Точка невозврата.

Профессор сделал было уже шаг, чтобы выйти из-за кафедры, и тут в голове его отчетливо застучали слова старца: «И да будешь ты проводником в руках Божьих, и да не свернешь ты с пути праведного! И да не отступишь ты, не убоишься препятствий всякого рода, восставших на пути твоем!» – Из памяти Гроссмана вновь восстал образ загадочного старца. Он в упор глядел на профессора, его взгляд был полон скорби, и в то же время в нем чувствовалась уверенность и огромная сила. Гроссман нашел место, на котором прервался, и продолжил чтение доклада. Было такое ощущение, что его мозг и язык уже были ему не подвластны.

– Уважаемые дамы и господа! – продолжал Гроссман. – Несомненно, многие из сидящих здесь в зале, да и многие люди, которые находятся сейчас за пределами нашего собрания, не раз задавали себе вопрос – почему три четверти всей поверхности планеты занимает вода, и лишь одну четвертую занимает суша? Уверен, что все ответят, что такое количество воды нужно для поддержания удивительно тонкого баланса, от которого зависит наше существование. Вы правы, господа, это так!

Ярким доказательством тому служат приливы и отливы. Неоспорим и тот факт, что Земля должна быть на определенном расстоянии от солнца, поскольку именно это расстояние является условием проживания всего живого на нашей Земле. Даже самое незначительное изменение этого расстояния повлечет за собой существенные изменения климата. Воды мирового океана незамедлительно реагируют на любые колебания, которые могут явиться следствием изменения этого расстояния. – Гроссман замолчал, опять в его душу закрались сомнения. Но времени на обдумывание сказанного совсем не было. Гроссман взял графин и налил себе стакан холодной воды.

«Может, все же хватит читать этот доклад, – опять пронеслись мысли в голове Гроссмана, – может, пора остановиться?.. Сейчас произнесу пару заключительных слов и уйду с кафедры». Не успела эта мысль промелькнуть, как в голове профессора вновь застучали слова, зазвучали отчетливо, как никогда еще не звучали: «И да будешь ты проводником в руках Божьих, и да исполнишь ты волю Его… до конца!» – последние слова прозвучали так громко, что профессору показалось, что их слышали все присутствующие в зале. Гроссман достал платочек, вытер со лба пот и продолжил:

– Да, уважаемые дамы и господа, – Земля наша прекрасна, и жизнь на ней возможна только при поддержании тонкого баланса!

Наша Земля – очень тонкий и чувствительный организм, как и организм человека. Многие из вас знают, как влияют внешние факторы на здоровье человека, а если человек уже не молод и страдает от множества болезней, то на него воздействует все: магнитные бури, жара, изменения погоды, грязная вода и воздух, и многое другое.

Так вот, теперь представьте себе, какой вред наносит Земле деятельность человека.

Сейчас на Земле ежедневно добывается до 100 млн. баррелей нефти и примерно столько же ее потребляется, оставляя после использования вредные выбросы и отходы. Вдумайтесь в эту цифру, господа! Неужели нефть в земле для того, чтобы люди ее выкачивали и сжигали? Могу с уверенность сказать – нет, не для этого! Нет, уважаемые дамы и господа! Нефть находится в земле не просто так!.. Она не предназначена для удовлетворения наших с вами потребительских, варварских интересов!

Нефть там находится для того, чтобы выполнять тонкую балансировку нашей планеты, чтобы не дать ей сместиться с орбиты во время землетрясений, попадания астероидов и прочих независящих от человека явлений. Эти явления присущи мироустройству. И Бог, создавая Землю, предусмотрел все, чтобы как можно дольше продлить жизнь на нашей планете.

Гроссман замолчал, чтобы обдумать сказанные им слова. «Нет, здесь что-то не так! Но «Слово не воробей, вылетит – не поймаешь» – сокрушенно вздохнул Гроссман.

В зале стояла полная тишина, даже никто не шептался. «Опозорился!» – подумал профессор. В это мгновение откуда-то из глубины снова послышался голос старца: «И воздастся тебе по делам твоим, и будешь ты вознагражден за спасение душ невинных!»

«Время покажет», – подумал Гроссман и продолжил чтение написанной для него речи:

– И в заключение я скажу, все то, что я читал сейчас с этой высокой трибуны – это не пустой звон – это звучит набат – набат о спасении наших душ, и душ наших потомков! И звучит этот набат все громче и громче. Так неужели же мы его не услышим? – Гроссман сделал паузу: то, что было написано дальше, он читать не собирался. – Нет, этого я читать не буду! – возмущенно пробубнил профессор. – Это, вообще не лезет ни в какие ворота! Такое я мог бы сказать на вечеринке со своими друзьями, и то, перед тем должен буду принять изрядную дозу спиртного, но говорить это здесь… Какое я имею право предрекать конец света? Нет, этого я говорить не стану!

«Нет, станешь! – тут же зазвенело в ушах, и тон сказанного был таким, что Гроссману стало не по себе. – Ну, говори же! Не молчи! И тебе воздастся!»

Профессор уже не соображал что делает – он уже был, как зомби.

– Если люди не предпримут серьезных шагов, и не изменят своего отношения к природе, если все останется так, как есть сегодня, то конец времен неизбежен, скоро наступит расплата, – прочитал Гроссман. – Но у людей еще есть шанс на спасение. Чтобы избежать катастрофы, с завтрашнего дня надо снизить добычу нефти, настолько, чтобы в течение года это снижение составило десять процентов, а через два года – уже двадцать процентов. Надо прекратить выбрасывать отходы в окружающую среду, во все водоемы, включая даже маленькие болота. Иначе наша цивилизация прекратит свое существование – вымрет от эпидемий. Никому не удастся спрятаться в бункерах и отсидеться, дожидаясь лучших времен, вымрут все.

Вот так, уважаемые дамы и господа! Я закончил… Теперь все зависит только от вас – от того, как вы воспримите и как преподнесете обществу сказанные мною слова. Профессор сошел с кафедры и направился к своему месту. Зал молчал. Через минуту он взорвался аплодисментами, все аплодировали профессору стоя. Аплодировали долго, до тех пор, пока профессор не сел на свое место, и даже после того.

А в голове Гроссмана, приглушая звучание аплодисментов, все еще звенели слова: «И да будешь ты проводником в руках Божьих… и будешь ты вознагражден за спасение душ невинных!»

Конференция закончилась. Профессор вышел из конференц-зала.

Ни после одного доклада в своей жизни Гроссман не чувствовал себя таким уставшим, как сейчас. Но в тоже время его переполняла гордость за то, что он не смалодушничал, не испугался, и выполнил наставления загадочного старца, а может быть, и исполнил волю Самого Господа. Теперь его совесть была чиста – он сделал все, что от него зависело. Хотя, когда он читал доклад, он не был полностью согласен с тем, что было в нем написано.

«Но все… все уже позади!.. Зал воспринял сказанное мной на ура, значит, это не выглядело глупо, а совсем наоборот. – Гроссман расправил плечи и бодро зашагал по улице. – Но все же!.. Кто и когда подменил мне папку? Может быть, в то время, когда перед самым выходом из номера я зашел на минутку в ванную? Другого времени не было, в остальное время портфель был при мне. Ну и дела!.. А кто же мог это сделать?.. А каким образом моя папка исчезла в самолете?.. И в Москве тоже? – В этот момент перед глазами Гроссмана встал образ атлета, сидевшего рядом с ним в самолете. – Странный тип! Куда-то исчез… и при выходе из самолета я его не заметил… Мистика какая-то!.. А, может быть, это Смирнов? Ведь я его тоже совсем не знаю. Мало ли для чего ему могла понадобиться моя папка. Уфологи – странные люди… Хотя, с виду – он человек порядочный… да и визитку свою оставил… Что я говорю? Полный бред! Какой Смирнов? Откуда в моем портфеле появился тот доклад, который я читал только что… и еще в моей красной папке, которая исчезла у меня в Москве?.. Так и до сумасшествия недалеко!.. Пора бы и отдохнуть хорошенько, надо расслабиться.»

Гроссман посмотрел на часы, достал телефон, разыскал визитную карточку Смирнова и набрал номер сотового телефона, указанный в визитке.

***

В вечерних сумерках Пятая авеню искрилась как новогодняя елка. Броские витрины ослепляли прохожих своими огнями и манили зайти внутрь. Гроссман шел не спеша, он шел на встречу с новым знакомым. Его голова была заполнена все теми же мыслями, из нее не выходил прочитанный им доклад. Профессору хотелось как можно скорей поделиться хоть с кем-нибудь, тем, что с ним происходит.

Он был настолько погружен в свои размышления, что чуть не прошел мимо ожидавшего его Смирнова.

– У меня есть на примете одно место, где мы могли бы хорошо провести вечер. Здесь неподалеку есть «Русский самовар», неплохой ресторан, – сказал Смирнов после приветствия. – Можем отправиться туда. Как вы на это смотрите?

– Возражений нет, – согласился Гроссман, – надо снять то стрессовое состояние, которое гонится за мной по пятам последнее время. А это наилучшим образом можно сделать только в русском ресторане.

– Вы имеете в виду наш перелет? – спросил Смирнов.

– И не только, – выдохнул Гроссман, – сегодня на конференции я испытал не меньший стресс, чем там, в самолете.

– И что вас так поразило? – заинтересованно спросил Смирнов. Он поглядел на дорогу и, увидев такси, поднял руку. – Так что вас так обескуражило на конференции, чей-то доклад? – уже сидя в такси, спросил он.

– Мой собственный, – ответил профессор.

– Не понимаю! – удивился сказанному Смирнов.

– Я и сам ничего не понимаю.

– Вы интригуете меня все больше и больше!.. Так расскажите же, что там произошло?

– Это долгая история. Я должен рассказать всю цепь событий, которые преследуют меня последние два месяца, иначе картина не сложится в единое целое.

– Ну, так в чем же дело? – воскликнул Смирнов. – Рассказывайте! У нас до утра масса времени. Я надеюсь, вы не спешите?

– Да, сегодня я никуда не спешу, вы правы, – улыбнувшись, сказал профессор, – но прежде, чем приступить к началу моего повествования, было бы неплохо расслабиться, выпить хотя бы граммов по пятьдесят.

– Согласен, – лаконично, чисто по-военному, сказал Смирнов. Помолчав немного, добавил: – Я сгораю от любопытства.

Столик у окна, уютная обстановка ресторана, бутылочка армянского коньяка, хорошая закуска и неумолкающая, льющаяся музыка – вечная музыка русского романса. Гроссман немного расслабился, лицо его заметно покраснело.

– Да, действительно интересно! То, что происходит вокруг вас не менее таинственно, чем то, что видел я, – дослушав рассказ профессора и наливая в рюмки коньяк, произнес Смирнов. – Так говорите, ваши папки пропадали у вас трижды? А вы можете показать мне доклад, который вы читали сегодня, тот, который написан вашим почерком, но вы утверждаете, что высказанные там мысли вовсе вам не принадлежат, и писали его не вы?

– Да, конечно, я прихватил его с собой. Я полагал, что он вас заинтересует, – Гроссман расстегнул свой портфель, достал оттуда красную папку и протянул ее Смирнову.

– Я вижу, вам стало легче, вы уже лучше выглядите, – сказал Смирнов. – Давайте выпьем! Выпьем за наше знакомство, и за то, чтобы все прояснилось.

Он положил перед собой папку и углубился в чтение. Время от времени он поднимал брови и пожимал плечами.

Гроссман разглядывал интерьер ресторана. После выпитого коньяка ему, действительно, стало легче. «Русский самовар» был уютным местечком, в нем звучала русская музыка, она расслабляла и уносила неприятности прочь.

«Ну, и Бог с ним, что все так вышло, – подумал Гроссман, – ведь кончилось все хорошо. Вон, какой фурор я произвел в зале своим выступлением. Надо будет перечитать доклад и подумать над тем, что там сказано, несомненно, в нем зарыта глубокая истина – истина, над которой стоит подумать».

Смирнов закрыл папку, молча наполнил рюмки.

– Ну, как? – спросил Гроссман.

– Вначале выпьем, – уклончиво ответил Смирнов, – думаю без этого тут не обойтись. – Он выпил, закусил хрустящим огурчиком. – Странно!.. Здесь ничего не написано о конце времен… Здесь этого нет!.. И не только этого, но и многого из того, что вы сейчас мне рассказывали.

Лицо Гроссмана побледнело, в глазах поблекла улыбка.

– Как нет? – выдавил он с трудом и потянулся за красной папкой. Он открыл папку, прочел несколько строк, и лихорадочно стал перелистывать страницы. Руки профессора дрожали, папка закрывалась сама собой. Сомнений не оставалось – это писал он. Теперь перед ним лежал доклад, который он подготовил в Москве еще в первый раз.

***

Наутро у газетных киосков Нью-Йорка стояли большие очереди. Такие же очереди, что в последнее время случалось довольно редко, стояли и в других городах мира. Первые полосы газет ошеломляли яркими заголовками: «Русский профессор предрекает конец света!» – писала «Нью-Йорк таймс»; «Сенсационное заявление русского профессора на конференции в Нью-Йорке» – писала «Берлинер Цайтунг»; Смелые высказывания профессора Гроссмана на конференции в Америке» – писала газета «Московский Комсомолец».

Сидя в своем кабинете, Джордж Брайт расплылся в довольной улыбке, он с упоением перечитывал написанную им статью.

– Неплохо я поработал, неплохо! – похвалил себя Джордж, дочитав статью до конца. – Получилось недурно! – Джордж поглядел в зеркало и улыбнулся своему отражению. Из зеркала на него смотрел самодовольный молодой человек с круглым лицом и светлыми прилизанными волосами. Сквозь стекла очков, сидящих на его мясистом носу, проглядывались выразительные серо-зеленые глаза. Джордж поправил галстук. – Вот видишь! А ты не хотел идти на конференцию, – подмигнул он своему отражению. – Что, дружок, не ожидал, что будет такая сенсация? Твои предчувствия тебя обманули, мой друг. Пришел успех! – Джордж прокрутился на вращающемся кресле лицом к столу, и стал перечитывать статью еще раз.

В кабинет залетела худощавая рыжеволосая девушка лет двадцати пяти и закричала с порога:

– Поздравляю, Джордж… Ты поймал сенсационный материал! Статья получилась классной. Вот уж не знаешь, где что произойдет… Ты доволен? – Барбара чмокнула Джорджа в щеку. – Можешь не отвечать, – быстро протараторила она, – по тебе все видно. Ну, желаю успеха и в дальнейшем! Ты мог бы одолжить мне свой диктофон, а то мой почему-то барахлит?

Джордж довольно ухмыльнулся, достал из ящика стола запасной диктофон и протянул его Барбаре:

– На, не жалко! Ты вечером придешь ко мне?

Барбара загадочно вскинула тоненькие брови и молнией выскочила из кабинета.

– Желаю удачи! – закричал Джордж ей вслед.

Телефонный звонок поднял Гроссмана с постели. Приподняв тяжелые веки, он поглядел на часы и потянулся к телефонной трубке.

– Кто там еще в такой ранний час! – недовольно пробурчал профессор. – Але! Я вас слушаю!

По мере того, как профессор слушал своего собеседника, лицо его менялось: вначале оно стало бледным, потом румянец залил щеки, и удивленно приподнялись брови.

– Не надо извиняться! Вы правильно сделали, что позвонили! И ничего, что так рано. Большое вам спасибо! Я немедленно бегу! – профессор стал быстро одеваться. Спустя пару минут он уже пересекал холл гостиницы. – А что? Хороший он мужик – этот Смирнов. Молодец, что разбудил.

Ближайший газетный киоск был рядом – за углом гостиницы. Вскоре в руках Гроссмана был экземпляр «Нью-Йорк таймс» с большим заголовком на первой странице – «Русский профессор предрекает конца света». Стоя у киоска, Гроссман, не отрываясь, прочел ее до конца. Там было написано в точности, слово в слово, все, что он говорил на вчерашней конференции. Гроссман тяжело вздохнул и направился в гостиничный номер.

Глава 11. НАСЛЕДНИК

На улицах подводного города зажглись фонари, окна пирамидальных домов засветились огнями. Солон с Атлантой шли по центральной площади.

Голова Солона была занята мыслями о грядущих событиях. Заглянув в книгу будущего, он увидел будущее планеты, и теперь увиденное не давало ему покоя.

«Этого не должно случиться, я должен найти способ, как предотвратить катастрофу и сберечь Землю от разрушения. Если я не найду его, планета разлетится на части, а вместе с ней погибнет современная цивилизация и многие из нас».

– Что-то случилось? – спросила Атланта. – Давно я не видела тебя таким задумчивым.

– Есть повод для беспокойства, но я обязательно найду выход. И надеюсь, что мы справимся с ситуацией и на этот раз.

– Прости, что я отвлекаю тебя от важных забот. Я хотела поговорить с тобой о нашем сыне.

– Я готов тебя выслушать.

– Я думаю, что нашему сыну пора жениться. Многие в его возрасте имеют взрослых детей. И меня порадуют внуки. Я давно мечтаю о них. Я прошу тебя, поговори с ним. Мои просьбы и убеждения не оказывают на него никакого влияния. Он постоянно твердит мне одно и то же, – нет среди наших девушек той, которую он смог бы полюбить.

Солон мысленно представил своих внуков – мальчика и девочку лет пяти, бегающих вокруг него. Лицо его прояснилось, как небо после пронесшейся бури.

– Ты, пожалуй, права! – Солон посмотрел на жену добрыми любящими глазами. Перед ним все еще стоял образ милых детишек, бегающих вокруг него в цветущем весеннем саду. – В сказанных тобою словах есть истина. Я подумаю, кого я смогу порекомендовать ему в жены, и обязательно с ним поговорю.

– Спасибо! – кротко произнесла Атланта.

На расположенной среди гор поляне, на животе, опершись на локти, лежал юноша. Темные волнистые волосы спадали на его широкие плечи, и слегка прикрывали его красивое мужественное лицо. Под темной футболкой, обтягивающей атлетически сложенное тело, проступали крепкие мускулы.

На ярко-зеленой траве перед глазами юноши лежала толстая книга. На раскрытой странице была изображена разноцветная схема. Юноша, увлеченный изучением схемы, не заметил подошедшего к нему Солона.

Солон присел возле сына.

– Давненько мы с тобой не виделись, сын мой. Закрутился я с головой в делах, и поговорить с тобой некогда. Как дела твои? Чем заняты твои помыслы, благие ли они?

Димитрий хотел вскочить, чтобы поклониться отцу своему в ноги, но Солон остановил его жестом. – Не преклоняй колени твои! Я без того ведаю, с каким почтением ты ко мне относишься.

– Рад видеть тебя, отец! Мы на самом деле не виделись уже две недели. Я скучаю по тебе. Давно мы с тобой не беседовали. Мне очень недостает твоих мудрых советов.

– Прости, что не уделяю тебе должного внимания! Весь в государственных хлопотах. Тебе тоже пора приобщаться к государственным делам, но сначала надо тебе жениться. А после возьмешь на себя часть забот. И мне будет свободней, появится больше времени для общения с тобой, с твоей матерью и с внуками, которые появятся в скором времени.

– В последнее время мама только и говорит со мной об этом… А теперь вот и ты, – как-то грустно сказал Димитрий. – Если ты прикажешь, то я не пойду против твоей воли, но я хочу, чтобы ты знал, здесь нет ни одной девушки, которая была бы мне по нраву.

– Знаю твои мысли, сын мой, мать мне о них говорила. Я поддерживаю ее, она права, тебе, действительно, пора жениться. У меня есть на примете одна очень хорошая девушка, умная, красивая. Она будет тебе прекрасной женой. Зовут ее Ариадна.

Глаза Димитрия потускнели.

– Не мила она мне, отец.

Солон призадумался. Слова сына напомнили ему о его молодости.

Он вспомнил свою первую жену, ее тоже звали Атланта. Она была из богатого рода, была умна и не дурна собой, но Солон не любил ее. Он любил другую. Однако по настоянию своего отца женился на Атланте. Она не смогла родить ему сына. Это была одна из причин сдержанного отношения к ней Солона. Она это прекрасно понимала. В тот день, когда случилась беда, Солон догадался, что она сознательно ушла из жизни. Он нашел ее тогда под килем затонувшего судна, но вернуть ее к жизни так и не удалось. Перед смертью она сказала ему: «Я заметила одну девушку с затонувшего корабля. Как только увидишь ее, ты сразу поймешь, о ком я говорю, она достойна стать твоей женой. Назови ее моим именем, и я стану ее ангелом хранителем. Ты проживешь с ней до конца твоих дней в согласии и любви». Это были ее последние слова, после этого она ушла.

Искать Солону долго не пришлось. Среди сотен утопленников он увидел ее – ту, о ком перед смертью говорила его жена. Солон почувствовал это сердцем: оно заныло, потом бешено застучало. Девушку звали Диана, и имя ее было прекрасным, как и сама белокурая англичанка. На какое-то время Солон забыл о завещании погибшей жены, но вскоре вспомнил и, назвав девушку Атлантой, взял себе в жены. Прошли годы, у них родился первенец, назвали его Димитрием.

– Почему ты молчишь? – Димитрий выдернул отца из поглотивших его мыслей.

– Мне нечего сказать, сын мой. Не хочу тебя принуждать, но и ждать более я не буду. Выбери для себя жену сам, и назови ее имя не позднее, чем в следующую неделю.

Теперь задумался Димитрий. Он был в смятении.

«Что делать? Сказать, или не сказать? Как воспримет сказанное мною отец? Что он на это ответит? Отвергнет, или оставит надежду?.. Но если я не скажу сейчас, то через неделю я должен буду сказать отцу о своем выборе».

– Отец! Я могу назвать сейчас имя той, которую я люблю, – осмелился Димитрий. – Ее зовут Селина. Все другие девушки для меня ничего не значат.

Услышав имя, Солон вдруг встрепенулся, будто ток прошелся сквозь его тело. Но и виду не подал, что ему знакомо это имя. Он знал лишь одну Селину.

– Возможно, она и хороша, та девушка, о которой ты говоришь, но я такой не припомню, – лукавя, сказал Солон. – Скажи мне, кто она? Чья она дочь? Время летит так быстро, и может быть, я и не заметил, как где-то рядом распустилась прекрасная роза? Из чьей семьи этот цветок, который тебе по нраву?

– Отец, она живет наверху, – Димитрий решил ничего не скрывать.

– На земле? – лицо Солона побледнело.

– Да, отец, наверху, среди людей.

– Ты не должен показываться в тех местах, где живут люди, без моего ведома! – Наставительно, повысив тон, сказал Солон. – Разве ты об этом не знал?

– Знал, отец. Но когда я увидел эту девушку впервые, я потерял голову. Теперь я не могу ничего с собой поделать, она постоянно перед моими глазами.

Глаза Солона сверкнули гневом.

– И сколько раз, без моего разрешения, ты уже выходил наверх, туда, где живут люди?

– Семь, – смиренно опустив голову, честно признался Димитрий.

– И ты с ней говорил?

– Нет, отец, я несколько раз приближался к ней, но познакомиться так и не решился. Я заметил в ее глазах смятение. Она будто бы боялась меня.

Солон заходил взад-вперед по поляне, обдумывая сложившуюся ситуацию. Он не спешил с выводами, прежде чем что-то сказать, он должен был все взвесить. Он снова вспомнил годы, прожитые с первой женой.

Они прожили вместе много лет. И он никогда не расстался бы с той, которую выбрал ему в жены его отец, если бы она сама не развязала тот узел судьбы, которым они были связаны вместе.

Солон отвлекся от своих размышлений.

– Я надеюсь, ты знаешь о том, что мы не можем брать себе в жены девушек, живущих наверху, если они не из нашей цивилизации? Такова Божья воля!

– А как же твоя жена, и моя любимая мать? Она ведь из землян, и об этом знаю не только я.

– Кто тебе об этом сказал? – обеспокоенно спросил Солон. – Все, кто посвящен в эти тайны, должны молчать. И мать тоже знает о том, что она из землян?

– Да, отец! Она мне сама сказала об этом.

– Кто эта паршивая овца в моем стаде, осмелившаяся нарушить запрет? – гневно произнес Солон. – Ведь я запретил сообщать тем, кто попал к нам с поверхности земли, о том, что они земляне. С их памяти должно быть стерто все, что может напомнить им об их прошлом. Взамен их короткой земной жизни они получили здесь долголетие, и живут так долго, как и мы – псатланцы. – Солон помолчал, что-то обдумывая, потом сказал:

– Иногда мы можем взять себе в жены тех, кто очутился в нашем мире, и вычеркнут из книги земных жителей. Они числятся там мертвыми. Поэтому в нашей стране живут люди, пришедшие к нам оттуда не по своей воле, а по воле случая или стихии… – Солон снова помолчал, затем продолжил: – Хотя во всем этом есть воля Господа. Только он решает, кому жить, а кому умереть. Я запрещаю тебе в дальнейшем, без моего разрешения, появляться среди людей! Также, ты не должен больше говорить ни с кем о тех землянах, которые живут в нашем мире. А для того, чтобы ты быстрее забыл о Селине, я прикажу внутреннему министру отключить в твоих помещениях все системы слежения за поверхностью Земли. И я надеюсь, ты помнишь о том, что через неделю должен назвать мне ту, которая станет твоей женой. Она должна быть из нашего мира!

– Да, отец, я это помню, – Димитрий поклонился отцу в ноги.

***

После разговора с отцом Димитрию совсем не хотелось разбираться в лабиринтах подземных протоков. Он сделал попытку запомнить карту подземных каналов, соединяющих Черное море с Индийским океаном, но безрезультатно. Мысли о только что состоявшемся разговоре не давали сосредоточиться. Надо было срочно искать способ, как выкручиваться из создавшегося положения и отодвинуть, как можно дальше, день предстоящей женитьбы. Но не одна из мыслей, витавших в голове Димитрия, не сулила даже малейшей надежды на то, что удачный выход будет найден.