Я хочу стать Вампиром…

Эфрат молча стояла за его спиной, наблюдая за тем, как он ощупывал стену руками, как будто надеясь, что она превратится во что-то другое.

– Возможно, мне стоит и здесь повесить свой портрет. Или зеркало. – Она начала медленно приближаться к человеку, который все еще стоял лицом к стене. – Ты прав, нет смысла поворачиваться, ты все равно не сможешь меня разглядеть.

Она подошла к нему вплотную и поставила руки по обеим сторонам от него, так чтобы ее ладони легли поверх его рук.

– Будет больно, но недолго. – С этими словами Эфрат прикоснулась к его шее губами, и медленно приоткрыла рот, чтобы тут же впиться в пульсирующую артерию.

Миг, когда клыки разрывали кожу, был особенно приятным. Это сложно с чем-то сравнить, как и любой другой момент, когда ты перестаешь кем-то притворяться и между тобой и реальностью не остается ничего. Это почти то же самое, что смотреть в глаза бесконечности, черному полотну бездны, мерцающему тысячами и миллионами звезд. Это предрассудок и человеческие суеверия, что вампиры питаются кровью, просто так уж устроен человек, что кровь – седалище его души, за ней-то и охотятся создания ночи. И тут не так важно, сколько крови им удастся выпить, сколько то, что приходит вместе с ней. Хотя значение самой крови отрицать не стоит, она довольно вкусная.

Еще несколько глотков – и сердце начнет биться реже, прекратить нужно до того, как остановится сердце. Эфрат прижимала его к стене своим телом, а потому он еще держался на ногах, но вот удары сердца стали все и реже, и ей пришлось остановиться, чтобы затем медленно опустить его тело на пол. Сознание еще теплилось в нем, но совсем скоро погаснет и оно. Эфрат села на пол возле умирающего человека и прислонилась спиной к кирпичной стене. Она не ощущала холода, хотя от кирпича ее отделяло лишь тонкое кружево. Сейчас она не ощущала даже границ этого тела, как будто ее сознание увеличилось до масштабов вечности и укрывало собой весь обозримый мир. Она знала, что происходит радом с ней и далеко отсюда, о чем говорят люди, оставшиеся в освещенных свечами комнатах, слышала мысли Гедальи, перебирающего пальцами клавиши, но все это было похоже на фоновую музыку, поверх которой звучал голос, все также заполнявший собой все вокруг: Шири смеялась.

Тогда Эфрат поднялась и перешагнув через лежащее на полу тело, пошла назад по коридору. Она сделала несколько шагов, как вдруг ей показалось, что она что-то услышала. Неужели он еще жив? Впрочем, какая разница, это ненадолго. Она продолжила идти и вскоре вышла обратно в освещенный коридор, в конце которого за открытыми дверями остались Шири и ее белокурое угощение. Эфрат не боялась, что ее увидят, у них было достаточно времени, чтобы придать себе невинный вид и вернуться к гостям.

Когда она появилась в дверях, Шири все еще сидела на диване рядом с блондинкой, чья голова лежала у нее на плече.

– Она жива, просто… устала, – Шири ответила на вопрос Эфрат еще до того, как та успела его задать.

– Это хорошо, если пропадет один – ничего страшного, но если оба сразу, это чревато. Оставим ее здесь и вернемся к гостям.

– С удовольствием, а то еще немного и Гедалья перейдет на Дебюсси, а это всегда знак тоски.

– И скрытой страсти к садизму. – Они засмеялись и неспешно начали приводить друг друга в порядок перед возвращением к людям.

Глава вторая. Открытия

Гости разъехались. Блондинку погрузили в машину, как если бы она поддалась той вымышленной страсти к креку, которой была известна Эфрат. То же оправдание, только с более драматическим финалом они предложили тем, кто заинтересовался пропажей жертвы Эфрат. Никто не задавал лишних вопросов, ведь кто может в чем-то заподозрить юную милую девочку, чьи платья по стоимости могут сравниться с небольшой квартирой.

– Знаешь, что рассказала мне наша милая блондинка? – поделилась Шири, когда за последними гостями закрылись двери. – Она говорила со мной о зеркалах, а еще о том, что ее дружок на тебе слегка помешался.

– Только слегка?

– Я думаю, она просто была вежлива и очень деликатна. Это он уговорил ее сюда приехать.

– Ну и ладно. Так что там с зеркалами?

– Она рассказала мне, что несколько веков назад при создании зеркал использовали серебро и его было так много, что оно не оставило нам ни малейшего шанса увидеть свое отражение. Но со временем серебра стали добавлять все меньше и меньше, и в один прекрасный день наши отражения все-таки появились на гладкой поверхности зеркал, где они успешно пребывают и по сей день. Кроме тех случаев, когда зеркало одного возраста с вашим особняком.

– И откуда милая, едва совершеннолетняя блондинка может знать такие вещи?

– Я думаю, к этому причастен твой слегка одержимый поклонник…

– Он нас больше не потревожит. – Эфрат подарила Шири многозначительный взгляд.

– Ты что… какое расточительство, – Шири очевидно не одобряла жестокости подруги.

– Да брось. Половина удовольствия в том, чтобы перестать контролировать себя разумом и передать управление более древнему и опытному рулевому.

– А что этот рулевой скажет, когда пропажей мальчика начнут интересоваться его друзья и семья?

– Сочувствуешь?

– Не то чтобы. Я всегда придерживалась мнения, что юные мальчики как патчи под глаза по утрам – свежие, омолаживающие и одноразовые.

Эфрат рассмеялась. Они наслаждались тишиной и покоем, что наполнили дом после ухода гостей. В гостиную все также проникал приятный полумрак. Гедалья слушал их разговор, не проявляя особого желания принимать в нем участие. Все трое были погружены в блаженную негу. Так продолжалось до тех пор, пока они не услышали звук, доносящийся из глубины дома.

– Что это, черт возьми? – Шири вопросительно посмотрела на Эфрат.

– Я что, знаю? Пойду проверю.

Эфрат, снявшая туфли на каблуках сразу после ухода гостей, бесшумно направилась к источнику звука. Ей пришлось вернуться в ту комнату, где недавно Шири слушала занимательные рассказы юной блондинки, чтобы потом сквозь двери в углу комнаты выйти в тускло освещенный коридор.

Все было тихо. Ни единого звука. Эфрат было решила, что ей показалось, как тут шум раздался снова. Он исходил из-за двери в конце коридора, за которой она недавно оставила безжизненное тело своей жертвы. Быстрым шагом Эфрат приблизилась к створкам дверей и одним движением распахнула их. На полу за дверью лежало тело ее недавней жертвы. Эфрат продолжала смотреть на внезапную находку так, будто от этого та должна была раствориться подобно призрачному видению.

Она не верила своим глазам. Не было никакого сомнения в том, что его сердце не билось, когда она опустила его тело на пол возле кирпичной стены. Но представшая перед ней картина опровергала эти воспоминания. Стоя над неподвижным телом, Эфрат ощущала, какой тонкой, какой призрачной, стала его связь с жизнью. Можно было подумать, что он удерживал эту связь усилием воли, но откуда ей взяться в умирающем и обессиленном человеке, чья жизненная сила сейчас растекалась по ее телу?

Вздохнув, Эфрат наклонилась над все еще неподвижным телом, схватила его за ворот рубашки, на котором еще не успела высохнуть кровь, и потащила через коридор.

– Вы посмотрите, кто восстал из мертвых. – Эфрат швырнула бесчувственное тело через двери и проводила взглядом до середины комнаты, где его путь закончился.

– Он что, жив? – Шири нехотя повернула голову и посмотрела на покрытое засохшей кровью лицо. Было и правда сложно понять, с кем они имеют дело, на вид ему едва ли исполнилось двадцать. Тонкие черты только подчеркивали его юность, короткие высветленные волосы, когда-то аккуратно уложенные, открывали высокий лоб. Этим профилем можно было бы долго любоваться, если бы не рваная рана на его шее. – Эфрат, да ты монстр. Зачем же так?

– Мне это нравится. И им тоже. До определенного момента. – Эфрат ничуть не смущала публичная констатация ее жестокости, она не считала себя жестокой.

– Что ж, справедливо. Но ты же сказала, что он мертв?

– Именно так я и думала. – Эфрат села на диван рядом с Шири. – Расстегни мне платье, я чертовски от него устала. Она повернулась к Шири спиной и опустила голову вниз, так что водопад золотых волос обрушился на ее колени.

– Такая ты ленивая, когда сытая, – Шири с улыбкой потянулась к покрытым шелком пуговицам, – а еще у тебя кровь в волосах.

– Нравится?

В комнате снова раздался легкий смех, беззаботно разлетающийся по дому, чтобы потом эхом вернуться обратно, подобно тысяче сверкающих бабочек. Расставленные по комнате свечи догорали, смягчая своим светом бледность присутствующих. Гедалья теперь сидел рядом с Шири, положив голову ей на плечо. Облаченная теперь в одно кружевное белье и сияние собственных волос Эфрат сидела с другой стороны.

– Вообще, если мы его закопаем, он через какое-то время просто задохнется, – вслух размышляла Эфрат, подперев ладонью подбородок.

– Воплощение гуманности и милосердия! – Шири расхохоталась.

– Абсолютно! Он же мучается. – Эфрат сидела неподвижно, как будто в растерянности рассматривая свою добычу. – Тебе когда-нибудь встречалось что-нибудь подобное?

– Не припомню. Но мои жертвы чаще всего выживают, а потому я могла просто не знать об этом, – ответила Шири.

– Что он такое? – спросила Эфрат, в ее голосе много померещиться любопытство.

– Да может, просто случайность. Молодость, хорошая наследственность, крепкое здоровье. Гедалья вон тоже смотри какой живучий, а еще вчера едва двигался. – Шири накручивала на пальцы кудри Гедалья, молчавшего, как и всегда.

– Но Гедалья вряд ли обязан этому только случайности и наследственности, – усмехнулась Эфрат. – Так ладно, пора разобраться, что происходит.

Она поднялась с дивана. В мягком свете свечей так приятно было наблюдать текучие движения ее тела. Мы любим смотреть на подростков, потому что все, что они делают пропитано чувством настоящего момента. И когда-то давно Эфрат приняла решение, что вечная юность ей весьма по душе, с тех пор она ни капли не изменилась. Разве что стала лучше различать, на что стоит тратить момент настоящего, а на что – нет.

Наклонившись над неподвижным телом, Эфрат занесла руку для удара, и вмиг ее ладонь встретилась с его лицом. Раздался громкий хлесткий звук, но человек оставался неподвижным.

– Проклятие. – Она снова сжала руку на его горле, почти как несколько часов назад, но на этот раз ожидала появления признаков жизни. И к ее удивлению…

– Да вы издеваетесь! Он едва дышит, но он жив!

Шири усмехнулась.

– Какой интересный мальчик. А вот его подруга особо не углубляется в жизнь. Она покинула нас в полной уверенности, что это был лучший на ее памяти крек.

– Разделяю ее подход к жизни, все это того не стоит. Впрочем, ты ведь кого угодно уговоришь. А я вот разрываюсь между желаниями закопать или придушить прямо здесь. – Эфрат как будто сама превратилась в пламя, так переливались в свете живого огня ее сияющие волосы и нежная кожа.

– И тебе нисколько не интересно, как ему удалось выжить?

– Нет. Мне нет никакого дела до того, как ему это удалось. У меня посреди гостиной полумертвое человеческое тело! Это же почти тараканы …

– И тем не менее, это человек, – настаивала Шири, – человек, который не только каким-то, пока неизвестным никому образом, узнал, кто ты, но и пришел в твой дом. Причем с совершенно определенной целью. Скажи, кто-то еще, кроме него, знал, что случается с теми, кто предлагает тебе крек?

– Я никогда об этом не задумывалась. – Голос Эфрат звучал немного спокойнее. – Все те, что толерантен к продаже наркотиков подросткам, обычно не слишком участливы к судьбе себе подобных. А те, кто не толерантен, обычно не беспокоятся из-за пропажи пары-тройки любителей веселой жизни.

– А может быть такое, что он наблюдал за тобой?

– Не может, а точно. Он знает о портретах.

– Однако…

Эфрат наблюдала за лежащим на полу человеком, не подававшим больше никаких признаков жизни, как вдруг до них донесся звук сигнальной системы, к воротам дома подъезжала машина.

– Это уборщики. Они позаботятся обо всем, что осталось после наших гостей. Гедалья, сходи, встреть их.

– Я так понимаю, обычно они убирают еще и то, что остается от твоих гостей? – Шири дождалась, пока Гедалья выйдет из комнаты, – Что он знает о портретах?

– Что их много, что они повсюду и что мне уже очень давно девятнадцать или сколько-то там, я не помню точно.

– Ну это не так страшно. Ты же человек искусства, можешь стать кем угодно, человеком любой эпохи, любого возраста и, – она сделала паузу, – любого пола. Хорошо было бы узнать больше о том, что именно он знает и о каком портрете идет речь. Он наверняка изучил и выучил его до мельчайших деталей.

– Да, и если бы у нас не было тела в центре комнаты, на этом можно было бы и закончить.

– Но оно есть. – Теперь уже Шири встала с дивана и вышла на центр комнаты. – Может быть, имеет смысл позвать врачей? Пусть помогут ему прийти в себя, дозаправят немного. Смилуйся над ним. – Она иронично посмотрела на подругу, которая не выражала ни малейшего восторга по поводу происходящего.

– В этом есть смысл, – ответила Эфрат после недолгого раздумья. —Черт возьми, ненавижу, когда так получается!

– Когда все идет не так, как ты хочешь?

– Когда все, что происходит, перестает меня развлекать. Пойду накину что-нибудь удобное и отдам распоряжения медикам.

– Я так понимаю, к тебе приезжают многопрофильные специалисты.

– Такая у них работа, – ответила Эфрат и удалилась, оставив Шири наедине с телом.

– Что ты такое, маленький мальчик? – Шири подошла к человеку, наклонилась над ним и поднесла руку к его лицу. Будто почувствовав это, человек попытался открыть глаза, и в какой-то момент ему это удалось. Шири показалось, что он хочет что-то сказать. – Тише, тише, я тебя не обижу, а силы тебе стоит поберечь, твоя госпожа проявляет милость и оставляет тебе жизнь.

Сложно было сказать, понял он ее или нет, но глаза едва открывшиеся глаза снова закрылись и если бы кто-то решил прислушаться, то услышал бы спокойное дыхание, которого до этого не мог уловить даже весьма чуткий слух Шири.

– Рахмиэль! Это ж надо! Ты посмотри! – Эфрат ворвалась в комнату, распахнув двери и едва разбирая дорогу от смеха, за ней в полной невозмутимости шли прибывшие специалисты. – Нет, без шуток!

Эфрат показала паспорт, который, очевидно, извлекла из куртки, небрежно накинутой на плечи. В паспорт того, над кем сейчас склонились все такие же невозмутимые лица, что видали, надо понимать, вещи и похуже, действительно было написано именно это имя.

– Я хочу, чтобы этот человек остался здесь, в моем доме! Вам придется привезти все необходимое сюда. – Эфрат продолжала с интересом разглядывать найденные документы, даже не подняв головы, чтобы убедиться в согласии исполнителей. – Рахмиэль…

– Как видно, имя все же имеет значение. Но значит ли это, что мы должны незамедлительно начать тебе поклоняться и создать массу идолов? – поддержала иронию Шири.

– Во-первых, и то, и другое уже сделали задолго до вас. Во-вторых, Рахмиэль … как мы вообще будем это сокращать?

– Ну Гедалья у тебя сендвич, так что этот, может быть… смузи, к примеру. – Они обе расхохотались, смех Эфрат был так же заразителен, как всеобщая любовь к поп-корну.

– Да, надо поддерживать тренды здорового образа жизни. – Эфрат села рядом и положила голову на плечо Шири. – Мне всегда казалась забавной эта их одержимость образами и такое неприкрытое пренебрежение к содержанию.

– Да брось, нам больше достанется. А содержание … есть мнение, что они узнают только то что есть в них самих, и с содержанием у них, ты сама знаешь как. – Шири положила ладонь на голову Эфрат и гладила ее шелковые волосы, ни словом ни обмолвившись о том, что только что произошло в этой комнате.

***

Дом были приведен в порядок, Рахмиэля отнесли в комнаты на втором этаже, несколько человек остались с ним, чтобы оказать первую помощь и дождаться прибытия необходимого оборудования. Все трое снова лежали на диване и теперь они точно могли побыть одни и насладиться предрассветной тишиной.

– Еще никогда в моем доме не было столько жизни, – вздохнула Эфрат.

– В твоем доме лежит умирающий человек, полы в комнате только что отмыли от его крови, а ты сокрушаешься о переизбытке жизни? – Шири лениво улыбнулась.

– У меня такое ощущение, что ты пытаешься что-то сказать, но я никак не возьму в толк, что именно, – рассмеялась Эфрат, и еще больше укуталась в куртку, которая так и осталась укрывать ее плечи. – Dsquared22, кто бы мог подумать, что мы встретимся при таких обстоятельствах.

Правда, Эфрат еще не доводилось работать с ними, но она не оставляла надежд на то, что однажды ее популярность и доходы, которые она может принести бренду, обеспечат ей необходимое для этого творческого союза сходство с молодым мальчиком, ведь именно таких моделей предпочитал канадский дуэт. Уже вставало солнце, но это не имело никакого значения для тех, кто скрывался за плотно зашторенными окнами особняка. Если вампиры спят, в чем безусловно стоит сомневаться, то это зрелище можно назвать по-настоящему умиротворяющим, и не только потому, что они не собираются вцепиться в глотку наблюдателя, но и потому, что во сне их лица преображаются. По крайней мере, в глазах наблюдавшего за ними пианиста все было именно так.

Лицо Шири, на которое он так часто любовался во время ее дневного сна, превращалось в застывшую маску и становилось таким идеальным, что по сравнению с ней любое известное миру мраморное личико превращалось в бесформенный кусок камня. А вот лицо спящей Эфрат ему еще не доводилось видеть, и теперь он рассматривал ее с интересом и осторожностью. Если Шири пребывала в благостном покое и могла бы с легкостью тягаться безмятежностью с Буддой, то Эфрат имела большее сходство с застывшей горгулией. Прекрасное и невинное с виду личико могло бы служить эталоном красоты, вот только от ее красоты почему-то холодела кровь и ею хотелось продолжать любоваться на безопасном расстоянии. Говорят, в действительности ангелы беспощадны и проливают человеческую кровь с той же непринужденностью, с которой расправляют свои белоснежные крылья. Эфрат определенно была ангельской породы.

День только начинался, и Гедалья представления не имел, чем себя занять, а потому отправился исследовать дом. Он уже знал, что ждет его в следующей за этой комнате, а потому решил вернуться в холл и начать оттуда.

В холле все еще находились люди, впрочем, они не обратили на него никакого внимания. Гедалья подошел к парадной лестнице, по которой они поднимались прошлой ночью. В правом крыле они ночевали вчера и там не обнаружилось ничего примечательного, кроме жилых покоев, ретро мебели и антиквариата. Последний разочаровал Гедалью свой абсолютной нетранспортабельностью, решительно все было больше его карманов. А потому он решил отправиться в левое крыло. Поднявшись по лестнице и пройдя мимо портрета хозяйки дома, он повернул налево и вскоре оказался перед выбором из нескольких дверей, каждая из которых была заперта. Что-то подсказывало ему, что если хотя бы одна из них откроется, это произойдет не потому, что он такой умный. Прямо как в тех случаях, когда на вашей даме белье одного цвета и фасона. Но в обоих случаях вы все же не можете устоять перед искушением и решитесь отправиться в приключение, а потому Гедалья взялся за ручку ближайшей к нему двери, которая оказалась незапертой.

Дверь открывалась вовнутрь, что давало возможность незаметно проскользнуть во тьму и раствориться в ней. Оказавшись в темноте, Гедалья положил руку на стену справа, чтобы отыскать выключатель. Найдя, он щелкнул им, но ничего не произошло. Комната по-прежнему была надежно защищена темнотой. Он достал телефон из кармана джинс и включил фонарик. Холодный свет разлетелся по полу, выхватывая из темноты узоры напольного покрытия и фрагменты мебели.

Гедалья сделал несколько шагов вперед и поднял телефон повыше. Луч света упал на стену впереди. Открывшееся зрелище заставило бы чье угодно сердце биться быстрее, но Гедалья спокойно взглянул в глаза, смотревшие в свою очередь на него. Не было ни малейшего сомнения, что его видят, как не было сомнения и в том, что в этой комнате намного больше зрителей, чем можно подумать. Повинуясь его движению, луч света заскользил по стенам. За неприметной дверью скрывалась целая картинная галерея, и состояла она исключительно из портретов. Гедалья присмотрелся к ним. Очень разные внешне, в одежде разных эпох и стран, и только одно их объединяло: все сейчас смотрели на внезапного гостя, готового поклясться, что некоторые из них двигались или по меньшей мере стремились к этому.

– И что это мы тут делаем? – раздался голос за его спиной.

Гедалья обернулся, но луч фонарика выхватил из темноты только портреты и прижатую к стенам мебель. Тогда он погасил фонарь и прислушался. В темноте его слух всегда рассказывал обо всем, что происходит вокруг. Так Гедалья впервые узнал о существовании Шири, растворявшейся во тьме ночи и появлявшейся в любой точке пространства, в которой не было света. Ее приближение всегда сопровождалось полузабытьем, в которое погружаешься, когда твой мир наконец становится похож на тот, в котором хочется жить.

Он буквально услышал в комнате кто-то еще. Но Гедалья никак не мог понять, откуда шел голос и где находился говорящий. И невозможно сразу понять, женский это голос или мужской. Когда он впервые ощутил присутствие Шири рядом, тоже не сразу понял, женщина это или мужчина. Просто незримое присутствие, то самое, что заставляет почувствовать себя живым, от которого сердце сначала замирает, а затем начинает биться сильнее. Сейчас же он ощущал холод, почти физический, прикасающийся сначала к твоей коже, а затем пробирающийся под нее. Наверное, именно такой холод ощущают жертвы Эфрат, когда она, никем не замеченная, преследует их по темным улицам.

– Я спрашиваю, и что это мы тут делаем? – снова раздался голос.

Гедалья не шевелился. И в его планы не входило отвечать на вопрос. Вместо этого он медленно открыл глаза и пошел в направлении источника звука. С каждым шагом он подходил все ближе к портрету, занимавшему центральное место на одной из стен. Он ни за что не взялся бы назвать возраст изображенного на ней, но это было неважно. Для тех, кому нет нужды считаться со временем, возраст перестает существовать, остается только не поддающаяся описанию сила, стоящая за ними. И эта сила смотрела на него с портрета. Этот мужчина мог быть кем угодно, но был больше всего похож на того, кто привык к власти, не к той, которая становится заголовками прессы, а к настоящей. Его темные длинные волосы хоть и доходили до плеч, но были безукоризненно уложены, костюм казался современным, но с ним что-то было не так, какие-то неуловимые детали напоминали о временах старше сегодняшнего дня.

– Я … я просто из любопытства. – Гедалья не до конца понимал, почему это сказал, но готов был поклясться, что портрет стал чуточку улыбчивее.

Еще какое-то время он стоял неподвижно. Темнота хранила молчание. Тогда Гедалья начал медленно отступать обратно к двери. Несмотря на то томительное волнение, которое вызывала волна нахлынувшего холода, он понимал, что самым правильным, что можно сейчас сделать, будет вернуться обратно.

Не поворачиваясь, шаг за шагом он вернулся к двери, нащупал ручку, потянул дверь на себя и по упавшему на пол лучу света выскользнул из комнаты.

Когда солнце снова зашло, в дом Эфрат вернулась жизнь – та жизнь, которой жила его хозяйка. По небу плыл полумесяц растущей луны, обещавшей всем прилив сил и хорошее настроение на ближайшие две недели. Луна всегда несла миру изменения, в ее обманчивых лучах рождались и воплощались в жизнь чьи-то мечты и хрупкие фантазии, которым затем предстояло выжить под палящим солнечным светом. Чтобы это сделать, дети луны научились поглощать свет солнца и все то, чему он дает жизнь. К слову, о еде…

Эфрат проснулась голодной. Ужасно, просто невероятно хотелось есть. По сравнению с обычным человеческим голодом, этот голод ничем нельзя было унять, он не отступал даже перед силой разума. Наоборот, он использовал силу ее разума, чтобы трансформировать тело и направить его способности на поиски жертвы и охоту. И это было очень приятное чувство.

Она сладко потянулась, предвкушая ночную гонку и новые силы, но тут вспомнила, что далеко ходить не нужно – в доме было по меньшей мере два человека. Впрочем, охота была ее прихотью, а не вынужденной необходимостью. Угощение всегда можно заказать с доставкой на дом, в любом количестве и любого качества. Но это делало жизнь скучной, а ночи – пресными, а что может быть хуже пресной жизни со скучными ночами?

– Который час? – раздался голос Шири с другой стороны дивана.

– А не все ли равно? Неделя близится к закату, и можно об этом не думать, – негромко отозвалась Эфрат.