже вести себя стала по-другому: задрала подбородок, распустила алые губки и сдержанно посматривала по сторонам. Мне показалось, что ее голубые глаза стали еще ярче. Теперь я привыкала к ее новому облику и к ее новым манерам.

«Но все равно, ей идут длинные волосы, – сделала я вывод, – можно было остричь просто покороче».

Когда мы вышли из автобуса, я сказала Олесе, что мне нужно навестить мамину знакомую, которая живет недалеко, и чтобы она, Олеся, шла домой. Она согласилась и поспешила вперед.