Слишком много Кощеев

– Да как же, конечно, смазывал. И подсолнечным маслом, и сливочным и заморским оливковым. И салом пробовал, и топлёным жиром, ничего не помогает – прилипают и все.

Девица нахмурилась, ловко перевернула блины и с сомнением посмотрела на мою пустую тарелку.

– Может, сковородка у тебя неправильная была. Или ты её не чистил перед употреблением?

– Всякие сковородки пробовал, и чугунные, и стальные и со специальным покрытием. И с солью их прокаливал, и луковицей протирал, все одно прилипают.

– Так ты что, все тесто так впустую и изводишь?

Девица перекинула мне на тарелку оба блина, полностью проигнорировав тарелку Ферапонта.

Я с благодарностью улыбнулся и щедро полил блины маслом и мёдом.

– Нет, зачем впустую. Коли блины не идут, перевожу тесто в оладышное, а вот с оладьями у меня уже никаких проблем не бывает.

– Могу подтвердить, – быстро встрял в разговор Ферапонт.

– Оладьи у Вани всегда отличные. Его, кстати, зовут Иваном. А моё имя Ферро Понт.

Ферапонт со значением поглядел на девицу, а потом на свою пустую тарелку.

– Так вот, Иван большой знаток оладий. Он их или так печёт или с ягодой, черникой ли, брусникой и прочими ягодами. Может и с изюмом или кедровыми орешками. А жарит их, на чем придётся. Хоть на сковороде, хоть на лопате. И в солнечный день и под дождём, и на печке и на костре. А вот блины точно не жарит, не выходят они у него.

– Как интересно. А я никогда не пробовала оладьи с черникой. Меня, тоже кстати, зовут Василиной.

Девица перебросила нам новую порцию блинов, не обделив теперь и Ферапонта. Я тут же свернул блин и замешкался, выбирая, с чем бы его употребить, с маслом или сметаной. Хотя неплохо было бы и со свежей черникой. Я все же выбрал сметану и сделал пояснение для Василины.

– С черникой оладьи надо делать прямо в лесу, чтобы ягода была свежесобранная. И чтобы оладьи пахли лёгким дымком, надо их на костре делать.

– Это ты меня так приглашаешь с тобой пойти в лес на черничные оладьи? Как неожиданно. Я подумаю, – хитро улыбнулась девица Василина.

И я почувствовал, как на мне скрестились тяжёлые взгляды бородатых мужиков, словно в меня прицелились из двух крупнокалиберных стволов и пальцы уже тянут спусковые крючки. Я даже слегка вздрогнул, ненароком подтянул к себе своё ружьецо и подумал, что вроде бы никого никуда ещё не приглашал. Хотя, если Василина считает, что уже пригласил, то, может, и приглашал. Я схватил с тарелки новый блин и прищурился на мужиков, определяя, на что они могут быть способны. Выходило, что такие ушлые мужики могут быть способны на очень многое, да ведь только всегда есть разные варианты. Но тут меня в бок пихнул локтем Ферапонт и перебросил на мою тарелку блин со своей тарелки.

– Ваня, ты кушай, кушай блины, дорога-то у нас неблизкая. Видите ли, Василина, черника в лесу ещё не вызрела, за черникой надо немного попозже идти и, если таковое желание у вас появится, то мы всегда к вашим услугам, и готовы показать вам и, разумеется, вашим сопровождающим самые ягодные места.

– Ах, как это любезно с вашей стороны, что ж, при случае мы, конечно, воспользуемся вашим предложением.

 Василина легонько помахала ручкой, и мужики за её спиной расслабились и перестали вертеть взглядами дырки в моем теле. Ну и я, соответственно, тоже перестал делать своим взглядом из них решето и мирно переключился на блины, тем более что это занятие мне нравилось значительно больше.

– А не подскажете ли, очаровательная Василина, какому событию должны мы с Иваном быть благодарны, что нам довелось познакомиться с вами и вашим несравненным искусством изготовления столь великолепных блинов?

– А вы льстец, Ферро Понт, хотя и не скрою, что приятный льстец. А событие обычное, хоть и нечастое, но постоянное. Раз в сто лет проводится испытание, и выбираются те, кто сможет пройти из этого места обитания в другое место обитания, ну а там, в новом то месте, уже как кому повезёт. Да вот, смотрите сами, сейчас как раз начинается очередное испытание.

Василина показала на вершину Дыроватого Камня, и мы с Ферапонтом повернулись к скале. В сквозном отверстии появился какой-то человек, вылез на карниз и замер, подняв руки над головой. Следом за ним вылез второй. Оба оказались связаны между собой верёвкой, закреплённой у них на поясах. Первый шевелил в воздухе руками, шевелил, шевелил, да вдруг замер и подпрыгнул вверх. Подпрыгнул и прямо завис в воздухе на секунду, а может на две. Не успел я удивиться, как он рухнул вниз, а следом за ним с криком ухнул с карниза и привязанный к нему второй испытуемый.

– Вот, блин! – я вскочил с чурбака. Надо было бы побежать, поглядеть, может можно ещё чем-нибудь помочь, хотя я ясно понимал, что помочь там уже ничем нельзя. Это ж двадцать саженей, а внизу острые камни.

– Да ничего им не сделается, там внизу нынче сетку натянули, – спокойно прояснила ситуацию Василина, – и вот тебе Ваня, твой блин, коли, ты так просишь.

И на мою тарелку упал горячий блин.

– А раньше, говорят, никаких сеток не было, поэтому и проходили многие. А сейчас один за другим падают. Вместо того, чтобы вверх ползти, они все стараются вниз оборваться, никакого желания попасть в дведевятое царство в них нету, симулянты какие-то.

– Куда попасть, в какое такое царство? – глупо переспросил я.

– В дведевятое, – как-то хором ответили мне Василина вместе с Ферапонтом. Хором, но по-разному. Сторонняя мне Василина, та ответила благожелательно, я бы даже сказал душевно, а вот мой друг Ферапонт произнёс это холодно, отстранённо, как бы, между прочим.

Я же скорее по инерции, чем по потребности сгрёб блин с тарелки, измазал его мёдом и сжевал. И в процессе жевания, то ли от активных жевательных движений, то ли от избытка мёда, а оба эти фактора, я вам скажу, сильно способствуют умственной работе, а, возможно, от чего-нибудь ещё, но возникло у меня нехорошее предчувствие.

– Скажи, Василина, а не видела ли ты здесь одного чернявого, неприятного типа. Лицо у него вытянутое, глаза навыкате, чёрные, брови густые, изогнутые, нос длинный с горбинкой, губы тонкие, злые, усы щёточкой, борода клинышком, на правой щеке шрамик, как от ожога. Предположительно прибыл сюда вместе со смерчем незадолго до нас.

– Ох, Иван, как ты это интересно сказал, я даже боюсь спросить, твоего отца, случайно, не Порфирием ли зовут, уж больно ловко ты описал мне Шарапута колдуна. Но предупреждаю сразу, свидетельствовать против него не буду, вот к этому даже не призывай.

– Даже и не буду, таких намерений у меня и не было. И отчество у меня вовсе не Порфирьевич. Просто встретиться тут должны были, поговорить.

– Опоздал ты Ваня, – Василина всплеснула руками, что совсем не помешало ей ровно разлить тесто по сковородкам.

– Он тут, как только появился, так сразу сговорился с каким-то мужичком и они на пару и отправились судьбу испытывать. Мужичок такой из себя довольно плотный, среднего роста, круглолицый, сероглазый, курносый, губы улыбчивые, подбородок твёрдый, особых примет не имеет, прибыл сюда в одиночку, пешим ходом.

Я посмотрел на напрягшегося Ферапонта и покачал головой.

– Нет, это, конечно, не он, не может такого просто быть.

Ферапонт внимательно оглядел округу и кивнул мне, соглашаясь с моим мнением.

– Такого быть точно не может, просто похож, не более. А скажите нам, любезная Василина, чем у них это испытание судьбы то закончилось?

– А у них все сладилось, они, поди, сейчас уже в этом самом дведевятом царстве. Да и то сказать, Шарапут хоть и неприятен на вид, но колдун-то он сильный.

– А если он такой сильный, то зачем он с незнакомым ему мужичком сговаривался на пару в это царство идти, чего один-то не пошёл?

Вопрос я задал вроде правильный, а только по взглядам и Василины и Ферапонта понял, что опять спросил то, что и так всем понятно, ну, кроме разве что меня одного, непонятливого.

– А в дведевятое царство, Ваня, можно только вдвоём войти, никак иначе. Одиночке-то туда, сказывают, путь заказан. Да и выйти оттуда можно тоже только вдвоём.

Я, из вежливости, съел ещё пару горячих блинов и окончательно осознал, что попал. И попал не я один. Коли уж я собрался разобраться с этим самым Шарапутом, то обратного хода у меня нету, а колдун он там или не колдун, это меня волновать не должно. Придётся мне теперь в это их царство идти, да только даже не мне, а нам. Ферапонт, он меня при таких обстоятельствах одного не бросит, и придётся мне обременять его этим походом неизвестно куда.

– Мы что же, прямо сейчас может забраться на Камень и попытаться куда-то пролезть?

– Нет, конечно, – Засмеялась Василина и раскинула нам блины по тарелкам.

– Когда бы так все легко было, я бы здесь ничего не наторговала. Тут все посложнее будет. Сначала все идут к таможне. Там дведевятые таможенники предлагают вытащить из специального мешка номер очереди по прохождению испытания. А как номер вытащите, сразу станет ясно, сколько вам ждать очереди. Вон их сколько, ожидающих- то, целая поляна. А проход один и открывается он, говорят, не слишком часто, да и ненадолго. Так что гляди, Ваня, может быть, придётся тебе просидеть на этой поляне как раз до того времени, как черника созреет.

Я с укоризной посмотрел на насмешницу, доел очередной блин и осторожно сполз с чурбака. Ферапонт уже подхватил свой рюкзак и взваливал его себе на спину.

– Благодарствуем тебе, прелестная Василина, и накормила нас, и напоила, и советом одарила. Пойдём теперь и мы судьбу пытать.

– Спасибо, Василина, рад был знакомству. Блины у тебя уж очень хороши.

Я с усилием застегнул защёлку пояса рюкзака на своём животе и закинул за правое плечо тульское ружьецо.

– Приходите ещё, я к вечеру блинов с творогом напеку или ещё с чем. Да, Ваня, тут давеча неудачники, что испытание не прошли, сказывали, что надо все время лезть вверх, даже если тебе кажется, что ты падаешь вниз. Мне это непонятно, но тебе, может, и пригодится.

– Может и пригодится, там видно будет. И Василина, на всякий случай, должен сказать, я блины любые приветствую, только не с капустой. Ну, бывайте, мужики.

Я чуть приподнял картуз и удостоился лёгких кивков мужичков, стоящих за спиной Василины.

Под вывеской «Таможня» нас встретили двое служивых в синих мундирах без погон, но при портупеях и саблях с чернёными рукоятками в вычерненных ножнах. Торжественно так смотрелись, солидно. Чёрная кокарда на синих фуражках придавала таможенникам своеобразную строгость и суровость. Вот только, что изображено на кокарде, я так и не разобрал, то ли зверь какой, то ли птица звероподобная. Одно понятно, что у нас таких существ не водится. Третий таможенник сидел за массивным столом, сколоченным из толстых струганых досок. На столе стоял объёмистый, наполовину наполненный стеклянный графин, три керамических кружки, керосиновая лампа, капитанский рупор и канцелярские принадлежности. При нашем приближении таможенник открыл толстую книгу в кожаном переплёте и придвинул к себе письменный прибор с чернильницей, перьевыми ручками и промокательным валиком.

– Кто такие будете и по каким делам направляетесь в дведевятое царство? – ровным равнодушным голосом вопросил таможенник и открыл чернильницу.

– Ферро Понт, негоциант, со товарищем Иваном. Направляемся по торговым делам. Изучение рынка недвижимости.

Из присутствующих удивился только я. Таможенник даже не моргнул глазом, окунул ручку в чернильницу и аккуратно записал: Ферро Понт, негоциант, товарищ Иван, торговля.

– Номер какой?

Один из таможенников протянул Ферапонту синий замшевый мешок. Ферапонт сунул в мешок руку, пошебуршал, чего-то там перебирая, и вытащил лотошный кубик.

– Номер семь, – торжественно произнёс Феррапонт и положил кубик на стол перед таможенником.

Таможенник записал номер в книгу, повёл пальцем по записям, перелистнул страницу назад, опять провёл пальцем по записям и выдал своё заключение.

– Они следующие. Снаряжайте их.

Нам тут же выдали два широких пояса, верёвку с карабинами, чтобы пристёгивать её к поясам и зачитали короткую инструкцию по технике безопасности на высоте. Пока Ферапонт с умным видом её выслушивал, я быстро разобрал свою тулку, разложив её прямо на столе таможенника. Достал из рюкзака чехол, уложил в него разобранное ружье и надёжно упаковал в рюкзак. И сделал все это предельно быстро, и, как оказалось, совсем не зря. Едва я надел рюкзак и затянул последний ремешок, как лампа на столе начала светиться, постепенно разгораясь. Таможенник взял рупор, повернулся к поляне и оповестил всю округу.

–Номер семь. Ферро Понт и товарищ Иван.

Потом повернулся к нам и ткнул рупором в сторону лампы.

–Чего стоим, чего ждём? Проход надолго не открывается. Поторопитесь.

Ну, мы и пошли на вершину Дыроватого Камня. Я шёл следом за Ферапонтом и никак не мог понять, что я собственно здесь делаю, куда это меня несёт, и на что все это похоже. Ну, похоже это все на ярмарку, это то я сразу понял, и, главное, все действия проходят как на ярмарке. Пришли, поели, посмотрели, поговорили, поспорили и при всем стечении честного народа полезли наверх. Все как на ярмарке. Там всегда вкапывают гладкие столбы и на них на разной высоте вешают всякие призы. Петуха в клетке, сапоги, балалайку или связку баранок. И вот желающие лезут на этот столб на потеху окружающей публики. Но долезают не все. Все как здесь. Ладно, я там, на ярмарке в прошлый раз снял со столба хорошие хромовые сапоги и что, самое приятное, они мне подошли впору, как на меня стачали. Здесь же даже низки бубликов не предвидится, разве что дырки от этих самых бубликов можно будет добыть. И ладно бы я один пёрся к черту на кулички, это-то как бы ничего, но ведь я ещё и Ферапонта за собой тащу, а это уже совсем другое дело. Хотя, с другой стороны, Ферапонт так часто втягивал меня в свои аферы, что будет справедливым хоть раз использовать его в своих интересах, тем более, что он как бы сам вызвался мне помочь в этом деле.

Так я себя накручивал, пока шёл по тропинке, хотя и понимал, что когда дойдёт до дела, все эти мысли сами уйдут и останется только любопытство, что же это за царство такое, куда все рвутся, да не все попадают.

Дошли мы до вершины, пролезли один за другим через дырку, что дало название этой скале, и очутились на том самом узеньком карнизе, который обрывался в глубокую пропасть, на дне которой должна была быть привязана страховочная сетка. Вот только её там не было. Нет, не то чтобы сетки не было, а пропасти не было. Вообще. Зато была новая скала, возвышающаяся над нами. Крутая, но не отвесная. И как я понял, на неё-то нам и надо забраться. Задачка, в общем-то, не сложная, начать и кончить. Только лезть куда-то мне почему-то ну совсем не хотелось. Блинами с творогом меня там вряд ли кто накормит. И если бы я так от души не заправился у Василины блинами, хотя и без творога, то может быть, я бы и не стал продолжать этот странный подъем неизвестно куда. Я на всякий случай пошлёпал ладошкой по скале, убедился, что это не виденье, а самая настоящая твёрдая скальная порода, вроде как габбро диорит, переглянулся с Ферапонтом да и полез наверх. Хорошо так полез, напористо, да только быстро понял, что что-то здесь все-таки не правильно, не так, как должно быть. Рюкзак почему-то начал съезжать мне на загривок, а картуз, если бы я его предусмотрительно не прицепил ремешком под подбородок, легко улетел бы наверх. И вот что удивительно, картуз стремился упасть наверх, а сапоги при этом стремились упасть вниз.

– Фер, – заорал я, – закрепись и держи меня, я, кажется, вверх падаю.

Вот что мне всегда нравилось в Ферапонте, так это то, что он обычно не задаёт глупых вопросов. Сначала он делает то, что надо, а уже потом уточняет. Вот и тут он сразу как-бы соединился со скалой в единое целое так, что ни его от скалы, ни скалу от него оторвать было бы невозможно. Я быстро развернулся и полез наверх задом наперёд. Потом закрепился, как смог, и стал страховать Ферапонта. Тот быстро сообразил, что к чему, и уверенно спустился или может правильнее, поднялся ко мне. Я полез дальше, но верх с низом опять поменялся местами, и пошло-поехало. Менялись верх с низом, право с левым. Цепляясь за камень, никак не угадаешь, куда же он будет падать, а куда будешь падать ты сам. Намаялись мы с этой скалой, не знаю, как, и уж точно поняли, что в одиночку там пройти невозможно. Но мы прошли. Не быстро, но прошли. Забрались на вершину и распластались на ней, намертво вцепившись в камни. Отлежались, обсудили ситуацию и решили, что передвигаться по-пластунски, конечно, надёжно, но не совсем красиво и очень неудобно. Ферапонт закрепился и руками и ногами, а я с трудом разжал вцепившиеся в камни пальцы, с опаской поднялся и сделал несколько шагов, насколько хватило страховочной верёвки. И ничего не произошло. Тогда поднялся и Ферапонт. Постояли, поозирались. Скала как скала. Только совсем не вершина, а подножье скалы. А сама скала возвышалась над нами, с той самой стороны, с которой мы сюда влезли. Или, наоборот, спустились. А вот туда ли, куда надо, мы влезли или спустились, этого мы пока понять не смогли. Никаких указателей, никаких надписей нет. Хорошо хоть, что место натоптанное, мы по натоптанному и пошли потихоньку. Все вокруг все то же, что и у Дыроватого Камня, мшистые валуны, розовеет зацветающий иван-чай, кустятся весёлые ромашки. Дальше натоптанная тропа углубилась в сосновый лесок, и под ногами замелькали невысокие кустики черники с поспевающей ягодой. Шли недолго, меньше часа. Потом тропа вышла из леса. Ну, как вышла? Мы по тропе вышли из леса на свободную от леса вершину холма. Здесь был установлен тёмный от времени дощатый стол, две скамьи вдоль стола, чуть дальше организовано кострище.

Тропинка ушла вниз по склону холма к наезженной дороге, а с холма открывался вольный вид на местную окрестность, недаром тут и место такое оборудованное. Можно, не утомляя ног, сидеть и рассматривать виды. Хотя по мне, так вид был не то чтобы шикарный и пышный, нормальный, в общем-то, обычный такой вид с возвышенности. Под холмом пролегала дорога, проходящая через нескошенные ещё поляны и упирающаяся через полверсты в высокое серое строение, окружённое каменным забором. Мы, не сговариваясь, прошли к столу и сели напротив друг друга. Как я и полагал, информация о месте нашего нахождения сразу же обнаружилась прямо на столешнице. Старая надпись «Hier war Gans» довольно аккуратно была вырезана на досках стола. Сразу же под ней несколько небрежно нацарапано «А здесь был Ваня». Коротко и ясно. Остальные вырезки на столешнице были той же направленности. Всякий, из оставивших автографы, явно старался показать, что вот проходил тут не кто-нибудь, а человек серьёзный, знающий буквы и даже умеющий написать своё собственное имя. И ничего с этим поделать нельзя. Это своего рода такая традиция. Стоит только обиходить в лесу удобное место для краткого отдыха, навес какой, или вот как тут стол со скамейками, так сразу сбегаются этому месту шибко грамотные люди с вострыми ножиками и не жалея своего времени начинают покрывать затейливой резьбой все ровные поверхности. Ну а те, кто не очень уверен в своей грамотности, те, обычно, пытаются изобразить свой собственный лик. Правда, если судить по изображениям, эти люди, как правило, имеют ярко выраженное жуткое уродство лица. Возможно, именно поэтому они и скрываются в лесах, где при всяком удобном случае оставляют свои автопортреты, как вопль своей страдающей души, угнетённой сознанием крайней непрезентабельности собственной физиономии. Когда же свободного места для вырезания не остаётся, для творческого самовыражения в ход идут плоские камни и окружающие скалы. Каждый уважающий себя лесной интеллигент кроме острого ножика всегда носит с собой ещё малярную кисть и пару банок трудносмываемой разноцветной краски. Вот этой краской они и вписывают свои имена на скальную поверхность и, возможно, считают, что этим вносят свой вклад в историю освоения этого мира, одновременно украшая окружающую природу. Хотя по мне, так смотрится все это корявое художество, как исполненные впопыхах могильные плиты.

– Ты, Ваня, не туда смотришь, ты лучше вот сюда посмотри.

Ферапонт отвлёк меня от моих глубоких раздумий о странностях человеческой натуры и постучал пальцем по столешнице. Я перегнулся через стол и, хотя надпись была перевёрнута, все же прочитал: «Шарапут». И надпись была не вырезана, а выжжена, будто по дереву водили раскалённой добела стальной спицей. Я потёр пальцем по надписи и поднёс ладонь к носу. Пахло горелой древесиной.

– Свежак. Тут он, голубчик. И куда же он теперь направился?

– А куда ещё он в дведевятом царстве пойти то сможет? Тут, Ваня, для всех одна дорога, в замок Кощея.

– Какого такого Кощея?

– Бессмертного, Ваня, какого же ещё. Вон он. Замок Кощея Бессмертного.

Феррапонт достал свой полевой бинокль, приложил его к глазам и ткнул пальцем поверх бинокля в сторону серого сооружения в конце дороги. Я, понятно, тоже повнимательнее поглядел на это странное здание и, оно мне почему-то не понравилось. Какая-то перевёрнутая призма с множеством выступов и впадин, ярусы закруглённых вверху стрельчатых окон, каменные зубцы, обрамляющие все горизонтальные поверхности. На входе возведён греческий портик из мрамора. И над всем зданием высится башня, похожая на минарет, но увенчанная золочёной маковкой, как на православных храмах. Все это нисколько не походило ни на военное укрепление, ни на человеческое жилье.

– Это, по-моему, не замок, это просто архитектурный винегрет.

– Это называется не винегрет, а эклектика. Каждый Кощей под себя строил, вот и получилось некоторое смешение разных стилей и форм.

– Один мужик, по имени Вильям, помнится, говорил, мол, в словах важно не их значение, а суть. Ты как все это не называй, хоть эклектикой, хоть винегретом, а все одно выходит винегрет. Да и причём тут каждый Кощей, если он один и к тому же бессмертный?

– Во-первых, этот твой Вильям рассуждал не о винегрете, а о розах. А во-вторых, Кощей Бессмертный это, Ваня, не имя с фамилией. Кощей это должность владетеля дведевятого царства. А имя у Кощея может быть любое, например Кощей Иван Палыч или ещё лучше Кощей Ферра Понт. Тут у них, в дведевятом, понимаешь ли, традиция такая, раз в сто лет выбирать нового Кощея и, представляешь, как раз вот нынче и наступила эта знаменательная дата. Приглашают буквально всех желающих, без ограничений. Видишь, на воротах замка об этом прямо так и написано.

И Ферапонт эдак, со значением, глянул на меня и улыбнулся своей располагающей улыбкой, то есть улыбкой, обозначающей, что он вот прямо сейчас расположен влезть в очередную аферу. Я ему про его улыбку ничего говорить не стал. Забрал у него его бинокль, через который он рассматривал этот как бы замок Кощея, и поглядел на это сомнительное здание уже вооружённым глазом. И точно. Действительно, прямо над воротами растянуто белое полотнище и на нем крупными буквами написано: «добро пожаловать».

Вот тут в мою простую и бесхитростную душу и закралось сомнение в правильности моего восприятия происходящих событий и моей роли в этих событиях. Ведь, что получается, никто нам про Кощея ни у нас, ни в этой дведевятой местности ничего не говорил, а Ферапонт мне тут, со знанием дела, рассказывает о местных владетелях, о традициях и обычаях, действующих здесь, как если бы он тут всю жизнь прожил. Или как если бы он давно и серьёзно готовился сюда попасть с целью захвата местной власти.

– Что-то, возможный Кощей Ферра Понт, нестыковочка у тебя с имечком твоим новым выходит. Для соответствия имени тебе надо или море железа или этакое суровое, железное море, а моря здесь, поди, и нет.

– Совершенно напрасно изволишь сомневаться. Здесь мир особый, здесь, в дведевятом, если чего-то нет, то оно всегда появиться может. А хоть бы и море. И, сказывают, в былые времена было тут неподалёку море и вовсе даже не суровое, тёплое, но стального, с синевой цвета.

– Это кто же такое сказывает-то? Вроде мы ещё ни с кем из местных не разговаривали.

– Так ведь по соседству, считай, живём с этим миром. Они к нам попадают, мы к ним попадаем. Ты-то вот сам про Кощея Бессмертного ведь тоже слышал, сказки, наверное, читал. Только это все сказки, хотя и в них есть много правды. А вот моя бабка рассказывала про Кощея Бессмертного совсем другие истории.

Как я услышал про Ферапонтову бабку, так сразу снизошло на меня озарение. Про озарение поп Абакум, кстати, тоже, много чего говорил, и говорил интересно, но я даже не стал вспоминать, что именно он говорил, потому что не до того мне тогда было. А озарение на меня снизошло про то, что попал я в компот и вовсе не по собственному хотению. И вроде самое время было бы поразиться Ферапонтову вероломству и изощрённому коварству, с которым он меня наивного завлёк в зловещее царство Кощея на мою несомненную погибель. Да ведь только никто меня не завлекал, я сам пошёл, по своей охоте. Да и коварства-то никакого не было, Ферапонт ведь меня ни в чем не обманывал, если что и говорил мне, так только правду. А что он просто воспользовался удобным случаем, так ведь мне ли не знать Ферапонта, сам должен был бы думать, куда иду. Ну а про зловещесть этого мира тут вообще никаких сомнений у меня не возникало. Обычный мир и никакой не зловещий. Лес как лес, поле как поле, а то, что здание странное, так мало ли на свете странных зданий, всех и не сосчитать.