Двое над городом. Сумасшедшая площадь-3

Желание спать исчезло, как будто уже наступило утро. Часы на телефоне (пришлось обзавестись и им, готовя себя к новым условиям жизни) показывали только час ночи. Света по-прежнему не было. За окном была чернильная тьма. Кажется, что все движение в мире остановилось. Может быть, за стенами этого старинного дома уже и не существовало никакого мира?

И снова в память вплыл рассказ о призраке жены купца, и про заброшенную часть гостинцы. Я никогда, исключая далекую юность, не был поклонником мистики, и всего, что связано с потусторонним существованием. Но сейчас мне вдруг стало до жгучести в сознании интересно. Мне даже показалось, что меня поднимает с постели, и толкает за дверь номера что-то, что имеет надо мной власть. И я не стал сопротивляться.

Я включил фонарик на телефоне – уровень зарядки был еще достаточным. Тихонько отпер дверь, и мягко ступая по линолеуму, чтобы не разбудить дежурную, я направился в ту самую часть коридора, где за дверью жила местная легенда. В свете фонарика заблестели изразцы на старинной печи. В гостинице была тишина. Заезжие гости уже спали.

Я и не понял сразу, что та самая дверь была сейчас приоткрыта. После всего, что уже случалось со мной во время обитания в старинной квартире, затем на даче у друга с женщиной, играющей со мной в жестокую игру, и, наконец, после лесных приключений, я думал, что меня ничего не сможет напугать. Но вид черного провала приоткрытой в неизвестность двери вызывал во мне первобытный, не воспринимаемый сознанием ужас. Я уже дернулся, что бы быстро скрыться за дверьми своего номера, и спрятаться под одеялом в ожидании рассвета. Но то чувство, что подняло меня с постели, и привело сюда, оказалось сильнее ужаса. Я очень медленно приблизился к этой двери. И вот уже я шагаю за порог.

Свет телефона выхватывает из темноты нештукатуреные кирпичные стены – такие же красные и прочные, как стена еврейского кладбища. Тут прохладно, и пахнет пылью. И никого нет. Интерес улетучивается от обыденности увиденного. Я стою, прислушиваясь. Тишина. Тогда я иду по коридору, мимо темных провалов дверных проемов – тут везде набросан строительный мусор. Наконец, я дохожу до конца коридора – он оказывается ближе, чем мне это показалось. Я в упор рассматриваю кирпичную кладку тупика, пытаясь обнаружить признаки потайной двери, или еще какие-то знаки. И тут соображаю, что стена освещается не только моим фонарем. На стене вырастет тень – кто-то стоит сзади меня. Сейчас, как в недавнем сне, я хочу заорать. Но уже наяву не могу сделать вдох. Ужас парализовал мозг, и тот не может отдать команду на насыщение крови кислородом. Но это длится доли секунды. А затем сзади раздается голос:

– Ну, здравствуй…

Глава II

Я хочу спросить всех, кто сейчас читает все, написанное тут: скажите мне, как бы повели себя, если бы вам встретился призрак? Что бы вы стали делать, появись перед вами существо из потустороннего мира? Стали бы чертить кресты в воздухе? Вспоминать обрывки известных молитв? Сжались бы в комок, и закрыли глаза в ожидании неизвестных последствий? Попытались бы убежать? Не знаете? Вот и я не знал, что мне было делать в тот промежуток времени – от увиденной на стене тени, и до услышанной фразы «Ну, здравствуй!».

Я еще не обернулся, но уже узнал этот голос. А узнав, не хотел оборачиваться. Я в тот момент искренне пожелал встречи с настоящим призраком, но только не с тем, кто произнес эту простую фразу.

Голос был женский. Я помнил все его оттенки и интонации. Я помнил этот голос, произносящий фразы, чей скрытый смысл был понятен только нам, двоим. Я слышал этот голос, поющий мне колыбельную на немецком языке. Я слышал его, то совсем близко – теплым шепотом в ухо, слышал его же, равнодушный и бесстрастный на расстоянии телефонной связи. И я до сих пор не мог его забыть. Это был голос Алены. Ни один призрак, ни одно привидение мира сейчас не напугало бы меня, так, как напугал этот голос. И он зазвучал опять.

– Эй, приди в себя. Это не привидение. Это всего лишь я.

И только тогда я обернулся.

Алена стояла совсем близко – я различал невесомый горьковатый запах духов и видел глаза, которые сейчас опять были похожи цветом на зелень неба после заката. Страх, внезапное опустошение и ощущение быстро надвигающихся каких-то значительных, грозных событий – все это одновременно ожило во мне. И я, наверное, выглядел очень глупо, потому, что не мог произнести ни слова.

– Я не верю, что ты разучился разговаривать, – сказала Алена. И этот тон я узнал. Ироничный, отстраненный, но цепляющий своими тайными нотками причастности к только нам известным тайнам, он запомнился мне больше всего. Даже когда я уже бросил этот мир, и поселился в лесном склепе, то иронизируя порой над собой, ловил себя, что мысленно произношу фразы с Алениными интонациями.

– Здравствуй, Алена, – я постарался придать этой фразе то равнодушие, на которое только был способен. Я хотел поздороваться с ней так, словно только вчера мы расстались в нашем кабинете, в офисе громадного здания, где мне еще только предстояло стать избранной особью для воплощения чужих замыслов.

– Ну да, ты, конечно, не удивлен. Ты пришел сюда специально, что бы поздороваться со мной, и поговорить о том, какая я сука. Это скучно. Только – тут она оглянулась, за ней угадывались два силуэта. И она сказала им – вы можете идти. Продолжим завтра. У меня сейчас другой сценарий.

Услышав про сценарий, я понял, что сейчас, именно сейчас я соберу вещи, и утренним автобусом уеду в город. А за документами приеду к назначенному дню. Других путей решения возникшей проблемы у меня не было. Даже если я перееду в соседнюю гостиницу, это ничего не изменит. Старый и, как оказалось, напичканный бредовыми легендами город свел меня с моим самым страшным прошлым. Зеленоглазый призрак из этого прошлого сейчас недвижно завис передо мной, и я почему-то не чувствовал сил обойти его и выбраться из этих, похожих на гигантский склеп, помещений.

– Ты думаешь, что все это опять подстроила я? – спросила Алена. Мне показалось, что на дне ее иронии и легкого превосходства я ощущаю осадок чего-то иного, не присущего той Алене, которую я запомнил, уходя с вершины Титовской сопки. Я знал, что она гениальный мастер перевоплощения, и замечательная актриса. Но я услышал что-то такое, что не может изобразить даже в минуты высочайшего вдохновения самый лучший актер в мире.

– Пойдем отсюда, – сказала Алена, – сегодня сюда уже никто больше не придет. Ты искал тут призрак мертвой купчихи, а нашел призрак из своего прошлого.

По ее жесту я не увидел, а инстинктивно понял, что она собирается взять меня за руку, и так же инстинктивно сделал шаг назад. Алена усмехнулась – я почувствовал это.

– Ну да, правильно. Ты боишься призраков.

Мы молча выбрались из пыльного холодного пространства. В коридоре вспыхнула лампа дежурного освещения. Дали свет.

– Пойдем к тебе! – как в прошлой жизни, приказала Алена. – Мои тут в соседнем номере живут. Не хочу, что бы они что-то услышали.

– Гарику донесут? – я все-таки сделал ответный ход.

Теперь я уже не удивлялся, что увидел Алену именно в таких декорациях. Я не хотел сознаваться сам себе, но все это время, что мы не виделись, я предчувствовал нашу встречу, и представлял, как она произойдет. В это же время я уже понял, что увидев ее – реальную, живую, сохранившую все свои повадки умной бесстрастной хищницы, я больше не завишу от воспоминаний.

– Может, уже достаточно выковыривать старое? – ответила Алена на вопрос о Гарике. – Ну, если тебе так уж интересно, ведь иначе бы ты не спросил о нем, то я давно уже не работаю у Гарика.

– Что так? Не срослось? Не устроила роль вечной любовницы? – не знаю, почему, но меня несло. Это сказывались недавнее потрясение, внезапность встречи и – сознаюсь честно, неожиданная жажда реванша.

– Зачем ты пытаешься выглядеть примитивным ревнивым мужиком? Ведь это ты тогда оставил меня одну, на этой чертовой сопке. И даже не оглянулся.

– Насчет ревности, это ты зря. Но в остальном права. Я примитивный мужик. И мне это нравится. С некоторых пор я предпочитаю примитивизм во всем.

– Ясно. Новая роль. Раньше ты был надмирным аристократичным аскетом, презиравшим законы человечества, а теперь напялил маску обывателя. Она идет тебе еще меньше. Мы так и будем тут стоять? – и Алена двинулась в сторону моего номера. Злясь, я пошел за ней. Почему я не могу сейчас захлопнуть перед ней дверь и, как планировал, начать собирать вещи? Наверное, потому, что это был бы слишком эффектный по нелепости поступок. Этим я опять распишусь в своей зависимости перед Аленой. И она только привычно усмехнется, не найдя меня завтра в гостинице. Нет уж. Я больше не дам тебе повода для усмешек.

Алена вошла ко мне, как раньше входила в мою квартиру – привычно и спокойно. Она достала из кармана белой джинсовой курточки пачку своих любимых ароматизированных сигарет.

– Здесь не курят, – зачем-то сказал я.

– Ты запрещаешь?

– Нет. Правила проживания – я показал ей на пиктограмму «Не курить», приклеенную возле двери.

– Плевать! Если понадобится, я скоро куплю этот сарай.

Это не было рисовкой. Это была будничная фраза. Я почему-то сразу поверил, что она может купить гостиницу. И открыл окно. В комнату вплыл запах дождя и реки. Алена в белой курточке резко выделялась на фоне черного пространства за окном. Мы молчали. Я не хотел ее ни о чем спрашивать. И так было понятно, что те важные московские гости, о которых мне рассказала дежурная, это и есть Алена, и ее спутники. Значит, она теперь живет в Москве? Наверное, Гарик дал ей хорошие отступные. В отличие от меня, она не швырнула их из окна на головы обитателей Сумасшедшей площади. Да какого же черта я опять стал думать про Гарика?

– Да не давал мне Гарик никаких денег, – не оборачиваясь, сказала Алена. Я уже забыл о ее способности просчитывать мысли собеседника и сперва даже испугался. – Расстались, как нормальные люди. Просто я поняла, что это – тупик. Такой, знаешь, уютный, комфортабельный тупик, из которого потом вынесут вперед ногами. А все из-за тебя! – тут Алена докурила сигарету. Окурок метеором скользнул в черноте, а она села на стул у окна.

– Мне холодно! – неожиданно пожаловалась она. – Можно, я возьму одеяло?

Не ожидая сам от себя, я сдернул с тахты покрывало, и набросил Алене на плечи. Это мгновение растянулось на неопределенный отрезок времени. Вот-вот, и я наклонюсь ниже, на расстоянии запаха ее волос. Я сплюнул внутрь себя, и сел на раздетую кровать. Глаза Алены обрели знакомую зеленую глубину.

– Прямо как тогда, – пробормотала она в потолок. – Ну что? Мы будем и дальше разыгрывать друг перед другом сверхчеловека? И будем делать вид, что совсем не хочется ни о чем спросить?

– А я и так все знаю, – ответил я, – у тебя задалась тема с квестами, и теперь ты выходишь на новый уровень.

– Ну, в общем, так оно и есть. Только одними квестами сейчас особо не заработать. Кризис, тотальное обнищание, и все такое. Потому я придумала совместить все это с туризмом.

– Не слишком притягательное местечко ты выбрала для туризма. Тут даже канализации нет.

– Вот! – торжествующе вскинулась Алена. – Все так думают. У всех же сложился стереотип, что туризм – это или мокрые палатки, тушенка, гитара, и дым костра, или – навороченные отели на побережье, ну как вариант – в вылизанных и обработанных антисептиками горах, где обязательные горные лыжи, и «все включено». На этом-то я и сыграла. Но разве тебе интересно?

– А ты знаешь, интересно. Ты помнишь, я был тонким ценителем парадоксов и контрастов. Таким и остался. На фоне моей нынешней жизни, мне очень интересно, что сегодня придумывают люди для выкачки денег из других людей. И какова конечная цель? Впрочем, это как раз понятно – заработать первый миллион долларов, затем второй, и так по восходящей.

– Да причем тут эти миллионы? Знаешь, почему я ушла от Гарика? Не как от мужчины, а из его фирмы? Потому что там – потолок. Я сделала все, что могла. Дальше развиваться было некуда. Ну, еще один ресторан, еще одна пиццерия, еще одна фабрика досуга. Я ему благодарна за то, что он поддержал мою идею насчет квестов. Я же просто сдвинута на этой теме.

– В курсе. На себе испытал.

– Хватит! Ты сам не дал мне возможность сделать все, что бы ты меня простил. Я же искала тебя потом. Долго искала. Тебя не было нигде.

– А это точно. Меня и сейчас нет почти. А скоро и совсем не будет.

– И все из-за меня? Из-за этой дурацкой игры?

– Из-за себя. Долго не мог прийти в себя, когда ощутил свою ничтожность. Особенно там, в кабинете у Гарика. Во время последнего разговора.

– Кстати, а что Гарик тебе сказал, когда вы вдвоем остались?

– Спросила бы у него.

– Ладно. Этот разговор не имеет смысла. Если честно, я сама еще в себя не пришла. От того, что тебя встретила. Когда мы заселялись, я в журнале регистрации увидела твою фамилию. Чуть с ума не сошла.

– А что тебя так потрясло?

– То, что ты тут. В тот момент, когда и я тоже. Ну не может это быть простым совпадением.

– Ага. Считай, что теперь я начал квест, и ты играешь по моим правилам.

– С тобой невозможно разговаривать. Может, выпьем?

– Исключено. Не вижу повода.

– Ладно. Я тебя поняла. Я сейчас уйду. Но можешь выслушать только одно? Без иронии? Просто молча выслушать, и все?

– Я постараюсь.

– Помнишь, тогда, на сопке, я предложила тебе поехать туда, где мы прожили неделю? Так вот, я перед этим сказала Гарику, что у нас с ним все кончено. Не из-за тебя. Из-за него. Как бы это тебе объяснить… – Алена плотнее запахнулась в покрывало, и, вполоборота повернувшись к окну, снова закурила. Запах миндаля от ее сигарет напомнил мне наше короткое прошлое.

– В общем, есть у меня одна черта. Я не люблю мужчин, которые… нет, слов тут не хватает… Вот, например – иду я по улице. Навстречу мужчина. И когда он приближается, то расправляет плечи, подбирает живот, и в это время делается смешным. Потом он проходит мимо, и все эти метаморфозы исчезают. Так вот, ты не такой. Тебе не надо расправлять плечи. Ты ценен тем, какой ты есть. И то, как ты повел себя в той ситуации, в предложенных тебе правилах – я была просто в шоке. Но вот чего в тебе не хватало – это желания двигаться вперед. Ты занял позицию наблюдателя, имел на все свое мнение, и тебе этого хватало. Гарик мне нравился как раз за его напор. За движение. Но в нем нет того, что есть в тебе. Я не знаю, каким словом это назвать. Есть такое слово в русском языке – настоящесть?

– Нет.

– Ну, пусть будет. Так вот в тебе есть настоящесть. Ты такой же настоящий, как работы старых мастеров. Когда взяли камень, отсекли все лишнее, и получилось то, что стало вечной ценностью. И это твое умение понимать без слов – оно такое же, как у меня. Но мне мало одного созерцания и покоя.

– Как я вижу, с этим у тебя все в порядке. Ты получила то, что хотела.

– Да не получила еще пока ничего. Впрочем, тебе это не интересно. Расскажи лучше, как ты жил все это время?

Последняя фраза была сказана искренне. Как не старался, я не поддаваться умению Алены притягивать к себе и вовлекать в свою орбиту, но тут меня прорвало. Наверное, потому, что за три года я так и не смог ни перед кем выговорится. Неля, Юдин, Женька, подобранный мной в тайге, раненый и полумертвый, были не в счет. Они не знали до конца того, что со мной случилось. Я рассказываю Алене про землянку в лесу, про металлолом и азиатскую забегаловку. Про войну с Боровом, про Женьку, и про Нелю. При упоминании Нели Алена напустила на себя слишком уж равнодушный вид.

– И вот я жду документов, что бы уехать туда, откуда меня уже никто никогда не вытащит. Наконец я оформлю свое существование в полном соответствии со своим представлением о нем. Теперь ты знаешь все.

Тут я все-таки решаюсь посмотреть Алене в глаза. А она… она плакала. Плакала молча, не вытирая слез, часто стряхивая пепел уже третьей сигареты за окно. Прошло много времени, прежде чем она заговорила.

– Я не скажу тебе сейчас «прости» – это будет нелепо и просто смешно. Я ничего не скажу сейчас вообще. Просто… давай хотя бы сегодня останемся вместе. Как там, на даче, у твоего друга? А потом поступай, как считаешь нужным.

Я был к этому готов. Когда мы еще шли по коридору, я знал, что такая ситуация возникнет. Прошлое, как оказалось, не отпускало не только меня. Наше общее прошлое. Да и зачем притворятся перед собой – я вспоминал Алену каждый день все эти годы, злился на себя, но вытравить ее из себя не мог. Не потому ли я сказал «нет» Неле? Алена жила во мне, злая, далекая, равнодушная. Но – жила. И я уже был готов встать ей навстречу. Но не смог. Между нами лежала черная тень Сумасшедшей площади. Сейчас я был не в силах ее пересечь. И Алена меня поняла.

– Скажи хоть, ты завтра еще будешь здесь?

Я вспоминаю, что хотел уже собирать вещи, и пойти на утренний автобус. Но сейчас говорю:

– Буду.

Алена встает, сбрасывает покрывало, и молча уходит. До утра я тупо сижу на ее месте у окна. И только когда за окном посерело, я отхожу в мелкий нервный сон. Хорошо, что хоть сейчас мне ничего не приснилось.

Теперь гостиничное утро мне уже не кажется по-домашнему уютным. Я проснулся с головной болью и с глухим раздражением. Мне вдруг показались излишне громкими голоса в кафе и суета в коридоре. И пасмурное небо совсем не радовало, хотя я очень люблю такую погоду. Я с отвращением брился, глядя на себя в зеркало, и не узнавал себя в отражении. Оттуда смотрел незнакомый мне, какой-то растерянный и суетливый человек. Я никогда не был таким. Все это ночное приключение – от поиска призрака вымышленного, до встречи с призраком настоящим, совершенно разрушило мой настрой на приближающееся спокойное обитание в тихом месте, без ненужного общения и резких перемен. Но перемены настигли меня раньше. Зеленоглазая ведьма опять возникла на моем пути. И больше всего я злился на то, что против воли испытывал радость от этой встречи.

А ведьма оказалась легка на помине. Она коротко стукнула в дверь, и, не дождавшись ответа, появилась на пороге – свежая, сияющая, словно не было этой тягучей ночи с исповедью и слезами.

– Поедем завтракать? – радостно предложила она.

– Тут идти ровно десять минут!

– Тогда пойдем. Я здесь никогда не была.

Я даже не ищу повода отказаться.

– Я тебя жду внизу.

У «Мерседеса» стоят четверо молодых людей. Я не собираюсь разглядывать их – они мне неинтересны. Я определил их, как «четыре черных молодых человека», как спутников Абадонны в «Мастере и Маргарите». Они действительно все молоды, и у всех темные волосы. Алена что-то говорит им, черные молодые люди усаживаются в микроавтобус, и едут в сторону кафе. Тот, что садится за руль, задерживается, и разглядывает меня. Не то он отвечает за безопасность, не то имеет особое отношение к Алене. Мне плевать.

Мы идем по набережной. Алена выдавливает из меня информацию о зданиях, попадающихся навстречу. Потом разговор заходит о призраке.

– Собственно, на этом мой тур и строится. Есть те, кто готов потратиться не на Таиланд или Турцию. Да и не выпустят сейчас туда никого, судя по всему. Есть те, кому очень интересно почувствовать себя героем фильма ужасов. Причем все обстоятельства должны быть максимально реальными. Потому мы и решили вложиться в этот проект. Инвестор есть. А глава вчера от радости весь вечер то вилку ронял, то мимо бокалов наливал. Еще бы – ему такой бонус прилетает. Развитие туризма, и все прочее. Плюс сто к карме перед губернатором.

– А про кладбище ты знаешь?

– Да. Но я там еще не была. Сегодня собираемся. Ты с нами?

– Я там уже три раза был.

– Тем более – покажешь мне все.

И опять я не ищу поводов для отказа. Прошедшее время спрессовалось, как и разделяющее нас пространство. Алена была рядом. Будущее опять колыхалось, как воздух над пустыней.

В кафе вчерашняя словоохотливая официантка, видя меня с Аленой, мрачнеет. Алена похожа на экзотическую птицу, случайно остановившуюся на пролете из Африки куда-нибудь в Японию. Дело было даже не в ее наряде – сегодня на ней было какое-то невероятное платье сафари, замшевая жилетка и высокие, в тон жилетке бежевые замшевые ботинки. Образ завершала шляпа, напоминающая тропический шлем. Дело было в той искрящейся энергии, которая сыпалась из Алены, заряжая близкое к ней пространство. Я находился в этой зоне, и невольно тоже попал под действие этой энергии. Мне внезапно надоело оценивать каждое слово, и каждый поступок. Когда наши руки слегка соприкасались, меня слегка покалывало током.

Спутники Алены уже что-то ели. Официантка заявила нам, что есть только вчерашний гуляш.

– А вчера обещали кашу – напомнил я.

– То было вчера, – с вызовом ответила официантка (я вспомнил, что дежурная в гостинице называла ее Катей), – а сегодня только это.

Но тут, очевидно предупрежденная главой района, хозяйка кафе, моментально отправила Катю на кухню, и сама, лучась и заискивая, предложила нам свежие творожники, кисель и овощи.

– Вот это мы и будем! – решила за нас обоих Алена. Я не возражал против творожников – я любил их.

– Твоя команда? – кивнул я в сторону четырех черных молодых людей.

– Да, профессионалы. Креатор, инженер, инструктор по туризму и мой заместитель Давид. Способен заменить любого. Все авантюристы – согласились на мой проект сразу. Хочешь спросить, с кем из них я сплю? Так вот – ни с кем. Был у меня роман с Давидом, пока отношения не перешли в рабочие.

– Давид, это тот, что за рулем?

– Да.

– Ну, у него-то не только рабочее отношение.

– Заметил? – рассмеялась Алена. – Есть немного. Но он умеет держать чувства на расстоянии. Как ты.

Мы допивали кофе, когда к нам подошел один из этой четверки и спросил: – Алена Романовна, у нас сейчас что по плану?

– Сейчас Руслан – кивнула она на меня, – проводит нас на кладбище.

– То самое?

– Да. Езжайте в гостиницу за камерами, и что там вам еще понадобиться, а потом заберете нас отсюда.

Черный ушел к своим. Они вышли.

– Так ты на самом деле Романовна?

– Да. И фамилия у меня Романова.

– Жаль. Алена Карловна Бауэр мне нравилось больше.

– Пожалуйста, хватит?

Алена положила свою ладонь на мое предплечье. Энергия переливалась из нее в меня, как кровь от донора. Официантка Катя шлепнула папкой меню по стойке.

– Счет принесите, – не глядя на нее, скомандовала Алена.

Катя нехотя принесла серый разграфленный листок бумаги.

– За тех четверых тоже вы платите?

– Да. Возьмите – протянула Алена карточку. Я заметил, что эта была карта «Платинум».

– Мне отдельный счет, – быстро сказал я. Катя подобрела. До этого на ее лице явно читалось бегущей строкой: «Прикатила сюда, деловая такая, с мужиками, и все ей мало. Командировочного моего захапала».

– Перестань. Я заплачу, – сказала Алена.

– Никогда, – ответил я, и отдал Кате две сотенные бумажки.

– К обеду вам что сделать? – спросила Катя персонально меня.

– Рассольник. Мой любимый. И рыбки бы пожарить.

– Хорошо.

– А мне… – начала Алена, но Катя уже отчалила от столика, энергично вращая задом при ходьбе. Со спины угадывалось ее мелкое торжество.

– А у тебя тут тоже неслужебные отношения? Девушка явно расстроена.

– Да не сложились еще.

– Я помешала? Ты скажи, я не буду лезть.

– Прекрати. Разве ты не достаточно знаешь мой вкус?

– Знаю, милый, – ответила Алена.

Сознание моментально засекло, что она назвала меня так впервые. Это слово было не из ее лексикона. Я собирался кинуть язвительную реплику, но Алена уже шла на выход.

Нас ждал «Мерседес». Я устроился в отдельном кресле среднего ряда. Алена села возле водителя. Салон матово светился темно-серой кожей.

Микроавтобус поднялся по ведущей прямо от кафе улочке, попетлял по закоулкам, обогнул картофельные посадки, и встал недалеко от ворот иудейского погоста.

– Обалдеть, – только и сказала Алена, когда мы пересекли границу города мертвых. – Такого я еще не видела.

Ее спутники уже деловито сновали по кладбищу, работали камерами, переговаривались и делали пометки в планшетах. Только Давид стоял отрешенно, слегка раскачиваясь вперед – назад.

– Давид – еврей? – спросил я.

– Да. Чистокровный. У него гражданство Израиля. Только живет в Москве. Я редко делаю комплименты мужчинам. Но он действительно очень умен.

Я понял, какие чувства испытывает сейчас Давид при виде оскверненного кладбища соплеменников. Но он уже пришел в себя, и подключился к работе. Мы бродили с Аленой между памятников. Она то и дело оступалась на когда-то разрытых могилах, и тут же хваталась за мою руку.

– Откуда тут эти ямы?

– Это не ямы, Алена Романовна. Это раскопанные могилы.

Алену передернуло, и она даже отшатнулась от очередного провала в земле, словно там притаился готовый схватить ее за модный ботинок желтый скелет.