Летопись Кенсингтона: Фредди и остальные. Часть 2

– Ну? – спросил Фредди, и был он в эту минуту страшен и дик. – Ну-у?

– Виноват.. Не усмотрел.. Жена рубашку постирала.. Там адрес был.. Еле прочитал.. То ли Кенсингтон, то ли Паддингтон… – бормотал Роджер, загораживаясь цветами.

– Как же так? – мягко спросило Фредди. – Нехорошо. Кладите цветы вот сюда и больше никогда так не делайте, ладно?

Потрясенный Тейлор не мог закрыть рот во время всей церемонии прощания с тельцем, а шла она ни много ни мало – шесть часов.

Вернувшись домой, Фредди впал в жестокую меланхолию. Он сидел в углу, поджав под себя ноги, раскачиваясь и монотонно мыча. Отмычавшись, он посмотрел на друзей красным кроличьим глазом и сказал:

– Хочу коалу. Дайте коалу. Хочу коалу.

– Зачем тебе сей зверь? – удивился Роджер.

– Дайтекоалухочукоалудайтекоалу, – проговорил равнодушно Фредди.

– Коалы эвкалиптом питаются, – авторитетно заявил Роджер. – Говоря проще, жрут. Чем ты ее питать будешь, коалу свою, эсли у тебя эвкалиптов нет?

– Биолых, – повернул к нему голову Фредди. – А вот скажи мне, биолых, по старой дружбе, раз ты такой умный: на кой черт у нас по канализации день и ночь ползает этот оголтелый тромбон? Денег не платит к тому же. Вот и будет мне из Австралии листья таскать. Ну дай коалку! Дай! Да дай! Всего за двадцать копеек!

– Игрушечную? – посмеялся Брайан.

– Фигушечную, – разозлился Фредди. – Сейчас у нас копейка в цене. Двадцать копеек – это двадцать тыщ фунтов. Что вам – жалко? Иначе помру. Неужели вам не жалко хотя бы меня? Во цвете лет! – и Фредди так занудел, что все разбежались по рынкам, лоткам и коальим питомникам.

Вскоре Роджер и Брайан встретились в «Шинке». Они покачали головами и заказали по кружечке, по маленькой, тирлим-бом-бом, тирлим-бом-бом! А бвана Джон искал, раздумывал и бдел. Но ничего не нашел. Тогда он побежал в Британский музей, спер там шкуру коалы и залез в нее. Затем новоиспеченный сумчатый забежал домой, схватил бутерброд, отбился от детей и устремился на помощь другу.

Фредди, завидя коалу, страшно обрадовался. Он обошел ее пять раз, потом схватил за уши, сел на нее и поскакал вокруг стола. Джон на бегу молился за упокой душ всех коала, которые когда-либо встретятся у Фредди на пути. Наконец Фредди наскакался, слез и сказал:

– Дикон, вылезай. Я больше не хочу коалу.

– А как ты догадался? – удивился Джон. – По глазам?

– По тылам, – и Фредди показал на шкуру.

Джон обернулся и увидел, что резвые дети оборвали ему половину шкуры, и на божий свет глядит тощий, в рваных джинсах, диконячий зад.

– А теперь я хочу панду! – заявил Фредди.

– Фигу с кофе! – злобно ответил Джон.

– Дайте панду! – взревел Фредди. – Панда! Помираю! – и он хлопнулся на пол, задрав руки и ноги.

Теперь за дело взялся Роджер. Он обегал сорок игрушечных магазинов и в одном из них обнаружил то, что искал – радиоуправляемую модель панды в натуральную величину. Он притащил ее в комнату Фредди, а сам с пультом залез в шкаф. Фредди вернулся из кухни, куда он ходил по неотложному делу – выливал в окно пропавший борщ – и увидел панду. Разыгрывают, подумал он. Опять гадкое вранье.

Фредди стукнул панду по зубам. Та заворчала, что-то щелкнуло, и Роджер в шкафу с ужасом понял, что игрушка сломалась. Фредди тем временем оторвал панде голову. Из чучела посыпались опилки и, подхваченные ветром из кухни, разлетелись по комнате. Роджер жутко зачихал. Фредди, злобно хохоча, подбежал к шкафу, вытащил оттуда перепуганного барабанщика, подвесил его штанами к люстре и затеял свою любимую игру – в Тарзана. Завопив, он ухватился за грабки Роджера, вместе с ним раскачался, вместе с ним оторвался, вместе с ним пролетел по коридору – и прочно застрял в комоде. Роджеру повезло меньше – он прошиб насквозь дверь, вылетел во двор и угодил прямо в газонокосилку…

После того, как косилка откосила свое, Фредди сгреб в кучку то, что осталось от Тейлора, и стал собирать его как мозаику, грубо говоря, пазлы. Собрав Роджера, который так и не понял, что с ним произошло, Фредди прогнал его со двора, и закричал так, что Дэвид Боуи, читавший лекцию в трех милях от его дома, стал заикаться и потеть:

– А гризли где! Даааайте скорее гризли!

Боуи в ответ завопил:

– Как гласит кенсингтонская народная пословица – гризли Элтона Джона загризли!

– Я здесь, – гордо сказал Брайан, вылезая из-под дивана. – И я сегодня же все устрою. Умный Мэй всегда найдет выход!

И он ушел. Оттуда, куда ушел Мэй, послышался ужасный грохот, стук и звон. Потом Брайан вышел, весь в паутине, киселе и соленых огурцах, и смущенно сказал:

– Всегда найдет. Но не в доме у Бульсары.

– Что найдет? Гризли? – озадаченно спросил Фредди.

– Выход! – крикнул Брайан и выбежал.

Домой. И как можно быстрее. Дома он вывернул мехом наружу свою старую шубу (у него была особая шуба, мехом внутрь), одел ее и побежал обратно к Фредди.

Фредди очень обрадовался гризли.

– Пойдем, мишка, я тебя покормлю! – ласково сказал он, и повел радостного Мэя на кухню. Там Фредди сел за стол и начал уписывать утку, а кости бросал гризли под стол. Брайан разозлился и стал кидать кости обратно. Э, подумал Фредди, а ведь так бы сделал только Мэй – щенячий хвост!

И знатный медведевладелец пошел на хитрость. Он вытащил из чулана гитару и стал нещадно дергать за струны, распевая дурным голосом: «Сладок кус недоедала!». Вскоре нежное сердце гитариста не выдержало.

– Разве так играют? – завопил он из-под стола. – Дай, я покажу класс!

– Я сам сейчас кому-то покажу класс! – сказал Фредди, раздувая ноздри, и разбил гитару об голову лже-гризли. Затем он спокойно выкинул Мэя из своего дома и сел в кресло читать свою любимую книгу «Катера и дрожжи. Часть третья: приказано выжить!».

Тогда, раз с медведиком вышел прокол, друзья решили отвлечь Фредди от мрачных мыслей и подарить ему новую кошку. С этой целью они поперлись на птичий рынок, всех там перепугали, так как орали на всю ивановскую:

– А где тут кошки? Подавайте сюда!

Но тут им пришло в головы, что так дело не пойдет, и они разошлись искать кошек порознь. А потом сличить результаты.

Храбрый кошколов Б. Г. Мэй был почему-то убежден, что Фредди ненавидит персидских кошек, потому что они напоминают ему о его трудном детстве на острове Занзибар (вот логика! Пойди разбери этих астрономов!) Поэтому, когда Брайану попадалась очередная пушистая кошечка, он громко восклицал:

– Опять персы!

И поддавал кошке ногой, за что звероторговцы его особенно не поощряли. Спасаясь от разъяренных продавцов, Мэй в одной подворотне наткнулся на Дэвида Боуи, что-то упорно тащившего в мешке, упорно не желавшем тащиться.

– О, Дэйв! – сказал Брайан.

– О, Брай! – отозвался Дэвид и с ходу предложил. – Купи кота в мешке!

– А он не перс? – опасливо поинтересовался Брайан.

– Дю! – завопил Боуи. – Конечно, нет! Я сам не знаю, кто. Одно вот точно знаю – он персов ненавидит. Как увидит – бьет смертным боем! Твоя покупай!

– И сколько мы просим? – вздохнул Брайан.

– Пять фунтов! Бойцовский! – просиял Боуи. – Купи!

Друзья рассчитались. Боуи вытряхнул кота из мешка. Брайан взглянул на удачное приобретение – и со вздохом опустился на землю.

Этот кот был не просто кот. Видно было, что он побывал во многих боях и походах. Он был одноглаз, безус, бесхвост, беззуб, одноух, на трех лапах, и вдобавок припален с боков.

– Он еще болен ветрянкой, – обрадовал Дэвид Брайана. – А также чумкой, желтухой, гриппом, черной меланхолией и параноидальным перецеребралелезом. А еще у него энцефалитный клещ и подозрение на лосиную блоху. Ну, мне пора.

И Боуи ушел. Но, дойдя до угла, обернулся и крикнул:

– Да, совсем забыл! Он откликается на кличку «Счастливчик»! Так его звала моя прабабушка, глухонемая с тринадцати лет. Только когда его зовешь, надо обязательно прибавлять несколько нехороших слов, а то не пойдет. Пока!

И Боуи ушел совсем, подметая улицу фалдами и не слушая мэйских стонов про забрать назад черного меланхоличного клеща вместе с его блоховой котой. Когда же Маис вовсе скрылся с печальных брайановых глаз, обладатель последних со скрежетом поднялся, с отвращением запихал Счастливчика обратно в мешок и с философским спокойствием изрек:

– Зато не перс!

И отправился к Фредди. Возле дома его уже ждали усталые, но довольные друзья с полными мешками.

– У меня семь! – заорали они в унисон.

– А у меня один! – жизнерадостно сказал Мэй. – Но какой!

Джон позеленел от зависти, а Роджер предложил:

– Пошли, что ли? А то Фред заждался, небось, – и они вошли, причем Брайан краем уха слышал за спиной подозрительный шепот: «Камышовый? А может, манул? А может, скрадем?» и «Не надо было одних персов брать!».

Мэй ухмыльнулся и пинком распахнул дверь. Фредди так перепугался, что упал с кресла, накрылся ковриком и пополз в угол, бормоча: «Ох грехи наши тяжкие помереть спокойно не дадут идолища поганые». Тут Роджер некстати захохотал, и Фредди понял, что попал впросак. Он смущенно захрюкал и быстро пополз обратно.

– Раз, два, три – лови!!! – закричал Джон, и все трое распахнули мешки.

Орава кошек налетела на стоящего на карачках Фредди.

– Вот спасибо-то! – радостно сказал Фредди. – Оживляж! – и он повернулся к Брайану, который всех надул и мешок не открыл.

– У меня – вот, – скромно сказал Брайан и вывалил на пол Счастливчика.

Друзья ошарашенно смотрели на кота, а Фредди – на Брайана. Затем Фредди тоже осмелился взглянуть на кота, и его прошиб такой смех, что он упал и уснул. И проспал ровно три недели, два дня и шестнадцать часов. Брайан же обиделся, забрал кота и пошел ругаться с Дэвидом Боуи за обманскую продажу тухляцкого энцефалитного лося. Следующие два часа Боуи был страшно занят – валял Мэя в пыли, а потом выколачивал из него эту самую пыль дубиной…

Как утверждал потом Элтон Джон, Брайан пришел домой только под вечер, в отменно чистой одежде, пошатываясь и что-то пыхтя себе под нос. Но Элтону никто не поверил. Да и какой дурак поверит керосинщику?

А Фредди потом выкрал Счастливчика у Брайана, подружился с ним, случил его с Дилалой, и всем своим друзьям позже подарил по одноухому и бесхвостому котенку… И на каждом котенке сидело по маленькой и очень смущенной лосиной блохе!

/ – картинка №19 – / РАДИО ПО-ПО, или КАРАПОТ /

Однажды cудьба нанесла Роджеру удар под дых, наградив его толстеньким карапузом. Но, как когда-то выразился Фредди и повторил попугай-Брайан, «история не стоит на месте», и вот карапуз уже довольно быстро бегает на своих премиленьких кривеньких ножках и даже пытается что-то бухтеть…

Вот как-то Роджер сидел за столом и возил ложечкой в чашке с давно остывшим кофе, пытаясь высмотреть в ней идею новой песни. Но в чашке ничего, кроме мухи, не плавало. Роджер вздохнул, осушил чашку, выплюнул муху и задумался еще пуще, вперив свой пустой взгляд в радиоприемник. Тут в окно, почуяв запах вкусного кофе, вскочил Фредди. Роджер ничего не заметил, но позже клялся, что слышал, как Фредди кричал:

– Вылезай с котелками! Вылезай с котелками!

И изо всех щелей полезли, как тараканы, Брайан, Джон, Дэвид Боуи, Элтон Джон, Дэйв Кларк, Робин Уильямс и (чуть не застряв под плинтусом) Стивен Сигал. Последним, волоча за собой огромную канистру, вылез Стинг.

– Как так? – ошалело сказал Тейлор. – Кто вас?

– Сами! – рычало общество. – Мы сами! Кофа хотим!

– Пошли вон! – и Роджер принялся энергично распихивать друзей обратно. – Все вдохновение мне изгадили, черти неумытые!

Все всосались обратно в щели, как их и не было. Из-под стола выполз Тейлор-младший, дернул отца за ногу и сказал:

– Радио по-по! Радио фа-фа! Радио шу-шу!

– Уйди отсюда! – закричал на него потерявший терпение Тейлор. – Где твоя мамаша, хотел бы я знать? Я вам, чертям, деньги, между прочим, зарабатываю! А вы?

– А че – мы? – обиделось дитя. – Сам-то ты хорош! Мухоед! Кофепивец! Старая устрица! Зуб орангутанга!

Тейлор настолько опупел, что сел на стол и написал песню «Радио Га Га».

– Разве я говорил «га-га»? – нахмурился трехлетний мыслитель. – Я говорил все, что угодно, только не «га-га»! Склеротик ты, папка!

Но его никто уже не слушал. Роджер с гиканьем ускакал в студию – хвастаться. Малыш обиделся и подал жалобу в комитет по охране детства, но ее вовремя перехватил начальник кенсингтонского отдела этого комитета Тим Карри и передал Роджеру. Сердитый отец выпорол сына и оставил без сладкого на всю неделю.

Вот она – судьба ребенка в загнивающем капиталистическом обществе!

/ – картинка №20 – / КУКУРУЗНЫЕ ХЛОПЬЯ, или ПЕРЕД УПОТРЕБЛЕНИЕМ ПОДСУШИТЬ /

Однажды квины устроили свару по сущему пустяку – у Фредди кончились деньги, и он, не спросясь своих товарищей, согласился от имени всей группы выступать на фестивале в Сан-Ремо. Глупости какие, скажет нам доверчивый читатель. А вот и не глупости, решил Роджер, и накинулся на Фредди с упреками.

– Итальяшки! – ругался Роджер, расхаживая по студии. – Мартышки! Орангуташки! Макарошки! Мы не любим итальяшек! Правда, Брай?

– Гычччхиии! – подтвердил Брайан, подхвативший грипп.

– А этот – хорош! – показывал пальцем на Фредди сердитый барабанщик. – Подушка! Голос, как пушка! Кукушка! Правда, Брай?

– Гыыычччччхххииии! – подтвердил Брайан, заболевая все сильнее.

– Ухожу я от вас, – плюнул Роджер. – Все вы мне надоели, пупсы!

– А ето, – и Фредди потер большим пальцем указательный.

Роджер смутился.

– Ладно. Отыграем свое – и уйду! Насовсем! И даже альбом с вами записывать не буду! И песни все свои отберу! И петь буду сам! ВОТ!

По приезде в Италию им устроили пышную встречу. Не радовались двое: Брайан, для которого все плыло, как в тумане, и которому осталась лишь одна забава – глоток бронхолитина, и Роджер, который был просто мрачен и ни с кем не здоровался.

На вечеринке, устроенной в честь их приезда, Роджер сидел в самом темном углу и изредка рычал на папараццев, не забывая посасывать ром. Фредди же вовсю трепался с итальянцами, оживленно жестикулируя и тарахтя по индийски. Итальянцы кивали и подливали ему еще. Джон же давал интервью по поводу пагубной привычки – пьянства.

– Трезвость – норма жизни, – напыщенно закончил он и чокнулся с журналистом.

Брайан сидел в другом темном углу, чихал, утирал слезящиеся глаза и запивал аспирин теплым кьянти. Роджер, завидя безобразие и нарушение режима, взвыл и разлил свой ром. Потом ему стало плохо, и он уснул.

На следующий день, перед началом выступления, у Роджера от накопившейся злости поехала крыша. Он решил вылить все отходы работы своего воспаленного мозга на друзей.

– Че ты чихаешь тут? – рявкнул он на Брайана.

Мэй от удивления так чихнул, что Роджера приподняло и шлепнуло, а Джон, жестоко страдающий от нормы жизни, позеленел и бросился к выходу. Тейлор же блаженствовал – он раздавал плюхи персоналу направо и налево. Брайан поддерживал его оглушительным чиханием. Вдруг Роджер удивленно оглянулся:

– А где эта кукушка? – спросил он свирепо. – Дайте мне его! Дайте! Я его сейчас загрызу!!!

Все бросились к гримерке Фредди, и, так как дверь оказалась запертой, высадили ее плечами. Увиденное повергло всех в столбняк типа шок – на полу жарко полыхал костерок, перед ним на корточках сидел Фредди в трусах и в майке-алкоголичке общества «Труровые резервы». Он держал над огнем сковородку, в которой что-то аппетитно шкворчало. Увидя в дверях вторжение, Фредди весело усмехнулся и встопорщил усы:

– Родион! – сказал он. – Оставайся! Я тя кукурузкой угощу, хошь?

– Хошу! – облизнулся Роджер.

Фредди снял сковородку с огня и высыпал содержимое в глотку Тейлора.

– Нам без тебя – низя! – авторитетно сказал он, энергично стуча Роджеру по спине, чтоб попкорн лучше прошел. – Правда, Брай?

– Агагагаапчхии! – подтвердил Брайан, аккуратно придерживая рыдающего у него на плече Роджера.

– Мужики, я че-то не понял, здесь чего – жрачку дают? – возник в дверях Джон с лицом симпатичного салатного цвета.

– Кушать подано-с! – кивнул Фредди.

И они поели. А потом – сыграли. Предание гласит, что концерт был попросту поганый. Но зато победила дружба! Ура!

/ – картинка №21 – / КРЕСТНЫЙ, или СПРУТ /

Однажды Фредди надел черную шляпу, плащ и темные очки, которые стащил намедни из гостиничного номера у какого-то итальянца, вынул из своего ящика с игрушками пистолет и вышел на улицу. Как всегда в это время суток, в Сан-Ремо было спокойно, постреливали лишь изредка.

– Я – мафиозо! – бормотал Фредди. – Гроза детей и инвалидов! И никто об этом не знает! ДА!

Не успел он сказать «ДА!», как к нему подскочил тип в черных очках, плаще и шляпе, из-под которой выбивались буйные кудри.

– Эй, ты! – нагло сказал незнакомец, тыча Фредди в пузо автоматом на батарейках. – Это моя территория! Семья Папы Мэя не потерпит столь нахального вторжения!

Не успел Фредди открыть рот, как откуда-то сверху на них с Папой свалился какой-то тип в плаще, черной соломенной шляпе и очках в виде двух целующихся черепах, наспех замалеванных черной краской, и загнусил:

– Прочь с собственности клана Дуайтини!

– Позвольте! – возмутился Фредди. – Это испокон веков было любимое место для отдыха клана Бульсанаротти!

– Клана-шмуклана, – презрительно надулся Папа. – Честь семьи Папы Мэя задевать не смеет даже сам Бычий Пес!

– Это еще кто? – удивились Бульсанаротти и Дуайтини.

– Неважно, – отмахнулся Папа. – Не смеет – и все тут!

– Будем делиться, – постановил Дуайтини.

Фредди принялся показывать:

– Вон от того столба, – объяснил он Мэю. – до того места, где стоит этот Дуайтини – это твоя земля. Остальное – моя!

– А моя? – взвыл Элтон Джон-Дуайтини (как вы уже успели догадаться).

– А я вас не знаю! – парировал Фредди. – Не вижу, не слышу и вообще буду с тобой воевать!

– А если кто донесет, что вы чужую землю делите? – спросил Элтон.

– Кто донесет-то? – усмехнулся Фредди.

– Я донесу, – сказал Дуайтини.

Бульсанаротти смутился.

– Не обижайся, Брай, – сказал он посеревшему от злости Папе, – но я объединюсь-таки с Элтоном.

– Неча! – гаркнул Папа. – Первое слово дороже!

– Пожалуй, я все равно донесу, – сказал Дуайтини сладким голосом.

Фредди уже засучил рукава, чтобы поговорить со стукачом по-свойски, как вдруг раздался дикий глас:

– Тейлоретти и Диконджорно спешат на помощь! – и из канализационного люка выскочили Роджер и Джон, естественно, в плащах, очках, да еще и с вантусами. Услужливо подавшая им вантусы рука втянулась обратно в люк. Фредди при виде грозного оружия малость струхнул. Затравленно озираясь, он раздумывал, кого первого укусить и за какое место, как вдруг – опять вдруг! – раздался голос из пустоты:

– Что сии вантусы делают у меня в резиденции? – и из-за угла выплыл благоухающий дорогим одеколоном и хорошим итальянским вином (и, конечно же, одетый в плащ, шляпу и темные очки) Дэвид Роберт Джонс.

– Дон Боуи! – расплываясь в улыбке и раскрывая объятия, пошел к нему Брайан. – Семья Папы Мэя всегда поддерживала с вами самые теплые отношения, не правда ли?

Дэвид одобрительно похлопал сияющего Мэя по щетинистой щечке и злобно обернулся к остальным:

– Чешите отсюда! – сказал он хищно. – Не потерплю!

Мафия стояла, выражая своим молчанием полнейшее презрение к словам Дона.

– Мне что – киллера нанять? – раздраженно вопросил Боуи.

С криком: «Киллер Куин!» на ошарашенных Дона и Папу налетели Фредди, Джон и Роджер. Сзади подпрыгивал Элтон Джон, вереща: «И я! И я!».

Схватка прервалась довольно скоро – к ним подошел итальянский коп и недоуменно поглядел на кучу-малу, из которой доносились подозрительные выкрики:

– Получи, Папист, гранату!

– Бейте его! Бейте! Он без дубины!

– Н-на! Понял? Не понял? Тогда – еще н-на!

– За Папу! Ага!!!

– Дуайтини, не стой козлом, дай по роже Диконджорно!

– Мафия бессмертна! Хей!

– Мда, – сказал коп (правильнее сказать – карабинер).

И он поманил жмущегося к стене патрульного, испуганного до крайности.

– Эй, ты! Золотушный! Имя и звание, трусофил!

– Я не Фил, – грустно пропищал патрульный. – а патрульный Каттани!

– Вот тебе первое задание, – цыкнул зубом начальник. – Собирай этих мафиозных и в участок! В караулку!

И незадачливые бандиты были не без драки препровождены в полицейский участок со всеми вытекающими.

А рядовой Каттани пошел в гору, и шел так, пока его не пристрелили в четвертой части.

/ – картинка №22 – / КОРОНЕЙШН СТРИТ, или БРАЙАНА НА МЫЛО! /

Однажды, как вы помните, от Брайана ушла жена. Чем он окончательно ее допек, вы узнаете только завтра, а сейчас у нас речь о другом. Вам всем известно, что Брайан Гарольд Мэй просто до тошноты любил мыльные оперы. Вот одной из причин ухода и стала эта низменная страсть. В записке, которую Брайан на следующий день показывал всем в «Шинке» было сказано: «ящик до дыр проглядел, липистричество тратит, а денег в дом не несет, гадюка семибатюшная!».

Конечно, кое-кто усомнился в подлинности письма – мол, жена Мэя обычно писала именным гусиным пером и левой рукой, а письмо напечатано на машинке, да еще и ногами! Но Брайан наплевал клеветнику в глаза и долго убегал от него подворотнями и огородом, высоко перепрыгивая грядки с топинамбуром.

Так вот, вернемся к данности. Мэй смотрел все подряд, от «Изауры» и «Санта-Барбары» до «Альфа» и «Друзей» (и не говорите, что они тогда не выходили! мы просто пример привели!). Но любимыми его фильмами были «Коронейшн стрит» и «Истендерс». Мэй частенько сбегал с репетиций, и, пока друзья в студии крыли его отборнейшим матом, сидел на диване и, дрожа от экстаза, смотрел очередную серию.

А еще господин Б. Г. Мэй был ленив до изумления, готовить не умел и портил свой и без того испорченный желудок консервами. По преимуществу кошачьими, так как поверх лени был еще и потрясающе скуп.

Но сейчас разговор пойдет вовсе не об Брайане. Точнее, о нем, но не совсем. А еще точнее, совсем не о нем, а о Фредди. И только потом о Брайане. А также Роджере и Джоне. А также бабушке последнего. Итак…

Однажды Фредди пришла в голову гениальная идея. Не совсем, конечно, гениальная. Это он ее посчитал гениальной, а так она была вполне заурядная – Фред решил снять клип. Хороший. Мощный. Поэтому он быстро умылся, сполоснул грязные носки, одел их плюс еще тренировочные штаны и кепку, и поехал, к кому бы вы думали? Нет, не к Бобу Марли, ведь он уже четыре года как умер. И не к Питеру Габриэлу, которого боялся даже больше, чем Боба Марли, который уже четыре года как умер. А пошел он к Брайану Мэю.

Зачем? А вот – он пошел уговаривать друга снимать клип. А Брайан в это время блаженствовал. Он погружал чайную ложечку в баночку кабачковой икорки, которую ему прислал папа из Хэмптона (а может, из Фелтхэма. А может, и не папа, а сам Мэй себе всю жизнь слал посылки и писал письма), погружал эту же ложечку в рот и с негромким звуком «Гллоппшшшццц» глотал. Это было замечательно!

И тут появился Фредди.

– Как некстати, – возмутился и чуть не подавился Брайан, когда перед его внушительным носом появилась лукавая физиономия волка Семен Алексеича, то есть Фредди (он взял себе новый псевдоним, старый – Гершкович – ему чем-то не потрафил). – Я же кушаю!

– Ты не кушай, ты слушай, – отозвался Фредди и оттопырил Брайану оба его уха так, что они стали похожи на паруса. Это его так развеселило, что он стал размахивать Мэевыми ушами, напевая: «Словно лодки с парусами!».

– Чего слушать-та? – спросил Брайан плаксивым голосом.

– Я пришел. Тебя звать. Клип снимать. Новый. Веселый. Придешь?

– Отче ж не прийти-приду, – сказал Брайан. – Отче ж не прийти-приду.

– А зачем нам кузнец? – в тон ему спросил Фредди.

– Не, нам кузнец не нужен, – кивнул Мэй.

– Зачем нам кузнец? – хором сказали они и захохотали.

– Нет, правда? – спросил Фредди. – Клип снимаем, да-а?

– Про тебя? – поинтересовался Мэй, тихонько заслоняя от друга икру.

– Нет, про тебя, – ласково улыбнулся Фредди и ловко выхватил у разинувшего рот друга банку. – Ты же у нас любишь «Коронейшн Стрит»?

Брайан замотал головой, как пес, которому в ухо залетела оса.

– Тогда гони деньги! – растопырил Фредди ладонь.

– Какие? – поперхнулся Мэй.

– Как – какие? – поперхнулся, в свою очередь, Фредди. – Нам же вчера зарплату выдали, пятерочками, новенькими, пожалуйте! Где они?

– Под кроватью! – почему-то обиделся Брайан.

Фредди внимательно на него посмотрел, вздохнул, но, к счастью, ничего не сказал и полез под кровать.

– Хууу! – раздалось вскоре оттуда. – Старые вещи какие-то.. Рухлядь какая-то! Ветошь, тряпки, старые калоши.. Слушай, а Хетфилда тут случайно нет? Тут бы ему понравилось. Он бы устроил себе перевалочный пункт, у тебя под кроватью-то! Здорово! Банки еще.. Банки! Много банок!