Трио в бегах, не считая долгов

Охранник лениво глянул.

– А, этот. Да, был. Сегодня не приходил. Аренда у них почасовая. Кабинет №12. Сейчас там «Криптокошечки» – NFT с котиками. Хотите посмотреть?

– Нам нужны его контакты. Данные аренды, – Леопольд говорил сквозь зубы. Его правая рука в кармане сжимала телефон так, что трещало стекло. На экране горело приложение кошелька. Баланс: 0.000001 ETH. Стоимость их «деревьев» за ночь упала до стоимости пыли на том самом мониторе, который светился за спиной охранника.

– Контактов не даю. Это конфиденциально. Обращайтесь в управляющую компанию.

– Мы обращались! – взорвался Леопольд. – Они сказали, что все данные можно получить через онлайн-платформу, а платформа «временно на техобслуживании»!

Охранник развел руками, выпустив струйку дыма. В его жестах не было злобы. В них ощущалась его полная, абсолютная бесполезность. Он был лишь стражем неуловимых призраков.

– Ну вот видите. Я тут вообще ни при чём.

Оливер стоял в стороне, прислонившись к холодной бетонной стене. Он смотрел не на охранника, а на дверь кабинета №12. Вчерашнее золотое сияние рассеялось без следа. Теперь оттуда сочилось что-то другое: тусклое, грязно-бурое, как закисшая лужа после дождя. Цвет испарившихся иллюзий и гниющего обмана.

– Оно… преобразовалось, – прошептал он. – Сияние. Оно не погасло, а… сгнило на корню.

Колетт тронула Леопольда за локоть.

– Бесполезно. Он действительно ничего не знает. Идём. Нам нужен кофе. И интернет. Много интернета.

Кафе «Блинная №1» встретило их липким теплом и запахом дешёвого масла. Они заняли столик в углу, под треснувшим плафоном. Леопольд поставил телефон на салфетку, которая покрылась пятнами от невытертых капель. Сайт стартаперов по-прежнему выдавал ошибку 404. Его лицо было бледным, глаза сузились до щелочек. В нём кипела ярость, но не истеричная, а холодная, концентрированная, как кислота. Его память, верный слуга, теперь превратилась в камеру пыток, прокручивая в HD-качестве каждый момент недавней встречи с Максом: его ухмылку, мелькание его пальцев по планшету, фразу «зелёная ликвидность». Он искал зацепку, намёк, ошибку.

– Ладно, – проскрипел он. – Разберём по полочкам. Он платил за коворкинг. У коворкинга есть бухгалтерия. У бухгалтерии есть реквизиты, на которые переводились деньги. Это цепочка из реального мира. Её нельзя полностью стереть.

– Уже ищу, – не отрываясь от ноутбука, сказала Колетт. Её пальцы летали по клавиатуре. Она не выглядела раздавленной. Она выглядела работающей. Это был её сюжет, ее цифровой детектив под названием “EcoNFT-призрак”. Сайт лежит, домен зарегистрирован через анонимного регистратора на Кайманах. Но человек – не призрак. Даже если он использовал фейк.

Она открыла Инстаграм. Аккаунт @max_ecowarrior был пуст: три поста с цитатами Илона Маска и картинками леса, выложенные в один день. Но Колетт копала глубже. Через сервисы анализа соцсетей она нашла упоминания этого аккаунта в сторис других людей. Одно – с вечеринки в баре «Модуль»: на втором плане, в кружке с пивом, отражалось лицо Мэкса. Геолокация – Басманный район.

– Он где-то тут, – констатировала она. – Недалеко. Центр, но не самая пафосная часть. Скорее всего, снимает квартиру.

– И как это нам поможет? – спросил Оливер. Его голос был глухим. Он смотрел в свою чашку с кофе, как в колодец. – Мы не найдём его. Он испарился. И это… это моя вина.

Он поднял глаза. В них не было слёз. Было нечто страшнее отчаяния – пустота.

– Я вас подвёл. Я был слеп. Я так верил в сияние… что забыл посмотреть под ноги. На этот искусственный фикус, на его глаза. Я подвёл нас всех, когда мы были так уязвимы для обмана.

Леопольд резко дернулся, как будто его ударили током. Он посмотрел на Оливера и увидел не наивного мечтателя, а сломленного человека, впервые столкнувшегося с тем, что его внутренняя вселенная может лгать. И в этот момент его собственная ярость схлынула, уступив место чему-то более сильному – ответственности.

– Заткнись, – сказал он жёстко, но без злости. – Ничего ты не подвёл. Ты показал знак, а я принял решение. Я, с моей памятью и моим «прагматизмом»! Я видел тухлятину, но решил её проигнорировать, потому что нам нужны были деньги. Это моя ошибка бухгалтера. Твоя работа – видеть цвета. Моя – читать цифры. В этот раз я прочитал неправильно.

Это было почти признание. Почти извинение. Оливер молча кивнул, но рана его была слишком свежа, чтобы просто закрыть на нее глаза.

– Прекратите самобичевание, – отрезала Колетт, не поднимая глаз с экрана. – Вину разделим потом. Сейчас – работа. Леопольд прав. Ищем финансовый след. Я нашла упоминания о Максе на форуме криптоэнтузиастов. Там он хвастался, что «запускал трафик» для одного мелкого онлайн-банка два года назад. Я ищу этот банк. Если он там работал, даже фрилансером, тогда должен быть договор, а в договоре – паспортные данные.

Она говорила быстро, чётко, выстраивая логическую цепь. Леопольд слушал, и в его глазах загорался тот же азарт – азарт охотника, взявшего след.

– Хорошо. Я обзвоню управляющие компании в Басманном районе. Скажу, что ищу арендатора для срочной субаренды, молодого IT-шника Максима. Посмотрим, клюнут ли.

Они разделили задачи, как спецназ перед вылазкой. Леопольд ушёл в угол кафе, чтобы говорить без помех, достав из памяти весь арсенал убедительных интонаций – от беспокойного друга до строгого риелтора. Колетт погрузилась в глубины сетей, выуживая из цифрового ила крупицы личной информации. Оливер остался за столом, охраняя их вещи. Он смотрел, как за окном сгущаются ранние зимние сумерки, и впервые задумался не о цвете, а о причине: почему сияние было таким чистым? Может, оно сияло не над честной сделкой, а над блестяще исполненной ложью? Может, его дар различает не добро и зло, а… силу намерения? Яркость идеи, пусть и ворованной? Эта мысль была горше всех остальных.

Через час они свели воедино результаты своих изысканий. По линии Леопольда был полный провал: все управляйки бубнили заученные фразы о защите данных. Но Колетт совершила прорыв.

– Его зовут Максим Дорохов, – торжествующе прошептала она, показывая им сканы. – Он действительно два года назад делал сайт для «Народного Кредитного Альянса». Фриланс. Присылал скан паспорта для договора. Мне один знакомый… ну, не совсем знакомый, хакер-одиночка… за обещанную бутылку виски выцепил это из их старой базы. Вот.

На экране был молодой человек с тем же хищным самоуверенным взглядом. Прописка – город Подольск. Но в графе «адрес проживания» два года назад был указан съёмный дом в дачном посёлке «Лесные Озёра» в ближайшем Подмосковье.

– Это старо, – мрачно сказал Леопольд. – Он наверняка уже сто раз сменил берлогу.

– Но это точка входа, – парировала Колетт. – Люди, как тараканы, бегут по знакомым тропинкам. Если он снимал там когда-то, то его, возможно, помнят хозяева, которые, в свою очередь, могут знать, куда он переехал. Или, на худой конец, соседи.

Решение висело в воздухе. Ехать туда сейчас на последние деньги?

– Это риск, – сказал Леопольд. – Мы можем потратить всё и получить ноль.

– Альтернатива – сидеть здесь и ждать, как тает и этот “ноль”, – отрезала Колетт. – Да у нас и выбора нет. Дубосеков не дремлет. Нам нужен хоть какой-то козырь. Хоть какая-то информация. Хоть намёк на то, что мы не полностью беспомощны.

Оливер внезапно поднял голову.

– Я поеду. Я должен это сделать. Чтобы… исправить. Хотя бы попытаться.

Леопольд и Колетт переглянулись. В его голосе снова появилась твёрдость. Хрупкая, но твёрдость.

– Едем втроём, – заключил Леопольд. – Как и положено. Такси до «Лесных Озёр» обойдётся в нашу последнюю тысячу. Будем надеяться, что она станет не последней.

Путь в дачный посёлок занял полтора часа. Дорога была чёрной, слякотной, унылой. Они молчали. Но молчание это было уже не гнетущим, а сосредоточенным. Они были командой, у которой есть цель, пусть и призрачная.

Посёлок «Лесные Озёра» оказался сборищем тёмных, заснеженных участков с мрачными заборами. Дом по адресу смотрел на них пустыми глазницами окон – он явно давно не сдавался. Но в соседнем доме горел свет.

Им открыла пожилая женщина в пуховом платке. Услышав вопрос про «молодого человека Максима, который тут раньше снимал», она нахмурилась.

– Максимка? Да, был такой. Шустрый. Компьютерщик. Уехал… год назад, кажется. С девушкой какой-то. Денег за свет, правда, не оставил. А что он натворил?

– Ничего страшного, – солгала Колетт с обворожительной улыбкой. – Мы старые друзья, хотели вернуть книгу, которую он брал. Не подскажете, куда он переехал? Может, оставил новые контакты?

Женщина поколебалась.

– Он… с хозяйкой моей, с Ниной Петровной, иногда общался. Она в городе живёт. Он ей компьютер настраивал. Может, у неё есть. Подождите.

Она ушла вглубь дома и, вернувшись с потрёпанной записной книжкой, продиктовала номер телефона.

Леопольд, не теряя ни секунды, набрал номер. Ответил бодрый женский голос.

– Алло?

– Нина Петровна? Вам звонит Леопольд из… агентства по сбору долгов. Нам нужно срочно связаться с вашим бывшим арендатором, Максимом Дороховым. По вопросам задолженности перед коворкингом «Арма». Это грозит ему серьёзными проблемами, вплоть до блокировки выезда за границу. Вы не можете помочь с его актуальными контактами? Чтобы избежать скандала?

Он говорил голосом скучного, но неумолимого клерка. Это сработало. Испуганная перспективой «проблем» для знакомого парня, Нина Петровна затараторила:

– Ой, Господи! Максимка-то что натворил! Он же хороший мальчик! Он мне в прошлом месяце даже звонил, узнавал, не освободилась ли у меня комната в центре! Вот, у меня его новый номер есть, я вам сейчас…

Леопольд, не веря своему счастью, записал номер на салфетку, тут же переданную Колетт. Его рука дрожала – не от волнения, а от адреналина.

Поблагодарив и повесив трубку, он повернулся к своим спутникам. В тусклом свете уличного фонаря его лицо выглядело измождённым, но глаза горели холодным ясным огнём.

– Мы его нашли. Вернее, нашли телефон. Теперь у нас есть выбор.

– Кафе, интернет, искать дальше? – предположила Колетт.

– Полиция, – твёрдо сказал Леопольд. – Мы идём в полицию, с фактами, с именем, с номером, с привязкой к мошеннической схеме. Мы теперь не просто жертвы, которых обобрали. Мы – потерпевшие, которые провели собственное расследование и вышли на подозреваемого!

Оливер и Колетт уставились на него.

– Ты с ума сошёл? – первой выдохнула Колетт. – Дубосеков! Он же может иметь связи…

– Именно поэтому, – перебил её Леопольд. – Если мы сами пойдём к этому Дорохову – это риск и, вероятно, преступление. А если мы заявим в полицию – мы создаём официальный след. Нас признают потерпевшими. Это хоть какая-то защита. И это… правильный шаг. Не по понятиям, а по закону.

Он посмотрел на Оливера. Тот медленно кивнул. Впервые за этот долгий проклятый день в его глазах мелькнуло нечто, отдалённо напоминающее надежду. Не золотую, нет, скорее серебристо-стальную. Надежду на порядок, на справедливость, пусть и бюрократическую.

– Значит, завтра в отделение полиции, – сказала Колетт, переводя дух.

– Именно так, – подтвердил Леопольд, глядя на чёрное небо над посёлком. – Будем надеяться, что там нас не съедят на обед вместе с нашим заявлением.

Они пошли к дороге, чтобы поймать попутку и добраться до города. Деньги были потрачены, но они выиграли нечто большее – координаты врага и, что важнее, веру в то, что из этой трясины можно выбраться. Не магией, не обманом, а старым добрым упорным детективным трудом.

Глава 4. Отделение замедленного действия

Отделение полиции в старом арбатском переулке напоминало аквариум с мутной водой. Воздух был спёртым и пропахшим растворимым кофе. Пластиковые стулья цвета увядшего авокадо стояли вдоль стены. На них, не глядя друг на друга, сидели пятеро: женщина с синяком под глазом, молча смотрящая в телефон; двое рабочих в заляпанных краской комбинезонах; студент, нервно перебирающий паспорт; старик, неподвижно уставившийся в настенную табличку «Участок №…».

Леопольд взял из терминала талон. На овальном экранчике высветилось: «B-147. Ожидайте вызова».

– Уже минут сорок номер в очереди не менялся, – с раздражением сказал один рабочий другому.

Рядом, за стеклянной перегородкой, за столом, заваленным папками, сидел участковый. Лицо у него было не злое, не доброе, а абсолютно индифферентное. Оно выражало полную философскую незаинтересованность в происходящем во Вселенной. Его звали Сидоров. Бейдж с фамилией был криво прикреплен к висевшему рядом календарю.

Оливер сел на крайний стул в коридоре и замер. Взгляд его скользил по скучным стенам и потолку, по кислым лицам ожидающих. Он не видел ни вспышек гнева, ни проблесков надежды. Всё пространство было окутано ровным плотным уныло-серым свечением. Оно не колыхалось, не пульсировало, оно просто было тяжёлое, как вата, глухое, как туман. Цвет полной стагнации.

– Какой странный цвет, – тихо сказал он Леопольду. – Он не злой. Он просто говорит об отсутствии движения, мыслей. Просто… сырая серая глина.

Леопольд, стоявший у стены и теребивший талон в руке, лишь хмыкнул.

Наконец, механический голос вызвал: «B-147 к окну №3». Они подошли втроём. Сидоров поднял на них взгляд, в котором читалась лёгкая досада на то, что их трое, а значит, объяснять придётся дольше.

– Чем могу?

– Мы хотим подать заявление о мошенничестве, – чётко начала Колетт, переходя в профессиональный режим. – Гражданин Максим Дорохов, известный также как Мэкс, организовал схему по продаже несуществующих цифровых активов под видом экологического проекта. Мы потерпевшие.

Она положила на стойку распечатанные скриншоты: договор с бывшими продавцами цифрового леса, скрин кошелька с нулевым балансом, переписку с ботом поддержки.

Сидоров медленно, как бы с трудом, взял листок. Его глаза скользили по строчкам, но, казалось, ничего не регистрировали.

– Так… мошенничество… – он потянулся к бланку. – ФИО потерпевших. Всех.

Они продиктовали. Сидоров стал заполнять, выводя каждую букву с эпической медлительностью.

– Суть обращения, – сказал Сидоров, не глядя.

Леопольд, терпение которого истощалось, вклинился:

– Он создал фейковый стартап «EcoNFT», токенизировал виртуальные деревья, собрал деньги с инвесторов и исчез. Классическая финансовая пирамида, только в цифре. У нас есть его данные, номер телефона, старый адрес. Состав преступления по статье 159 УК РФ налицо.

Сидоров перестал писать. Он посмотрел на Леопольда тем же пустым взглядом.

– Так вы… виртуальные деревья купили?

– Да, но это не…

– Акт приёма-передачи где? Лес-то хоть видели?

– Это цифровой актив! – не выдержала Колетт. – Как криптовалюта. Они не существуют физически. Он продал воздух.

– Криптова… – Сидоров нахмурился, как будто ему предложили решить уравнение. – А справка из Роскомнадзора у вас есть, что этот ваш… эн-эф-тэ не является запрещённым веществом или средством для отмывания? Или схемой, нарушающей… финансовое законодательство?

Вопрос повис в воздухе. Абсурдный, монументальный в своей непробиваемости. Леопольд почувствовал, как у него начинает дергаться глаз. Его память, его арсенал фактов были бесполезны, как пулемёт против бетонной стены. Он видел, как Колетт сжимает кулаки. Она «читала» Сидорова и видела в нем не злой умысел, а тотальное профессиональное выгорание и страх сделать лишнее движение, выйти за рамки шаблона.

– Уважаемый, – начала Колетт, меняя тактику, – есть факт хищения денежных средств. Есть личность подозреваемого. Надо просто проверить его по базам, вызвать для дачи объяснений…

– Без справки, подтверждающей статус этого… актива, и его не противозаконность, заявление будет классифицировано как «информационное сообщение о возможном правонарушении в сфере IT», – Сидоров произнёс это наизусть, словно мантру. – Рассмотрение – от 30 дней. В рамках проверки можем направить запрос в… Роскомнадзор.

30 дней. У них едва ли было тридцать часов. Леопольд отчаялся. Он обвёл взглядом стол. Папка «Несчастные случаи», кружка с потёртой надписью «Лучшему папе», пачка сигарет «Балканская звезда» и зажигалка с логотипом какого-то филателистического клуба.

И тут в памяти Леопольда щёлкнуло. Чисто, как замок. Он вспомнил суд два года назад, спор с ЖЭКом по поводу очередного фантомного долга Оливера. Там был мелкий вертлявый чиновник из управляйки. Он тоже курил «Балканскую звезду». И на суде, ожидая вызова, он с жаром рассказывал коллеге о новой покупке для своей коллекции редкой марки «Первые Гидрометеослужбы СССР». Очевидно, Сидоров был членом того же клуба «Фило-Москва». Леопольд всё запомнил, потому что подумал тогда: «Вот, пока одни марками балуются, другие у людей последнее забирают».

Он посмотрел на Сидорова. Не на должностное лицо, а на уставшего, выгоревшего человека, у которого есть единственная отдушина – коллекционирование марок, и сигареты определённой марки, которую курят, возможно, три человека в городе.

– Иван Петрович, простите за беспокойство, – вдруг мягко сказал Леопольд, опустив голос и наклонившись к стеклу. Не «товарищ участковый», а по имени-отчеству, которые он прочитал на бейдже. – Я понимаю, бумажная волокита, всё это… Но дело срочное. Этот тип, Дорохов, нас совсем на мель посадил. Мы и так из последних… – Он сделал паузу, глядя прямо в глаза Сидорову, и перешёл на шёпот. – У меня к вам просьба не по службе, а как к знатоку. У меня друг, страстный филателист, тоже член «Фило-Москвы». Говорит, там сейчас скандал – поддельная партия марок «Гознак-1924» гуляет. Не слышали?

Глаза Сидорова изменились. В их глубине, под слоем профессиональной апатии, мелькнула искра подлинного человеческого интереса.

– Это… откуда информация? – спросил он, тоже понизив голос.

– Из первых рук. От Василия Анатольевича из ЖЭУ-12, моего знакомого. Он тоже «Балканскую» курит и марками бредит. Он-то и сказал быть начеку.

Леопольд блефовал. Он не знал ни о каких подделках, но знал, что создаёт связь через общность интересов, через тайное знание. Сидоров молчал секунд десять, переваривая. Он посмотрел на Леопольда, потом на лежащие на столе скрины. Со вздохом, который, казалось, шёл из самых глубин его уставшей души, он потянулся к бланку.

– Ладно… Давайте дальше. Номер телефона этого… Дорохова.

Он стал заполнять заявление с той же скоростью, но теперь в его движениях появилась некая целенаправленность. Через десять минут он отозвал Леопольда в сторону, к стенду с профилактическими плакатами.

– Слушайте, – прошептал Сидоров, глядя мимо него. – Я оформлю как «мошенничество с использованием IT-технологий». Проверку по базе сделаю, вызову на беседу. Но… – он помялся, – дело в том, что крипта, NFT – это тёмный лес для нас. Экспертизу назначать надо, специалистов привлекать. А это… средства на оперативно-розыскные мероприятия. Их нет.

Леопольд понял. Не взятка. «Средства». Прайс за движение шестерёнки.

– Сколько? – спросил он прямо, без экивоков.

Сидоров назвал сумму. Две тысячи рублей. Леопольд почувствовал, как в его груди что-то обрывается. Не возмущение, а облегчение, хоть и с привкусом горечи. Наконец-то, понятные правила игры.

– Хорошо. Сейчас.

Он отошёл к Колетт и Оливеру, вытащил из внутреннего кармана смятые купюры, которые были из самой последней заначки, отложенной на самый чёрный день.

– «Экспертиза», – буркнул он, сунув деньги в паспорт, и вернулся к Сидорову.

Тот взял, не глядя, и быстро сунул в папку.

– Заявление зарегистрировано под номером. О результатах проверки вас уведомим. Можете идти.

Выйдя из отделения полиции, все трое шли молча. Оливер смотрел на Леопольда с новым, странным выражением – не с осуждением, а с откровенным изумлением. Он впервые видел своего друга не как слугу цифр, а как виртуозного, почти шаманского игрока на струнах человеческих слабостей. Это выглядело завораживающе.

– Он взял? – тихо спросил Оливер на улице.

– Взял, – кивнул Леопольд. – Теперь, по крайней мере, в системе будет висеть заявление. И Дорохов будет в протоколе. Хоть что-то.

Вечерело. Впереди – еще одна ночь в съемной квартире у Колетт и неизвестность. Но все же был крошечный шажок вперёд. И тут Колетт замерла. Её взгляд, острый, как бритва, устремился к дальнему углу парковки. Там, под фонарём, стояла чёрная иномарка – «Тойота Камри» с тонировкой. Совершенно обычная машина. Если бы не одно “но”: на её решётке радиатора была небольшая царапина – та самая, которую Колетт запомнила в тот злополучный день, когда Оливера с Леопольдом посетил помощник Дубосекова. Именно эта машина стояла там в переулке.

– Леопольд, – её голос был беззвучным шепотом, полным ледяного ужаса. – Смотри, это их машина…

Леопольд повернул голову и мгновенно все понял. Люди Дубосекова… Они вышли на их след. Возможно, через их же активность – через звонки по квартирам, через регистрацию заявления в полиции или через что-то другое. Это уже не имело значения. Значение имело то, что стекло рядом с передним пассажирским сиденьем опустилось и оттуда на них смотрело знакомое пустое лицо одного из «спортсменов».

– Бежим, – просто сказал Леопольд. Но это было не слово, а щелчок тумблера, переводящий их в иной режим. – Машину бросаем! Она на учёте у Колетт, её сразу вычислят! В метро!

Они рванули, не оглядываясь, к ближайшему спуску в подземку. Сердце колотилось, сдавливая горло. Горький привкус победы в бюрократическом квесте мгновенно сменился адреналиновой всплеском от настоящей погони.

Оливер бежал, спотыкаясь, сжимая в кармане фарфорового ослика. Колетт, обернувшись на бегу, увидела, как из чёрной «Тойоты» выходят двое и начинают неспешным уверенным шагом двигаться за ними. Не бегом, шагом, как будто имея в своем распоряжении всё время в мире.

Они влетели в вестибюль, пробились через турникеты, помчались вниз по эскалатору навстречу нарастающему гулу приближающегося поезда. Москва, которую они пытались использовать как щит, внезапно стала для них ловушкой, из которой нужно было срочно выбираться и убегать как можно дальше и быстрее.

В кармане у Леопольда звенели последние евро. Этого хватит только на самое дешёвое и самое неказистое средство передвижения. Побег из Москвы начинался здесь и сейчас, в грохочущем чреве метро, уносящем их неведомо куда.

Глава 5. Бегство из Москвы

Паника – это когда время дробится на кристаллики, острые и холодные. Каждый кристаллик – это действие: рвануть от входа, сбить с ног уличного торговца хот-догами, не оглядываясь, влететь в освещённый подземный вестибюль метро. Сердце при этом колотится не в груди, а где-то в висках, и звук этот сливается с грохотом эскалатора.

Они не бежали – их несло людской рекой в час пик. Плотные пальто, сумки, задубевшие от усталости лица. Леопольд, вцепившись в рукав Оливера, прокладывал путь локтями и рёбрами. Колетт шла сзади, её взгляд метался по лицам, сканируя не злость или подозрение, а простую человеческую раздражённую усталость. Никто не смотрел на них с интересом. Это было слабым утешением.

Оливер, прижатый к стене вагона, зажмурился. Его дар, обычно такой избирательный, захлестнула волна городского психоделического кошмара. Всё вокруг пульсировало тревожными, рваными вспышками: ядовитый оранжевый стресса женщины с ребёнком, грязно-серый апатии спящего мужика, сизый раздражения подростка, тыкающего в телефон. Цвета слежки, погони, страха – всё смешалось в один сплошной давящий хаос. Он не мог выделить ни одного чистого луча опасности. Это сводило с ума. Угроза была везде и нигде.

– Не вижу их, – прошептал он, и голос его растворялся в скрежете колёс. – Всё в пятнах… сплошное месиво.

– Ничего, – сквозь зубы процедил Леопольд, впиваясь взглядом в схему метро над дверью. Его мозг работал с холодной, почти машинной чёткостью. – Значит, не прямо за нами. Но они вычислили район, поэтому уезжаем на окраину, в глухомань, и меняем транспорт.

Колетт кивнула, доставая телефон. Она быстро зашла в пару автомобильных чатов в Telegram, где царил сленг и вера в «треш за три копейки».

– Есть вариант, – сказала она, заглушая голосом объявление «Осторожно, двери закрываются». – «Москвич», 412-й, 78-й год. Цена «договорная». Район Бирюлёво. Пишет «дядя Витя». Готов продать «срочно, сегодня».

– Цвет? – коротко спросил Леопольд у Оливера, привыкая использовать его дар, как прибор ночного видения.

– Не знаю адреса, – беспомощно развёл руками Оливер.

– Не адрес. Продавца. Какой он?

– Не… не вижу.

Леопольд вздохнул. Ладно, придется действовать вслепую. Он вспомнил, что лет семь назад вёз в Бирюлёво документы для взыскания долга с какого-то мелкого цеховика. Помнил лабиринт пятиэтажек и гаражных кооперативов. Это было хоть что-то.