Полная версия
Время созидать
– А это что такое? – Тильда остановилась посреди второго яруса лесов. Здесь проходила арка портала, и замко́вый камень пошел трещинами, что могло грозить обрушением не только портала, но и будущего свода, что опирался на эту стену.
Желание устроить выволочку Мартину Каффи все усиливалось: слишком много ошибок он допускал в последнее время. Это желание пульсировало в груди и на кончиках пальцев.
После осмотра стен Тильда позвала помощника. Они стояли под арками входа, и солнечные лучи едва пробивались сквозь взвесь пыли и каменной крошки.
– Госпожа Элберт, мы не укладываемся в сроки… – Мартин Каффи развел руками. Он выглядел растрепанным и каким-то нахохлившимся. После утренней истории с мастером Уильямом мастер-строитель, казалось, не горел желанием разговаривать с Тильдой.
– Вопрос о сроках решаю я и Агорат, уважаемый мастер Каффи. А не ведомство, как бы вам того ни хотелось.
– Но вы требуете от меня невозможного, госпожа Элберт!
– Не невозможного – всего лишь необходимого, – сухо ответила Тильда. – Вы прекрасно понимали, что еще нельзя снимать кружала, раствор не затвердел, но почему-то отдали вчера приказ их снять. Вы хотите, чтобы эта арка рухнула вам на голову? Мастер Каффи, – в ее голосе зазвучали жесткие интонации, – ответственность за произошедшее полностью ложится на вас. Займитесь подпорками для арки и молитесь Многоликому, чтобы она не развалилась.
– А может, это проклятье, – тихо, но зло проговорил сквозь зубы Каффи. Он сжал кулаки. – Проклятье Маллара!
Эти разговоры – что храм Маллара Многоликого проклят – ходили с самой закладки фундамента и неизменно раздражали Тильду. Она не верила в них, как и в те предрассудки, что были так сильны среди людей ее ремесла: что нельзя закладывать краеугольный камень дома в дни убывающей луны, что полынь, смешанная с раствором, спасет от пожара, что ступенек всегда должно быть нечетное количество…
Тильда же всегда надеялась на науку, находя в цифрах и формулах гармонию и постоянство, ибо нет ничего постояннее цифр и правильнее формул!..
Она хотела резко ответить мастеру Каффи, но громкий окрик заставил их обоих обернуться:
– Эй! Кто здесь главный?
На строительную площадку въезжали запряженные быками подводы, а к Тильде шел рыжебородый мужчина, размахивающий какими-то бумагами.
– Камень из Домара, – объяснил он, показывая на подводы. – Мне нужна госпожа Элберт, отпись бы подписать.
Его взгляд остановился на Тильде. Рыжебородый легонько поклонился, пряча улыбку – или усмешку – в бороде.
– Восемь? – Тильда окинула взглядом груз. – Обычно мы получаем дюжину.
– В этот раз, госпожа, меньше. Я только слежу, чтобы камень в целости доставили. И сопроводительные письма вот.
Он отдал Тильде смятые, истертые на краях листы, скрепленные печатью.
Пока она читала, к ним подошел Руфус, мастер над каменщиками.
– Госпожа, постойте-ка, позволите сказать? – Он недобро глянул в сторону рыжебородого, терпеливо ожидавшего, когда Тильда подпишет бумаги.
– Ну, говорите. – Она отвечала, не поднимая головы от бумаг.
– Камень не из Домара. Айласский.
Пару мгновений Тильда непонимающе смотрела на главного каменщика и не могла понять – он шутит? Или говорит серьезно? Она еще раз взглянула на строчки, написанные ровным почерком неизвестного писца.
– Руфус, но по документам все в порядке. Взгляните, здесь все печати и подписи стоят как положено.
– А я у этого сучьего потроха сам сейчас спрошу. – Лицо Руфуса налилось красным, и он схватил человека, приехавшего с подводами, за грудки. – Про печати да подписи. Откуда это дерьмо собачье, а?
– Д…д-домар! – выплюнул тот.
– Сейчас увидите, какой это Домар! – Руфус потащил рыжебородого к подводам, хотя тот яростно упирался, цеплялся за доски и какой-то мусор.
– Прекратить!.. – только и успела крикнуть Тильда, как Руфус оказался у подвод. Камень немного отличался цветом, но был похож во всем на тот, что добывали в каменоломнях Домара.
– Посмотрите! – Главный каменщик ткнул пальцем в один из блоков. – Цвет другой и прожилки! Железные! Расколется – и все тут. И вес не выдержит как положено при нынешних расчетах!
– Руфус, вы уверены?
Если главный каменщик прав, то основные работы встанут самое меньшее – на три пятидневья. Тильда теперь и сама видела, что камень не из Домара.
– Да.
– Но документы на домарский камень. Как же так?
Домар и Айласс находились в разных провинциях, на расстоянии, равном нескольким дням пути верхом. Это не могло быть ошибкой.
– Договорами и поставками занимался господин Каффи. – Руфус все еще держал рыжебородого. – Небось с этим хмырем сговорились.
Краем глаза Тильда увидела, что Каффи медленно, стараясь казаться незаметным, отходит в сторону, за колонны.
Но убежать мастеру-строителю не дали. Его схватили, скрутили за спиной руки, и вот он стоит напротив Тильды – взгляд обжигает ненавистью, такой страшной, черной, дикой, что от этого взгляда становится не по себе. Ноздри мужчины раздувались, борода топорщилась вверх, волосы торчали во все стороны.
– Мастер Каффи. Как это понимать? – Тильда не сдерживала угрозу в голосе. – Мне придется позвать городскую стражу. Вы пытались сбежать! Объяснитесь.
Каффи молчал. Только напряглась мощная шея, вздулись желваки.
– Я. Жду. Ваших. Объяснений, – повторила Тильда – тихо и спокойно.
– Храм все равно проклят! – выдавил Каффи. – Так что какая разница! Я давно это понял, как только проект увидел! Что Маллар будет недоволен! Что он обязательно нас всех тут угробит!
– Вы не ответили на вопрос. Я хочу знать, почему я, выделяя вам деньги, доверяя вам договоры с поставщиками, получаю камень ненадлежащего качества, который стоит, к тому же, в три раза дешевле домарского. Куда вы дели выделенные деньги?
Мужчина вздернул подбородок. Самодовольная, раздражающая ухмылка искривила его губы.
Видя, что отвечать Мартин Каффи не намерен, Тильда продолжила:
– Прекрасно. Думаю, мне стоит провести тщательнейшую проверку и привлечь людей из Казначейского и Судейского ведомств.
Лицо Каффи перекосила ярость, и Тильда отступила на шаг, несмотря на то что его держали двое мужчин. Каффи никогда не отличался смирным нравом, и кулаки у него – что две дыни, такие и стену пробить могут.
– Во всяком случае, это место я получил сам! В постель к министрам мне ложиться не пришлось!
– Мне кажется, что дела, которыми вы занимаетесь с министром Айхавеном, именно так и называются – «ложиться в постель». Уведите его. – Тильда кивнула подоспевшей городской страже.
Мартин Каффи подозрительно спокойно позволил себя увести. За ним была сила, и Тильда понимала – какая. Затылок обдавало теплым ветром, но чудилось, что это дыхание чудовища, которое сидит, ожиревшее, в стенах Канцелярии, и смеется – над ней.
9
У кабинетов Канцелярии – особый запах. Навощенного дерева, старого сукна, пыли, слежавшихся за долгие годы бумаг и пергаментов и свечного сала. Запах душных каморок, в которых сидят душные люди.
Сегодня этот запах казался особо настойчивым, застоявшимся, несвежим.
Окна приемной министра Дорана Айхавена выходили во внутренний дворик, тихий и спокойный, и бурная жизнь города будто отодвигалась, оставаясь за толстыми стенами и узкими кабинетами, переходами, галереями, коридорами и залами. Уныло бормотал дождь, оплакивая уходящее летнее тепло, и Тильда смотрела, как в лужах вздуваются пузыри – дождь будет долгим.
Время измерялось стуком каблуков по мраморному полу и глухим, далеким звоном гонга.
Слушая обрывки разговоров, Тильда нервничала все сильнее. Она не ждала приятной беседы – слишком хорошо ей была известна манера нового главы Градостроительного ведомства избегать прямых ответов, увиливать, юлить.
Скрип пера в углу вдруг прекратился, и Тильда ощутила, как обшаривает ее жадным взглядом невзрачный человечек, что сидел там за конторкой. Она обернулась, сильнее сжимая папку бумаг в руках, но тут из двери напротив вышел высокий мужчина в мундире и с поклоном произнес:
– Госпожа Элберт, господин Айхавен ждет вас.
Тильда кивнула и вошла в душный сумрак кабинета.
Оттуда, из сумрака, сгустившегося позади массивного резного стола, поднялась ей навстречу тень, которая почти сразу приобрела знакомые черты невысокого тучного Дорана Айхавена. Тускло блеснуло золотое шитье на черном бархате сюртука, ловя пыльные лучи света.
– Простите, что заставил вас ждать, госпожа Элберт. – Господин Айхавен легко прикоснулся полными губами к ее руке. – Вы, как и всегда, очаровательны!
– Благодарю. – Тильда сдержанно кивнула в ответ, хотя ничего очаровательного в своем облике не находила.
Любезности, которые говорил министр, прогорклым крошевом скрипели на зубах. Сухие, как старые галеты, они раздирали горло.
– Я всегда с нетерпением жду вашего визита, ибо разговор с вами доставляет мне великое удовольствие, – продолжил Доран Айхавен, приглашая ее сесть в удобное кресло у окна. – Ум и красота редко сочетаются в женщинах, а вы, к тому же, еще и творец… Отчасти я вам завидую – вы созидаете, и имя Тильды Элберт будет вписано в историю как имя великого зодчего. Чего не скажешь о ничтожном слуге Республики.
Он с деланой скромностью склонил голову.
Разговор был, конечно, не новым, а высокопарность министра была очередной утомительной игрой.
– Может статься, я никогда не увижу храм достроенным. Мы еще не закончили стены, а сколько лет уйдет на внутреннюю отделку…. – Она немного помолчала. – Впрочем, это глупости. Важны политика и люди, а не куски камня. Пусть и прекрасные. Позвольте поговорить с вами о деле?
Крупное породистое лицо Дорана Айхавена поскучнело, а улыбка завяла.
– О, вы, южане, так нетерпеливы, – заметил он. – Это, верно, потому что солнце юга такое горячее – будоражит кровь и вселяет беспокойные мысли. Мы же здесь привыкли к медленному течению жизни…
Он откинулся на спинку кресла, сцепив перед собой руки и глядя не на Тильду, а мимо, на собственный портрет за ее спиной.
Но Тильда не обманывалась его мнимой расслабленностью. Этот человек не прощал просчетов, и он следил за ней внимательно, цепким взглядом чиновника высокого ранга.
– Как я понимаю, допущена ошибка. Сегодня нам привезли камень, по документам – из Домара, но мастер Руфус и другие мастера подтвердили, что камень айласский, – мягко, но решительно начала Тильда. – Но айласский камень мало того, что отличается цветом, он имеет меньшую плотность и, следовательно, меньше подходит для строительства – легче крошится и хуже выдерживает нагрузку.
Тильда понимала, что министр Айхавен не нуждается в ее объяснениях, но все же говорила, потому что терпеть тишину, наполненную его многозначительным молчанием, не было сил.
– Вот. – Она протянула Дорану Айхавену бумаги, скрепленные печатью. – От меня и моих мастеров. Здесь докладные записки и прошение о предоставлении именно домарского камня. И еще нам необходимы дуб, мрамор для колонн… Там все перечислено.
Нахмурившись, Доран Айхавен читал строки, написанные ее ровным строгим почерком.
Три удара сердца – невыносимо долгих и болезненных – и, наконец, бесцветный, деловитый голос министра:
– Это немалая просьба, госпожа Элберт. Вы же понимаете, что решение будет не за мной. Мне очень жаль, что вам придется ждать…
– Простите, господин Айхавен, но как долго мне придется ждать вашего решения?
Вкрадчиво, по-кошачьи, зазвучал голос министра:
– Домар отказался от своих обязательств перед нашим ведомством, и теперь мы заключили договор с семьей Рейст, что для нас гораздо более выгодно, особенно в такое сложное время… Вы же понимаете.
Она понимала, о, она понимала! Айласский камень так дешев, потому что в их каменоломнях используют рабов. Наживаются на тех, кто попал в долги – что ж, это почти ничего не стоит. И даже не противоречит законам. Доран Айхавен навязал и ей в рабочие осужденных, и Тильде пришлось принять ту бригаду. Те люди не были убийцами или разбойниками, но их участь была незавидной. Простить это господину Айхавену Тильда не смогла.
А Доран Айхавен продолжал:
– …сие не вызывает у меня беспокойства, не должно беспокоить и вас. Объясните мастерам…
Тильда с силой сжала подлокотник кресла, так, что перстень больно врезался в палец. Спокойствие и выдержка, напомнила она себе.
– Разумеется, семья Рейст – одна из самых влиятельных в стране, сам наместник Дарреи принадлежит к ней, но, мне казалось, Рейсты знамениты серебряными копями, а вовсе не каменоломнями, – непринужденно заметила Тильда, делая вид, что не понимает, к чему клонит министр. – И я не понимаю, почему, раз мы разорвали договор с Домаром, меня не известили, более того, по документам мы все еще получаем домарский камень.
– Госпожа Элберт, вам известно, что у моего ведомства забот всегда по горло: нужно что-то решать с мостами в Бронзовом кольце, потом дороги, снос этих несчастных стен, канализация, в конце-то концов… И главные улицы в Даррее давно уже пора расширить… Неудивительно, что какой-то из моих подчиненных что-то перепутал в бумагах.
Лживый ублюдок! Сказать бы ему все, что она думает, стереть это кичливое выражение с его лица!..
– Возможно, вы посчитаете, что я сгущаю краски… Но вчера едва не погибли трое. Несколько блоков оказались неисправны, веревки не выдерживают даже небольшого веса. И это не говоря о камне. Дерево, что вы прислали нам, поражено древоточцем. Инструменты слишком быстро ломаются, кузнецы жалуются на плохое железо. Поймите, господин Айхавен, – Тильда постаралась придать голосу всю возможную убедительность, – я хочу построить храм Многоликого так, чтобы он стоял века. Только и всего.
Но Доран Айхавен был иного мнения. Его не интересовало, будет ли храм надежным, простоит ли он, служа людям, долгие годы. Возможно, делал он это еще и в пику Агорату, с которым у него были не самые дружественные отношения.
– Я понимаю, госпожа Элберт, – откликнулся, вставая, министр. – Разве способен я отказать вам в просьбе?.. Женщине, которая при желании могла бы подчинить себе любого сенатора одной улыбкой? Но увы, вам милее находиться в обществе грубых работяг. Разве они ведут себя честно? Ваш мастер-строитель, например? Он крал у ведомства деньги. А у вас, моя госпожа, при этом, огромные долги.
Тон господина Айхавена казался сочувствующим, даже – восхищенным. Он играл. Это были замысловатые игры Ретты, хитрой лисы, что путает ниточки, жонглирует судьбами, как клубками шерсти. Темные, жестокие игры.
Доран Айхавен стал главой ведомства два года назад – явился из своей провинции, словно выскочил на пружине из-под крышки шкатулки с секретом. Они даже танцевали на приеме в ведомстве – Тильда хорошо запомнила его взгляд, полный превосходства и торжества: министерское кресло, которое он занял, сначала прочили ей.
Первая их стычка произошла почти сразу же после того, как Доран обжил кабинет Якова Литта – из-за расширения улиц в Железном кольце. Тильда тогда вытребовала у Сената личный контроль над ходом работ. Этого поражения господин Айхавен простить ей так и не смог.
Он ленивыми степенными движениями наливал вино в бокалы темного стекла.
– Трейское. Не такое хорошее, как то, что делают в ваших родных местах, конечно. – Он передал Тильде бокал.
Доран Айхавен с улыбкой пригубил вино. Тильда тоже отпила глоток, не чувствуя ни вкуса, ни аромата.
– Благодарю. Но мне хотелось бы знать ваш ответ.
Броня Дорана Айхавена была непрошибаемой, крепкой, как металлический панцирь. Он говорил что-то отвлеченно-вежливое, но истинный ответ читался на его губах, невысказанный, но такой ясный.
Ему было все равно.
Злость разом схлынула, оставив разочарование – едкое и густое, как смола. И тогда Тильда решилась.
– Возможно, Сенат проявит большую заинтересованность в делах Градостроительного ведомства, чем его глава, – с холодным достоинством произнесла она. – И возможно, кому-нибудь из сенаторов захочется проверить документы, касающиеся строительства, особенно если вдруг что-то случится.
Доран Айхавен сладко улыбнулся.
– Да, будет прискорбно, если что-то случится, и виноватым посчитают мастера-архитектора, в чье ведение поступают деньги, выделенные на строительство, и чьи подписи стоят на всех документах, – уточнил министр. – Мне придется приехать к вам с проверкой… Ведь мы не хотим, чтобы что-то случилось, не так ли, госпожа Элберт?..
10
С последнего урока Людо и Арон удрали.
Еще не прозвенел школьный колокол. Еще скрипели перья, старательно выводившие арифметические примеры. Еще не слышны были голоса старших и смех младших учеников в широких коридорах. Но Арон уже нетерпеливо ерзал на скамье, будто под ним – раскаленное железо.
Бежать! Скорее! Вон из душного класса, вниз по высоким ступеням и – еще дальше, дальше, по широкой Липовой улице, вдоль канала, вперед – и вверх!..
В кончиках пальцев, в ногах обосновался какой-то веселый зуд, жжение, не дающее покоя.
Людо пихнул Арона локтем в бок. Они переглянулись.
– Готов? – едва слышно шепнул Людо.
– Готов, – одними губами ответил Арон.
И они удрали. От скучных пыльных историй, от спряжений глаголов, от задачек, строчек и зубрежки. Чувство опасности щекотало им пятки, заставляя прыгать, подтягиваться, бежать и таиться, ловко перелезать кованую ограду, пока здание школы – массивное, кирпично-красное, не осталось совсем далеко.
Арон бежал быстро. Позади кричал что-то Людо, но не мог догнать.
– Стой! Подожди! – Где-то на середине сонной Липовой улицы Людо все же докричался до Арона, и Арон остановился, чтобы перевести дух. Посмотрел на Людо. Тот наклонился и дышал тяжело, опираясь на колени, сумка болталась возле живота, и лицо раскраснелось, а волосы стали совсем мокрые.
– Мы… куда?
Арон огляделся. Жемчужное кольцо было известно ему так же хорошо, как собственный двор. Ничего интересного: высокие заборы и злые собаки.
– Айда в Бронзовое!
Широкий рот Людо расплылся в улыбке.
– А ты там был?
– Один – нет. И что?
– А нас там не побьют?
Арон засмеялся:
– Мы сами кого угодно побьем!
И они побежали. Понеслись по улице, исполосованной светом и тенью, разбивая в многочисленных лужицах отражение неба. Как будто что-то огромное подталкивает в спину, тянет вперед что-то грандиозное, великолепное и – самую чуточку – страшное.
Улицы за Северными воротами не сразу делались у́же и темнее, не сразу начинали плутать, изгибаясь во всевозможных направлениях. Арон и Людо оказались среди уличных торговцев, вышедших за покупками служанок из богатых домов, спешащих на рынок горожан, попрошаек, ремесленников.
Арон только и успевал головой вертеть – сколько тут всего! На углу продавали какие-то волшебные шары – торговец уверял, что они из Алмарры. Шары в руках торговца меняли цвет – с красного на желтый и к зеленому, потом – на синий, некоторые становились совсем черными.
– Предсказатели судьбы! Новейшие образчики, красный цвет – опасность, желтый – свидание, синий – деньги, черный – погибель! Берите! Не стесняйтесь! Три серебряка!
– Что-то дешево для шаров-предсказаний из Алмарры, – буркнул Арон, хотя поглазеть было интересно, и они некоторое время смотрели, как подходят прохожие, интересуются, берут в руки шары… Почти всем шар предсказывал деньги. Интересно, он сам – может предсказывать судьбу? Арон представил себя в ярком восточном тюрбане с огромным рубином и усмехнулся.
– Есть хочется, – пожаловался, оглядываясь по сторонам, Людо.
Мимо прошел лоточник, и от его лотка так сладко пахнуло свежими булочками, что желудок у Арона едва не скрутился в жгут. А рядом продавали жареных кальмаров, пирожки, печеные яблоки, луковые кольца. Арон порылся в карманах – но безрезультатно: ни монетки.
– У меня ничего, – уныло сказал он.
– И у меня, – так же кисло кивнул Людо.
– Тогда?..
Арон посмотрел на удаляющегося лоточника, время от времени выкрикивающего: «Пирожки, булочки, рогалики! Пирожки, булочки, рогалики!» В пальцах закололо от сладкого и страшного предчувствия. Решаться надо быстро – булочки неспешной походкой уходили все дальше.
Главное – подойти осторожно, спокойно. Быстро схватить булку. Не бежать! Тихо отойти в сторону…
Спрятать булку в сумку. Изобразить скучающий вид.
Конечно, ничего им не будет за кражу, ну, за уши оттаскают – велика беда! Но уши тоже жаль. Поэтому, как бы ни хотелось сорваться и броситься прочь, выдавать себя нельзя. Арон и Людо шли медленно, делая вид, что разглядывают витрины лавок, и только когда отошли достаточно далеко – расхохотались:
– А я и не знал, что ты так умеешь! – восхищенно заявил Людо. – Ловко! Где научился?
– Если тебе денег не дают, то не такому научишься, – смеясь, ответил Арон.
У мамы Арон деньги воровать опасался, она считала каждый медяк, и у нее всегда все было аккуратно записано. А вот у слуг – пожалуйста, тем более что слуги вечно думали друг на друга, и им в голову не приходило, что это сын их госпожи таскает монеты. А кладовая? Там всегда есть чем поживиться – яблоки, пастила, изюм… Всего-то и надо – ночью вытащить из маминого стола ключ. Арон наловчился делать это все тихо, так что его ни разу не поймали.
Он с гордостью пересказывал Людо свои ночные вылазки, пока они шли по узкому переулку, с одной стороны которого тянулась высокая кирпичная стена без окон. Булка приятной тяжестью осела в желудке, выглянувшее солнце припекало затылок, и жизнь была прекрасна.
– Киньте монетку калеке…
Арон даже подпрыгнул от неожиданности. Поморгал: тонкий голосок доносился от кучи ветоши, набросанной у стены. Но оказалось, что это не ветошь, а какой-то бродяга, сидящий там, укрывшийся лохмотьями с вшитыми яркими лоскутами. В этой странной «одежде» он был похож на шута.
– Нет ничего, – бросил Людо, и они пошли дальше, но в спину им ударило:
– Воры! Думаете, не знаю? Думаете, не вижу? Обмануть хотели Эрме-Ворона, а?
Арон остановился. Оглянулся. Бесформенная куча тряпья медленно принимала очертания: из нее выросли две покрасневшие руки – точно лапы, появилось бледное, заросшее бородой лицо с носом огромным и красным, как гриб, рот искривился в усмешке.
– Эй, он дразнит. – Людо дернул Арона за рукав.
– Ничего ты не знаешь, старикан, – буркнул Арон, резко отталкивая руку друга. От старика остро пахло лисьей норой: кровью, зверем. В Файоссе, в доме дяди, он часто ходил искать эти норы, выкуривал оттуда лисиц и вытаскивал лисят.
– Я знаю, что ты сдохнешь в море. – Растрескавшиеся губы старика растянулись в жутковатой улыбке, обнажая желтые, но крепкие зубы. Глаза у него тоже были желтые, янтарные, птичьи. Борода топорщилась вперед и шевелилась от вшей.
Людо тянул друга прочь, но Арон не двигался. Потом медленно наклонился к земле, взял камень.
– Если кто сдохнет, так это ты.
Камень ударился о стену, и старик захохотал.
– Да что ты творишь! Пошли! – голос Людо звучал как будто в отдалении.
Горячая волна гнева разлилась от затылка до пят. Арон сжал кулаки.
Еще один камень пролетел мимо цели, и смех старика стал еще громче, как будто кто-то выбивал дробь на барабанах.
– Ну! Сопляк! Кинь еще! – глумился сумасшедший, и его желтые глаза сверкали. – Мазила!
Камень. Еще один. Еще.
Последний попал старику в живот. Тот согнулся, выкрикнул что-то резкое и тут же выпрямился.
Но у Арона уже были полные руки камней, и он бросал их, бросал, пока старик сперва просто пытался увернуться, потом – защититься руками, потом – убежать, уползти, цепляясь за стену. Арон бежал за ним, и камни летели в цель.
– Что, ворон, улететь-то не можешь? – кричал ему вдогонку Арон.
Но старик хохотал в ответ, вопил, что он Эрме-Ворон, что Арон умрет. И вся его семья умрет. И весь этот вонючий мерзкий город передохнет от чумы и проказы. Запах лисьего логова кружил голову и делал мысли смутными, нечеткими.
– Перестань! – Людо хоть и был слабее него, но с такой силой рванул Арона к себе, что тот чуть не упал. Это дало пару мгновений Эрме, и тот скрылся в темноте одного из проулков, откуда навстречу мальчишкам выскочила огромная – с собаку – крыса. Она встала на задние лапы, понюхала воздух и побежала прочь.
– Ты знаешь, что будет, если убить Эрме-Ворона? – Арон не говорил – злобно шипел. – Его силу получишь, вот что! А теперь – что? Теперь мы с носом, он сбежал, превратится в птицу – и поминай как звали.
– Может, его силу нам даст это? – Людо протянул Арону что-то небольшое, прямоугольное. Книга. Она ухмылялась кожаным переплетом, поблескивала бронзой, как воин – доспехами. Видно, старикашка потерял ее, когда улепетывал.
Эта книга долго ждала, когда ее возьмут в руки.
Когда ее прочтут.
11