Летопись Кенсингтона: Фредди и остальные. Часть 2

– Да! – поднял палец Мэй. – Банки! Ты у меня вчера в гостях был?

– Ну.

– «Вискас» ел?

– Ну.

– С собой брал? – не умолкал Мэй. – Для кошек?

– Ну, – раздражился голос Фредди. – И что? Где фунтики?

– На что же я, по-твоему, консерву покупал? – возмутился Брайан. – На старые калоши? Странный ты какой-то.

– И что, – голос Фредди дрогнул. – Всю получку – вот так?..

– В основном, – замялся Мэй. – Зима близко! А ну как ходоки придут?

– Не придут, – убежденно сказал Фредди. – Они у Ленина. Оттуда еще никто не приходил.

– Надо запасы делать! – не унимался Мэй. – Заполнить, так сказать, защечные мешки!

– Какие мешки? Какая зима? – разозлился голос Фредди. – Апрель на дворе!

– На чем? – и Мэй демонически захохотал. – Смешно-с!

– Да? -из-под кровати вырвался злой как черт Фредди. – Мне не смешно, между прочим! Я тут хочу вам всем денег заработать – а вы кошачью еду покупаете, зимовщик сопливый!

Брайан обиделся и стоял бычком, исподлобья глядя на друга.

– Ла-адно, – изрек Фредди, изо всех сил пытаясь быть добрым и хорошим. – Не буду ругаться. К тому же, – поднял он, – я придумал, где взять деньги!

– Ну давай, не тяни! – закричал Брайан.

– Мы продадим твой «феррари»! – с триумфом сказал Фредди.

– Что? – переспросил Мэй.

– Что-что, – сердито ответил Фред. – Что слышал. Мы продадим твой «феррари». И денег у нас будет много. И мы снимем клип, съездим в турне, запишем альбом, купим мне набор китайских ваз, а Роджеру – новые штаны. Не забудем и про Джона – подарим ему отвертку и надфиль. Теперь понятно?

– Не в силах, – просипел Мэй. – А как же я? Мне же надо на работу! К папе ездить! Ну, будешь ходить пешком, – успокоил его Фредди. – Как я.

– У тебя же «ягуар»! – восстал гитарист.

– Ягуар у Стинга, – поправил его певец. – У меня – только маленькие кошки.

– Я говорю… – начал Мэй.

– Мнится мне, ты не хочешь снимать клип? – сухо спросил Фредди.

– Да нет же, – чуть не плача, запротестовал Брайан. – Я только хотел..

– Мнится мне, – продолжал Фредди, – что и в турне ты не хочешь, альбом тебе не интересен, на новые штаны Роджера тебе плевать, а мои вазы?!! Как ты мог только подумать такое о моих вазах!!! Да ты, я смотрю, и Джона-то уважать перестал? Так? Не молчи, мне противно слушать твой молч!

– Ладно, – покладисто сказал Мэй, поддергивая трусы и садясь. – Мне надо подумать.

– Ну думай, думай, – разрешил Фредди. – Тоже мне – дум великих полн.

Брайан задумался. Думал он долго и старательно. Пришедшие Роджер и Джон были потрясены гигантской работой мысли их обычно робкого и писклявого друга. Мэй думал. Прошло десять минут. Мэй думал. Прошел час. Мэй думал. Тогда друзья решили помочь ему думать – старыми дедовскими способами. Дедушка Джорджа Харрисона славился умением помогать в размышлениях – еще со времени своей службы в Тауэре при короле Якове Восьмом Лысом. Вот и случилось так, что очень скоро консервы под кроватью и их покупатель поменялись местами, по комнате летали перья и пух из подушек, а три товарища сидели верхом на перевернутой кровати и хором пели любимую песню всеми любимого и уважаемого Джонатана Кокера, а также малоизвестного г-на И. В. Сталина «Летят перелетные птицы». При этом они бойко подпрыгивали, и вой Брайана заполнял паузы между куплетами. Допев, плоский Мэй был извлечен, надут ржавым насосом и вежливо препровожден продавать машину. Судя по тому, с каким скорбным видом Мэй потащился в гараж, на его скорое возвращение можно было не надеяться. Фредди раздал всем по банке консервов, и друзья зачавкали в тревожном ожидании…

…Спустя три дня, когда запас консервов благополучно подходил к концу, дверь тихонько заскрипела, и в комнату вполз изрядно измученный Брайан. Он робко протянул Фредди свой засаленный кисет, в котором что-то грустно брякнуло. Фредди сам чуть не брякнул от неожиданности.

– Чего так мало-то? – изумился Джон, заглядывая в кисет.

– Да разве ж за таку машину много дадут? – отозвался Брайан. – За таку машину мало дадут. И дали.

– Так ты же ж ее же ж только ж в прошлом году ж в Сицилии ж купил же ж! – прожужжал, как потревоженный улей, Фредди. Брайан замялся и стал стеснительно кашлять.

– В Сицилии что за мастера! – презрительно заявил он. – Там только мафия бессмертна. А машины там – не машины, а козьи орешки! Так что берите, пока даю! А где консервы? – сменил он тему, заметив, что во время его обличающей тирады друзья медленно окружали его с трех сторон. С четвертой было окно, и Мэй, вспомнив, что Боуи в отъезде, сдался на милость победителей.

– Подавитес, – и кинув пухлую пачку купюр, гордый Мэй собрался уходить.

Но реакция друзей была отменной. Они резво набросились на лжеца-лжеца, схватили его за ноги, перевернули и трясли до тех пор, пока на полу под висящим Брайаном не образовалась изрядная куча денег разной масти и нации – от индийских рупий до русских рублей. Больше всего в куче было почему-то тугриков.

– А теперь и клип будет, – и Фредди разжал Брайану зубы гаешным ключом, дабы извлечь из-за щеки последнего несколько десятков пенсов, отложенные на черный день. – Видишь, как хорошо! И даже, друзья мои, Брайану выйдет на шампунь! Вечно грязный ходит, как кундель.

Брайан наконец был отпущен. С грохотом упав на пол, он уткнулся носом в доски и затих, время от времени издавая странные звуки – смесь ржания лошади с цоканьем белки.

– Пятьсот восемь, пятьсот девять, пятьсот десять, – это Роджер считал деньги. Его избрали почетным казначеем группы (не путать с почетным казнедеем – Борисом Гребенщиковым), и он теперь старался выглядеть солидно в глазах друзей. Он считал вслух, поминутно слюнявил пальцы и переносил купюры из одной стопки в другую. Стопок было две – конвертируемая валюта и тугрики, неизвестно откуда добытые рьяным машинным продавцом.

По завершении счета все (за исключением рьяного машинного продавца) поднялись и с песней (см. выше) отправились в пункт обмена валюты, где их чуть не убили за такое количество тугриков. А несчастный Брайан все лежал, и лежал, и плакал, и плакал, пока не проплакал здоровенную дырищу в доске, и теперь оттуда потянуло мерзкой сыростью и пауками. Брайан быстро вскочил и со всех ног дунул за друзьями. И вовсе не потому, что ему стало сыро. Нет! И теперь мы вам вынуждены поведать – против воли самого Мэя, пусть не возникает потом – его страшную семейную тайну! Брайан.. Нет, не так. Брайан Гарольд.. Нет, опять не так. Почтенный господин Брайан Гарольд Мэй (вот как), как ни прискорбно и похабно это звучит в наш век интеллектуального прогресса и высоких скоростей… Короче, как ни крути, но от этого ни спрятаться, ни скрыться, ни вообще… Мда. Короче. Брайан Гарольд Мэй панически боялся пауков!!! А вот стрекоз он не боялся. Никогда. И ни за что. И вообще – про то, чего боялся и не боялся Брайан, мы расскажем не здесь и не сейчас. Об этом – отдельная история. А пока —

/ – картинка №23 – / КОРОНЕЙШН СТРИТ, или БРАЙАНА НА МЫЛО! /

Часть вторая

…Однажды друзья сидели на диване и оживленно обсуждали, о чем же будет новый клип.

– ! – высказал предположение Роджер.

Все, не оборачиваясь, покачали головами. Брайан, Джон и Фредди сидели спиной к своему казначею – он при счете всех надул и припрятал десять пенсов. После этого Фредди официально объявил его утратившим доверие. Роджер вскочил, официально объявил себя обиженным на жмотов, которые трясутся над каждой гнутой монетой, а на лучшего друга плюют, а также официально объявил друзей лысыми проходимцами, отъявленными прощелыгами и отвратительными беззубыми ящерами, после чего ушел, громко хлопнув дверью. Конечно, никуда он не ушел, а остался подслушивать. С другой же стороны двери бурное обсуждение продолжилось.

– У кого какие идейки? – с надеждой спросил Фредди.

– ! – послышалось из-за двери.

Фредди встал и промаршировал к выходу. Послышался крик: «Ай! Перс мордастый, отпусти!», затем раздался глухой удар и все стихло. Фредди вернулся через десять минут, волоча за ногу поверженного Тейлора. Бросив его на диван, Фредди свирепо повращал глазами и строго сказал:

– Одному дали высказаться. Кто следующий? Не задерживайте, товарищи. У нас пересменка.

– У меня идея, – нежно сказал Джон. – Сказать?

– Ну конечно, – заскакал Фредди. – Говори! Говори! Говори!

– Стоп! – приказал Брайан. – Необходимо все тщательно взвесить и обмерить. С одной стороны нам просто как воздух нужны свежие и теплые идеи! Но, с другой, совершенно правдивой стороны – чего свежего может изречь пудл?

– Так это же я – пудл! – подскочил Джон.

– Поправляюсь. – поправился Мэй. – Чего свежего может изречь глухой пудл?

– Как же так? – нахмурился Джон, и полез к высшей инстанции.

Фредди досадливо отмахнулся, но Джон карабкался все выше, и Фред уступил.

– Двурушники, – проворчал он. – Слушай же! Ты – пудл эвон какой, – и Фредди показал направо. – А тот – он же совсем вон же какой, – и Фредди показал влево.

Джон посмотрел вправо, потом – влево, а потом – непонимающе – на Фредди.

– Сэр, – сказал он робко. – Но там же пусто. Никого нет.

– Ну вот же он, – и Фредди показал на Брайана.

Тот взбеленился.

– Что? – провизжал он прямо в лицо Фреду. – Кто? Я – пудл?

– Он – пудл? – пристал и Джон. – Это я – пудл!

– Он, а не я! – повторял, как попугай, Брайан. – Он, а не я!

– Пудл – я, а не он, – бормотал Джон, уткнув уши в лапы. – Не он, а я! Пудл – я, пудл – не он!

– Мой черный ящик – это не ящик, – тараторил Фредди, стараясь перекричать друзей. – Мой черный ящик – это не ящик!

– Он, а не я!

– Это не я, это он!

– Пудлпудлпудл – это не он! Я, только я – и никто другой! Пудл – это я!

– Мойчерныйящик – этонеящик!

– Никогда не был пудлом! – верещал Брайан.

– Не был, – кивнул Фредди. – А сейчас – есть! Ты – пудл!

– Нет!

– Да!

– Нет!

– Да ты и на пудла-то не похож!

– Это я не похож? – и Мэй полез драться.

Тут до него дошло, и Брайан уселся ныть. Джон не стеснялся – он ржал во весь голос. Фредди вытирал бегущие от смеха слезы.

– Так что там за идея? – просипел он, не могши говорить громко.

– Идея… Ох, идея.. Это значит вот, – Джон никак не хотел отсмеяться. – Такая – давай я тебя утоплю в ванне!

– А я тебе дам по зубальне, – срифмовал Фредди.

Тут уже Джон замолчал, зато в другом углу дико и страшно захохотал Брайан.

– Это все бред, – очнулся Роджер. – Сивого мерина. Слушайте по-настоящему коронную идею – наймем бабищ с вот такими задами!

– Мда, – неопределенно промычал Джон.

– А чего? – удивился Роджер. – В «Толстозадых бабах» прошло же!

– Мдаа, – повторил Джон, почесывая об косяк двери пострадавшую от жениной скалки спину – со времен все тех же «Гелз». Роджер, который тогда еще не был женат и скалки не нюхал, продолжал настаивать, развивая тему и доходя иногда до столь омерзительных подробностей, что даже видавшего виды Элтона Джона за окном передергивало.

– Что-то в этом есть. – задумался Фредди.

– Чего думать-то, – хмыкнул Брайан. – Давайте нарядимся в женскую одежду! Как в сериале! Смотрели «Коронейшн стрит»? Нет? Сегодня будет!

– А сегодня есть «Приключения Боско?» Классный мультик! Я смотрел! – встрял Джон.

– Так прикидываете? – оттолкнул Джона Мэй. – Мы все – и в женской одежде!

– Ты что – голубой? – с отвращением спросил Фредди.

– Я-то нет, – ответил Мэй. – А… – и он лукаво посмотрел на Джона.

Джон лукаво посмотрел на Роджера.

Роджер же, по его мнению, лукаво посмотрел на Фредди. Но так как лукаво смотреть он не умел, то посмотрел как смог.

(Если хотите узнать, как Роджер посмотрел на Фредди, сделайте вот что: скосите глаза в одну сторону, язык высуньте и скосите в другую, теперь надуйте щеки и пошевелите правой ногой. Если есть возможность выпятить живот – сделайте это без промедления, а то ничего не выйдет! Ну, как? Скосили, надули и выпятили? Вот вам и лукавый взгляд «от Роджера»! ).

Фредди лукавых взглядов не оценил, ощетинился и заорал:

– На личности не перехо – дить! Идея непло – ха! Джон, к жене бе – гом! Мэй, ка – тись, но чтоб к вечеру одежда бы – ла! Роджер – за мной! АААРРРШ!!!

Не нужно долго выписывать и напрягать воспаленные мозги, чтобы понять – друзей как ветром сдуло. В разные стороны, понятное дело! А Элтон Джон так перепугался, что к нему придут и унесут всю женскую одежду, что купил билет и в ту же ночь уехал в Баден-Баден.

Брайан прискакал домой, вынул свой лучший выходной парик, накрутил его на бигуди и стал, непроизвольно взрыкивая, копаться в остатках одежды, пожалованных ему женой. Через полчаса всю добычу его составляли: старый халат, в котором миссис Мэй ходила за квасом и на огород; растоптанные тапки с зайцами 48-го размера, в которых миссис Мэй ходила по грибы и на пляж; платочек, в котором миссис Мэй ругалась с соседками, и, наконец, книжка «Как похудеть за три месяца», которую Мэй купил миссис Мэй, и которую миссис Мэй так кинула в голову последнему, что тот потом долго и нудно дышал. Причем тут дыхание какого-то гитариста, спросит нас вздорный читатель? Ведь дышать никому не возбраняется! У нас свободные страны! Да, но если бы вы послушали песню «She Makes Me» из альбома квинов 1974 года, у вас бы не осталось ни малейших возражений, а лишь глубокая и искренняя жалость к одышливому гитаристу-неудачнику. Но мы отвлеклись. А, собственно, уже почти все – Брайан увязывал вещички, нежно глядя на книгу. Нахлобучив напоследок на голову парик с бигудями, Мэй припустил к Фредди, вызывая понятное удивление и даже омерзение у случайных прохожих.

Джон же, благоразумно рассудив, что у жены он ничего не дождется, развернулся и пошел к своей бабушке, о которой уже так много упоминалось, но все как-то вскользь, пора бы уже и описать ее во всей красе, на какую только может рассчитывать старуха 83-летнего возраста. Бабушка предпочитала, чтобы ее называли «миссис Кэрри», но все в Кенсингтоне называли ее «бабка», «старая перешница» и «каргунья», плюс несколько непечатных выражений, но уж никак не «миссис Кэрри». Это была невероятно хитрая, подлая и пронырливая старуха, к тому же малость глуховатая и подслеповатая. Однако (специально проводились опыты) стоило на одном конце рынка произнести слово «виски», пусть даже шепотом и из-под прилавка, как из другого конца можно было видеть несущуюся во весь дух миссис каргунью. Она притворялась бабкой-божий одуванчик, но весь Кенсингтон стараниями заботливого внука и его друзей уже был наслышан о ее подвигах. В частности, было широко известно то, что в доме у Дикона царит полнейший тоталитаризм и командно-административная система во главе с командором-бабкой, перечить которой не смеет ни мама Дикона, ни сам Джон.

Также было известен и такой факт: когда Дикон привел свою будущую жену Шерри домой знакомить с родней, старая перешница стала показывать разные чудеса. Первым делом она залезла в ванную, когда невеста должна была омыться с дороги, затем, когда уже все сели за стол, бабка ухитрилась так ловко увести с тарелки невестки голубец, что, кроме сидящих за столом, никто этого не заметил! Но свой коронный номер бабка выдала, когда Шерри уже собралась уходить. Бабуля собралась проводить любимую будущую внучку. Джон остался дома, а бабушка вернулась домой в пять утра следующего дня и ругалась еще три часа кряду, обвиняя всех и вся в том, что ее никто не встретил, хотя Джон полночи проходил с фонарем по темным улицам Лондона, выкликая имя бабушки, еле убежал от грабителей и нарвался на нож в пьяной уличной драке. Плюс ко всему свадьба отложилась на полгода из-за того, что бабушка рассказала Шерри много интересных подробностей из жизни Джона, большую половину из которых она вычитала в бульварных изданиях, а меньшую – видела в кошмарных снах. Мда. Вот теперь вы имеете представление об особе, называющей себя миссис Кэрри. Настоящее ее имя столь ужасно и длинно, что вы о нем узнаете только завтра. А сейчас последим за Джоном, который шел к бабушке в надежде выпросить у нее что-нибудь лишнее из гардероба. Надо сказать, что бабушка, помимо широко распространенной глухоты, имела и другой грешок – она была до ужаса скупа. Прям как Брайан. Даже удивительно, что это была не его бабка. Но сейчас нет времени рассуждать о пространственно-следственных связях в родословной английских музыкантов. Отбросим же.

– Бабуся! – закричал Джон с порога. – Здрастуй!

– Не ори, губошлеп, – заворчала бабка, появляясь из другой комнаты (когда Джон переехал с женой и сыном в другой дом, бабка лихо заняла его комнату, и теперь он с тоской взирал на свои рок-постеры и огромный плакат с изображением леди Ди, которые не успел снять во время переезда, бабка же запрещала переходить порог своей комнаты, так что Джон даже на знал, чем она там занимается – может, колдует и варит ворон в котле?).

– Откель я знаю, может, ты уехала в Австрию на попутном таксомоторе, – заворчал в ответ Джон.

– Я здесь, – сухо отрезала бабушка. – Чего надо?

– Дай-ка мне чего-нить из своего гардероба, – попросил внук. – Для клипа.

– Чево-чево? – заскрипела бабка, приложив заскорузлую ладонь к сморщенному уху. – Стара стала, внучок, нифига не слышу. Чего тебе? Ась? Семечек? Завтра, милок, приходи.

– ДЛЯ КЛИПА! – завопил Джон. – ОДЕЖДЫ ДАЙ! МНОГО!

– Нет, – покачала головой перешница. – Ежели грипп – то только надежда и остается. А какую ногу? У тебя на ноге грипп-то? Азиатский?

– КЛИП СНИМАЕМ! ДАЙ ОДЕЖДУУУ! – орал Джон. – ОЧЕНЬ ХОРОШАЯ ПЕСНЯ! Я ТЕБЕ ДАМ ПОСЛУШАТЬ!!!

– Нет, я не хочу кушать, – помотала головой бабушка. – Кисельку бы, конешно, не помешало…

– СЛУШАТЬ, старая дура, – злобно сказал Джон. – ЖИВЕЕ! МНЕ НУЖНО ТОРОПИТЬСЯ!

– Зачем же топиться? – покрутила головой глухарка. – Если живее…

Джон плюнул, схватил бабку в охапку, сунул ее в чулан, припер для верности кирпичом и двумя вилками, после чего побежал в шкаф и набрал там всего, что было, и побольше. После чего заботливый внук вытащил вилки и, оставив старуху сражаться с кирпичом, выскочил в окно и удрал. Очень быстро.

А Роджер в это время был рад, как прорад… Нет, был раб, как прораб.. В общем, он веселился, как никогда: Фредди пустил его в свою святая святых – комнату, битком набитую женской одеждой (преимущественно кружевным бельем и подвязками). Тейлор рылся в белье и проделывал в нем мышиные норы. Для заключительного аккорда он полез на самый верх, и на самом верху он оказался на верху блаженства. Там он сел орлом и закукарекал, после чего крикнул: «Лечу, лечу!» и полетел вниз, где попал прямо в лапы разъяренного хозяина, который явился проверить, чем же занимается его протеже. Увидя, что протеже ничем общественно полезным не занимается, а только орет и пачкает белье, Фредди после короткой борьбы вышвырнул буяна за окно. Роджер шлепнулся на мостовую, как жаба. К нему подошел Хетфилд и попытался смести в тачку, но Роджер вскочил и стал отвоевывать права на лежание где заблагорассудится. Хетфилд прав не отдавал. После выяснения отношений все разрешилось самым забавным образом – Хетфилд загрузил Роджера в тачку и повез к нему домой. По приезде Роджер вылез, рассчитался с тряпикшей и пошел прятать добычу, кою ему все же удалось унести из гардеробной Фреда – белую блузку, гольфы, короткую юбочку (память о школьном детстве Кашмиры) и почему-то соломенную шляпу. Роджер, размышляя о страшной находке, абсолютно не замечал истошно стучащего в окно Элтона Джона, который к тому же подавал отчаянные знаки, показывая то на свою лысую голову, то на шляпу в руках Роджера. Но все было напрасно – Тейлор отчаянно зевнул, показав пасть тридцатишестилетнего мужчины, и ушел спать, оставив Элтона в безысходной тоске метаться по подоконнику.

Джон же, которому идти было некуда (он потерял ключ, а связываться с женой в три часа ночи не хотелось), пошел к Фредди. А надо вам сказать, что он уже с вечера приготовился к завтрашним съемкам – надел бабкины фетровые боты, старый черный капот, касторовую шляпу с вуалью и подкрасил губы вонючей кирпичной помадой. Ну так вот, пришел он к другу и позвонил в дверь. Фред открыл, задумчиво пожевал губами, глядя на утлую старушку, после чего спросил: