Возвращение к Свету

Он опёрся на лопату, вытер со лба пот и оглянулся. Казалось, жизнь продолжалась как всегда. Но внутри всё изменилось. Слова за ужином застряли в нём, как камни. Он видел лица священника и Болтона, видел, как они смотрели друг на друга – два мира, два пути.

«Они оба по-своему правы… или оба ошибаются. Но я не хочу, чтобы мой сын жил под страхом. И не хочу, чтобы он умер в хаосе. Я просто хочу… справедливости. Разве это так много?»

Он вонзил лопату глубже в землю. Тяжёлый ком грязи перевернулся, и из него выскочил червь. Джо смотрел, как он извивается, и вдруг подумал: «Может, и мы такие же. Копаемся, извиваемся, думаем, что держим землю… а на самом деле земля держит нас».

Он вздохнул, сжал рукоять крепче и продолжил работать.

Над городом вставало солнце. Красный диск пробивался сквозь туман, окрашивая крыши и башни в багряный цвет. Никто ещё не знал, что этот день станет началом новых решений. Но каждый уже чувствовал: что-то в мире изменилось, и пути назад больше.

Глава 14. Тайный разговор. Священник и Роланд

Сумерки спустились на купола храма, и каменные стены поглотили остатки дневного света. В боковой келье, за массивной дверью, горела одна единственная лампа. Её огонь дрожал, отбрасывая на стены то вытянутые, то обрезанные тени. Воздух пах маслом, старым воском и сыростью пропитавшей каменные своды.

Священник стоял у тяжёлого стола, сложив руки за спиной. Его фигура напоминала неподвижный изваяние, и только блеск глаз выдавал напряжённую жизнь внутри. Дверь отворилась без стука. Вошёл юноша – высокий, плечистый, с прямой осанкой и ясными глазами. В его взгляде было что-то упрямое, унаследованное от матери, и что-то тревожное, что недавно поселилось в сердце. Это был Роланд, старший сын Джо.

Он шагнул внутрь, и лампа качнулась от лёгкого сквозняка.

– Ты веришь, Роланд? – спросил священник тихо, не оборачиваясь.

Вопрос повис в воздухе, как камень над пропастью. Роланд замер, подбирая слова.

– Я… не знаю, что такое вера, – наконец сказал он, глядя в пол. – Отец говорит одно, Болтон другое, на рынке – третье. Я слышу, вижу… но ничего не понимаю.

Священник медленно повернулся, и уголки его губ дрогнули. То ли усмешка, то ли удовлетворение.

– Вот и хорошо, – произнёс он мягко. – Значит, ты подходишь. Сомнение – признак того, что ты думаешь. Сомнение – начало пути.

Он подошёл ближе, и лампа осветила его морщинистое лицо, сделав его суровым и мудрым одновременно.

– Твой отец добр, из-за чего слаб, – продолжил он. – Он слушает жену. Он мечется между страхом и надеждой. Он хочет справедливости, но не знает, как её достичь. А ты – другой. Ты видишь глубже. Ты ведь даже почувствовал знамение, не так ли?

Роланд вздрогнул. В его глазах мелькнула тревога.

– Откуда вы знаете?..

Священник не ответил сразу. Он поднял руку и медленно провёл пальцами по серебряному медальону на груди. В тусклом зеркале внутри мелькнул огонёк лампы.

– Сфера не спит, сын мой, – сказал он. – Она затаилась. Она ждёт. А Болтон… он пришёл не просто так. Он – адепт Сферы. Он говорит о свободе, но насаждает ее волю. Ты чувствуешь это.

– Я… не уверен, – выдохнул Роланд.

– Уверенность – ловушка, – твёрдо сказал священник. – Миром управляет не тот, кто уверен, а тот, кто делает первый шаг. Я предлагаю тебе выбор.

Он взял со стола пергамент с печатью круга и положил его перед юношей.

– Помоги мне. Уговори отца вступить в Братство. Пусть он и Болтон уйдут – искать истину, спасать Формена, поднимать прогресс… неважно. Главное – чтобы их не было здесь.

Священник подошёл ближе, положил тяжёлую ладонь на плечо Роланду и заглянул ему прямо в глаза.

– А когда их не станет, мы – ты и я – поднимем народ. Я отойду, стану старым слугой, а ты – главой нового мира. Мира без идолов и без машин. Ты ведь хочешь правды, Роланд?

Юноша молчал. Его сердце билось быстро, лицо оставалось неподвижным, но глаза горели. В них отражался огонь лампы, превращая его взгляд в смесь страха и жажды.

Священник видел это – и понял, что семя посеяно.

Глава 15. Тень под куполом

Каждый вечер Роланд уходил из дома. Он делал это молча, без объяснений, словно привычный ритуал. Джо видел, как сын меняется: его шаги стали тяжёлыми, глаза – напряжёнными, будто он видел что-то, недоступное остальным. Всё чаще взгляд его устремлялся в небо, и там, в холодной пустоте звёзд, он искал ответ.

Мать тревожилась. Она спрашивала: «Где он? С кем он? Почему стал чужим?» Но Джо, стараясь не выдать собственного беспокойства, отвечал:

– Пусть ищет свой путь. Главное – чтоб не свернул с правильной тропы.

А сам думал: «А ведь уже свернул…»

На самом деле Роланд не искал – он находил. Или, точнее, находил то, что ему незаметно подсовывали. Каждую ночь, когда дома стихали разговоры и гас свет, он пробирался в храм. Там, в глубине за боковым алтарем, где стены ещё хранили тепло прошедшего дня, его ждал священник.

Полумрак. Тишина. Голос, звучавший мягко и властно одновременно, словно струна, натянутая между небом и землёй. Слова священника проникали в душу, как иглы, оставляя следы, невидимые, но глубокие.

– Ты знаешь, что Формен в лапах чудовища, – говорил он, наклоняясь ближе, так что дыхание касалось щеки юноши. – Ты видел это во сне, я знаю. Сфера играет с ним, ломает его разум. И если его не спасти, он исчезнет. Ты должен уговорить отца.

– Но… – Роланд опускал взгляд, будто скрывая собственную вину. – Он верит Болтону. Он слушает его.

Священник медленно кивал, и в глазах его вспыхивал свет, похожий на огонь свечи.

– Болтон обманывает всех. Он не друг, он – проводник Сферы. Он хочет, чтобы твой брат остался её пленником. Чтобы люди забыли страх и открыли сердца бездне. Если твой отец не полетит – мы потеряем всё.

И каждую ночь эти слова вживлялись глубже, как корни, что прорастают в мягкую землю.

Днём Роланд повторял их отцу. Сначала – как робкие предположения.

– А вдруг Болтон скрывает что-то?.. А если Формен не там, где он говорит?..

Позже – как убеждённость.

– Отец, ты обязан полететь. Никто другой не сможет. Болтон не спасёт брата. Он не хочет спасать его.

Говорил он неуверенно, но в голосе звучала боль. Джо слушал. Он пытался отмахнуться, но сердце отца было уязвимо. Любой намёк на беду с старшим сыном отзывался тревогой, сильнее любых речей Болтона.

Однажды вечером Джо вышел во двор. Небо темнело, горизонт мерцал в холодных отблесках далёких огней. Он стоял, глядя в пустоту, и вдруг произнёс вслух, как будто сам себе:

– Может, стоит увидеть всё своими глазами. Может, я зря доверяю чужаку. Может, сын прав…

Эти слова услышала жена, но промолчала. Она знала: спорить бесполезно.

А Роланд в ту же ночь уже снова шёл к храму. Каменные плиты пола отдавали холодом, своды гулко отзывались шагам. Там, под куполом, его ждал голос. Голос, что научил его сомневаться в отце, голос, что превратил его сомнения в веру, а веру – в оружие.

Он думал, что сам выбрал путь. Он верил, что это его решение. И именно это делало его особенно опасным.

Ведь в руках священника он был не просто послушником. Он становился тенью. Тенью под куполом, готовой однажды шагнуть наружу и заслонить свет.

Глава 16. Ночь сомнений

Когда дом затих, Джо вышел на крыльцо. Луна висела низко, словно чужое око, следившее за каждым его движением. Воздух был сухой, но пахнул землёй и железом, как будто сама почва готовилась к грядущему. Вдалеке мерцал купол храма – тёмный силуэт на фоне бледного неба. Там теперь бывал Роланд. Каждый вечер.

Джо тяжело вздохнул и опёрся на деревянные перила. Доски скрипнули, напомнив ему, что мир вокруг стареет и трескается, как и он сам.

«Он стал другим, – думал Джо. – Резким. Уверенным, даже слишком. Я знал этого мальчика: он боялся темноты до восьми лет, прятался за матерью, спотыкался на каждом шагу. А теперь говорит о Сфере, о врагах, о вере – так, будто несёт знамя. Но чьё знамя?..»

Сердце тревожно ёкнуло. В глазах сына он больше не видел привычной неуверенности – там горел новый свет, чуждый, опасный.

«Болтон… – продолжал он размышлять. – Странный человек. Слов много, глаза умные, но в них нет того огня, что был у Лукоса. Он будто смотрит сквозь нас, дальше. Но дальше – это куда? А сам Лукос… его имя звучало когда-то как клятва, как сила. Теперь же всё кажется иначе. Может, он и не был свят. Может, мы сами придумали его таким. А вдруг Сфера и правда не то, чем мы её считали? Что, если истина – не в словах Болтона и не в проповедях священника?..»

Он закрыл глаза. Ночь дышала тишиной, но в этой тишине было слишком много невысказанного.

Сзади послышались шаги. Лёгкие, осторожные. Жена вышла к нему – в накинутом на плечи старом платке, босая, но уверенная, как всегда.

– Ты опять не спишь? – спросила она тихо, садясь рядом.

– Не могу, – признался он. – Ты видишь, что с Роландом?

Она кивнула, опустив взгляд. Свет Ганимеда ложился на её лицо мягкими складками усталости.

– Вижу. Но он – не враг. Он просто ищет, как и ты. Как мы все. Ищет своё место.

Джо горько усмехнулся.

– И что, нашёл? В словах священника? В полутёмных кельях? В этих страшных снах, что он описывает? Я боюсь, что он ищет не путь, а клетку. И найдёт её.

– А если клетка окажется его храмом? – спокойно ответила она. – Если это то, что даст ему силу жить?

Джо резко повернулся к ней.

– Он говорит, что Формен в беде. Что Сфера держит его. Что Болтон ничего не сделает.

Жена долго молчала. Потом тихо произнесла:

– Он говорит чужими словами. Но верит в них по-настоящему.

Эта мысль пронзила Джо. Он понял: спорить с сыном бессмысленно. Роланд уже сделал выбор – даже если сам думает, что ещё сомневается.

– Если я не полечу, – сказал Джо хрипло, – он пойдёт сам. Послушником храм, крестоносцем в орден, мучеником на войну… туда, откуда не возвращаются.

Она посмотрела ему прямо в глаза. Её взгляд был твёрдым, почти суровым, но в нём звучала и тихая, женская жалость.

– Значит, лети, – сказала она. – Но лети ради сына. Не ради истины. Её нет – пока ты не заглянешь в глаза старшему сыну.

Слова её упали в сердце, как камни в колодец. Джо почувствовал тяжесть – и вместе с тем ясность. Ганимед всё так же висела в небе, неподвижный и холодный, но теперь он уже не отворачивался от её взгляда.

Он знал: ночь сомнений скоро закончится. А вместе с рассветом ему придётся сделать шаг, который изменит всё.

Глава 17 Рабочий день Болтона. Кольцо наладчика

Болтон сидел на грубо сваренном табурете, освещённый тусклым светом из разбитого окна. Сквозь щели в стене тянуло холодным воздухом, в углу скрипели подвешенные на ржавых крюках железные балки. Перед ним лежал полуразобранный андроид: снятый корпус открывал его внутренности, где провода тянулись, словно жилы, уходя вглубь искорёженной механической груди. Пыльные кабели, обломанные платы, треснувшие разъёмы – всё это выглядело как тело, пережившее войну и заброшенное на века.

Пальцы Болтона двигались быстро и уверенно. Он протирал контакты тряпкой смоченной в спирте, подпаивал тонкие жилы, щёлкал старым контрольно-измерительным прибором, проверяя напряжение на шинах питания. Металлический корпус прибора был весь в царапинах, но стрелка прибора дёргалась, прыгала, откликаясь на каждое прикосновение, показывая что робот еще жив.

Он напевал себе под нос мелодию. Голос был низкий, немного хриплый, но удивительно чистый. Почти как у певца церковного хора – только без пафоса, просто для себя. В темноте этот напев звучал так, будто оживлял мёртвое пространство.

На локтях Болтона виднелась пыль, за ухом торчал карандаш, которым он делал пометки прямо на металлическом столе. Иногда он наклонялся и чертил простые схемы – линии, цифры, крестики, словно разговаривал с машиной на языке, понятном только им двоим.

– Слушай, дружище, – пробормотал он, глядя на пустые глазницы андроида, – если я тебя запущу, не сбежишь? А то мне одному тут скучновато…

Он усмехнулся, но в улыбке прозвучала усталость. Он понимал: эта машина – не друг и не враг, а инструмент. Но всё же в глубине души ему хотелось услышать хотя бы простое «да».

На столе рядом лежал предмет. Кольцо. Простое на вид, матово-серое, с чёрным вкраплением в середине. Не из украшений и не ритуальное, а сугубо техническое. Оно выглядело так, будто его создали не ради красоты, а ради точности.

Болтон взял его в руку. Металл оказался холодным и тяжёлым, будто внутри пряталось что-то большее, чем пустота. Он на мгновение задержал взгляд – и медленно надел кольцо себе на голову.

Щёлк. Лёгкий, почти невесомый звук. Кольцо словно вросло в кожу, став её частью.

И тут же на внутренней стороне засветился символ. Голубой, мягкий, но ясный, как отблеск утренней звезды. Три дуги, сходящиеся в точку. Знак, который знали лишь немногие, и каждый понимал по-своему.

В висках Болтона запульсировало. Он почувствовал, как кольцо откликнулось – не болью, а резонансом. Мысли вдруг стали четче, звуки зазвучали глубже, время будто замедлилось. Металлическое тело андроида перед ним перестало быть грубой кучей деталей – оно предстало схемой, узором, который можно было прочесть и оживить.

Болтон выдохнул и тихо произнёс:

– Ну что, начнём?

В этот момент дверь скрипнула и медленно распахнулась. На пороге появился священник.

– Болтон, добрый вечер. Я… не помешаю? – голос его звучал мягко, но в нём угадывалось скрытое напряжение.

Болтон повернулся. Его улыбка была тёплой, искренней, как будто он давно ждал этого визита.

– Нисколько. Заходи. Я тут оживляю одного старичка, – он кивнул на неподвижный корпус андроида. – Раритетный ЕМ-45. У них мозг по уровню не выше кошачьего, зато руки – как у скульптора.

Священник прошёл внутрь, двигаясь осторожно, будто боялся спугнуть тишину. Сел на краешек ящика, не решаясь устроиться удобнее.

– Вы умеете удивлять, Болтон. Я, признаться, не думал, что машины могут быть… так человечны.

– Они и не человечны, – спокойно ответил Болтон. – Они просто всегда точно знают, что делают. В этом и есть их сила.

Он нажал на коммутатор, и в глубине головы андроида вспыхнул крошечный красный глазок. Свет дрожал, но тело оставалось неподвижным, словно робот ждал разрешающего знака.

Болтон поднялся и, обернувшись к шкафу в углу, сказал:

– Знаешь, я нашёл кое-что для тебя.

Из старого, потерявшего цвет шкафа он достал потрёпанную коробку. Крышка слегка скрипнула, и внутри оказались плёнки, диски и даже пара голографических картриджей, на которых ещё держался тусклый отблеск лазерной метки.

– Голливуд, старый, – сказал Болтон с оттенком иронии, но без злости. – До обнуления. Тут и Касабланка, и Терминатор, и даже Библиотекарь из Сиэтла. Смотри, как хочешь. Это часть того, чем мы были.

Священник осторожно взял коробку, будто в руках у него оказалось нечто бесценное. Его пальцы дрожали. В глазах зажегся блеск – и детский восторг, и смущение.

– Вы… добры, – тихо произнёс он. – Но скажите, вы, правда, хотите вернуть то время?

Болтон покачал головой.

– Нет. Я хочу, чтобы мы взяли лучшее оттуда – и пошли дальше.

Он шагнул ближе. В голосе прозвучала мягкость, но жест был прямым и решительным. Болтон взял руку священника, вложил в неё металлическое кольцо.

– Разреши. Это не больно. Просто почувствуешь кое-что.

– Что это? – священник отдёрнул пальцы, в глазах мелькнула паника.

– Интерфейс наладчика. Ты увидишь, как думает робот. Совсем немного. Один миг доверия.

Священник застыл. Его дыхание участилось, на лбу выступил пот. Болтон ждал, не делая ни одного лишнего движения. Секунда тянулась вечностью.

И всё же священник, сжав зубы, протянул кольцо обратно Болтону. Тот кивнул и помог – поднял тонкий обруч и аккуратно надел его на голову. Металл холодно коснулся висков.

Мгновение – и священник вздрогнул всем телом. Его взгляд потемнел и застыл, стеклянный, как у статуи. Внутри кольца шёл обмен – невидимый, но ощутимый. Казалось, воздух в комнате стал гуще, плотнее.

Затем он моргнул, будто вынырнул из глубины, и шумно втянул воздух.

– Это… невозможно, – прошептал он. – Я чувствовал… будто в нём был страх.

– Не страх, – мягко возразил Болтон. – Это алгоритм самосохранения, адаптированный под эмпатию. Их делали для нас. Не для власти.

Священник молчал, прижимая коробку с фильмами к груди, словно это было единственное, что держало его в равновесии. Наконец он поднялся.

– Болтон… – его голос дрогнул, – вы не тот, кого я ждал. Но, может быть… это и к лучшему.

Он направился к двери. У порога замер на секунду, коснулся пальцами кольца, словно проверял, что всё было не сном. Но взгляд его был устремлён не к андроиду, а внутрь себя. Глубоко.

Священник снял кольцо с головы и отдал его Болтону и ушел.

Глава 18. Ночь решений

Свеча едва трепетала под потолком, отбрасывая зыбкие тени на стены. Старая проекционная панель то моргала, то скрипела, но всё же подчинялась воле хозяина. Перед священником, закутанным в тёмный плащ, мелькали картины ушедшего мира. Он сидел один, с чашей остывающего чая и тяжестью на сердце.

Фильм за фильмом проходили перед его глазами: трагедии, герои, любовь, насилие, поиски смысла. Ленты шли, как нескончаемый поток воспоминаний о цивилизации, которую он никогда не знал лично, но которой будто жил его дух. Он не анализировал, не спорил – только смотрел, позволял образам погружаться в сознание. Болтон дал ему это – лекарство ли, яд ли, сам он уже не знал.

И вдруг – «Star Wars. Episode IV».

Сначала он не понял, чем этот фильм отличался от других. Но чем дальше – тем яснее становилось: это не просто сказка, не просто развлечение. Это отражение. Зеркало их собственной эпохи. Жутко узнаваемое.

Сфера – она ведь была их Звездой Смерти. Огромный искусственный мир, несущий угрозу всем, кто приблизится. Болтон… он ведь не был Люком. Нет. В нём была тень Вейдера. Тень власти, завуалированной под свет прогресса. Хотя, может быть, он был и тем, и другим – потому что суть крылась не в человеке, а в самой схеме, в неумолимой логике пути.

Орден – он тоже увидел его здесь. Не как хранителей справедливости, а как обрубок, жалкий остаток великой идеи, выжженной временем. Он сам оказался похож на Йоду, но не в болотах, а в храме, охраняющем иллюзию стабильности, спрятанной под каменными сводами.

Священник остановил воспроизведение, отмотал назад, снова запустил сцену с Императором. Голос прозвучал в полутьме:

– «Let the hate flow through you…»

У него дрогнули губы.

– Да… да… – прошептал он. – Вот где он. Вот кто он. Болтон. Носитель нового культа. Культа прогресса. Культа разрушения старого порядка.

Он говорил сам с собой, но слова звучали так, будто их произносил кто-то рядом.

– У него нет веры. Есть только технологии. Он не друг. Он не пророк. Он… проводник машин. Он хочет, чтобы они стали нашими богами.

Он поднялся, подошёл к окну. Пластиковая рама засвистела. Ночь была прозрачной, полной тишины. Где то далеко за сотни световых лет в бескрайней пустоте висела сфера. Она представилась ему сияющей , дышащей, будто наблюдающей за ним.

Священник долго смотрел в точку туда где как ему казалось, была она сфера, пока не почувствовал, что мысли его обострились, стали ясными, словно всё лишнее выгорело. Он вернулся к терминалу, включил старый текстовый редактор – серый интерфейс, простые буквы на чёрном фоне.

Пальцы дрожали, но он стал печатать:

ПЕРЕВОД И КОММЕНТАРИЙ К АРТЕФАКТУ «ЗВЕЗДА ВОЙН».

Этот фильм – не вымысел. Это пророчество древних. Он пришёл к нам не случайно. Он – документальное свидетельство, замаскированное под развлечение. Всё, что там – уже было. Всё, что там – вновь идёт к нам. Болтон – он не спаситель. Он – носитель тьмы. Он хочет разорвать ткань традиции, разжечь новый мятеж.

Священник на минуту остановился, перестал печатать, посмотрел в окно, и в эту секунду ему показалось, что он видит сферу.

В его голове звучал голос, напиши трактат, покажи фильм народу, отредактирует его так, как надо. Переведи на язык символов и страха, придумай новые имена:

Болтон – Тар-Бон, посланник древней машины.

Сфера – Черноокая, звезда проклятых.

Люди Сферы – джины (джидаи), обольщающие светом, но уводящие от мира.

Арес – Великий Кузнец, предавший плоть.

И только одного ему не хватает – светового меча, артефакта истины. Но он чувствует, что тот где-то есть. Или будет создан.

Священник садится обратно. Он уже не сомневается. Болтон – опасность. Его надо остановить. Но не силой – истиной.

Он тихо говорит в темноту:

– «Значит, ты дал мне оружие, Болтон. Спасибо. Я его использую. По-своему.»

Он остановился, перечитал. Сердце билось всё быстрее. Он снова опустил руки на клавиши и добавил:

«Истина не в Сфере. Истина не в Болтоне. Истина – в памяти и в вере. И если мы забудем это, мы утонем в холодном сиянии металла.»

Он нажал «сохранить». На экране отразилось имя файла: Откровение-1.

Свеча догорела почти до конца, оставив резкий запах копоти. В комнате стало темнее, но внутри него, наоборот, что-то загорелось.

Он понял: ночь сомнений закончилась. Началась ночь откровений.

«Болтон – не посланник небес, а проводник иного огня. Того, что не греет, а пожирает. Он приносит нам не знание, а власть машин. Если мы примем её – мы перестанем быть людьми.»

Глава 19. Пламя в руке

Священник снова пришёл к Болтону. Как и прежде – с тихой улыбкой, подчёркнуто уважительно, даже чуть подобострастно, словно каждый их разговор был для него экзаменом. Но в этот раз в его взгляде было нечто иное – решимость, спрятанная под вежливостью.

– Я всё думаю об одном, – начал он осторожно, опуская глаза, будто говорил не с человеком, а с судией. – Меч. Как у воинов в артефакте. Ты мог бы сделать такой мне?

Болтон оторвал взгляд от схемы, которую просматривал. Его глаза сузились, в них мелькнула тень иронии.

– Это игрушка, – сказал он сухо. – Нестабильная. Плазма не хочет держать форму – она живёт по своим законам. Я делал прототипы когда-то. Максимум, что можно получить, – это тонкая дуга с магнитной фиксацией. Она греет. Светится. Иногда обжигает. Но это не оружие.

Священник поднял голову. Его голос стал твёрже, чем обычно:

– Мне не нужно оружие. Мне нужен символ. Народ должен видеть, что свет ещё с нами. Что мы не отступили. Что у нас – есть сила. Пусть не такая, как у него. Но своя.

Между ними повисла пауза. Болтон долго смотрел на него, будто решая: стоит ли вообще тратить время на эту причуду. Потом пожал плечами и вернулся к своим инструментам.

Через два дня он протянул священнику небольшое устройство. Рукоятка из матового композита была тяжёлой и плотной, с внутренним аккумулятором и сферическим стабилизатором на торце. Внутри скрывался кольцевой генератор и тонкая линза, формировавшая короткую, дрожащую дугу света – не длиннее локтя, чуть пульсирующую, будто живую.

– Вот, – сказал Болтон без особой церемонии. – Включается здесь. Мощность регулируется здесь. Но предупреждаю: не маши им как дубиной. Он не для боя. Он эффектный, но неэффективный.

Священник с благоговением принял подарок. Его пальцы дрожали. Он нажал кнопку.

В тишине зашипело и загудело. Тонкая бело-голубая дуга вспыхнула в воздухе, потрескивая и изгибаясь, как живая струя молнии. Свет упал на стены, заставив тени задрожать. Тень самого священника вытянулась, словно фигура на древнем фресковом изображении, и он замер в этой позе, подняв «меч» перед собой.

– Он будет освящён, – произнёс он с торжественностью, словно уже стоял перед алтарём.

– Он будет перегреваться, – не без усмешки ответил Болтон. – Включай его не дольше чем на пару минут. И не направляй на людей. Кожа сходит быстро, запах будет стоять мерзкий.

Но священник не слушал. Его мысли уже были в другом месте. Он видел, как войдёт в храм – в рясе, с этим огнём в руке. Видел, как народ склонит головы. Как мальчики-послушники будут смотреть на него с восторгом, будто на воплощение чуда. Он слышал собственный голос: «Свет со мной».

Он выключил устройство, бережно положил его в футляр, словно реликвию, и покинул лабораторию, неся в руках не оружие, а легенду.

Вечером, когда свечи в его келье почти догорели, он нашёл на старом накопителе ещё один фильм – о жизни Иисуса. И тогда его план принял завершённый вид. В его сознании два образа – Христос и пылающий меч – сплелись воедино. Теперь он знал: его народ увидит в нём не просто священника. Они увидят хранителя света.